Дорога
Из дневника Игоря Иванова:
«Бум-бам-трамтарарам!..»
Эх-ма! - лёгкий задок нашей редакционной «пятёрки» подскакивает, и те два мгновения, пока он находится в воздухе, мне живо вспоминаются воздушные ямы, в которые, бывало, бросало на Ан-2, - а колёса за эту секунду успевают раскрутиться так, что, когда они вновь соприкасаются с землёй, машину кидает в сторону. По сторонам дороги - кому это пришло в голову! - вырыты настоящие противотанковые рвы, и, если слетишь с трассы, падать в них будет очень болезненно... Вцепившись в руль, выправляю машину. И вновь: «бум-тум-тррум!» - в днище изо всех сил барабанят камни, вырывающиеся из-под колёс; ты ощущаешь их ногами, спиной, лязгающими зубами и беспрестанно кивающей головой. «Бум-бам-трамтарарам!» Камни, словно злые орки, хотят прорваться в наш небольшой металлический замок на колёсах; эх, жаль, что я тогда не знал ещё главную мудрость об этой дороге - ею поделился со мной один автослесарь в Мезени уже в конце нашего путешествия: «По такой трассе ехать нужно либо 30 километров в час, либо 90. Иначе всё нутро растрясёшь и у себя, и у машины». И добавил: «Но только если на скорости тебе влетит из-под колёс встречной машины камень, можешь остаться без стекла...»
От встречных машин поднимаются тучи пыли, в которые въезжаешь, словно в сказочный жёлтый туман. В салоне тоже висит тончайшая пыль, покрывающая абсолютно всё, даже лицо. А в багажнике рюкзаки от такой жизни поменяли цвет с зелёного на песчаный. Двигатель тарахтит, кашляет и, кажется, готов сорвать голос. На самом деле мотор в порядке, это прохудился глушитель, уже оторвавшийся от тряски и подвязанный на буксировочный трос; труба его тоже грохает по днищу, словно взывая: почини меня, почини!..
Едем... Наш путь лежит по грунтовой дороге от Архангельска на Мезень. Позади уже около полутора тысяч километров...
Пора, давно пора было выполнить наш главный «мезенский обет» - завершить экспедицию по великой северной реке, начатую в её истоках ещё в конце 80-х годов прошлого века. Сколько с тех пор воды утекло! Даже со времени последней нашей экспедиции («Мезенские обеты», «Вера», №№ 524 - 529), проходившей по среднему течению реки, минуло уже пять лет. Тогда, завершая очередной этап экспедиции в Лешуконье, мы с Михаилом и не предполагали, что пауза затянется столь надолго, и последний участок пути - от Лешуконья до г. Мезени - планировали так: поездом до Архангельска, далее самолётом до с. Лешуконского, оттуда по реке сплавом до устья и уже из г. Мезени самолётом в обратный путь. Собственно, других вариантов и не было, потому что тогда в те края можно было «только самолётом долететь». Но в 2008 году был завершён наконец трёхвековой труд - закончилась отсыпка дороги от Архангельска до Мезени. И теперь мы едем, почти не отрываясь от земли, разве что на речных паромных переправах и на буграх.
Надо сказать, что навигаторы в этих краях не очень-то помогают: несмотря на то что дорога действует уже несколько лет, на интернет-картах она по-прежнему не обозначена. Потому первую ночёвку решаем сделать произвольно, свернув на лесную дорогу. Под колесом хрустнуло - с почином! Покрышка пробита. Надо менять колесо. Но в эту минуту брызгают капли начинающегося дождя.
По первым «знакам» пути всегда пытаешься угадать, как сложится экспедиция в дальнейшем. И казалось, ничего хорошего предстоящее путешествие нам не сулило... Но, как философски изрёк на бензоколонке один шофёр, главное - не сколько у тебя осталось, а сколько ты способен принять.
Вышли из машины и - вот повезло! - через полсотни метров оказались возле какого-то озера с беседкой на берегу. Настоящий подарок в дождь! Спокойно потрапезничали под крышей, а когда дождь утих, установили палатку и улеглись. Наутро разбудили озёрные чайки, разодравшиеся, точно торговки на базаре, возле ямы с мусором. Тут же мы обнаружили чьи-то забытые джинсы и футболку, незамеченные вечером, рядом валялась обувь - видно, это место гулянок здешней молодёжи, где празднуют «до выноса тела». Значит, населённый пункт рядом!..
