Новая практика Причащения?

Вниманию читателей портала предлагается статья протоиерея Константина Буфеева, являющаяся откликом на публикацию председателя Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата и Синодальной библейско-богословской комиссии митрополита Волоколамского Илариона (Алфеева) - «Евхаристическая чаша на соборной Литургии» (ЖМП №9, 2011 г.). Статья протоиерея Константина Буфеева публикуется в авторской редакции с сохранением авторской орфографии и пунктуации. К обсуждению статьи приглашаются читатели портала, заинтересованные в литургической проблематике и готовые представить собственное аргументированное мнение по обсуждаемому вопросу. Напоминаем, что мнение редакции может не совпадать с мнением авторов публикаций.

...Еще верую, яко сие самое есть пречистое

 Тело Твое, и сия самая есть честная Кровь Твоя...

(Из литургической молитвы перед Святым Причастием)[1]

При большом количестве причастников на Божественной литургии после завершения евхаристического канона Кровь Христова из одного потира специальным ковшом разливается по нескольким меньшим чашам. Это - удобная, известная и общеупотребительная церковная практика.

В ЖМП №9 2011 года напечатана статья митрополита Илариона (Алфеева) «Евхаристическая чаша на соборной Литургии», в которой он предлагает произвести изменение в традиционном проведении Литургии. В конце статьи автор формулирует свое предложение как «более практичный вариант: чаши с вином ставятся на престол рядом с главной чашей после великого входа, например при начале пения Символа веры»[2].

Смысл этого «более практичного варианта» проведения Литургии сводится к следующему. Над одной «главной чашей» производятся все необходимые священнодействия - молитвы на проскомидии, великий вход, благословение во время евхаристического канона. При этом другие меньшие «чаши с вином» никак не участвуют в литургических действиях - ни в проскомидии, ни в великом входе, ни в анафоре. Просто после причащения духовенства (из главного потира) к вину, содержащемуся в этих меньших чашах, добавляется Тело Христово, и они используются для причащения мiрян. Таким образом, мiрян причащают не Телом и Кровью Господа, но Телом Христовым и вином.

Мысль, ранее неслыханная. Однако обоснованию именно этого радикального литургического нововведения и посвящена рассматриваемая статья митрополита Илариона. При этом, его аргументация вызывает много возражений - как в целом, так и в деталях.

 

1. Неудачный «экуменический» синтез

В церковной практике встречаются следующие виды причастия.

1. Причастие Телом и Кровью Христовыми. Так причащаются православные священнослужители в алтаре и мiряне в храме. Отличие между ними состоит лишь в том, что мiрянам Святые Тайны преподаются из чаши посредством лжицы, а духовенство причащается раздельно - сперва Телом, потом Кровью.

2. Причастие Кровью Христовой. Так причащают младенцев и некоторых больных, не способных проглотить частичку Святого Тела. Этот способ причащения применяется как вынужденная полумера и не считается нормальным и полноценным.

3. На католическом Западе была вековая традиция, когда мiряне причащались лишь облатками, в которых нет Крови Христовой.

4. Наконец, в протестантской традиции при воспоминании Тайной вечери все верующие причащаются хлебом и вином.

Отметим, что на Литургии Преждеосвященных Даров в чашу вливается обычное вино, но при этом Святой Агнец содержит в себе истинное Тело Христово, пропитанное истинной Кровью Господней. Не случайно поэтому младенцев, неспособных принять сознательно частицу Святых Даров, на этой Литургии не причащают. Это обусловлено тем, что вино в данном случае является не Святыней, но лишь средой, в которую вложены Святые Дары.

Подобным образом, при причащении больных запасными Дарами Тело и Кровь Христовы погружаются в сосуд с вином. Если же больной не в состоянии проглотить частицу запасных Даров, причащение следует проводить не вином, в которое вложена Святыня, но Кровью Христовой, взятой с последней Божественной литургии.

Причащения вином Православная Церковь никогда не знала.

Митрополит Иларион предлагает именно такой принципиально новый способ причащения.

