После Второй мировой Войны Запад перенес центр тяжести противостояния с Россией из военной области в область массовой культуры и потребления. А здесь мы всегда были слабее.
Вспомним, как в свое время "колола глаза" москвичам Немецкая слобода. Своими нарядами, кофеем, танцами, галантными манерами простолюдинов. Излишествами культуры. Но на то они и "немцы", не понимающие по-нашему, не такие, как мы. Пришельцы из мира "антиподов" - католической и протестантской Европы. В эпоху Ивана Грозного это хорошо понимали.
После смерти Сталина понимать постепенно перестали. В 60-70-е годы, фрондируя, интеллигенция переходила на сторону Запада. В ее глазах он и не противник стал вовсе, а союзник и друг. От противного. И правда, что может быть страшнее не солженицынских даже, а шаламовских лагерей.
Вот свалим "Софью Власьевну" и заживем. Грезилось что-то среднее между Аксеновским "Островом Крымом" и его же, с соавторами, "Джи Грином Неприкасаемым". Сделайте нам красиво, по мифологическому "западному" образцу.
К ее вящей радости, подоспели мирное сосуществование, Хельсинский акт, Сева Новгородцев по Би-Би-Си... Плюс немощная культурная политика советского руководства.
В чем заключалась стратегическая ошибка интеллигентских мечтаний тех лет? В том, что Запад не устраивает сильное российское государство в принципе. Ни коммунистическое, ни демократическое, ни монархическое. Никакое.
Это хорошо выразил в своих работах Збигнев Бжезинский. Поляк по происхождению, он лучше всего почувствовал это коллективное умонастроение Запада. Упрощая, его можно свести примерно к следующему: "Сильного русского государства быть не должно. Это - абсолютное зло. Все, что препятствует возрождению России - хорошо для Запада, и наоборот".
Спросить в 70-е у Сахарова и Солженицына, Аксенова и Любимова... Вы готовы вместе с ненавистной вам "Софьей Власьевной" сдать само Российское государство? Я не уверен в положительном ответе. В отношении Амальрика, правозащитников, участников Хельсинских групп уверенности меньше. Но и здесь, наверное, есть исключения.
А ведь у нас был Высоцкий, мощное потенциальное оружие культурного воздействия - "Пусть впереди, крутые перемены, я это никогда не полюблю". Шукшин и Визбор "Чтобы стало с нашей планетой, и особенно с нашей страной, если б не было этой ракеты, и не только ее одной". Константин Симонов, наконец. Перечитайте его военную прозу. За спиной была русская культура XIX века, первой волны русской эмиграции... Иными словами, поражение здесь предопределено не было. Но оно случилось.
Мало кто был готов развалить страну сознательно. Лучшие отвергали саму возможность капитуляции. "Я знаю, что ныне лежит на весах и что совершается ныне", писала Ахматова. Цветаева с "Лебединым станом". Борис Пастернак с Доктором Живаго, Детством Люверс, стихами. Он русский писатель, а русский писатель не может быть предателем. Его признавал, с ним советовался Сталин. А затравили его "прогрессисты" во главе с Хрущевым. Как же, он покусился на "святое", на Октябрьскую революцию, на "комиссаров в пыльных шлемах". Как же, его не гноила в лагерях, но уважала власть. Его и Булгакова.
Русско-советским патриотом был Фадеев. Пулю в лоб, в ответ на оценки ХХ съезда. Не знал он о репрессиях и их масштабе? Знал, как знала советская элита и сам народ. Вопрос в оценке, для чего. Если для "дела", запредельной правды создания земного рая, тогда жить с этим можно. Если страшное совершается как уголовное преступление, не ведет к земному раю, тогда нельзя.
Мы не смогли жить с этой правдой, продолжать строить красную утопию. Но мы не смогли ответить и на главный вопрос. Что будет со страной после падения коммунизма, какой мы хотим видеть будущую Россию? А раз нет зримого, интуитивно понятного образа, нет и плана, непонятно, куда идти. Легче всего оказалось пойти по пути наименьшего сопротивления, взять что-то на Западе. Отказаться от собственного исторического творчества. Но отказ от исторического творчества и сохраняющей страну культуры означает отказ от России.