С детства
я знал, что мой дедушка, мамин отец, был на войне врачом и пропал без
вести в сорок первом. Помню рассказы мамы и бабушки о том, что 21 июня
1941 года у них дома собралась большая компания, обсуждали заявление
правительства. В нём говорилось, что войны не будет, а дедушка всех
убеждал, что будет, так как шёл большой призыв и всех призывников
отправляли в западные округа.
Дедушка пошёл в армию добровольцем 23 июня, на следующий день после начала войны (ему было в ту пору 46 лет), и его тотчас призвали, так как он имел уже большой опыт и Первой мировой, и гражданской, и работал врачом в условиях, «близких к боевым», - на подъёме Голодной степи. Готовился он и к отправке добровольцем - военврачом - в Испанию, но не успел.
Бабушка вспоминала о том, как они были с дедушкой врачами в Цимле во времена коллективизации. Однажды на дедушку донёс санитар - он оказал медицинскую помощь дочери кулака, - и деда вызвали в районный НКВД. На вопросы там он отвечал, что при получении диплома врача давал клятву Гиппократа, что обязан её соблюдать и будет соблюдать - лечить больных, независимо от их социального происхождения. Дедушку отпустили.
Помню, в 50-е - начале 60-х мы регулярно ходили с бабушкой в военкомат, где она получала один и тот же ответ: никакой информации о дедушке нет. Помню историю, как в 1946 году в центре Ростова бабушка встретила врача, который в 1941-м служил вместе с дедушкой в одном госпитале. Он рассказал, что они попали в окружение. Армия уходила, а в госпитале было много тяжелораненых. Нужно было решать, что делать. Часть медперсонала приняла решение уходить вместе с армией. Дедушка решил остаться с ранеными. По словам этого врача, он говорил дедушке: «Сёма, надо уходить, пропадём, всё равно немцы придут, раненых всех перестреляют», - а дедушка отвечал: «Даже если перестреляют, то люди до последней своей минуты не будут брошенными. Я давал клятву Гиппократа. Остаюсь. И будь что будет».
Дело было на Украине, в сентябре 1941 года. Бабушка в момент встречи растерялась и не спросила, где именно это происходило, а потом не могла найти этого человека - наверное, приезжал откуда-то в Ростов повидаться со знакомыми или родственниками. С тех пор так ничего и не стало известно ни о судьбе дедушки, ни о судьбе госпиталя.
В 1983 году бабушка умерла. А в 1995-м начал себя широко рекламировать Архив Министерства обороны, который находится в Подольске. Родители туда написали и из полученного ответа поняли, что надо писать дальше, в Военно-медицинский архив в Санкт-Петербург. Написали. Ответа не было.
В 2000 году судьба привела меня в Санкт-Петербург, и я зашёл в Военно-медицинский архив. Оказалось, что в 90-е они не отвечали на письма, потому что Архиву не выделяли денег на конверты. Я оставил им конверты. И вскоре начал получать оттуда ответы. Выяснилось, что дедушка служил в 67-м подвижном полевом госпитале, приписанном к 26-й армии Юго-Западного фронта. Это была одна из тех армий, которые попали в окружение после падения Киева. И это была единственная армия, которой удалось выйти из окружения. Удалось узнать и список мест дислокации госпиталя в 1941-м.
С тех пор я всякий раз, как подворачивался контракт на работу на Украине, немедленно соглашался. В 2002-м, в апреле, произошло одно из самых поразительных событий в моей жизни. Я ехал в поезде из Днепропетровска в Минск. Сел в поезд ночью. Но рано утром меня невесть что разбудило. Переехали через Днепр. Широкая, спокойная гладь воды. Заливные луга. Редкие перелески. Красивейшие места. И вдруг внутри меня звучит голос: «Здесь погиб твой дедушка». Я ошеломлённо смотрю в окно - проезжаем станцию Пальмира.
Я всё-таки отправился на поиски - выяснять судьбу госпиталя по списку мест дислокации, начиная с конца. Выяснилось, что госпиталь до этих мест не доехал. Везде чудом оказывались живы глубокие старики с ясной памятью - свидетели событий 1941 года.
Согласно планам эвакуации, госпиталь должен был перемещаться по тому маршруту, который был записан в его карточку в архиве, но этого не произошло. Произошла катастрофа - немцы рассекли нашу оборону одновременно во многих местах, уничтожили штаб фронта. Последние документы Главного санитарного управления фронта, документы второй половины сентября 1941-го, написаны карандашом - в таком виде они и хранятся в архиве Министерства обороны. Официальная информация о передвижении госпиталей отсутствовала - вот, видно, кто-то потом и записал в карточку госпиталя для простоты вместо последних мест дислокации список мест планируемой эвакуации.
Побывал я в Оржице, райцентре на Полтавщине, откуда уходила в прорыв 26-я армия. Последняя телеграмма её командующего, генерала Костенко, в Ставку от 23 сентября 1941 года такая: «Положение исключительно тяжёлое. С наступлением темноты попытаюсь с остатками прорваться в направлении... Громадные обозы фронта и раненых вынуждены оставить в Оржице, вывезти их не удаётся». Однако следов армейского госпиталя в Оржице не было - там были только медсанбаты. Увидел, как наши выходили из окружения - через непроходимые болота (немцы не ожидали, что окружённые решатся пойти таким путём). Огромное число людей утонуло. Но вышли, и знамя вынесли.
В Оржице я и выяснил, что с южного фланга нашей армии действовала моторизованная дивизия СС «Райх».
23 ноября 2004 года в Киеве бушевали политические страсти. В этот день я искал станцию Пальмира, которая в списке мест дислокации госпиталя стояла на предпоследнем месте. Ехали по Черкасской области. Сёла были все с названиями особыми - Христово, Рождественское, Преображенское, Вознесенское. Выяснилось, что Вознесенское - это и есть станция Пальмира.
Всё складывалось. Угрюмые мужики с батогами, живой образ «зелёных» времён гражданской войны, не пропускавшие машины пришельцев в село, подозревая в них зловредных агитаторов за «оранжевых» или за «синих», нас в село пропустили. Первая же вышедшая из школы учительница взялась активно мне помогать. И с её помощью я нашёл единственную свидетельницу - одинокую женщину 85-ти лет, полную сил и памяти. Она сказала удивительные слова: «Я поняла, для чего всё живу и живу - все помирают вокруг, а я вот живу. Я последний свидетель. Я живу, чтобы рассказать».
Сентябрь 1941-го. В село вошла дивизия СС «Райх», обнаружила в школе госпиталь (перенесённый нашими солдатами со станции перед уходом). Эсэсовцы тут же перед школой расстреляли врача, сестричек, раненых - и поехали дальше. Жители похоронили всех в братской могиле. А в послевоенные годы пришёл указ закрыть кладбища, расположенные в центре сёл - и это кладбище закрыли и посадили там парк.
Я взял оттуда горсть земли и перенёс на могилу бабушки. Она ждала дедушку всю жизнь до самой своей смерти - и вот дождалась.
Мой дедушка - военврач ІІІ ранга Векслер Семён Менделевич, выпускник медицинского факультета Ростовского (эвакуированного во время Первой мировой войны из Варшавы) государственного университета выпуска 1924 года.
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/kljatva_gippokrata.html