Этот новый способ, по сути, представляет собой «экуменический» синтез, причем из инославной практики взято все худшее. Как у католиков, мiряне лишаются причастия Кровью Господней. Как у протестантов, верующим вместо этого предлагают вино из чаши. Отсутствует лишь одно - причащение православных людей как Телом, так и Кровью Христовой, указывая на которую Господь сказал: Пийте от нея вси (Мф. 26,27).

При этом у католиков и протестантов обмана не происходит. Первые знают, что мiрянам Кровь Христова не предлагается (такова уж их традиция), другие не сомневаются в том, что в чаше причастия содержится вино.

Новый способ причащения основан на подлоге. В то время как над вином в малых чашах не производится никаких литургических священнодействий, их содержимое, тем не менее, почему-то предлагается верующим как истинная Кровь Христова.

Между прочим, если из такой малой чаши причастить младенца, это будет еще один вид причастия - просто вином...

Во время анафоры звучат слова: «Твоя от Твоих, Тебе приносяще о всех и за вся». Диакон сопровождает этот молитвенный возглас, «преложь руце крестообразне, и подъемь святый дискос и святый потир»[3], но содержимому этого потира, возносимого на Литургии, не причастны никто из мiрян. Они причащаются из других чаш, в которые никто не вливал Кровь Христову.

Происходит очевидная подмена, профанация Святыни.

 

2. Вино - или Кровь Христова?

На Тайной вечери были, по меньшей мере, две чаши с вином. Одна - чаша хвалы (Лк. 22,17), исполненная плода лознаго (то есть виноградного вина). Другая - чаша по вечери (Лк. 22,20), про которую Господь сказал: Сия чаша - Новый Завет Моею Кровию, яже за вы проливается. Вино могло находиться и в других сосудах, из которых оно наливалось в чаши для питья. Но все прочее вино, кроме наполнявшего чашу Новаго Завета, оставалось просто вином, и лишь на эту единственную чашу указал Христос, как на содержащую Его Святую Кровь: Сия есть Кровь Моя Новаго Завета (Мф. 26,28).

В любом алтаре также обычно содержится вино - в бутылках, в графинах, в канистрах. Вино используется для запивки после причастия духовенства и мiрян. Оно необходимо для освящения «пшеницы, вина и елея» на всенощном бдении перед Литургией. Но вино всегда остается просто вином, кроме одного единственного исключения - Святой Евхаристической Чаши, в которой оно прелагается в Кровь Христову.

Не всякий хлеб - Тело Христово, и не всякое вино - Кровь Христова. Но лишь только те предложенные дары становятся Евхаристической Святыней, на которые диакон указывает предстоятелю - архиерею или священнику.

«- Благослови, владыко, святый хлеб.

- И сотвори убо хлеб сей честное Тело Христа Твоего.

- Аминь. Благослови, владыко, святую чашу.

- А яже в чаше сей - честную Кровь Христа Твоего.

- Аминь. Благослови, владыко, обоя»[4].

В этом диалоге диакон, безусловно, указывает ровно на одну «святую чашу» (а не на «чаши»), а выражение «обоя» относится ровно к двум предметам - одному дискосу и одному потиру.

Не прелагается в Тело Христово никакой иной хлеб, содержащийся в алтаре - ни служебные просфоры, ни антидор на жертвеннике, ни даже те хлебные частицы, которые вместе с Агнцем находятся на дискосе на престоле в момент произнесения приведенных слов.

Подобным образом, никакое другое вино, кроме содержащегося в «чаше сей», не прелагается в Кровь Христову и не должно так называться.

 

3. «Актуальность» темы

Митрополит Иларион обосновывает «актуальность» своего предложения тем, что прежней нормой российского благочестия «считалось причащение несколько раз в год», в то время, как «в наши дни причащение раз в месяц... фактически стало нормой для воцерковленных людей, а многие из них приступают ко святому причащению в каждый праздничный и воскресный день»[5].