Здравствуй, добрый человек
Как оказалось, неподалёку от места нашей ночёвки - большой посёлок Пинега. И заправиться можно, и машину подремонтировать, и запасы пополнить... Вот только незадача - выходной.
Первым встречным оказался благодушный мужичок, стоявший в палисаде возле своего дома и охотно растолковавший нам, где живёт автомастер. Не ограничившись этим, он крикнул соседку, узнал у неё телефон этого самого мастера и позвонил: «Слушай, вот хотят подъехать...» На том конце (хотел сказать «провода», да оборот этот теперь безнадёжно устарел), видимо, ответили утвердительно, и наш благожелатель ещё раз подробно описал дорогу, гараж «с красной крышей» и даже внешний вид мужика, к которому следует обратиться. «В случае чего возвращайтесь, я тут ещё буду!» - дружелюбно проводил он нас. Всем, чем только возможно, помог, разве что не поехал с нами добровольным проводником.
Через несколько минут мы остановились у большущего гаража с воротами, напоминавшего пожарное депо. В глубине за ним расположился ухоженный дом с детской площадкой, заполненной всяческими горками, качелями, обсаженной цветами, - так неожиданно было видеть это здесь, в далёком северном селе. Хозяина я обнаружил за домом - он укладывал какие-то трубы в канаву. По городским меркам - никаких шансов, чтоб бросил своё дело и занялся моим авто. Но не по пинежским. На мою просьбу сказал только: «Отчего не помочь?» Ждать пришлось недолго. Познакомились и отправились в гараж.
Здесь, в посёлке, его главное дело - извоз. Предварительные заказы собирает супруга, всё чаще в последнее время в рейс отправляется сын - сегодня как раз один из таких дней. А у Александра выходной. В сумраке гаража, куда мы прошли, поблёскивал лаком комфортный иностранный микроавтобус.
- Теперь пассажиры на наших уазиках не очень-то хотят трястись, - так он объяснил свою покупку.
- Понимаю, - вспомнил я нашу встряску накануне.
Спрашиваю, не завидуют ли односельчане его обширному хозяйству.
- Есть и такие. Видят, что у меня дом, гараж, машины... А что все деньги я должен вкладывать в дело, иначе всё встанет, - того не видят. Езжу постоянно, так что вот пришлось купить шиномонтажный станок, - Александр взял у меня колесо с пробитой покрышкой и принялся за работу.
Через несколько минут он уже рассказывал мне о своих непростых отношениях с невидимым миром:
- Я в Бога верую, но не крещён. Зато своих всех окрестил!
- Отчего же сам не крестишься?
Он хмыкнул со значением и начал клеить шину.
Я задумался, как такое возможно: семья «приписана» к Богу, а сам - «вольный стрелок»? Какими же сложными должны быть отношения с Богом у этого крепкого мужика, не наученного вере сызмальства! Так это похоже на нашего северного человека: если уж входить в «команду Бога» - а ведь это дело серьёзное, - сначала присмотреться, понять, как ближние будут себя ощущать с крестом на шее...
Разговор заходит о местных дорогах, и я шучу: дескать, кто по вашим дорогам не езживал, тот Богу не маливался - этакая переделка поморской поговорки на местный лад. Но Александр воспринимает это всерьёз и рассказывает историю, каких, наверно, в загашнике у любого шофёра на Севере не меньше десятка наберётся. О том, как однажды «под этим делом» въехал на машине на лёд озера и провалился, а почему не утонул - сам не знает. Он уверен, что помог ему не кто иной, как Сам Бог, и с тех пор он окончательно «завязал». Александр поднял голову и задумчиво обвёл взглядом огород, детскую площадку, дом... Тут в сарай зашёл односельчанин: поможешь с колесом? «Давай приноси», - ответил хозяин.
- Работы хватает? - спросил я у него.
- Хватает. Кто хочет, тот всегда работу найдёт...
Пока я укладывал запаску, подъехали на жигулёнке очередные просители и он махнул нам рукой: «С Богом!»
«И ты оставайся с Богом, дорогой русский человек», - мысленно прощаюсь я.
Если верно то, что дело как началось, так и продолжится, то первые встречи - явно добрый знак! И точно: все без исключения люди, встретившиеся нам на пути, оказались гостеприимны и открыты душой - ну, не попалось нам на пути недоброго человека, ни одного!
