Тот, кто пережил Великую Отечественную войну, навсегда запомнил ее начало - 22 июня 1941 года. В моей жизни памятным остался еще и десятый день войны - 2 июля сорок первого года. В тот день мой отец уходил на фронт. Тогда ему было 35 лет, на войне ему предопределено было стать пулеметчиком, выживаемость которых на фронте приближалась к нулевому уровню. С войны он не вернулся...
Верно, в последние дни после получения повестки о мобилизации, отец размышлял над вопросом, чем же закончится эта война? И пришел к заключению: «Если победит Гитлер, войны будут постоянными и бесконечными. Но победим мы. Мы выиграем войну, мы выиграем мир». Отец мой сказал эти слова в день его проводов на фронт. Они врезались в мою память навсегда и позволяли мне смотреть на происходящие в мире события его глазами...
Шел второй год Великой Отечественной войны. Мы понесли огромные потери, тяжелые утраты. В 1943 году с большой задержкой узнал мой отец о гибели на фронте его единственного брата. У меня сохранилось его скорбное письмо к своей матери:
Дорогая моя мамынька! Я получил от Вас очень печальное письмо. Вы сообщили мне о большом нашем горе, об огромной нашей печали. Я узнал из Вашего письма, что мой родной братец Петя помер от тяжелого ранения в передвижном полевом госпитале.
Дорогая моя мамынька. Очень жаль, не в силу жаль моего родного брата Петю. Думал ли он, и думали ли мы, что ему придется погибнуть в таком молодом цветущем возрасте? Он еще почти не жил, он еще только собирался жить... И вот, ему пришлось погибнуть на Сталинградском фронте в должности командира батальона 600-го полка.
Дорогая моя мамынька. Давно я не плакал и разучился плакать. Эта боевая обстановка, эти наступления и бои в самые сильные морозы в зимнее время, эти снежные окопы, из которых нельзя было поднять головы, эти кругом убитые и раненые, эти мерзлые трупы, с которыми вперемежку лежали мы, все это выжало из меня всю жалость, все слезы. Теперь же я не могу удержаться от слез.
Родная моя мамынька! Вечером я получил это ваше письмо, ночь стоял на посту, и всю ночь проплакал. У меня как будто что-то оборвалось, я не могу успокоиться.
Но, видно, то, что упало на голову, должны выдержать ноги. В следующем письме, отправленном 4 августа 1943 года, он впервые написал о тяготах фронтовой жизни, как догадались мы после, о минувшей Ржевско-Вяземской стратегической и наступательной операции.
В марте и начале апреля я участвовал в боях со своим станковым пулеметом. Нелегко было тогда, в самую ростепель наступать с пулеметом.
Жилья здесь никакого не осталось, отступающий немец решительно все сжег. Деревни, которые мы занимали, были все сожжены дотла. Мирное население немец угнал с собой, всех поголовно: и старых, и малых. Дороги и поля все заминированы, двигаться было очень трудно. Ну, а теперь я нахожусь в обороне метрах в 600, 800 и до километра от немца. И каждый день, а главное ночью, у нас идет эта непрерывная трескотня пулеметов, автоматов и винтовок, которая сливается с шипеньем и разрывами снарядов и мин. Этой надоедливой музыке не видно конца.
Через три дня после отправки письма, 7 августа, отдан приказ «В атаку!», и началась Спас-Деменская операция, где «бои приняли затяжной характер».
Затем, в сентябре сорок третьего началась Смоленско-Рославльская операция. Рославль был освобожден 25 сентября. Вслед за 344-й дивизией в город въехал командующий 49-й армией генерал Иван Гришин. С тяжелым чувством смотрел он на руины жилых домов. Отсюда он устремился в свою родную деревню Внуковичи, располагавшуюся поблизости. Но здесь он увидел лишь обгоревшие останки домов. От его родного дома остались только печь да опаленная ветла. Из погреба вылезла соседка, подошла к окаменевшему генералу и сказала ему, рыдая:
- Немцы расстреляли, Ваня, и отца твоего, и матушку, и братика твоего Павлика, и всю его семью, и дядю...
«Говорят генералы не плачут... Плакали в машине все: и командарм, и адъютант, и шофер» (Зюбин М.Ю. От Прони до Эльбы. ВИЖ. 2001 № 3. С. 17).
Дивизия, в которой служил мой отец, получила здесь новую «прописку»: стала называться «344-й Рославльской». Под этим наименованием ей было приказано наступать на Могилев.