Автор подразумевает, что причастников раньше было намного меньше, и поэтому обходились одной чашей. Теперь же, из-за увеличения количества причащающихся, якобы, необходимо использовать несколько потиров за одной Литургией.

Но так ли это?

На самом деле, в прежние века в определенные праздники причастников было не меньше, чем в наше время. Действительно, по самым оптимистическим оценкам сегодня количество воцерковленных православных людей не превышает 2 - 5 % от общего населения страны. В Российской же Империи на первой седмице Поста и в Великий Четверток говело и причащалось намного больше верующих.

Поэтому вместительный объем евхаристических сосудов раньше был не менее востребован, чем сегодня - по крайней мере, в некоторые дни.

Другой аргумент в обоснование «актуальности» авторского предложения: «После многих лет гонений Церковь обрела свободу, и это привело к резкому росту числа клириков и, следовательно, увеличению числа причастников в священном сане за соборными службами»[6].

Бесспорно, что сегодня клириков у нас в Церкви стало гораздо больше, чем в годы воинствующего атеизма. Но - существенно меньше, чем сто или двести лет назад, когда духовенство составляло целое сословие. Если учесть, что при соборном богослужении, согласно канонам, должны причащаться все священнослужители, то аргумент владыки митрополита вновь оказывается несостоятельным.

А значит - нет и повода для литургических нововведений.

 

4. Правило - или исключение?

Митрополит Иларион пишет: «В наши дни на архиерейской Литургии, особенно при большом стечении молящихся, нередко за богослужением употребляется потир (чаша) весьма внушительного размера, высотой едва ли не в половину человеческого роста и объемом в три, пять, а то и девять литров»[7].

Трудно представить таких священнослужителей, чей рост составлял бы высоту двух девятилитровых потиров - то есть около 1 метра. Тем не менее, владыка Иларион развивает эту мысль в своей статье: «На вопрос о том, можно ли до освящения Святых Даров ставить на престол не одну огромную чашу, а несколько чаш обычного размера, отвечают: нельзя»[8].

«Нельзя» - ответ правильный.

Почему же «нельзя»? - Да потому, что такой практики Церковь не знает. Никто из Святейших Патриархов от Тихона до Алексия II так никогда не служил. Так вообще не служил никто за последние 1000 лет в Русской Православной Церкви. О служении Литургии на многих потирах не говорил ни один из известных нам Святителей. Живое церковное Предание подобному не учит, и поэтому так служить нельзя.

На самом деле, конечно, служить можно как угодно - и на одной чаше, и на тридцати трех. Можно использовать и виноградное вино, а можно и забродивший ягодный сок. Можно литургисать на пяти пшеничных просфорах, а можно и на краюхе лагерного хлеба с мякиной и отрубями. Можно служить на освященном престоле в православном храме, а можно на лесном пне или тюремных нарах. В каких-то случаях оправданы и даже неизбежны искажения уставной нормы. Во время гонений или в узах темничных при служении Литургии невозможно соблюсти все тонкости благочестивых предписаний и требований совершения Евхаристии. Можно служить без книг, «по памяти».

Но все подобные примеры, допустимые в исключительных случаях, вменятся в грех и будут в осуждение тем священнослужителям, кто сознательно отклоняется от православного благочестия. Нельзя богословски оправдывать отступление от священной церковной традиции. Нельзя без всякого повода искажать символическое содержание православного богослужения.

Одно дело - при отсутствии нормального вместительного потира провести Литургию на нескольких чашах ради многих причастников, осознавая это как прегрешение, требующее исправления. Совсем иное дело - подводить «богословскую базу» под такое нарушение и ратовать за «возрождение» мнимой «византийской» традиции.

В конце своей статьи владыка верно отметил: «Если буквально руководствоваться византийской традицией, то следовало бы ставить необходимое количество чаш на жертвенник уже на проскомидии, а затем выносить их все на великий вход»[9]. С этим замечанием следует, безусловно, согласиться: если уж служить на нескольких потирах, они все непременно должны полноценно участвовать в богослужении. К сожалению, митрополит Иларион вовсе не предлагает «буквально руководствоваться» такой «византийской» традицией, но предлагает просто ставить малые чаши с вином на престол «после великого входа».

