Мы
относимся к дружбе народов так же, как и к другим ценностям,
доставшимся нам от советской цивилизации: заводам, нефтяным скважинам,
газопроводам, ракетам, плотинам... Пользуемся, пока они вдруг не начинают
ломаться, взрываться, прорываться... Только тогда и спохватываемся: ах,
ведь надо ж было чинить, латать, модернизировать - вкладываться! А
почему не вкладывались? Экономили, наверное: Абрамовичу - на яхту, а
Прохорову на Куршевель копили...
И вот теперь рванула дружба
народов. Гибель болельщика Егора Свиридова, застреленного «кавказцем»,
вывела на площади толпы молодёжи с лозунгами: «Россия для русских!»
Отечественные либералы, отбросив ролевые игры в державников и демократов
(ради рейтинга чего не сделаешь!), дружно запели свою строевую песню о
русском фашизме. Патриоты заговорили о «пробуждении нации». Власть
удивилась: почему здоровье русского, невежливо обошедшегося с Кораном,
не стоит и десяти копеек, а вот кавказцы, приезжающие вглубь России,
позволяют себе такое... Ну, дальше вы помните! Не успели остыть «манежные»
страсти, как страну потряс взрыв в «Домодедово». Следы ведут, как
обычно, на Кавказ. Мне, русскому человеку, есть что сказать по этому
поводу. И я скажу. Но сначала давайте взглянем на происходящее в стране
глазами тех, кого при советской власти не слишком почтительно величали
«националами».
Россия столетиями была империей. Неважно: царской, романовской или советской, сталинскобрежневской. Да, в какой-то мере это была «перевёрнутая империя», где метрополия жила беднее и бесправнее «колониальных окраин». Но всё-таки империя! Нынешняя Россия, именуясь Федерацией, унаследовала почти всю имперскую проблематику и прежде всего межнациональную, что совершенно нормально. Вон в Бельгии фламандцы с валлонами никак не договорятся, а у нас вместе живут более ста народов, которые сошлись в единое государство разными путями. Одни прискакали как завоеватели, а стали подданными. Другие сами слёзно попросились под крыло двуглавого орла, истребляемые безжалостными соседями. Третьи сопротивлялись, но были покорены и присоединены. Четвёртые вообще не сопротивлялись, а достались вкупе с землями, отвоёванными у других империй, начинавших войну, как правило, первыми. Пятые просто «проснулись» в России, которая расширялась стремительно: многие «сущие в ней языки» стали своего рода архипелагом, затопленным русским потоком, хлынувшим, перевалив Урал, на Восток. Сейчас трудно поверить, но в ту пору русские рожали больше, чем китайцы. Население России и Франции к моменту похода Наполеона было примерно одинаковое, а к концу столетия нас было уже много больше, чем французов.
Подсознательное отношение «малых» этносов к «метрополии» и «имперскому народу» определяется тем, при каких обстоятельствах зажили вместе: волей или неволей, бескровно или с кровью, давно это случилось, как с финно-уграми, или сравнительно недавно, как с народами Северного Кавказа. Что приобрели, а что потеряли, попав под скипетр. Национальный вопрос, если помните, клокотал во всех бунтах и смутах, потрясавших державу, однако не разнёс её вдребезги, подобно АвстроВенгрии или Османской империи. Почему? Наверное, потому, что почти каждый «язык» имел прежний опыт подчинённого сосуществования с другими, более мощными этносами, входил в другие государственные образования. И на крутых поворотах истории коллективный разум народа подсказывал: а с русскими-то получше будет! От добра добра не ищут!
Конечно, случалось всякое, но хорошего было больше. Когда больше плохого, жаловаться некому. Не в том смысле, что нельзя обратиться в ООН или в Страсбург. Можно. Но кто будет обращаться? На территории современной Германии ещё в XVIII веке обитало не менее десятка крупных славянских племён со своими наречиями, культурой, традициями, верой... Где они? Их нет. А где калмыки, оставшиеся в пределах Китая? Я уже не говорю о кровавой резне армян, живших на византийских землях ещё до турокосманов. Посещение Музея геноцида в Ереване - одно из самых страшных впечатлений моей жизни... Зато народы, ставшие частью Российской державы, за редчайшим исключением, не только не исчезли, но расплодились, развились, обзавелись письменностью (у кого не было), приобщились к плодам русской цивилизации, может быть, не самой передовой, но и не самой отсталой. Впрочем, самая передовая в ту пору Британская империя вытворяла со своими колониальными холопами такое, что крепостнику Николаю Палкину в кошмарном сне не могло привидеться. Это информация к размышлению о том, «что такое хорошо и что такое плохо» в межэтнических отношениях.
