Народ на все обращает внимание

Перечисление должностей и наград настоятеля Свято-Успенского монастыря г. Новомосковска, благочинного монастырей Тульской епархии архимандрита Лавра (Тимохина) занимает немалое место печатной полосы. Обычно мы, журналисты, стараемся избегать подобного «официоза»: мало кто задумывается о том, что за всем этим - тяжелый труд, серьезные обязанности, жизненный опыт и сердечная боль. Например, отец Лавр удостоен звания «Почетный гражданин города Новомосковска». Совсем по-другому относишься к этому факту, когда узнаешь, что в начале 1990-х годов, когда батюшка приехал в Новомосковск, в этом «городе химиков» не было ни одного храма, и жители при популярных тогда «опросах общественного мнения» заявляли, что им не нужна церковь...

О своем пути к храму, церковной жизни Центральной России в начале 1980-х годов - времени, которое стало уже частью церковной истории, о возрождении Церкви, служении на селе и многом другом архимандрит Лавр рассказал корреспонденту нашего журнала.

До армии я в церковь не ходил, вообще не был в храме никогда. Но желание такое, тяга была - вот когда-нибудь зайти, посмотреть. В армии меня отправили в Чехословакию. Наша часть стояла в небольшом городке, и до нее часто доносился колокольный звон. Понятно, что там были католические храмы, но сам звон, который был слышен, тоже повлиял на меня - мне еще больше захотелось пойти в церковь.

И вот после того, как я вернулся из армии, я решился. Была зима. Я знал, что шапку нужно снимать в церкви, но забыл, и на меня бабушки как шикнули - я шапку снял и вышел из церкви. У нас в Туле было тогда четыре действующих храма. Думаю: «Ладно, здесь у меня так получилось - пойду в другой. Шапку сниму и войду, как нужно». Вошел в храм...

Это я теперь знаю, что была всенощная. А тут я только вошел и начал оглядываться - вдруг открываются царские врата и человек пять или шесть священников выходят и идут прямо ко мне! (Наверное, начинался полиелей). И я подумал: «Они у меня сейчас что-нибудь спросят, а я ничего не знаю!». И я убежал из храма - испугался...

Потом все же я стал ходить в храм почаще, и меня заметили. Тогда не так уж много было молодежи в церкви. Пригласили на клирос. Хоть певец я никакой, но все равно стоял на клиросе и, во всяком случае, читал, читать-то я научился.

Потом к нам на приход, а это была церковь Двенадцати апостолов в Туле, приехал владыка Викторин[1]. Он теперь уже скончался, Царствие ему Божие, в Литве он уже потом умер, был Виленским и Литовским. Меня представили ему, и он благословил помогать ему в алтаре главного собора. Потом приехал владыка Герман[2]. Он был совсем молодой тогда, ему чуть больше 40 лет было, и жизнь пошла по-другому: все у нас стало по-новому.

Владыка Герман меня рукополагал. Семинарию я заканчивал потом заочно. И послал он меня в Ченцово.

В селе Ченцово Заокского района Тульской области сохранился очень древний храм: ему 250 лет, и он не закрывался. В свое время, еще при царе Алексее Михайловиче, в Ченцово были первые оружейные заводы, еще до знаменитого Тульского оружейного завода. Они назывались по речке Соломенке «Соломенные». Сам Петр I в Ченцово это приезжал когда-то. Ну, а потом, когда открыли запасы руды на Урале, производство, в основном, перенесли туда, и Ченцовские заводы закрылись. Остались от них только полуразрушенные плотины... Так что места там были знаменательные, и люди жили интересные.

1970-1980-е годы - это было все-таки особое время. Открытых гонений уже не было, конечно, но и тяга к Церкви не приветствовалась. Случаи разные бывали. Например, женщине, которая ходит в Церковь, могли не дать лошадь в колхозе, чтобы огород вспахать, а для человека, который живет в деревне, это жизненно важный момент. Молодых людей всеми силами старались не допустить в семинарию. Но люди ходили в храм, причем в Церковь шли уже такие люди, которые понимали, для чего они идут и что им за это будет, то есть были уже немножко готовы к каким-то преследованиям и лишениям. В такое время я попал в деревню служить.

Тогда была такая политика - разделение на «перспективные» и «неперспективные» деревни. Что это значило? Выбиралась из 15-20 деревень одна, и там строили школу, магазин, клуб, дом быта, туда потихонечку молодежь селили, которая была в окрестных селах. А в других оставались старики, уже никому не нужные, как бы умирать. И выбирали так, чтобы на перспективную деревню не приходилась церковь.

