Трибуна для оглашения личных взглядов на жизнь и
высказывания мировоззренческих симпатий для режиссера расположена отнюдь
не в конференц-залах, где щелкают фотоаппараты журналистов. Режиссер
выбрасывает в мир свои концепты понимания мира уже на стадии написания
или чтения другим написанного сценария. Затем - на съемочной площадке.
Затем - при монтаже, и так далее. То, что режиссер скажет сам о себе не
так уж важно. Сам себя человек понимает с гораздо меньшей степенью
проницательности, нежели это сделает внимательный зритель при знакомстве
с его жизнью и творчеством.
Сказать нечто на публику, это вроде повертеться перед
зеркалом. А выдать публике свое произведение, это - показать
рентгеновский снимок собственных внутренностей, которые ты сам в обычной
жизни не рассматриваешь.
Человек может создавать бессмертные вещи и говорить чушь. Тогда вопит Сальери: «Ты, Моцарт, - бог, и сам того не знаешь»
Человек может творить чушь и рассыпаться в наивных любезностях. Тогда... Сами подберите название этому явлению.
Человек может и творить чушь, и говорить чушь. Это - самый легкий вариант и самый распространенный.
И бывает человек - светлый гений в творчестве и осторожный в словах на публике. Таков последний вариант и это - подлинное чудо.
Сквозь сей монокль можно рассматривать и господина Триера с его творчеством.
Признаюсь, мне очень не хватает умной критики,
написанной верующими людьми, соединяющими в своем опыте и глубокую
осведомленность в различных областях творчества, и подлинный опыт веры.
Они есть, эти люди, но их так мало. И голос их услышишь не часто, а
нуждаешься в нем постоянно. Будь у нас достаточно таких критиков, мы
лучше и легче ориентировались бы в густой и опасной информационной чаще.
А так: крик, шум. Туда не ходи! Идем сюда! Там волки! Там яма! Пошли
обратно! Кто нас сюда завел?!
Еще больше запутаешься.
Буду ждать разумных слов от разумных киноведов, а пока скажу, что знаю.
«Догвилль», он о чем? О том, как невинные жители
скромного городка способны стать коллективным насильником и убийцей. Без
всякой цементирующей политической идеи, только в видах самосохранения, а
затем, войдя во вкус из-за полной беззащитности жертвы, они способны на
то, чего сами от себя еще вчера не ожидали. А разве с нацизмом все
обстоит иначе?
Коллективный психоз, поиск внешнего врага, и -
«просыпается обезьяна, дремлющая во мне». Если это - пасквиль на
человека, пасквиль на европейского обывателя, то почему никто не
поднимал крик? А если это правда, то Триер конечно способен понять
нацизм и его вождей, независимо от своих публичных высказываний.
Сам нацизм есть ведь не единственное зло. Неужели не
ясно, что это лишь одна из форм зла, одна из его
культурно-цивилизационных модификаций, отнюдь не отменяющая и не
заслоняющая прочие виды и формы того кошмара, которым является жизнь
людей после грехопадения. Без сомнения и легче, и приятнее найти одного
стрелочника в истории, одного - в повседневности, и под шумок
реабилитировать все остальные формы зла. В истории был Гитлер, нынче по
телевизору - Аль-Каида. Остальным можно расслабиться. Раз поймали вора и
весь базар шумит, для карманников наступает самое милое время.
Ту же способность к коллективной жестокости понял и
Дюрренматт, написав свой «Визит дамы». Да и много можно найти
произведений, в которых изображена падшая природа человека. Человек от
века совершает одно и то же: Каиново убийство, Хамскую насмешку или
Содомский разврат, только делает это в разных культурных упаковках.
Почему никто не вопит о том, что в фильмах Триера нет
воздуха? Это ведь безвоздушное пространство, в котором агонизирует
бессмысленно живущий человек. Так живут очень многие. Триер и сам так
живет, честно наводя камеру на повседневное безумие. Он снимает фильм о
конце света, о гибели цивилизации. Прекрасно. Так ведь и нацизм это
энергичная и самоубийственная попытка ответа на приближающийся конец
истории. Разве не так? Почему вы раньше об этом не вопили?
Человек у Триера это животное, распрощавшееся с
попытками подчинить свои инстинкты духу или хоть как-то собою управлять.
Так это и есть портрет капитулировавшей пред грехом цивилизации. И
нацизм оттуда же. Или я не прав?
Жизнь по Триеру это смесь крови и семени, бессмыслица и
постоянное напоминание, что человек это - чудовище. Если все с этим
согласны и позволяют себе без всякого мистического ужаса рассуждать на
темы кинематографической эстетики, то откуда нынче взялся пафос
моральной оскорбленности? Вас каждым фильмом своим маэстро бил по морде,
вбивая в вашу либеральную голову, что вы (мы, он, я, ты) - отброс и
живой труп. Вы что этого не видели? Куда же вы смотрели?
Если Триер в основном прав, и вся его фильмография
рекомендована к показу, то каким еще фразам, сорвавшихся с его уст можно
удивляться? Либо назовите дерево добрым, и ешьте все, что оно вам
родит, то есть - скажет или снимет. Либо опознайте в нем диагноз
собственного, уже сейчас протекающего умирания и гниения, и бейте во все
колокола.
Триеру, без сомнения, понятен и Гитлер, и Мазох, и де
Сад, и Джек Потрошитель. Это большинству людей на глубине души должно
быть понятно. Серафим Саровский, вот тот почти никому не понятен, а с
грешниками и злодеями у нас много общего. Понятны ему, без сомнения, еще
очень многие известные и не очень персонажи. И все это понимание, всю
эту внутреннюю отзывчивость на всякое извращение человеческой природы он
щедро рассовал по своим картинам.
Одним словом, мы, как часто бывает, спорим не о том.
Если творчество Триера это диагноз, а мы не согласны всем этим болеть,
давайте озаботимся поиском лекарства. Давайте всплакнем, что ли, или
вздохнем о себе, хотя бы.
Если же это художественное изображение среды нашего
обитания и наш собственный портрет, потрет, в собственных нравственных
отбросах задыхающейся цивилизации, и при этом мы согласны двигаться
дальше именно в заданных координатах, то, право слово, какая разница,
кто еще что скажет? Ведь судя по творчеству Триера, близок всему конец.
Жаль только, что не сказано дальше то,
что сказал Петр: «Впрочем близок всему конец. Итак, будьте благоразумны и
бодрствуйте в молитвах» (1 Пет. 4:7)
http://www.radonezh.ru/analytic/14450.html