Опыт межнациональных отношений, нерешённые проблемы многоплемённого устройства страны, накопленные Российской империей и переданные по наследству СССР, остались во многом не осмысленны. При советской власти они считались решёнными в ходе «революционного очищения», что верно лишь отчасти. К тому же, на смену иллюзии, что нательный крест стирает племенные различия, явилось куда большее заблуждение, будто партбилет отменяет национальное самосознание. Официальная марксистская наука изучала национальную проблему со стыдливой опаской, как невинная медичка заспиртованный фаллос. Ну а в минувшие 20 лет, когда государственный антисоветизм приравнял Октябрьскую революцию к грязному гешефту пассажиров опломбированного вагона, о 74-летнем государственном опыте одной шестой части суши как-то и говорить было не принято: совок.
История
повторяется. И мы сегодня в известной мере сталкиваемся с тем, с чем
наши деды столкнулись после Октября. Любая революция - это попытка с
помощью направленного взрыва разрешить бесчисленные противоречия,
копившиеся долгие годы не только в социальной и производственной, но и
во всех иных сферах жизни, включая культуру. Но разные заинтересованные
силы стараются направить взрыв в нужную им сторону, в итоге гибельная
волна может ударить туда, куда никто не ожидал. В известной степени так и
случилось в России... Как написал Волошин:
И зло в тесноте сраженья
Побеждается горшим злом.
Революция
и Гражданская война были не только братоубийством на классовой почве.
Всё смешалось в доме Романовых... Малевич чуть не с маузером гонялся за
«академиками живописи». Ведомство Луначарского готовило переход с
кириллицы на латиницу для лучшего контакта с мировым пролетариатом.
Горцы с одобрения интернационалистов жестоко квитались с казаками, а
сектанты и старообрядцы сурово поминали обиды «никонианам». Поощряя
сведение вековых счетов, большевики думали скорее очистить
стройплощадку, разрушить прежние устои, девальвировать святыни,
подорвать государственную религию, прижучить имперский народ - русских.
Уж тут порезвились... Кстати, «Дни Турбиных» сняли из репертуара по жалобе
украинских письменников, обвинивших киевлянина Булгакова в глумлении
над мовой. И хотя Сталин любил этот мхатовский спектакль: в основном-то
на сценах шла сплошная революционная «новая драма», но отказать не мог.
Политика! «Борьба с великодержавным шовинизмом» стала вообще навязчивой
идеей нескольких поколений советских руководителей, и «русскую партию»
карали даже суровее, чем «космополитов».
Нам с вами, пережившим
гражданскую войну 90-х, не надо объяснять, как это бывает. Мы помним,
как в эфире ругались словом «патриот», как рассуждали о рабской природе
русских. Когда в дни октябрьских событий 93-го я вечером возвращался
домой на Хорошёвку, меня несколько раз останавливали омоновцы,
обыскивали, проверяли документы. И вот что интересно: все омоновцы были
не местные, не московские, а командированные, причём из «национальных»
регионов страны. Странно, не правда ли? Кстати, первый, кто предложил
Ельцину вооружённую помощь против мятежного парламента, был Дудаев.
Русская столица вызывала традиционные опасения. Напомню: приток
гастарбайтеров, изменивший ныне этническое лицо города, ещё только
начинался.
Но вернёмся в начало ХХ столетия. Завоевав власть,
новые лидеры многое поняли: свои портреты они стали заказывать «крепким
реалистам» вроде И. Бродского, а не «черноквадратникам». Видимо, для
узнаваемости. Жёстко был пресечён национализм, перерастающий в
сепаратизм. Тех, кого особенно грела формулировка «вплоть до отделения»,
отправили остыть на севера. Позже умерили гонения на религию (в самую
последнюю очередь на православие, из-за войны), занялись восстановлением
межэтнической толерантности. Например, в конце 20-х объяснили
«украинствующим» товарищам, что одна-единственная русская газета на всю
«неньку», в основном русскоговорящую, - это явный перебор. Появились
«советский патриотизм и пролетарский интернационализм», которые так и
ходили парочкой, словно Берман и Жандарёв, до самого развала СССР.
Советская власть осознала: это только в теории у Маркса классовые
интересы выше национальных, а религии потихоньку отомрут. Сам же автор
«Капитала», между прочим, был тронут до слёз, когда младшенькая дочь
Элеонора увлеклась верой предков...
2. ЭТО ДИАЛЕКТИКА, ДУРАЧОК!
О
ленинской национальной политике в СССР стоит поговорить отдельно. С
одной стороны, извещалось о триумфальном формировании новой исторической
общности людей «советский народ». Я в десятом классе даже писал реферат
на эту тему и не мог уяснить, как это возможно, чтобы одновременно
успешно шли два противонаправленных процесса: расцвет национальных
культур и стирание межнациональных граней. Ну какой же может быть
расцвет при стирании? Окончательно запутавшись, я пошёл за помощью к
учителю. Он снисходительно похлопал меня по плечу и весело сказал: «Это и
есть диалектика, дурачок!» Но глаза у него были грустные-грустные...