Ченцово было совершенно неперспективным. Там жило пять человек старушек, и я приехал туда шестым. Но зато у меня была 100-процентная посещаемость храма: они все ходили в храм, и мало того - кто пел, кто просфоры пек, кто полы мыл. Местный райисполком довольно-таки строго относился к нашим церковным порядкам, обычаям. Разрешали отпевать дома, но в то же время запрещали любые церковные процессии. И если мне в ходе отпевания нужно было попасть на кладбище, то, если похоронная процессия идет по улице, то мне, значит, другим путем, чуть ли не огородами нужно было туда бежать.

День Победы. Панихида на братской могиле в Урванском лесу, г. Новомосковск, 1996 г." title="День Победы. Панихида на братской могиле в Урванском лесу, г. Новомосковск, 1996 г." width="350" height="226" align="right" />В то же время, люди хорошо относились к Церкви и к священнослужителям. К храму в Ченцово и до сих пор нет дороги, асфальта, ходили пешком. Но куда бы я ни шел, если на моем пути встречалась машина, то водитель всегда останавливался и предлагал подвезти. Или вот еще случай. В шести километрах от Ченцово была центральная усадьба местного колхоза. И оттуда секретарь партийной организации через женщину одну, нашу прихожанку, прислала мне картошки, но просила об этом не говорить никому.

До меня в Ченцово были очень хорошие священники, просто старцы. Батюшка отец Димитрий (потом он принял монашество, стал архимандритом Максимилианом) жил там один на колокольне больше 20 лет.

Я там был счастлив, конечно, хотя вначале этого не понимал, даже обижался немножко. Мне-то хотелось, чтобы в храме было много людей, приобрести новое облачение, чтобы выйти в нем в храм, и чтобы праздник чувствовался. А выходишь - там пять старушек стоят. И я обижался: «Да вам все равно, в каком - хоть в красном, хоть в синем служи Пасху, вам все равно: "Ой, батюшка, хорошо!"».

Не знаю, стоит ли говорить об этом... В семинарии я учился заочно, работал на заводе. И вот, когда меня рукоположил владыка Герман, меня пригласили отпеть покойника. Я честно поехал, отпел - и мне дают 50 рублей. Я так испугался, для меня это были огромные деньги. Я за станком-то на заводе зарабатывал в день в пять раз меньше. И я говорю: «Нет-нет, я таких денег не возьму! Вы что? Вот 10 рублей возьму, и больше мне не надо». Раз так сделал, два так сделал... И вдруг как-то так получилось - чем больше я отказывался, тем больше людей приходило, и больше денег несли в церковь. Потому что получалось так, например, что идет в церковь одна женщина из деревни, где храма нет, а ей по всем дворам соберут: «Ты идешь, Маша, в церковь? На тебе записку, на тебе на свечку, на тебе на то, на то...». И когда они приходили, говорили: «Ты уж все возьми, батюшка, а то мы боимся ходить с деньгами...». Специально я никогда не думал о доходах, просто поступал так, как казалось нужным, как совесть велела. Но появилась возможность и храм раз в два года белить, ремонтировать, и новые облачения покупать.

И тут меня перевели из Чинцово в Белёв.

Белёв - это у нас второй кафедральный город, меня назначили настоятелем кафедрального собора. Вот тут я понял, чего лишился... В Ченцово были старинные иконы, там все было сохранено, а в Белёве не было ничего такого, в отношении утвари храм был бедный. Был второй священник, диакон - и мне это казалось так трудно, потому что я отвечал уже не только за себя, но и за других. Служба ежедневная, а петь некому, просфоры печь некому, даже за ящиком стоять было некому. Очень я скучал по своему прежнему приходу, думал: что же я, надо было в Ченцово остаться как-нибудь... Потом привык.

А когда меня перевели из Белёва в Епифань, тут я еще с большими трудностями столкнулся, потому что до меня там служил знаменитый у нас в епархии священник - отец Михаил, митрофорный протоиерей, старец. К нему столько людей приезжало отовсюду - из Москвы, Каширы, Новомосковска. И после его смерти они все так же едут в Епифань - а я же не старец! Я же не могу сделать так же, как было! Народ это понял, и начали меня учить: «Батюшка, вы не там стоите, когда проповедь говорите: отец Михаил вот здесь стоял... Отец Михаил вот так-то делал и так...». Но вот когда мне стали говорить: «Вы, батюшка, прежде чем служить Литургию, идите на могилу отца Михаила, благословение у него берите каждый раз»,- здесь уж я воспротивился, говорю: «Меня архиерей прислал, причем тут отец Михаил, не буду я у него благословение брать!». Вот так, по молодости...

