Закваска
Речь Господа нашего изобилует яркими образами. Иной раз Его слово бывает «против шерсти». Он обличает. Порой мягко, как бы намекая, деликатно подводя человека к пониманию своей неправоты, греховности (вспомним обличение фарисея, соблазнившегося Его благосклонностью к грешнице (Мф. 7; 40 - 50), самарянки, жившей, как нынче выразились бы, «в гражданском браке» (Ин. 4; 17 - 18), или женщины, взятой в прелюбодеянии (Ин. 8; 7 - 11)); но порой Он суров, Его обличения словно хлещут по щекам: «Горе вам, фарисеи, лицемеры...». Грех Ему чужд и ненавистен, однако, к грешникам у Него, скажем так, дифференцированный подход. Нигде в Евангелии Господь не обрушивается с обличениями на грешников явных, на тех, кто и без того был ненавидим или презираем в обществе и отвергаем. Единственно, кто удостаивается Его гнева, преисполненного скорби об ожесточении сердец - это книжники и законники, фарисеи и саддукеи, от чьей «закваски» (Мф. 16; 6 - 12; Мк. 8; 15; Лк. 12; 1) он предостерегал Своих последователей.
Что это за «закваска» такая и кому от нее надо беречься? В Евангелии сказано, что под «закваской» имеется в виду учение фарисейское и саддукейское. Слово это было обращено к Апостолам. Из Евангелия, опять же, мы знаем, что фарисейское учение состояло в подмене казуистикой сути Закона; учения раввинов («предания человеческие») погребли под собой заповеди Десятословия, их сущность: «суд, милость и веру» (Мф. 23; 23). Саддукеи, в отличие от фарисеев, не признавали предания, но и воскресение из мертвых отрицали, будучи скорее политической партией - «партией власти». Какое это имеет отношение к нам?
На первый взгляд никакого: мы не исповедуем раввинистических учений, да и к тому же фарисеи были партией национального освобождения, культивировавшей еврейский национализм на почве калейдоскопа уставных правил и ритуалов - какое это к нам имеет отношение? Фарисеи вдохновляли еврейский народ ложно интерпретируемой мессианской идеей, но мы-то не иудеи, Талмуд не приемлем, а Мессию исповедуем пришедшего «в рабьем зраке» и ожидаемого «в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8; 38) - при чем тут мы?
С саддукеями у нас тоже, вроде как, нет ничего общего: мы свидетельствуем чуждость их учению всякий раз, когда славим Воскресение Христово и исповедуем свое чаяние воскресения мертвых... Не-е-ет, это не к нам обращены слова Спасителя о «закваске», а конкретно к Апостолам, которым надлежало беречься ложных концептуальных заимствований. И мы знаем, что некоторые из фарисеев, обратившихся впоследствии в христианство, и в самом деле не могли преодолеть в себе соблазна законничества и пытались навязать христианам из язычников исполнение всего обрядового закона - всё окончательно ясно: это не про нас!
Впрочем... нет, конечно же, хоть и не про нас, но для нас: «сыны диавола» неустанно пытаются замутить чистоту Православия, и мы ревностно будем отслеживать «еврейский след» в публикациях, проповедях наших пастырей и архипастырей, в церковных постановлениях, прозорливо в них улавливая и грозно обличая апостасию, разжигая истерию по поводу штрих-кодов и прочих «знамений последних времен». Этим и окажем послушание Спасителю, этим и сохраним себя от чуждой «закваски».
И всё? - Всё. Этим слова о «закваске» для нас и ограничатся. На том и успокоимся. А чтоб заглушить голос совести, будем громче обличать католиков и протестантов, сектантов и атеистов, да своих же пастырей и собратьев - только бы не заглянуть в свое сердце и не обнаружить, что мы «гробы повапленные» (Мф. 23; 27), только бы не ощутить смрада своей греховности, столь искусно забутафоренной (в том числе и от самих себя) «ревностью по Бозе», изысканной «a la православной» манерностью да не к месту надерганными цитатами из Писания и Отцов.