О
том, что народы и народности не спешат превращаться в новую
историческую общность, я убедился, попав в 1976 году в армию. У нас, в
9-й самоходной батарее, на 70 бойцов приходилось 15 национальностей.
Многие воины, особенно из Средней Азии, с Западной Украины, из
Прибалтики, едва говорили по-русски, не понимая, чего от них хотят
офицеры, которые, кстати, уже тогда с чеченцами и ингушами,
образовавшими в полку свой «тейп», старались лишний раз не
конфликтовать. Впрочем, должен заметить: к концу службы все без
исключения бойцы овладевали «великим и могучим», предпочитая
крупнокалиберные казарменные идиомы. Эти подробности, нашедшие позже
отражение в моей повести «Сто дней до приказа», вызвали едва ли не самое
лютое раздражение цензуры, запретившей в 1982 году публикацию в
«Юности», несмотря на героические усилия главного редактора Андрея
Дементьева.
Вступив в литературу, я обнаружил, что там-то
ленинская национальная политика торжествует вовсю. На VII Всесоюзном
совещании молодых писателей (1979) сразу бросалось в глаза: свежие
дарования, прибывшие из союзных республик (реже из автономий), уже
выпустили в весьма юном возрасте первые книжки на родных языках. Надо
понимать, что для советского начинающего литератора первая книжка была
чем-то вроде первого миллиона (долларов, конечно) для современного
бизнесмена. Многие талантливые русские стихотворцы ждали своих первых
сборничков до тридцати, а то и до сорока лет. Такая была установка
Центра: прежде всего продвигать национальных авторов. А русская
литература и так великая - подождёт! Одним Рубцовым больше, одним меньше
- не забеднеем! Когда началась перестройка, многие из взлелеянных
национальных талантов встали в первые ряды народных фронтов... Интересно,
что некоторые национальные писатели (как правило, из смешанных семей)
начинали сочинять по-русски, но потом, помаявшись, переходили на
титульные языки и сразу издавали книжки. Мой сверстник, пострадавший
кандидат в президенты Белоруссии поэт Владимир Некляев именно таким
путём пришёл к «матчыной мове».
Когда советские историки
перечисляли главные преступления царизма, они непременно поминали
политику русификаторства. А была ли русификация при советской власти?
Конечно, была, не могло не быть, ведь, как и до революции, общесоюзное
административное, информационное, научное пространство было в основном
русским - избежать этого влияния, особенно в городах, было невозможно.
Нельзя сказать, что все относились к этому спокойно. Ведь любой этнос,
как организм, борется за существование до последнего вздоха. В конце
80-х меня, молодого секретаря правления СП РСФСР, отправили в Йошкар-Олу
представлять, так сказать, Центр на съезде марийских писателей. Мы
крепко выпили с местным писательским начальником Николаем Фёдоровичем
Рыбаковым, по совместительству, между прочим, председателем Верховного
Совета Марийской АССР. Он, разоткровенничавшись, сказал в сердцах: «Ты
пойми, Юра, мы, марийцы, и так утрачиваем свой язык, культуру. И мы
утратим, не волнуйтесь, к этому всё идёт. Но не надо нас торопить!
Давить не надо!» Вот так, с одной стороны - расцвет, а с другой...
Диалектика, дурачок!
Как всякая женщина, даже самая неброская, в
душе хочет быть царицей бала, так и любая народность, даже самая
маленькая, мечтает о суверенной державности. На этом играли большевики,
обещая «самоопределение, вплоть до отделения». А если в истории народа
был опыт государственности, пусть и неуспешный, то в своих
геополитических снах он видит себя не иначе как от «моря до моря». Это
нормально и, подобно буйно-многофигурным эротическим фантазиям, редко
осуществляется наяву. Хотя бывает всякое: взять то же Косово! Но надо
понимать: чем крупнее, мощнее этносы, тем больше у них шансов выпорхнуть
из имперского гнезда, особенно когда его треплет и разоряет «свежий
ветер перемен», который так дорог подвижному певцу Газманову. Массовый
вылет возмужавших союзных птенцов из советского гнезда мы наблюдали в
конце 91-го года. Правда, есть достаточно аргументированная версия, что
всех остальных, кроме легкокрылых прибалтийских горлиц, просто силой
вытряхнули... Но пусть в этом разбираются историки.
Тут пора
вспомнить ещё об одном советском «грехе», благодаря которому мы живём
сегодня в большой Российской Федерации, а не в маленьких уютных
независименьких державочках, о которых грезил Сахаров. Дело в том, что в
СССР были нации «первого сорта» - союзные, и «второго» - автономные.
Первые были «вплоть до отделения», вторые «не вплоть». Это и спасло.