Там мне долго пришлось служить, больше 10 лет, меня поставили благочинным большого округа, где было несколько районов. Наступило новое время, и пришлось новые храмы открывать.

У людей был очень большой энтузиазм - открывать церкви, хотя они очень мало представляли себе, как это и для чего, что такое «церковь открыть». Кто-нибудь из деревни напишет письмо: «Так и так, просим открыть церковь». Приезжаешь туда: где собраться? Идешь в магазин - самое общественное место в деревне, собираешь там народ. «Ну, как, вам церковь нужна?» - «Нужна! Батюшка, ой, как нам нужна церковь! У нас такая церковь была хорошая. Она сейчас там стоит без купола, без окон, без дверей, без отопления, без всего!». - «А что нужно сделать? Какая помощь нужна, как вы думаете?» - «Батюшка, мы все дадим по пятерке!» - «Ну что ваши пятерки? Вас тут 20 человек, на ваши пятерки даже раму одну не сделаешь. Вот представляете, какой это труд, и как это все тяжело?» - «Да, мы всё понимаем!».

И вот открыли новый приход в одном селе, где церковь более-менее сохранилась: там склад был, а значит, окна и крыша были, служить можно. Начались службы каждое воскресенье. И вот народ подходит, те же женщины, которые так хотели, чтобы открыли храм, и говорят: «Батюшка, а что, нам теперь каждое воскресенье надо в церковь ходить?». Я говорю: «Ну да, каждое воскресенье. А что такое?» - «Да мужья наши ругаются: как выходной, так вас нету. Вы в церкви до двух часов стоите, молитесь. А тут и внуки приезжают, и жуки колорадские на картошке, и столько делов... Что ж нам делать?». Я говорю: «Ну, давайте хотя бы через воскресенье, но приходите в храм».

Для человека, который всю свою жизнь прожил без церкви, поначалу много непонятного. Вот, у женщины год как муж умер, она обедню заказала - тут она понимает, для чего она пришла. Венчаться, крестить ребенка, отпеть умершего - тоже более-менее понятно. А вот чтобы ходить на службы, да каждые субботу-воскресенье, просто молиться - это непонятно. Здесь очень многое зависит от священника: как он все это устроит, как народу объяснит. И в сельской местности, как мне кажется, это полегче получается, потому что батюшка знает своих прихожан, почти всех.

Сейчас все-таки, слава Богу, люди начинают понимать, что нужно молиться. Много литературы в помощь. Мы­то в те времена, в 1970-х - начале 1980-х годов, от руки переписывали молитвословы, потому что нигде ничего не было. А сейчас мы людям предлагаем, объясняем, как нужно молиться и как к Богу относиться. Не так вот все время: «Подай, Господи!»,- но и: «Тебе, Господи!».

Были такие случаи, когда я назначался настоятелем на период открытия храма, на несколько месяцев. Иногда молодой священник, только назначенный на приход, думает, что вот он придет - и сразу ему принесут все, что нужно. Но ты приходишь на новое место - а всё закрыто: никто не откликается на просьбы о помощи, потому что священник должен сначала заработать авторитет, чтобы люди начали ему доверять. Тогда ему не только дают доски, кирпичи и железо, чтобы можно было начать ремонт в храме. Начинают старинные иконы нести, вещи какие-то церковные, которые бабушка сберегла, спрятала где-то на чердаке во времена гонений. Но до этого долго приглядываются, присматриваются: «А какой он? Как о храме заботится? А если батюшка уедет, не заберет ли он все это с собой?». На все народ внимание обращает.

Очень важно, чтобы священник не стеснялся ни своей одежды, ни своего вида священнического. То есть не просто так: отслужил, рясу снял, пиджачок надел, сел в машину и уехал.

Очень важно, конечно, чтобы священник жил на приходе. Это важно как ничто другое. Многие батюшки не понимают, насколько. И батюшка должен жить на приходе, и матушка должна быть рядом, и дети их должны ходить в воскресную школу. У нас чаще бывает, что они не ходят: «Что ж я буду ходить? Я и так все знаю, у меня папа священник». Хорошо, когда матушка помогает - и не просто за ящиком стоит, но и полы моет в храме, и все, что нужно, делает. Если так - то замечательно.