Снова в Лешуконье
Пинега - последний приют перед большим перегоном на Мезень. Здесь, в придорожном кафе, можно отведать домашнего квасу - лично у меня от него скулы свело, а Михаилу понравилось. Дальше дорога тянется на северо-восток - полторы сотни километров по лесу, местами по лесотундре и болотам. Дальний край болот уходит к горизонту, и от такого космического пейзажа охватывает странное чувство. Дорога прочерчена стрелой, в пыльном облаке где-то вдалеке несётся микроавтобус - словно убегая в страхе, он стремится скорее проскочить эту местность, населённую корявыми низкорослыми сосенками, расставленными как шахматные фигуры ёлками-палками, придавленными сверху тяжёлым небом. Деревянные щиты вдоль дороги только подчёркивают малость человека перед могучими пространствами тундровых болот и тщету желания спастись от полуночника, зимами волочащего за собой метели из Студёного моря. Невольно думаешь, каково здесь, если попадёшь зимой в заверть.
По старым адресам
|
Полотно дороги от Пинеги до Мезени уложено сравнительно недавно, потому эти километры проезжаешь быстрее. Прошедший дождик прибил пыль, яркие цветы иван-чая вдоль дороги -словно огни вдоль взлётной полосы. Брякает по днищу глушитель, телефон «вне зоны доступа». Я в раздумье: сколько, интересно, придётся стоять в очереди, ожидая паром?.. Но тут машина взлетает на бугорок, с которого открывается вид на реку и заречные дали. «Река Мезень. Высадка пассажиров обязательна», - гласит щит у дороги. Наконец и спуск к родной реке: ну, здравствуй, дорогая ты наша, ненаглядная!
Одна незадача: от этого берега едва ли не до противоположного протянулась песчаная рябь. У берега, закопавшись в песок, ржавеет какая-то старая речная посудина. Вот оно что - великая сушь, паромы об эту пору не ходят! Наискось прямо по пескам тянется насыпь из красной береговой глины. Видно, что ведёт она к наплавному мосту, «склеенному» из тех же самых плашкоутов, которые раньше ходили с берега на берег. Теперь вместо гордого штурманского мостика и штурвала - стариковская будка билетёра. По-сиротски уткнувшись в берег, прижавшись к понтонам, спят катера - о них вспомнят только к осени, когда из-за дождей река снова разольётся. Громыхая на стыках, переезжаем с понтона на понтон - и наконец мы на берегу.
Спустя каких-нибудь пару часов мы вновь переправляемся через Мезень, перед самым Лешуконьем. Ткнувшись в берег, баржа опускает аппарель, и машины устремляются по склону высокого оврага наверх. Дорога до села проходит мимо отворотки на Ущельский монастырь, но заехать туда не получается - мы созвонились с отцом Владимиром Стрельниковым, он уже ждёт нас в храме. Мимо руин некогда стоявшей здесь воинской части, мимо взлётной полосы аэропорта, мимо большого креста, установленного прямо у дороги, - в прошлый наш приезд его не было...
С этого мы и начали расспросы отца Владимира.
|
- Это сейчас кресты почти по всем деревням стоят. А первый крест в Лешуконском - этот самый, возле магазина, - Витя Кузнецов поставил...
- Витя - это кто? - уточняет Михаил и что-то ищет, листая свой блокнот.
- Витя - единственный в Лешуконском помор. Истинный помор для меня - это тот, кто делает лодку, на этой лодке выходит в море и ловит рыбу. Он нас прежде снабжал камбалой, селёдкой... Не только лодки - он умеет делать всё: и баню срубит, и такой резной иконостас... - отец Владимир показал рукой (мы расположились беседовать на скамейке в трапезной храма). - Возле магазина «Радуга» прежде была часовня Святителя Модеста. Приходит ко мне хозяин магазина, неверующий, спрашивает: «Что делать? Мы магазин сносить не будем». Я говорю: «Поставьте там обетный крест». Вот Вите заказали, он на картинке крест посмотрел - и поставил.
А потом пошло: стали ставить по району сначала кресты, а в последнее время и часовни. Лешуконцы же быстро друг у друга перенимают.