Пока те, которые «не вплоть», следуя призыву Ельцина, объедались
суверенитетом, государство постепенно очнулось от геополитического
слабоумия. Конечно, в советские годы вслух никто никогда не говорил о
«сортах», но по вовлечённости в руководящие органы, по выделяемому куску
из бюджета, по присутствию в информационной риторике всем всё было
ясно. Я очень хорошо помню обиды молодых татарских или якутских
писателей, вырывавшиеся на наших литературных посиделках под влиянием
«огненной воды». Мол, нас больше, чем молдаван, а вот вы... И эта
«автономная» обида не забыта, даже приумножена, о чём и пойдёт речь
ниже.
Что же делать? Выход один: наше общероссийское
федеративное гнездо (ОФГ) должно стать таким уютным, надёжным, обильным,
чтобы никому не хотелось выпасть из него, милого, в какой-нибудь
этнофеодализм или в какую-нибудь новую «руину». И ещё очень важно!
Каждый обитатель гнезда должен твёрдо знать: здесь никогда от него не
будут требовать, чтобы он забыл трели предков и запел так, как поёт
«ответственный гнездосъёмщик». И никогда никто не прикажет, чтобы из
разноцветных и разнокалиберных яиц вылуплялись одинаковые двуглавые
орлята. Такое коммунальное гнездо устоит при любых ураганах истории.
3. АХ, ВОСТОЧНЫЕ ПЕРЕВОДЫ!
А
теперь про умножение обид. Если вы полистаете учебники по литературе
советского периода, то сразу заметите, сколь почётное место отведено в
них творчеству писателей «народов СССР и РСФСР». Тут вам: Чингиз
Айтматов, Эдуардас Межелайтис, Василь Быков, Олесь Гончар, Кайсын
Кулиев, Рыгор Бородулин, Петрусь Бровка, Павло Тычина, Мирзо
Турсун-заде, Сильва Капутикян, Нодар Думбадзе, Ираклий Абашидзе,
Джамбул, Юрий Рытхэу, Расул Гамзатов, Олжас Сулейменов, Давид
Кугультинов, Габдула Тукай, Юхан Смуул и т.д. и т.п. Не берусь судить,
действительно ли они самые лучшие в своих национальных литературах того
периода, но думаю, уверен: из лучших. По моим наблюдениям, «оперативной
канонизации», как правило, подлежат авторы своевременно талантливых
книг, как сейчас сказали бы, «мейнстрима». Очень большие (не будем
бросаться эпитетом «великие») писатели чаще идут поперёк течения,
поэтому их канонизируют уже после смерти, когда утихнут политические и
окололитературные страсти. Особая статья писатели, которые начинают
бороться с собственным государством. Их мгновенно при жизни
«пьедесталит» Запад и отсылает нам в виде заказной общечеловеческой
бандероли. Против импорта у нас противоядия никогда не было и нет.
Впрочем, гляньте, какими мелкими тиражами выходят нынче книги даже самых
крупных писателей-диссидентов, и вы убедитесь: История - не фраер!
А
теперь возьмите современные, так сказать, общероссийские учебники по
литературе! Вы очень удивитесь, но национальных писателей там почти не
осталось. Раз, два и обчёлся. Так, остатки былой советской роскоши.
Неужели, получив свободу слова и суверенитета от пуза, сбросив путы
пролетарского интернационализма, русификаторства и «старшебратства»,
национальные авторы стали писать хуже и не выдвигают теперь из своих
рядов общефедеральных титанов? Да, разрушение советской культурной
политики с её целевой поддержкой национальных литератур не могло не
сказаться. Но чтобы будто корова языком слизала... Так не бывает! Ведь
горы Дагестана, снега Якутии, луга Марий Эл продолжают вдохновлять
хранителей национального слова! Мастера есть - мы просто о них не знаем.
Чтобы не быть голословным, назову лишь немногих: М. Ахмедов, Б.
Магомедов, (Дагестан), Х. Бештоков, З. Толгуров (Кабардино-Балкария),
Ю. Чуяко (Адыгея), Л. Харебаты, Н. Джусойты (Осетия), Р. Бикбаев
(Башкирия), Э. Эльдышев (Калмыкия), Р. Харис, Р. Файзуллин (Татарстан),
Г. Раднаева (Бурятия), В. АрСерги (Удмуртия), Н. Ахпашева (Хакасия), Н.
Харлампьева (Якутия), Б. Бедюров (Алтай), А. Попов (Коми), Л. Иргит
(Тыва), А. Токарев (Марий Эл)... Нет, мастера не перевелись, их просто не
переводят, и потому они отсутствуют в общероссийском информационном
пространстве.