Хотя это совсем не просто, я понимаю. И школы иногда нет, а если есть, то уровень не тот. Музыкальной школы, художественной - никакой нет. Но, во всяком случае, в начале служения, когда еще дети маленькие, на приходе в селе жить нужно. Потому что, когда ты живешь той же жизнью, что и прихожане, так же колешь дрова и топишь печку, ходишь в тот же магазин и там покупаешь продукты, и они все это видят - это очень значимый воспитательный момент. А если они видят, что батюшка на красивой машине один раз в неделю приезжает, церковь очень много теряет.

Город Новомосковск у нас социалистический, его строили в 1930-е годы в чистом поле. Некоторые говорят, что строить новый храм - это лучше, чем восстанавливать старый. Я бы так не сказал. Потому что когда приезжаешь туда, где нет ни одного намоленного местечка,- это очень тяжело. Хотя, естественно, в любом городе верующий народ есть. Ты приезжаешь, начинаешь как-то контактировать с властями, чтобы где-то поселиться, хотя бы временно, чтобы выделили какое-то место для храма.

В Новомосковске все было очень трудно. Когда я приехал, местная газета организовала опрос: нужен ли вообще храм в этом городе. Не знаю, как его проводили, но большинство людей якобы ответило, что «храм нам не нужен»... Везде, где я служил раньше, я ходил только в подряснике. А тут стал ходить в костюме, не знаю, почему-то подумал, что здесь так нужно. Но когда со мной на улице стали здороваться: «Здравствуйте, батюшка!»,- я решил: «Раз меня и так все знают, значит, надо ходить так, как положено».

Вначале я был единственным священником в городе. Но как­то так получилось, что владыка Серапион[3] все время благословлял сюда монахов. Это был архиерей, который очень любил монашество, почитал монахов и помогал монастырям. Знал всех древних старушек, монахинь из еще дореволюционных монастырей, рассеянных по области, посылал им деньги, только чтоб они могли жить и молиться. Может быть, у него тогда еще мысль была, что здесь, в новом городе, где не было даже храма, возникнет монастырь. Так и получилось. Сейчас у нас около 20 насельников. Мы не гонимся за количеством, важно, чтобы человек понимал, для чего он сюда пришел.

В отношении внутреннего строя монастырской жизни сами мы ничего не придумывали, учились у других. Оптина рядышком у нас, другие монастыри. Но, конечно, мы делали все по силе и возможностям, потому что не всегда новый монастырь может какой-то строгий устав принять сразу. У нас сейчас в епархии 9 монастырей, и устав у них различный, потому что у каждого своя специфика - у городских, у сельских. Таких тягот не накладываем на людей, которые нести невозможно.

Но сам наместник или настоятельница должны быть примером. Например, правильно, когда у них нет отдельной трапезы, все вместе обедают, вместе молятся, вместе на полуночницу идут. У нас есть женский Казанский монастырь в селе Папоротка Богородицкого района, тоже выросший из прихода. И вот сестры идут на огород работать - и настоятельница вместе с ними. Прополка, уборка - она всегда со всеми. Она работает, сестры смотрят: «Игумения так работает, уже немолодая, как же мы тогда должны работать...» - и за ней тянутся. Хотя жизнь настоятелей - очень непростая, это понятно: спонсоров надо искать, куда-то ехать чего-то добиваться, храм реставрировать. Приходится общаться со множеством людей, и в то же время особый настоятельский подвиг - это находить время быть с братией.

Иначе плохо получается. Братия смотрят: настоятеля нет, например, на молитве - сегодня нет, завтра, послезавтра нет. И сами начинают относиться к службе так же: «А я правило в келье почитаю...». Поэтому обязательно нужно, чтобы был добрый пример.

Еще хорошо, когда монастырь собирается вокруг опытного духовника или почитаемой святыни. У нас так получилось, что село Себино, родина святой блаженной Матроны Московской, сейчас очень почитаемой, тоже попало в ряд неперспективных деревень: там закрылись все хозяйства, где можно было работать, молодежь вся уехала, вообще, людей там оставалось очень мало. Матрона еще не была прославлена в лике святых. Церковь стали часто посещать воры, потому что у тех людей, которые там оставались, уже не было сил ни охранять, ни содержать храм. И тогда владыка Серапион решил перевезти к нам икону «Взыскание погибших», которая была написана по просьбе матушки Матроны. Ее ведь в свое время выгнали из Себино: после революции братья блаженной испугались, что к ней народ идет, боялись репрессий.