Человек, который «сам обманываться рад», сумеет обмануться. И никто ему не в силах помешать. Даже Бог. Потому что, как это ни дико звучит, на всемогущество Божие есть человеческая свобода. Та самая свобода, которая, по идее, должна бы человека сделать свободным в Боге и причастником Его всемогущества (отсюда дар чудотворения), но чудовищным образом становится точкой опоры для богоборчества и рабства греху. Непостижимая жуть: дар Божий служит противоположной цели - погибели носителя дара. И самое страшное, когда богоборчество облекается в «ризы правды».
Однако не все обманываются по собственному коварству и лукавому поиску «удобного христианства». Кто-то имеет «ревность не по разуму», а кто-то доверяет этому «ревнивцу», принимая его искренность за гарантию непогрешимости.
Но причем тут «закваска»?
А при том, что фарисейство заключается отнюдь не только в иудейском книжничестве да законничестве, и не в том исторически-обусловленном явлении первохристианской эпохи, которое получило название иудео-христианства. Так же было бы весьма поверхностно сводить фарисейство к банальному лицемерию или сознательной ненависти ко Христу как Сыну Божиему. Демонизируя тот или иной порок, мы рискуем утратить понимание его сущности и проглядеть его в своем сердце и окружающей жизни.
Фарисейская «закваска» вполне совместима с искренней преданностью Богу и Его народу (во времена земной жизни Спасителя - Древнему Израилю, после Пятидесятницы - «Новому Израилю», Церкви Христовой). А поскольку мы и Евангелие читали, и Отцов, то знаем, что любить и смиряться - хорошо, а презирать и превозноситься - плохо. И мы, замечая в себе явные признаки фарисейства, можем их на корню заглушить или... прикрыть чем-нибудь духовно-привлекательным: грустью о «заблудших овцах», негодованием о «сеющих соблазны», «скромным помышлением» о своих немощах (чтобы не «вторгаться» в сложную ситуацию), усиленным «хранением мирного духа», якобы в надежде, что «тысячи вокруг спасутся» - в арсенале православной аскетической мысли есть очень много прекрасного, чем можно злоупотребить, «уклоняясь от простоты во Христе» (2 Кор. 11; 3).
Фарисей «новозаветный» изощренней своего ветхозаветного предка по духу. Если тот величался естественными добродетелями, то нынешний, стремясь к славе, смиреннословствует или вовсе помалкивает о своих достижениях, а свой эгоизм предпочитает прикрывать святыми, духовными добродетелями, подобающими преуспевшим в духовной жизни (или же всерьез мечтает об этих добродетелях, отвлекаясь от евангельской простоты).
Кроме того, надо понимать, что фарисейство может действовать в человеке параллельно с его добродетелями, лишь частично примешиваясь к ним, и только время от времени подталкивая его к ложному моральному выбору, но из этого не следует, что ему не стоит озаботиться своим духовным состоянием. Удобно прячась среди добродетелей, как среди деревьев, фарисейство делает свое погибельное дело. Более того, именно так, без претензии на полное господство над нами, оно надежнее прячется в нас и сбивает нас с толку.
Это важно понять, потому что иначе нам не разглядеть в себе этой «закваски», ведь мы знаем о себе, что веруем во Христа, доверяем святым Отцам, искренне хотим соответствовать званию христианина. Так вот, очень важно, «архиважно», как сказал бы один печально известный борец за «светлое будущее», понять, что ни благие наши намерения, ни определенные достижения на верном пути, ни наличие ума, ни посты и молитвы - не делают невозможной примесь фарисейства, которая, подобно закваске, становится катализатором, а затем (если не заметим ее в себе и не начнем фильтровать) и содержанием нашей жизни, залогом ее мнимой успешности. Ведь закваска - это не основная масса, а всего лишь небольшая добавка к ней. Закваску не видно, видно тесто, которое вскисает. А на чем - это знает лишь тот, кто кладет в него закваску. Так и мы: видим дела, слышим слова, но того, что побуждает человека к ним, содержания, сути - не видим ни в себе, ни в других. И особенно трудно обнаружить чуждую «закваску», если слова и дела обосновываются святоотеческим учением и канонами; чрезвычайно трудно, если носитель этой «закваски» - человек волевой, требовательный к себе и последовательный в своих действиях.