Вспомним: в прежние годы сотни русских писателей
вкладывали свой талант и усидчивость в то, чтобы стихи аварки Фазу
Алиевой или проза манси Ювана Шесталова сделались явлением всесоюзным и
даже мировым благодаря русскому языку. Государство не жалело средств,
понимая, чтό вкладывает в дружбу народов, даже закрывало глаза на то,
что вокруг кормится немало бездарей и прохиндеев. Это было своего рода
«вербальное донорство», ведшее к кровному родству разноязыких культур.
Вспомним, какие мастера посвятили себя переводу: Н. Заболоцкий, Н.
Тихонов, Б. Пастернак, Д. Самойлов, С. Липкин, Я. Козловский, В. Цыбин,
Ю. Мориц, И. Лиснянская, В. Соколов, Б. Ахмадуллина, А. Преловский, Э.
Балашов, Р. Казакова, Ю. Кузнецов, Св. Кузнецова, М. Синельников...
Евтушенко перевёл огромный том грузинской поэзии «Тяжелей земли». «Ах,
восточные переводы, как болит от вас голова!» - написал не кто-нибудь, а
сам Арсений Тарковский. Да, этот пир литературного толмачества стоил
недёшево! А вы думаете, небоскрёбы «Газпрома», под крышу набитые
высокооплачиваемыми клерками, обходятся дешевле? «Так ведь мы на газе с
нефтью и держимся!» - скажете вы. «А на дружбе народов, значит, не
держимся?» - спрошу я. На чём экономим? На фундаменте Державы.
Власть
всячески, при каждом случае подчёркивала значимость национальной
творческой интеллигенции в общесоюзном масштабе. Знаете, кто возглавлял
Литфонд СССР - могучей тогда организации? Отвечу: крупный кабардинский
писатель Алим Кешоков. А сейчас кто? Смешно выговорить... Или помните, у
Вознесенского в «Плаче по двум не рождённым поэмам»:
И Вы, Член Президиума Верховного Совета
товарищ Гамзатов,
встаньте...
Была
и ещё одна очень умная фенечка: в статьях, в докладах, в телевизионных
комментариях национальные писатели назывались в одном ряду с русскими,
чтобы всем стало ясно: это фигуры равновеликие и в Стране Советов
почётен всяк сущий в ней язык: Белов, Гончар, Катаев, Карим, Трифонов,
Санги... И это было мудро, ибо издревле в отношениях народов важны
ритуалы, знаки уважения, подчёркнутое равенство: между, например,
классиком великой русской литературы и акыном народа, который ещё
полвека назад не имел своей письменности. Игра, скажете, имперское
лукавство? Игра. И отчасти лукавство, но гораздо более почтенное и
полезное для государства, нежели дорогостоящие игры политтехнологов,
именуемые «суверенной демократией».
Примерно то же самое
происходило в других сферах, так или иначе касавшихся национальных
отношений, но в литературе за этим следили особенно строго - и вот
почему. Любой народ, живущий в государственном пространстве,
принадлежащем иному языку и другой национальной традиции, к своей родной
речи относится с особым пиететом, понимая: утрата языка - прямой путь к
ассимиляции, исчезновению. Если «поэт в России больше, чем поэт», то у
небольших этносов, «расцветающих стираясь», национальный писатель,
который хранит, развивает родное слово, - фигура почти сакральная,
сверхавторитет, учитель и законодатель жизни. Именно эти
сверхавторитеты, востребованные и обласканные Москвой, транслировали
соплеменникам позитивное отношение к многонациональной державе. Скорей
все сюда, наш земляк читает на Всесоюзном телевидении стихи вместе с
самим Ярославом Смеляковым! Это зрелище насыщало даже самые мнительные и
злопамятные души верой в правильное устройство советского этнического
ковчега. Почему же союзный ковчег развалился? Хороший вопрос, как любят
говорить политики, если не знают, что ответить. Думаю: прочность корабля
проверяется в долгом плавании, в мощном шторме, а не в тот момент,
когда болтун в капитанской фуражке направляет судно на рифы.
4. ЭФИРНАЯ ЧУЖБИНА
Вы
давно видели на центральных каналах российского ТВ поэтов, прозаиков,
публицистов из Татарстана, Якутии, Тувы, Дагестана, Адыгеи, Коми,
Осетии, Башкирии? Я вообще не видел. Справедливости ради надо сказать,
что и нормальных русских писателей в эфире тоже почти нет. Увы,
этническое однообразие «лиц каналов» заставляет иной раз вспомнить
скупой ассортимент захолустного сельпо.