То, к чему призывает митрополит Иларион, можно потерпеть как исключение, как временное и досадное положение, когда по техническим причинам, по бедности или иным обстоятельствам не удается служить Литургию нормально - то есть на одном вместительном потире.

 

5. О символизме единой литургической чаши

Митрополит Иларион так передает мысль своих оппонентов: «При этом (они) еще приводят "богословский" аргумент: ведь мы все причащаемся "от единаго хлеба и от единой чаши", как же можно ставить на престол несколько чаш? Это, мол, нарушает евхаристический символизм»[10].

Следует твердо повторить: использование нескольких чаш действительно нарушает евхаристический символизм. Несомненно, единая евхаристическая чаша соответствует и буквальному, и символическому воспоминанию Тайной вечери. Множество же мелких чаш не отражают правды евангельского свидетельства и, в самом деле, нарушают духовную символику Божественной Трапезы.

Этот аргумент является богословским (без кавычек!) в самом исконном апостольском и святоотеческом смысле.

Един бо есть Бог, и един Ходатай Бога человеком, Человек Христос Иисус, давый Себе избавление за всех (1Тим. 2,5-6).

Блаженный Симеон Солунский подтверждает: «И освящая священную чашу (а не «чаши» - прот. К.Б.) в Нем, Христе Боге нашем, давшем нам Себя, мы, как заповедано, даем в любви пить от ней (а не «от них» - прот. К.Б.) и всем братиям, становясь едино, как молился Он (Ин. 17,11), и, будучи едино с Ним и с Отцем и Духом, как Он сказал (Ин. 17,21)»[11].

 

6. Что подтверждает вход с пустыми чашами?

Автор приводит несколько исторических фактов из литургической практики древности и делает следующий вывод. «Итак, совершение Божественной литургии на многих чашах и многих дискосах - это не просто некий казус, но совершенно обычная византийская практика, которая, более того, при архиерейском богослужении была даже нормативной. Почему же она исчезла в поствизантийскую эпоху?»[12].

На самом деле, тезис о «нормативности» требует более убедительного доказательства и проработки. Он больше похож на авторскую интерпретацию и далек от очевидности. Безусловным историческим фактом является то, что эта «обычная византийская практика» нигде не наблюдалась на протяжении последней тысячи лет.

Примечательно следующее любопытное свидетельство, приводимое владыкой Иларионом: «В течение некоторого времени практика совершать великий вход с перенесением в процессии многих чаш еще сохранялась - но чаши, кроме одной главной чаши с вином, стали носить пустыми»[13].

Аналогичная практика была и в дониконовской Руси: «На великий вход переносили не только дискос и чашу с евхаристическими хлебом и вином, но и другие пустые сосуды»[14].

Быть может, в этом и заключается «византийский секрет» служения Литургии на многих чашах?

Ведь если сосуды вносили пустыми - значит, в них освящения вина не производилось! Другими словами, и в Византии, и в дониконовской Руси соблюдался известный нам принцип: разлитие Крови Христовой по малым чашам осуществлялось после освящения евхаристического вина в одном потире.

Таким образом, молитвы анафоры (как и у нас сегодня) проводились над одной евхаристической чашей, наполненной вином во время проскомидии. Блаженный Симеон Солунский так писал о ней: «Чаша же изображает собою ту чашу, в которой Спаситель священнодействовал кровь Свою»[15].

Внесение пустых чаш на великом входе не вызывает смущения, поскольку никакого нарушения литургического символизма при этом не происходит. В самом деле, хотя эти сосуды используются в дальнейшем богослужении, они остаются пустыми до тех пор, пока евхаристическое вино в главном потире не будет преложено в Кровь Христову. Тогда малые чаши в конце Литургии будут наполнены Кровью Христовой и понадобятся для причастия мiрян. Поэтому, их внесение на великом входе вполне уместно и даже оправдано, поскольку придает службе дополнительную торжественность. Внесение вспомогательных чаш можно сравнить с внесением на великом входе лжицы и копия.