Мысленно вновь проходя маршрут прежней экспедиции по Мезени, мы словно ведём пальцем по карте, выясняя у о. Владимира, какие с тех пор произошли перемены в жизни православных. Узнаём, что в самом дальнем селе района Родоме, близ границы с Коми, поставили часовню. Некогда в селе и церковь стояла (её за ветхостью снесли), и часовня в честь Тихвинской иконы - на этом месте теперь крест. Значит, время возродить часовню приспело.
Следующее село по реке - Вожгора. Там некогда красовалась Воскресенская церковь, использованная позднее под «очаг культуры». Уже тогда, в 2005-м, проезжая Вожгору, было трудно поверить, что когда-то в селе было крупное лесоперерабатывающее производство, грузовая пристань, воинская часть... Глава сельской администрации тогда предрекал: «Через три года умрём». Не умерли, однако. Но стали ли жить? И как там православные? Помнится, председатель общины Анна Васильевна Попова показывала нам скромные труды по восстановлению молитвенного дома, делилась надеждами... Спрашиваю отца Владимира.
|
- В Вожгоре православная община развалилась, они даже с регистрации уже сняты. Сейчас ведь, если нет священника, снимают с регистрации. Так Патриарх Кирилл постановил, но это не какое-то давление. А то на каждом священнике «висело» по десятку церквей, а он нигде толком не бывал. Я как-то просил меня туда отвезти, да дороги нет. По реке тоже не всегда доберёшься. А самолётом - не по карману.
- Разве не могут существовать общины без священника? У нас на Севере ни в какие века не хватало духовенства. А сейчас, получается, православная жизнь замыкается обязательно на священника?
- Это однозначно. И хорошо, что Патриарх это осознал. Может, он это и знал. А то числились зарегистрированные приходы, а на самом деле - «мёртвые души».
- Но ведь в районе вы единственный священник. Выходит, активная христианская жизнь есть только в райцентре?
- В Лешуконском, больше нигде... Да и когда правильного окормления нет, это приводит порой к печальным последствиям. Вот в Лебском - это ниже с. Вожгоры по течению - часовня была построена...
|
- Да, - вспомнил Михаил, - там такой был Андрей Летунов, мы с ним, когда проплывали в 2005-м, общались. Непростой молодой человек... Он так там и живёт?
- Нет, куда-то уезжает, приезжает... Долго строил часовню, и в ту пору я с ним как-то общался. А потом он стал сам по себе. Говорил, что Сергий Радонежский к нему приходит беседовать... У него идеи были, что он такой одухотворённый. В общем, основательно «залетел» в прелесть. А прошлой зимой вообще уже - стал торговать этой часовней, решил устроить аукцион: кто купит. Ольге - редактору нашей районной газеты - объявление отправил: продам часовню! Под дачу! Она не опубликовала. Ольга - человек верующий. Так он на неё за это в суд пытался подать, в прокуратуру...
- Помнится, мне рассказывали, что в Койнасе в своё время появился молодой наставник-единоверец и читать стал по другим книгам, народ растерялся...
- В Койнасе пробовали Никольскую церковь построить. Старая-то, Прокопьевская, уже подгнила, рухнула. Но пока ни слуху ни духу.
- А если бы туда священника?
- Не выживет.
- А если монах?
- Даже и монах. Он ведь тоже должен есть... С койнасскими зимой я ещё общался, а сейчас уже всё. Транспорта у меня нет, ездить не на чем. Раньше, правда, вообще невозможно было, но в прошлом году мужик, имени его не помню, сделал переправу, такой молодец! Обычную «буханку», даже «газель», наверно, может взять. Всё-таки русский человек есть русский человек! Он с обычного катера-«каэски» все палубные надстройки срезал, оставив только «чашку», бросил две доски-«десятки» как трап. И две сходни аккуратно подстругал. Такая «баржа» подплывает к берегу задом, доски - на землю, и машина по ним заезжает. Паромщик заводит «Ветерок» на своей лодке-верховке - и потащил её, привязанную, на другой берег. Там толкнул-развернул (при этом жена ему помогает) - машина съехала...
- Интересно, сколько берут за переправу?
- Пятьсот в прошлом году брали.
Мне вспомнилось, что, когда мы несколько часов назад переезжали через Мезень по плашкоутам, там пальцем ведь никто не пошевелил, только билетёр нос из будки высунул, - а взяли 400 рублей... Как по-разному достаётся людям хлеб!