Спросите гипотетического
Эрнста, и он объяснит: «Какие ещё писатели? Кому они нужны! Рейтинг не
позволяет. А рейтинг - это деньги!» Заметьте, на занудные комментарии к
банковским заморочкам и судорогам котировок, понятные лишь специалистам,
эфира никогда не жалеют и о рейтингах в данном случае не заботятся. Но
телезрителей, интересующихся культурой, в том числе и национальной, в
природе гораздо больше тех, кто ушиблен сводками с валютных торгов. К
тому же следи за этими сводками не следи, а дефолт всё равно упадёт на
голову внезапно, словно полутонная сосуля с нечищеной крыши культурной
столицы. И скажу прямо: мне как гражданину плевать на рейтинги и
заработки телевизионной братии, мне нужно прочное многонациональное
государство.
В 87-м году я впервые попал в США, в Чикаго, и нас в
рамках модной тогда «народной дипломатии» расселили в американских
семьях. И вот как-то хозяин дома, увидав в телевизоре диктора с явной
китайской внешностью, оживился и стал мне объяснять, что это у них
такой порядок: когда число жителей какой-то национальности, допустим
китайцев, достигает контрольной цифры, скажем 100 000, в эфире сразу
появляется их соплеменник. Чтобы не возникало ощущение дискриминации.
Заметьте, это в Америке - стране эмигрантов, приезжих, сознательно, если
не считать негров-рабов, покинувших родину в поисках лучшей жизни. И
такая забота об их самоидентификации! Кстати, в США давно отказались от
«теории тигля», который из эмигрантской массы якобы выплавит новую
единую американскую нацию, её заменили концепцией «компота», мол, каждый
этнический кусочек сам по себе, но зато всё вперемешку. Остаётся
пожелать заокеанцам, чтобы их «компот» не забродил...
А что же
тогда говорить о России, где коренные народы проживают на своих исконных
территориях, имею уникальную древнюю культуру. Почему их нет на нашем
экране? Нас не волнует, что у них появится чувство дискриминации? «Что ж
теперь, с калькулятором телевидением руководить?» - спросит тот же
воображаемый Эрнст. Да, если надо, и с калькулятором, ибо в противном
случае единая Россия сохранится не только на пожелтевших плакатах
одноимённой партии. Ведь, поймите, виртуальная реальность во многом
заменяет нам действительный мир. Некогда, в давние времена, было так.
Видит человек: на его исконной земле всё меньше соплеменников, людей с
понятным языком, привычной внешностью, повадками, - и сразу включаются
этнические защитные механизмы, появляется настороженность к чужакам,
особо трепетное отношение к родному, национальным символам, формируются
табу, например на смешанные браки. (Между прочим, в сверхтолерантной
Америке межрасовые браки не превышают 3-5 процентов!) Ксенофобия, или
«чужебоязнь», надо признать, это всего лишь острое, опасное, порой
постыдное выражение естественных внутренних процессов этнического
сопротивления, и связано оно не с врождённой агрессивностью, а с
тревогой народа за свою будущность. Запрещать ксенофобию - примерно то
же самое, что разгонять тучи над Красной площадью перед парадом. Дождь
потом всё равно пойдёт, но будет гораздо сильнее, а возможно, и с
«градом». Надо устранять причины - источники этнических тревог.
Беру
на себя смелость утверждать: нынешнее российское телевидение
провоцирует ксенофобию, невольно включая подсознательные инстинкты
этнического самосохранения. Глядя на экран и не находя там никаких
признаков своей национальной культуры, никаких родственных лиц, или
обнаруживая их исключительно в негативно-криминальном контексте, тот же
аварец, чеченец или башкир (да и русский иной раз) испытывают ту
этническую тревогу, которую ощущали их далёкие предки в пору
иноплемённых нашествий. «Но ведь это невозможно, чтобы всех в эфир!» -
воскликнет уже изрядно надоевший мне собирательный Эрнст. Всех и не
надо, для того прежде и выдвигались знаковые фигуры национальных
культур: Гамзатов, Кулиев, Рытхэу, Махмуд Эсамбаев... Они умерли, а смена
не пришла. Почему? Говорю, экономили... Два раза одни олимпийские игры
оплатить - где ж денег набраться?
Давайте поставим себя на место
молодого человека, приехавшего, как неудачно выражались прежде, с
национальных окраин империи в Москву. Он слишком часто воспринимает наш
город не как столицу общего государства, а как центр сил, чуждых,
враждебных его языку, культуре, равнодушных к его национальным
авторитетам. «Вы не хотите нас знать? Так получите лезгинку на Лобном
месте!»
Это ясно всем, кроме, пожалуй, нашей либеральной
интеллигенции, которая, сменив пролетарский интернационализм на
общечеловеческие ценности, думает, будто закрыла национальную проблему.
Нет, не закрыла. Да, убрали графу «национальность» из паспорта, чтобы не
травмировать группу населения, затрудняющуюся с самоидентификацией или
делающую из этой самоидентификации секрет. Ну и что? Знаете, у нас
множество граждан, затрудняющихся с половым самоопределением или
делающих из своей сексуальной ориентации секрет, однако графа «пол» в
паспорте почему-то осталась.