Итак, в чем симптоматика фарисейства? Что нам надлежит примечать в себе, чтобы не дать богопротивной «закваске» стать определяющей нашу духовную жизнь? - Признаков много. Обратим внимание на один из них.
Искреннее лицемерие
Среди многих упреков, услышанных фарисеями из уст Христа, есть и такой: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры... Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф. 23; 23 - 24)
Блаженный Феофилакт Болгарский, комментируя эти слова Спасителя, говорит, что Господь «порицает фарисеев как безумных, ибо, презирая более важные заповеди, они старались о точности в исполнении менее важных...»[1]. Как бы продолжая мысль блж. Феофилакта, свт. Игнатий Брянчанинов пишет: «Фарисей, оставляя исполнение заповедей Божиих, составляющих сущность Закона, стремится к утонченному исполнению наружных мелочей, хотя бы это было с очевидным нарушением заповедей»[2]. И далее свт. Игнатий обращает наше внимание на страсть, составляющую сущность фарисейства: тщеславие, говоря о ней, как о самой скрытной «из всех душевных страстей», которая «более всех других маскируется пред сердцем человеческим, доставляя ему удовольствие, часто принимаемое за утешение совести, за утешение Божественное. И на тщеславии-то заквашен фарисей»[3].
Но страсть тщеславия не только «маскируется пред сердцем», стараясь остаться неузнанной им, дабы не быть изгнанной вон, она еще очень маневренная: ее точки опоры меняются в зависимости от целесообразности. В самом деле, что толку тщеславию в строгом соблюдении поста или скрупулезном исполнении требований уставного благочестия, или же в акривийном соблюдении канонов, если в глазах окружающих это не самое важное?
Если тщеславный человек оказывается в окружении людей, весьма критично относящихся к показному благочестию, и после Священного Писания уделяющих наибольшее внимание святоотеческому учению, то ему не составит труда сориентироваться в ситуации и осуществлять все то же самое фарисейство, ложно интерпретируя высказывания святых Отцов, которые он использует в качестве все тех же «наружных мелочей». Только, если ветхозаветный фарисей («ветхозаветный типаж» и нынче отнюдь не редкость) свое уклонение от сущности Закона маскировал второстепенными ценностями («наружными мелочами») то «новозаветный» с этой целью использует бисер святоотеческой мудрости. Нынче фарисей ветхозаветного типа по-прежнему концентрируется на «внешнем» (обрядовая форма, дисциплинарные требования, канонические нормы), чтобы отвлечься от наиболее существенного: элементарных человеческих моральных норм и принципов, заповедей Евангельских, самого Евангельского духа, тогда как фарисей новозаветного типа уворачивается от «ига Христова», прикрываясь Его же учением и как бы усердствуя в тонкостях аскетики: совесть вытесняя «послушанием» (под которым понимается бездумное и беспрекословное подчинение начальству), отзывчивость - «смирением», «кротостью», «незлобием», «хранением себя от осуждения ближнего» (которые, будто бы, могут понести ущерб, если отозваться на чужую беду и вмешаться в конфликт, защитить обижаемого[4]), уважение к личности - «смирением» подвластных (подвергая их издевательствам, якобы ради исцеления от страсти гордыни).