3 октября дивизия уперлась в речку Проню, правый приток Сожа, который, в свою очередь, является левым притоком Днепра. Проня стала подлинной преградой для войск Западного фронта. Бои за освобождение Могилева продолжались девять месяцев.
Бывший сослуживец моего отца, житель города Хвалынска И.А. Елянюшкин, весной 1973 года, готовя грядки под урожай в своем огороде, рассказывал мне о боях за освобождение Могилева.
«Я служил в саперных частях, потому и выжил. Из пехоты никто там не мог уцелеть. А пулеметчики... и вообще никто в живых не остался. Вот представьте себе, уложили мы на дно Прони четыре с половиной тысячи мешков с песком и камнями. Сделали искусственный брод. А на другой день - тысяча самолетов противника сбросила бомбы. Да еще «минометное прочесывание», когда мины в пяти метрах друг от дружки ложатся. Что осталось от наших мешков с песком, в мутной воде не видать. И все же по сигналу трех зеленых ракет наши части переправились через Проню. А на том берегу - болотистая пойма, четыре версты. Говорили пройти можно, если с кочки на кочку перепрыгивать. Только осенние дожди затопили их. Редкие березки да чахлые осинки повсюду стояли в воде. За ними - минные поля, затем - проволочные заграждения в шесть колов, рвы, заполненные водой, а на пригорке - траншеи с бетонированными колпаками через каждые десять метров. Немцы окрестили Могилевское направление «воротами на Берлин», а оборонительные сооружения - «восточным валом», который строился с таким расчетом, (по свидетельству пленных), чтоб не только человек не прошел, но и птица не пролетела. Сколько раз ходили мы в атаку, счет потеряли, а пойму преодолеть не смогли. Соседние войска продвинулись на Запад, а мы оставались на речке Проне. Линия фронта изогнулась, образовался выступ против Могилева. Остряки из генштаба назвали его «белорусским балконом», да еще посмеялись, что войска, мол, тут отдыхают да прохлаждаются. Вот и было нам велено, ликвидировать «балкон» любой ценой, но для этого у нас не оставалось ни сил, ни средств. Как сказал поэт, плохая нам досталась доля, все резервы были брошены на освобождение Украины... Константин Симонов в своей книге «Последнее лето», описал, какой была наша пойма к лету сорок четвертого: «Следы того, как волокли через пойму артиллерию, самоходки, танки, как они вязли, как их вытаскивали, щитов и настила, крошева расщепленных бревен и досок - всего этого было тут предостаточно».
В одной из «бесед у камина», после падения Муссолини, Рузвельт сказал:
- Под руководством маршала Сталина русский народ показал такой пример любви к Родине, такую твердость духа и самопожертвование, какого еще не знал мир.
Президент констатировал истину, которую следовало учитывать политикам.
Осенью сорок третьего Франклин Рузвельт вплотную задумался над «проблемой мира после войны. Кажется, наступила пора его игрокам вступать в игру, чтобы «забить решающий гол». Русские освободили Киев и приближаются к границам Румынии. «Если дела в России пойдут и далее так, как сейчас, то возможно, что будущей весной второй фронт и не понадобится». Этот вопрос президент обсуждал со своим советниками в кают-компании линкора «Айова», на котором он следовал в Каир и Тегеран на конференцию глав антигитлеровской коалиции. Рузвельт изложил свой план: «Американцы вместе с англичанами должны занять большую часть Европы. Главное - дойти до Берлина. Пусть Советы занимают территорию к востоку от Берлина, но столицу Третьего рейха должны занять американцы!» (По сведениям В.М. Бережкова). Реализовать свой план Рузвельту не удалось...
Открытие второго фронта в Европе состоялось 6 июня 1944 года с высадки десанта в Нормандии, при этом союзники понесли значительные потери в живой силе и технике на море по собственной неосторожности и от стрессового состояния. Немцы не мешали высадке десанта, говорят, «они его проворонили». Но возможно ли «проворонить» подобную высадку войск на оккупированной немцами территории, когда «тучи союзных самолетов, армады кораблей и дивизии десантов обрушились на берега Нормандии?» Тут может быть только одно объяснение: «Оверлорд» был последней надеждой для гитлеровцев, что русским будет закрыт доступ в Берлин. Когда война заведомо проиграна Германией, англичане и американцы могли бы прийти немцам на помощь. Хор голосов в США, что с Гитлером можно договориться, раздавался все громче.