 

7. О лжице и копии

Митрополит Иларион спрашивает: «Что мешает в наши дни вернуться к византийской практике совершения Литургии на многих чашах?»[16].

Отвечаем: тысячелетняя традиция.

Многие древние обычаи ушли в безвозвратное прошлое. Древняя Византия знала практику причащения мирян без лжицы. Из этого никак не следует, что допустимо и нам сегодня обходиться без этого предмета, как обходятся без него католики.

На Тайной вечери и в эпоху ранней Церкви при хлебопреломлении не использовалось общепринятое сегодня копие. Можно спросить: «Что мешает нам вернуться к апостольской практике раздробления Святого Хлеба руками?»

Ответ будет тот же: тысячелетняя традиция.

Использование лжицы и копия удобно и практично. Но главное не это, а то, что их использование органично соответствует содержанию священнодействий Божественной литургии от проскомидии до причастия. Достаточно вспомнить, что во время приношения Бескровной Жертвы эти два предмета символически изображают Копье и Трость, находящиеся на престоле рядом с Крестом Спасителя. Поэтому их естественно вместе с напрестольным крестом, как это принято, выносить на великом входе.

В отличие от литургического использования лжицы и копия, служение на нескольких потирах с вином не подчеркивает евангельский символизм Евхаристии, но разрушает его.

Быть может, именно поэтому Православная Церковь отказалась от подобной «византийской практики» (если вообще когда-либо применяла её).

 

8. Несколько слов о православной эстетике

Поспешим согласиться с митрополитом Иларионом в двух его аргументах.

1. «Одна большая чаша наглядно символизирует единство Церкви в Евхаристии и как бы иллюстрирует слова из анафоры святителя Василия Великого: "Нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг со другом во единаго Духа Святаго причастие"»[17].

2. «Торжественность и величие, которые можно усмотреть в совершении Литургии на огромных сосудах»[18].

Мы были бы полностью единодушны с владыкой, если бы он на этом остановился. Но...

Но он, к сожалению, продолжил свою мысль, повернув ее «в другую сторону»: «Но те же аргументы можно повернуть и в другую сторону. Во-первых, кому-то неестественно большие дискос и чаша могут показаться гротескными и неэстетичными»[19].

Если «кому-то» традиционная православная эстетика покажется «гротескной и неэстетичной» - это еще не повод для отказа от нее. Кому-то могут показаться «гротескными и неэстетичными» иконы или кресты на храмах, или литургические облачения, или сами православные храмы.

В защиту употребления больших дискоса и чаши можно сказать следующее. Конечно, в таких грандиозных соборах, как храм Христа Спасителя в Москве или Исаакиевский собор в Петербурге, где в огромных алтарях располагаются внушительных размеров престолы, вполне прилично и эстетически оправдано использовать в богослужении именно крупные литургические сосуды. (Гармония при использовании больших сосудов может разрушиться лишь в домовых храмах, где престол не превышает квадратного аршина).

 

9. О недопустимости раздробления Святых Даров прежде их преложения

Другой аргумент автора: «Во-вторых, даже при использовании огромного потира Святая Кровь из него все равно в конце концов разливается на много чаш, из которых причащаются верующие: следовательно, к моменту причащения на престоле так или иначе уже стоит не одна чаша, а много чаш»[20].

Следует вести речь не о том, что Святая Кровь перед причащением мiрян «все равно в конце концов разливается на много чаш» (это и так очевидно) - а о том, что причащаться все верующие должны Кровью Христовой из единого потира. Единый Агнец ведь перед причастием также дробится на множество частей, но это не означает, что на проскомидии его можно заменить грудой хлебных кусочков (наподобие католических облаток).

Митрополит Иларион отвергает символику Единого Евхаристического Приношения Господа Иисуса Христа, мотивируя тем, что Святые Дары «все равно» раздробляются.