5. ЛИТЕРАТУРНЫЙ АПАРТЕИД
Подобно
тому, как квартирный вопрос испортил москвичей, вопрос территориальный,
мягко скажем, не улучшил характер народов, населяющих просторы России,
ибо административные границы у нас проводились под влиянием разных
факторов - иногда политических, иногда экономических, иногда
застольно-дарственных. Межнациональные конфликты конца 80-х, парад
агрессивных суверенитетов, кавказские войны, этнический терроризм - всё
это добавилось к давним племенным спорам и сильно пошатнуло
межнациональный мир в стране. Этнические глыбы, из которых сложен наш
общий дом, лежавшие ранее впритирку, встали кое-где углами друг к другу.
Кто
будет сглаживать острые исторические углы, обтачивая политические
зазубрины, подгоняя камень к камню? Кто будет совместно вырабатывать
общую, устраивающую все стороны картину мира, если хотите, коллективный
дружественный миф, который оказывает огромное влияние на взаимоотношения
народов? Этим традиционно у нас занималась многонациональная
научно-творческая интеллигенция, ибо только ей дано формулировать новые
идеи, символы, корректировать с помощью художественных образов
национальные коды, целенаправленно изменять комплементарность народов.
Попросту говоря: как можно плохо относиться к пастуху кавказской
национальности, если его любит наша свинарка Глаша? Большие политики (да
простят меня мудрые кремлёвские ели!) всего лишь державно оглашают эти
плоды коллективных интеллектуально-нравственных усилий.
Конечно,
мировидение потомка мюридов и отпрыска рязанских хлебопашцев никогда не
будет идентичным. И не надо! Но вспомните, что сказал пленный Шамиль,
когда его бесконечно долго везли в Санкт-Петербург: «Если б я знал, что
Россия такая большая, я бы никогда не стал с ней воевать!» Но для того,
чтобы понять, что Россия большая и воевать не надо, следует, как учил
Гоголь, по ней проездиться. Увы, канули в Лету традиционные дни братских
литератур, которые в прежние времена проводились ежегодно и нарочно в
разных республиках, автономиях, областях, когда у разноплемённых
участников формировалось чувство единого пространства. Кто теперь
бороздит просторы страны? Гастарбайтеры, беспошлинные торговцы да
террористы с сумками, полными тротила. А куда теперь ездят московские и
питерские писатели? В основном в Америку, Германию, Израиль...
Тюркоязычные литераторы зачастили в Турцию, а угро-финны - в Финляндию и
Венгрию. Там их привечают, переводят, подкармливают, премируют...
А
ведь особым инструментом сбалансированной межнациональной политики в
СССР служили именно премии в области литературы и искусства. Высшей
была, если помните, Ленинская. Среди её лауреатов: Муса Джалиль, Мухтар
Ауэзов, Олесь Гончар, Чингиз Айтматов... Ныне (с 2005 г.) ей по статусу
соответствует Президентская премия. За шесть лет таковую не получил ни
один национальный писатель. Напомню: все советские годы в списках
лауреатов Госпремий СССР и РСФСР непременно присутствовали национальные
авторы. Обязательно! А теперь внимание: с 1991 по 2004-й Государственной
премии России удостоен только один «национал» - чеченец К. Ибрагимов
(2003). Он очень хороший писатель, но так и хочется горько пошутить, что
вайнахские литераторы отстояли своё право на общефедеральное признание с
оружием в руках. Однако, учитывая сложную обстановку на Северном
Кавказе, я так шутить не буду. Вместо Госпремии России теперь у нас
премия Правительства РФ. За шесть лет с момента её учреждения ни один
автор, сочиняющий не на русском языке, этого отличия не удостоился.
Обратимся
теперь к общественным премиям, которые, как это ни странно,
рекламируются нашими федеральными ТВ и СМИ гораздо активнее, нежели
государственные. Ни «Триумф», ни «Большая книга», ни «Нацбестселлер»,
ни, разумеется, «Букер» ни разу не снизошли до литераторов, пишущих на
языках, так сказать, предков. В позапрошлом году я, будучи
сопредседателем жюри «Большой книги», обратил внимание организаторов на
странный факт: из года в год чуть ли не треть номинантов - это
эмигранты, давно покинувшие нашу страну, остальные же - обитатели
столиц. Писателей из российских губерний в «лонг-шорт-листах» очень
мало, а «националов» вообще нет, словно их в природе не существует. И
что? Ничего. На меня посмотрели так, точно я грязно выругался при дамах.
Не найдёте вы авторов, пишущих на национальных языках, и среди
лауреатов премии «Дебют», а это верный признак того, что литературный
«апартеид» у нас в Отечестве установился всерьёз и надолго. На вырост.