Это уже совсем другое «оцеживание». Первый типаж, пренебрегая существенным, увлекается второстепенным, служебным; второй, ради того, чтобы скрыть пренебрежение нравственно-элементарным, основополагающим, само собой разумеющимся, изощряется в тончайших и высочайших добродетелях. И порой - это искреннее, как ни парадоксально звучит, лицемерие. Да, искреннее. Потому, что человек искренне хочет жить по Евангелию, но при этом пытается обойти вниманием кое-какие деликатные подсказки своей совести (очень уж он хочет увидеть себя целостной личностью, но при этом слишком дорожит определенной стабильностью, душевным покоем, любимым делом, планами на будущее, которые могут рухнуть, если он эти подсказки не обойдет вниманием). А поскольку он знает, что желание его искреннее, то ему легко поверить в свою честность перед Богом и собой: разве может он лукавить, имея такое расположение к преуспеянию во Христе? И, чтобы укрепить риторичность этого вопроса, он все усердней и усердней зачитывается подвижниками благочестия, восторгаясь их поучениями, как бы изо всех сил подражая (в своей интерпретации) их жизни, но складывается такое чувство, что его напряженное всматривание в небо - от нежелания чего-то замечать под ногами... И, чтобы уж точно оно не мешало всматриваться в заоблачные высоты, надо на это «что-то» прочно встать обеими ногами: и не спотыкаешься уже ни обо что, и как будто подрос (хочешь почувствовать себя выше добродетели? - наступи на нее).
Что способствует формированию такой квази-духовной позиции? Факторов много. Обратим внимание на один из них: неразборчивое и бестолковое (во всех смыслах) чтение духовной литературы.
Смотрим в книгу...
Предостерегая от бессистемного чтения, свт. Игнатий Брянчанинов в книге «Приношение современному монашеству», советует для начала ограничиться внимательным изучением Нового Завета (текст и святоотеческие толкования). Причем изучение состоит еще и в жизни по заповедям, в процессе которой возникают проблемные ситуации морального выбора, побуждающие увидеть новые аспекты христианской нравственности и глубже усвоить содержащиеся в изучаемом тексте этические понятия. И только тогда, «положив себе за правило жизни учение и исполнение евангельских заповедей, без увлечения направлениями, доставляемыми разными сочинениями святых Отцов, можно начать чтение их для ближайшего и точнейшего ознакомления с монашеским многотрудным, многоболезненным, но и не нерадостным подвигом»[5].
Далее свт. Игнатий советует «соблюдать постепенность», предлагая перечень святоотеческих трудов для чтения на первом этапе: в первую очередь - это «Поучения» прп. аввы Дорофея, «Оглашения» прп. Феодора Студита, «Руководство» прпп. Варсануфия Великого и Иоанна Пророка (причем лишь с 216 ответа, поскольку предшествующие даны более для затворников) и др. И только потом, «по прошествии значительного времени»[6], свт. Игнатий допускает чтение книг, написанных для безмолвников: «Добротолюбие» и др. (Если учесть, что все эти ограничения относятся к монахам, тем более, закономерен вопрос о необходимости выработать перечень поэтапного чтения для мирян.)
Для формирования добродетелей важна постепенность. Нарушение этой постепенности чревато нарушением и разрушением духовной жизни. Прп. Иоанн Лествичник предостерегает от стремления к несвойственным на определенном этапе добродетелям, как о дьявольском искушении, побуждающем новоначальных преждевременно устремляться к высшим добродетелям, чтобы они «не получили их и в свое время»[7]. «У всегда воюющих против нас бесов, - пишет свт. Феодор Едесский, - есть обычай: посильным для нас и исполнимым добродетелям полагать преграды, а к непосильным и безвременным... влагать сильное стремление»[8].
Евангелие[9] - вот стержень христианской жизни. Свт. Игнатий советует: «Постарайся, чтобы Евангелие усвоилось твоему уму и сердцу, чтобы ум твой, так сказать, плавал в нем, жил в нем: тогда и деятельность твоя удобно соделается евангельскою»[10]. И помощники нам в усвоении Евангелия умом и сердцем - святые Отцы, потому что «Святой Дух, произнесший через пророков и Апостолов Слово Божие, истолковал его через святых Отцов»[11].