Продолжим наше «путешествие». Что там ниже Койнаса по течению? Палощелье, Белощелье... Помню, здесь мы заходили к Азе Васильевне Чурсановой, инициатору возрождения Юдиной пустыни. Что там сейчас, в деревне?
Отец Владимир рассказывает про бульдозериста-дорожника из Белощелья Евгения Адольфовича Чурсанова:
- Пришёл как-то, сына окрестил и решил часовню строить, дескать, «мой отец разрушил храм, а я поставлю». Я благословил. Не знаю, доделал её Женя или нет...
История тут такая. Введенскую церковь в Белощелье ещё во времена оные большевики превратили в склад. Когда в селе решили возводить гараж для доручастка, склад разобрали и из этих брёвен построили. Народ-то, зная, что это бывший храм, был против, но поперёк рожна, как известно, не попрёшь. Руководителем доручастка был тогда отец Евгения, ну, а в деревне - не в городе, тут сын не только за отца, но и за деда-прадеда отвечает. Вот Евгений Адольфович и задумался, что с этим «родовым грехом» делать.
Решил идти таким путём: сначала возглавил сельское ТОС (территориальное общественное самоуправление, по-старому если - старостой села стал), собрал сельский сход и предложил на конкурс проектов «Сельская инициатива» выдвинуть идею строительства часовни. Проект весной прошлого года оказался в числе победителей - а значит, люди увидели, что дело пошло. Деньги, конечно, не бог весть какие - 9 тысяч из бюджета поселения, по 8 - из районного и Архангельского областного. Но даже чтобы их получить, работы надо было начать сельчанам за свой счёт. ТОС объявил акцию «Купи один брус» для строительства часовни. По 370 рублей за штуку. И люди сразу же откликнулись...
Вот такая история. Добрые люди живут в Белощелье. Всё-таки удивительно, что у каждой деревни свой характер. Меняются поколения, власти, экономика; даже, бывает, почти полностью вымирает деревенька, а характер всё же остаётся...
Десятью километрами ниже другое село - Ценогора. Здесь храм помню - синенький, справный, освящённый в честь Флора и Лавра. Запомнилась необычная деталь: церковная касса хранилась тогда в сельсоветовском сейфе. Спрашиваю у батюшки, что там нового.
- Храм как стоял, так и стоит. За ним ухаживают. Председатель общины уже другой... - отвечает он и добавляет: - У них там «своя свадьба» - священника им не надо.
- Выходит, сами в храме читают... - не сразу понимаю я.
- Ничего они там не читают. Приходит дежурная, которая назначена. Свечки ставит, как-то по-своему молится. Всё-таки эта деревня очень... - отец Владимир подбирает слово, - коммунистическая. Мышление у них такое. Там сейчас хоть партсобраний и нету и между людьми хорошие отношения, но... Поговорить-то с ними можно в основном про Советский Союз, но только не о Боге, не о вере. «Батюшка, у тебя какие-то свои ходы есть, ты в Бога веришь, да? А я марки собираю...» - на таком уровне. Положено - раз мы русские, ну, крест поставим обетный. Часовню сохранили - значит ходим, свечки ставим. Я не знаю ни одного, чтоб приехал, исповедался, причастился...
- А Виталий Иванович из Пылемы - как он, живой? - спрашивает батюшку Михаил.
С Виталием Листовым состоялась у нас памятная встреча в селе Пылема. Там над рекой он своими руками поставил часовню по обету за исцеление своей супруги Галины - беда-то была серьёзной, перелом позвоночника!
- Да третьего дня с ним виделся - живой, всё такой же бодренький! - оживляется батюшка. - Снова повторил свою историю, как жена его чудесным образом выправилась, сводил в часовню.
- Как, местные ходят туда?
- Народ ходит. Я был там: чувствуется намоленность в этой часовне. Бабушки говорят: слава Богу, далеко ездить не надо. Потому что есть уже совсем немощные.
- А по какому случаю вы туда ездили?