Уникальным
исключением на этом фоне является работа Фонда Сергея Филатова, который
проводит при поддержке Агентства по печати совещания молодых писателей
Северного Кавказа и даже выпускает сборники их произведений. К
сожалению, у нас такого контакта с ведомством Михаила Сеславинского не
получается. Уникальный, не имеющий аналогов на постсоветском
пространстве проект - приложение «Многоязыкая лира России», придуманный
«Литературной газетой» пять лет назад, - приходится буквально
навязывать. Уступив после долгих прошений, агентство выделяет нам в год
столько средств, сколько обычно дают на выпуск одной приличной книги с
картинками. Однако каждый январь начинается с «молений о транше»,
агентство державно колеблется, точно мы просим не на «государево дело» -
пропаганду литературы народов России, а на выпуск методического пособия
по воспитанию хороших мальчиков в лесбийских семьях. Наконец, деньги
приходят летом, когда республики буквально забросали газету письмами,
такими, например:
«...Писатели и деятели культуры Республики
Дагестан обеспокоены ситуацией, сложившейся с приложением «Многоязыкая
лира России», которое выходит нерегулярно и в небольшом объёме. В
результате прерывается с таким трудом налаженный диалог между
республиками России... Не будем забывать, что культура - рельсы политики, и
именно проекты в сфере культуры на сегодняшний день особенно актуальны...
«ЛГ» предоставляет свои страницы для диалога культур и литератур
многоязыкой страны, чтобы национальные писатели почувствовали свою
причастность к судьбе единой и великой России. Очень надеемся на
понимание и помощь государства в этом деле, важном для поддержания
благоприятного политического климата в России...
Председатель правления Союза писателей Дагестана народный поэт Дагестана М. Ахмедов»
Помните
про «травму автономии»? Вот так её сегодня усугубляют, вместо того
чтобы лечить. Есть и ещё одно важное обстоятельство. Все серьёзные
национальные писатели всегда были русскоязычными, прекрасно знали нашу, а
точнее, свою вторую культуру, являясь не только выразителями
национальных интересов, но и одновременно полпредами русского мира в
своих этнических сообществах. Многие переводили на родные языки русскую
классику, современных авторов. Повторю: именно они формировали среди
соплеменников если не любовное, то лояльное отношение к Москве. Я до сих
пор помню слова, полные страстной любви к России, которые на
пушкинских торжествах много-много лет назад произнёс поэт, переводчик
Пушкина Давид Кугультинов - великий калмык, прошедший фронт и
депортацию...
А сейчас я выскажу то, ради чего, собственно, и
уселся за эти заметки. В России сегодня нет продуманной,
скоординированной межнациональной политики в духовной сфере. Более того,
идёт постепенное (не хочется верить, что продуманное) разрушение
федеральных связей на культурном уровне. Высшая власть говорит о
необходимости формирования новой исторической общности - «российский
народ». Интересно, как это произойдёт без участия культуры, которая
способна, как я уже сказал, корректировать национальные коды? Но
коррекция может укреплять дружеские, партнёрские отношения, а может и
разрушать... И если это общность, то надо понять, что у нас будет общим, а
что должно навек остаться уникально национальным, потому что «общность»
- это не «одинаковость»...
6. ГОСУДАРСТВООБРАЗУЮЩИЙ ВАКУУМ
И
тут не обойти «русский вопрос», без решения которого никакой новой
общности не будет. Прекрасно, что президент Медведев призвал «развивать
лучшие черты русского национального характера». Мы, русские, горячо
«за». Но возникают вопросы. Как? На какие средства? В рамках каких
государственных институтов? А для начала не пора ли отказаться от
недоброй многовековой традиции воспринимать русских не как
самостоятельный народ, имеющий свои интересы, устремления, устои,
проблемы, обиды, наконец, а как некий условный «этнический эфир»,
«государствообразующий вакуум», в котором идут социально-экономические
процессы и осуществляются интересы различных этнических групп и страт...
Но русские - это не «этнический эфир», это большой, мощный, хотя и
надломленный жестоким веком этнос. И клич, брошенный на Манежной -
«Россия для русских!», - надо понимать так: «Россия и для русских тоже!»
У русских уживчивость и терпимость в природе, это давнее наследие:
славяне традиционно жили соседскими общинами, и при оценке «свой-чужой»
кровь никогда не играла для них ведущей роли. Соратничество - совсем
другое дело! В этом сила русских, позволившая им сплотить огромную
многоязыкую империю. В этом и слабость, наши защитные этнические
механизмы слишком слабы и включаются слишком поздно. Но и они
включились, когда русские стали чувствовать себя почти чужими в стране,
носящей, между прочим, их историческое имя! Давно замечено: смуты и
революции в России случаются именно тогда, когда русский народ (а не
караул) устаёт от собственного государства.
Впрочем, это тема для отдельной статьи.