Наставляя о важности чтения святых Отцов, свт. Игнатий призывает нас: «Каждый избери себе чтение Отцов, соответствующее своему образу жизни. Отшельник пусть читает Отцов, писавших о безмолвии; инок, живущий в общежитии, - Отцов, написавших наставления для монашеских общежитий; христианин, живущий посреди мира, - святых Отцов, произнесших свои поучения вообще для всего христианства. <...> Иначе будешь наполняться мыслями, хотя и святыми, но неисполнимыми самым делом, возбуждающими бесплодную деятельность только в воображении и желании; дела благочестия, приличествующие твоему образу жизни, будут ускользать из рук твоих»[12].
При внимательном чтении этих слов, невозможно не понять, что если уж дерзать на чтение святоотеческих творений, адресованных исключительно или преимущественно монахам (в т.ч. и трудов самого свт. Игнатия), то с поправкой, что адресат автора - человек, посвятивший себя особому поприщу, специфика которого во многом определяет содержание наставлений. По идее, такому человеку не надо объяснять элементарных вещей о нравственности, совести, честности. Его, напротив, нужно предостерегать от чрезмерного увлечения «души прекрасными порывами», через которые лукавый может его уловить в свои сети. Вот, почему свт. Игнатий так много и категорично предостерегает от «добра падшего естества»[13]; вот, в свете чего следует понимать всё сказанное им по этой теме и не воспринимать его советы в качестве вариаций на тему каламбурного призыва: «души прекрасные порывы!».
Но грех, опасающийся потонуть при погружении сердца в Евангелие, ухватывается за эти наставления (вернее, за их превратное толкование), как за спасительный выступ, внушая нам игнорировать движения совести, как естественные, а потому... «неблагонадежные для Царства Божия».
(продолжение следует)
[1] Блж. Феофилакт Болгарский. Толкование на Евангелие от Матфея // Благовестник или толкование блж. Феофилакта Болгарского на святое Евангелие. - М.: Лепта-Пресс, 2004. Кн. 1, с. 308.
[2] Свт. Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. - М.: Донской монастырь; Правило веры, 1993. Т. 1. С. 414 - 415.
[3] Там же, с. 415.
[4] См., наприм.: «Иногда враг коварствует над нами тем, что когда мы видим какой-либо грех или порок в брате или в обществе, то он поражает наше сердце безразличием и холодностью, неохотой или, скорее, постыдной трусостью сказать твердое, обличительное слово неправде, сломить рог грешника» (Св. Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе. - М.: Центр Благо, 1999. С. 180.
[5] Свт. Игнатий Брянчанинов. Приношение современному монашеству. - Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991. С. 51.
[6] Там же.
[7] Прп. Иоанн Лествичник. Лествица. - Изд. Троице-Сергиевой Лавры, 1991. С. 56.
[8] Цит. по: Настольная книга священнослужителя. - М.: Изд. Московской Патриархии, 1988. Т. 6, с. 114.
[9] «Весь Новый Завет может быть назван Евангелием, как содержащий одно евангельское учение» (Свт. Игнатий Брянчанинов. Приношение современному монашеству. - Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991. С. 50).
[10] Свт. Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. - М.: Донской монастырь; Правило веры, 1993. Т. 1. С. 107.
[11] Там же, с. 108.
[12] Там же, с. 112.
[13] «Добро нашего падшего естества перемешано со злом, а потому и само это добро соделалось злом, как делается ядом вкусная и здоровая пища, когда перемешивают ее с ядом. Хранись делать добро падшего естества! Делая это добро, разовьешь в себе самомнение и гордость, достигнешь ближайшего сходства с демонами» (Свт. Игнатий Брянчанинов. Приношение современному монашеству. - Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1991. С. 45).