- Народ крестил. Окрестил полдеревни, - усмехается батюшка, - целых... девять человек. Всего-то там живёт двадцать. Вчера и сегодня у них праздник деревни, уроженцы Пылемы со всей области съезжаются, так что мы решили освятить крест на месте, где раньше был храм, и людей окрестить заранее - чтоб пьянку со святым делом не путать. А перед тем как крестить, я их оглашал. «Вы думаете, что покрестились - и манна небесная сразу на вас упадёт, за вас Бог всё сделает? - говорю им. - Нет, вам нужно самим будет всё делать. Покрестился - значит дал Богу обет, что не буду пьяницей, вором, что жить буду по-человечески. Чтоб Господь мог принять домой, обратно в Царствие Небесное». Я всегда с этого начинаю, знаю, что многие воспринимают Бога, точно Он у них слуга: «Я пришёл, свечку поставил, так что давай то и другое для меня делай!» Были случаи, когда и претензии предъявляли: «Я на храм пожертвовал, а почему Бог не исполняет моих пожеланий?» Говорю людям, что здоровья, например, Господь может и не дать. И объясняю почему. Вдалбливаю, чтобы подход-то у человека был не наглый.
Тарзанка, палатка и акафист
...С этого момента разговор у нас с отцом Владимиром свернул совсем на другую тему, так что отставим его пока, в другой раз как-нибудь по случаю перескажу.
Поговорили ещё - глядь, а дело к вечеру. Надо устраиваться на ночлег. Ещё в дороге мы условились, что заночуем в палатке не где-нибудь, а на месте бывшего Ущельского монастыря, близ часовни. Сказано - сделано. Отправились в магазин за снедью, а затем - к Иову Ущельскому.
Из дневника Михаила Сизова:
|
Вот и знакомая поляна с часовней и огромной растопыристой сосной на краю, к нижней ветке которой привязана «тарзанка» - забава местной ребятни. Ничего-то за пять лет не изменилось... На автопилоте (за годы совместных путешествий это дошло до автоматизма) ставим палатку близ кострища. За водой для котелка сил идти уж нет. Река в сотне метров, да не спустишься - больно высока и крута здесь мезенская щель. К обрыву всё же сходили - поклониться крестам на месте убиения Иова Ущельского и полюбоваться закатом. Забираемся в спальники, и тотчас торопко, не мешкая «тихон подобрался», как говорят лешуконцы о сонном забытьи.
|
Проснулся от яркого света... Солнце просвечивает сквозь тонкий «потолок» палатки - и отчётливо видно каждое сочленение на лапках жучка, что деловито бежит куда-то по внешней стороне капроновой крыши. Остановился от моего взгляда, а когда я отвёл глаза, посеменил дальше. Всё в этом мире связано - мы, эта поляна, где в глубокой древности стояла монашеская пустынь, наш путь по Мезени, растянувшийся на много лет... Пробирались мы от одной таёжной кельи к другой - побывали у Аникия Латьюжского, у Юды Конещельского, у Якова Горевшего, и вот пришли к родному их дому, на место обители, откуда разошлись пустынники по всей Мезени. Забегая вперёд, скажу, что и в конце пути, близ самого устья Мезени, мы ещё услышим об этой Ущельской обители, которую основал Иов, выходец из Соловецкого монастыря.
Спутники мои зашевелились в спальных мешках, просыпаются. Да, именно так - во множественном числе. Решили мы с Игорем последний этап многолетнего путешествия завершить вместе с сыновьями - Иваном и Святославом: приобщить, так сказать, к путям-дорогам. Своего мне взять не удалось - уехал он в студенческую археологическую экспедицию. А Святослав ещё школьник-восьмиклассник, на каникулах. Он привстал, трёт кулаками глаза... Подъём!
Быстрый сбор, потом молебен в часовне. Акафист - книжицу с чуть сморщившимися от влаги страницами - даём читать и Святославу - все мы в одной «лодке». Молимся покровителю нашего путешествия:
 Преподобне и богоносне отче наш Иове, предстоя престолу Пресвятыя Троицы, молися непрестанно: страждущую страну Российскую от лютых безбожник и власти их да свободит, и да восставит престол православных царей... да ходим кийждо достойно звания нашего, в немже званиим быхом, и да будет земля наша добра, и вси живущии на ней род избран, царское священие, язык свят, людие обновления, ныне и присно и во веки веков. Аминь». |
Всё, можно отправляться и дальше. Но в старом блокноте есть у меня памятка-обет, накарябаная пять лет назад авторучкой, в которой явно паста кончалась, два раза запись обводил: «Виктор Кузнецов - строит кочи, Белое море, кресты на берегу, в следующ. раз обяз. встр-ся!!» Тот самый Витя, что вырезал первый крест в Лешуконском и о котором напомнил отец Владимир.
Что ж, задуманное надо исполнять...
(Продолжение в следующем номере)