Конечно, Тело Христово - «ломимое», а Кровь Христова - «изливаемая». Но при этом Тело и Кровь принадлежат Единому Господу, что символически изображается на Божественной литургии в виде единого Агнца на дискосе и единого потира.

Раздробление Тела Христова и распределение Крови Христовой верующим в таинстве причастия - цель и итог евхаристической молитвы, ее кульминация. Недопустимо проводить раздробление хлеба и разлитие вина по потирам прежде пресуществления Святых Даров.

 

10. О добавлении вина в потир

Наконец, автор представляет еще один аргумент: «Кроме того, при служении на одной огромной чаше литургический символизм тоже нарушается, только иным образом. Ведь в потир обязательно доливается после великого входа вино, но это доливаемое вино, в отличие от уже находящегося в чаше, не было влито на проскомидии с произнесением положенных слов и не участвовало в процессии великого входа. А эта процессия также нагружена различной символикой»[21].

Следует заметить, что вовсе не «обязательно» доливать вино в потир после великого входа. Вернее было бы сказать, что доливание вина, согласно «Известию учительному» Служебника, в случае необходимости «допускается» (к примеру, если на Литургию в будний день неожиданно прибыла большая группа паломников...). Этой возможностью и пользуются иногда священнослужители, добавляя необходимое количество вина в потир прежде его преложения в Кровь Христову. Но, повторимся, делать это вовсе не обязательно.

Подобное добавление вина отчасти нарушает цельность литургического действия и его символическое наполнение. Следует признать нормой, когда весь используемый объем евхаристического вина участвует в проскомидии, великом входе и молитвах анафоры. При этом заметим, что в большой потир легче, чем в малый влить такое необходимое количество вина, чтобы не возникало потребности добавлять его после Херувимской песни.

Однако следует учесть, что доливание вина в потир перед началом служения евхаристического канона имеет цель вполне благочестивую и оправданную - наполнить до краев Христову чашу (это любил подчеркивать Святейший Патриарх Алексий II). «Литургический символизм» при этом не столько «нарушается», сколько «исправляется» - кто посмеет отрицать символическое значение евангельской полноты Чаши Христовой? Ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него Кровию Креста Его, и земное и небесное (Кол. 1,19-20).

На проскомидии вино иногда не вливается в потир до краев исключительно из-за риска расплескать его содержимое во время великого входа.

Во всяком случае, несопоставимыми являются действия по доливанию вина до краев в единую евхаристическую чашу прежде начала анафоры и то, что предлагается в рассматриваемой статье - использовать другое вино в других чашах, никак не участвующих в литургической анафоре.

 

11. О чаше и Чаше

Митрополит Иларион пишет: «Cам аргумент в пользу "единой чаши" как якобы символизирующей единство Евхаристии может быть оспорен»[22].

Однако для того, чтобы «оспорить» символику единой ехаристической чаши, требуются аргументы более весомые, чем те, что предлагает автор. Аргументация владыки такова: «Во-первых, византийцы прекрасно знали слова своей собственной анафоры, что не мешало им совершать Литургию на многих чашах»[23].

Мы выше уже отмечали, что речь идет о сомнительной интерпретации литургической практики, отвергнутой Церковью более 1000 лет назад (и к тому же не доказанной).

Следующий аргумент владыки Илариона «Во-вторых же, - и это главное, - в анафоре Василия Великого речь идет не о чаше на той или иной конкретной Литургии, а о Христовой Чаше как таковой - о Чаше пролитой Им за весь мiр пречистой Крови»[24].

К сожалению, это утверждение не соответствует истине. И в Литургии свт. Иоанна Златоуста, и в Литургии свт. Василия Великого речь идет о той самой чаше, которая стоит на престоле во время священнодействия. В частности, в анафоре свт. Василия Великого говорится: «Тебе молимся, и Тебе призываем, Святе Святых, благоволением Твоея благости приити Духу Твоему Святому на ны и на предлежащия дары сия, и благословити я, и освятити, и показати...» [25].