И так интересно было: уже когда мы привезли икону сюда, сняли оклад, смогли разглядеть ее хорошенько, увидели, что там на полях написаны еще два святых: с левой стороны святитель Николай, а с правой - мученик Лавр. Я так удивился, потому что Лавр - вообще имя довольно-таки редкое в монашестве. Был даже такой момент, когда в Церкви было два Лавра - я и митрополит Лавр[4], предстоятель Русской Православной Церкви Заграницей. Почему я это точно знаю? Потому что он мне звонил. Он был как-то на Куликовом поле и спросил: «А кто здесь настоятель?» - «Да Лавр у нас тут есть, архимандрит». Когда воссоединились Церкви, мне позвонил владыка Арсений и говорит: «Через полчаса тебе перезвоню, с тобой будет один важный человек разговаривать». Так торжественно и серьезно сказал, что я, грешным делом, подумал: наверно, меня в архиереи.... И вдруг - звонит владыка митрополит Лавр, говорит: «Я тебе звоню только потому, что нас с тобой, Лавров, только два. Я специально этим вопросом занимался»... Собирался к нам приехать, пообщаться. Но не пришлось - владыка умер...

Некоторые считают, что люди идут в монашество по несчастью. Это неправда. У нас и времени-то здесь нет скучать. Так всего много, так сейчас все интересно. Мы работаем со школами, готовим учителей, которые занимаются с детьми. У нас интернат недалеко от монастыря, с которым очень хорошие отношения. Очень интересно. Но самое главное все-таки - в монастыре нужно научиться молиться. Монастырь - это молитва и труд. И молиться - тяжелее всего. Все остальное - легче...

Архимандрит Лавр (Тимохин) родился 3 сентября 1955 г. в с. Петрушино Алексинского района Тульской области. В 1972 г. окончил среднюю школу и пошел работать на Тульский оружейный завод. В 1973-75 гг. служил в рядах Вооруженных сил. Рукоположен во диакона в 1981 г., во пресвитера - в 1982 г. епископом Тульским и Белевским Германом (Тимофеевым). В том же году назначен настоятелем храма во имя вмч. Александра Римского с. Ченцово Заокского района. Настоятель Богородице­Рождественского кафедрального собора в Белёве, благочинный церквей Белёвского округа (1990-1991) настоятель Иоанно­Предтеченского храма в пос. Епифань, по совместительству (с 1991), настоятель молитвенного дома в честь Рождества Пресвятой Богородицы в Новомосковске и благочинный церквей Новомосковского округа (с 1991), Свято-Спасского храма в с. Спасское Новомосковского района (до 1993), Свято-Казанского храма в с. Гремячее Новомосковского района (1993-1994), наместник Свято-Успенского мужского монастыря в Новомосковске (с 1995). Награжден церковными наградами, включая право служения Божественной литургии с открытыми царскими вратами до «Отче наш...», а также орденами св. блгв. князя Даниила III ст. (1996), прп. Сергия Радонежского III ст. (2001), прп. Серафима Саровского III ст. (2005). Благочинный монастырей Тульской епархии, храмов по Новомосковскому, Куркинскому округам и г. Донскому, член Епархиального совета Тульской и Белевской епархии, почетный гражданин г. Новомосковска Тульской области.

Журнал "Православие и современность" №19 (35), 2011 г.

[1] Викторин (Беляев; 1903-1990), архиепископ Виленский и Литовский. В 1975-1977 гг. - епископ Алексинский, викарий Тульской епархии, в 1977-1978 гг. - епископ Тульский и Белевский.

[2] Герман (Тимофеев, род. в 1937), ныне митрополит Волгоградский и Камышинский. В 1978-1986 гг. занимал Тульскую и Белевскую кафедру.

[3] Серапион (Фадеев; 1933-1999), митрополит Тульский и Белёвский. См. о нем: «Православие и современность». № 17 (33). С. 29.

[4] Лавр (Шкурла; 1928-2008), митрополит, с 2001 г. первоиерарх РПЦЗ. См. о нем: «Православие и современность». № 10 (26). С. 33.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=58446&Itemid=3