Очевидно, здесь подразумеваются предложенные «предлежащия дары» на «конкретной Литургии», а не ведутся рассуждения о «Христовой Чаше как таковой».

Последующие слова в диалоге диакона с предстоятелем окончательно подтверждают, что речь идет не о чашах «вообще», и не о «Христовой Чаше как таковой» - но о «сей» чаше, на которую указывает орарем диакон, и к которой благословляющую руку простирает священник:

«- Благослови, владыко, святую чашу.

- ...Чашу же сию - самую честную Кровь Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа.

Диакон:

- Аминь.

Священник:

- Излиянную за живот мiра.

Диакон:

- Аминь.

И паки диакон, показуя со орарем Святая обоя, глаголет:

- Благослови, владыко, обоя» [26].

Только после преложения Святых Даров содержимое «сей» чаши на данной конкретной Литургии становится тождественным содержанию Чаши Христовой. Поэтому евхаристическое священнодействие относится конкретно к той единственной чаше, которая благословляется за данной Литургией и содержимое которой прелагается в содержимое Чаши Христовой.

 

12. О риске пролития Святой Крови

Одна фраза владыки Илариона вызывает у читателей легкое удивление: «Автору этих строк неоднократно приходилось быть свидетелем весьма прискорбных сцен: когда, разливая Святую Кровь из огромной чаши, священник проливал значительные ее объемы на антиминс, престол, собственное облачение, даже на пол»[27].

Кажется, в этом описании краски несколько сгущены. Лично мне трудно представить «значительные объемы», которые проливались бы в алтаре из «огромной чаши» на престол, одежды и «даже на пол».

Для мiрян, плохо представляющих, как происходит разливание Святой Крови из литургического потира по малым чашам, скажем, что производится это всегда с большим благоговением и тщательностью. Малая чаша вплотную подносится к краю большого потира, и Кровь Христова аккуратно ковшиком переливается из одного сосуда в другой. При этом поверх антиминса непременно расстилается специальный плат, покрывающий также и основание большого потира. Лично мне ни разу не приходилось наблюдать, чтобы хоть одна капля Крови Христовой при ее вливании в малые чаши упала бы на антиминс (тем более, на престол или «на пол»).

Конечно, разливание Святой Христовой Крови из одного сосуда в несколько малых чаш - процесс кропотливый и требующий предельного внимания и времени. Но быть может, нам всем стоит, как и прежде, не жалеть на это усилий и не отказываться от традиционной православной практики служения на едином литургическом потире?

 

Литература:

1. Иларион (Алфеев), митрополит. Евхаристическая чаша на соборной Литургии. // Журнал Московской Патриархии № 9, 2011 г.

2. Служебник.

3. Блаженный Симеон, архиепископ Фессалоникийский.Сочинения. СПб: Типография Королева. 1856 г.

---

[1] Служебник.

[2] Иларион (Алфеев), митрополит. Евхаристическая чаша на соборной Литургии. // Журнал Московской Патриархии № 9, 2011 г.

[3] Служебник.

[4] Служебник.

[5] Иларион (Алфеев), митрополит. Евхаристическая чаша на соборной Литургии...

[6] Там же.

[7] Там же.

[8] Там же

[9] Там же.

[10] Там же.

[11] Блаженный Симеон, архиепископ Фессалоникийский. Сочинения. СПб: Типография Королева. 1856. С.117

[12] Там же.

[13] Там же.

[14] Там же.

[15] Блаженный Симеон, архиепископ Фессалоникийский. Сочинения... С. 106.

[16] Иларион (Алфеев), митрополит. Евхаристическая чаша на соборной Литургии...

[17] Там же.

[18] там же.

[19] Там же.

[20] Там же.

[21] Там же.

[22] Там же.

[23] Там же.

[24] Там же.

[25] Служебник.

[26] Служебник.

[27] Иларион (Алфеев), митрополит. Евхаристическая чаша на соборной Литургии...

http://www.bogoslov.ru/text/2279123.html