Как сообщало агентство Рейтер, каждому солдату войск союзников был вручен вдохновляющий приказ Эйзенхауэра, в котором говорилось: «Вы находитесь накануне вступления в великий крестовый поход, к которому мы стремились эти долгие месяцы...» Против кого же направлялся «крестовый поход», если первый крестовый при Вильсоне совершался против России? Официально Эйзенхауэр вел экспедиционный корпус на Берлин.
25 июня 1944 года, спустя девятнадцать дней после открытия второго фронта, Москва салютовала 49-й армии за форсирование реки Прони, а через три дня, 28 июня, ей же за освобождение Могилева. Салют 25 июня, пожалуй, был единственным за всю историю Великой Отечественной войны, проведенным не за освобождение большого города, а за форсирование речки Прони, которую и на карте-то нелегко найти. Фактически салют дан за преодоление естественной преграды, поймы на Проне. Наши саперы научились наощупь, в ночное время проделывать проходы в минных полях и проволочных заграждениях.
А сделать проход на пойме? Только после схода воды удалось проложить гати. Так было. Скрытно от противника, по ночам укладывалась гать, жердочка за жердочкой, а по утру тщательно маскировалось все тем же торфом.
За это время подоспели резервы. 49-я армия была укомплектована четырьмя новыми корпусами взамен прежних одиннадцати дивизий. После этого она сходу миновала «ворота на Берлин» и взяла Могилев. На следующий день после освобождения Могилева, 49-я армия приняла участие в освобождении Минска. Отсюда шла дорога на Берлин. Чтобы завоевать мир на земле, как мечтал мой отец, наши войска должны были первыми дойти «до логова фашистского зверя»...
4 января 1945 года немцы нанесли сокрушительный удар по войскам второго фронта в Арденнах, в районе города Бастонь. Через день, 6 января Черчилль обратился за помощью к Сталину с просьбой о крупном наступлении советских войск «в течение января и в любые другие моменты». 7 января
Сталин пообещал Черчиллю, « не считаясь с погодой, откроем широкие наступательные действия по всему Центральному фронту не позже второй половины января».
Сталин выполняет свои обещания, а в это время Черчилль формулирует «общую военную стратегию и политическую платформу Англии», ставшую по сути своей основой для сепаратных переговоров с фашистской Германией. Вот его тезисы:
- Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира.
- Надо немедленно создать новый фронт против стремительно продвигающейся Советской армии.
- Идти как можно дальше на Восток.
- Г лавная и немедленная цель англо-американских войск - Берлин.
- Освобождение Чехословакии и вступление американских войск в Прагу имеет важнейшее значение.
(У. Черчилль. Вторая мировая война. М. 1956. Т. 6. С. 434-435)
К первому пункту своих тезисов Черчилль сделал устное добавление, что нацизм лучше коммунизма. Дальнейший ход развития событий свидетельствовал, что и фюрер, и рейхсфюрер, и другие главари Третьего рейха приняли «платформу Черчилля» к реализации в части их касающейся. Оживились сепаратные переговоры. В апреле сорок пятого сдалась в плен англичанам группа армий «Висла» под командованием генерала Типпелькирха. (С. Переслегин. Вторая Мировая: война между реальностями. М. 2006. С. 497)
Власовцев перебрасывают с Запада на Восток. Якобы, они «по-зверски относились к американцам». Экспедиционный корпус понес от них огромные потери, «до 500 тысяч солдат и офицеров». Заменившие их немецкие войска «показали экспедиционному корпусу Эйзенхауэра свой зад» для беспрепятственного продвижение на Берлин. Но главным было обеспечение срочной эвакуации в США документации, конструкторов и специалистов по производству ракет Фау и лабораторий по отработке атомной бомбы. Они оказались за демаркационной линией, установленной Ялтинскими соглашениями.
49-й армии в составе 2-го Белорусского фронта пришлось свернуть вправо с дороги на Берлин и принять участие в Восточно-Прусской наступательной операции, а за тем в Восточно-Померанской, которая продолжалась с 10 февраля по 4 апреля 1945 года. А после этого - « в воздухе запало Берлином».
Так сказано в автобиографии командарма 49-й И.Т. Гришина.
Берлинская стратегическая наступательная операция началась 16 апреля, и через девять дней после ее начала Берлин был окружен с Запада, доступ к Берлину союзникам был перекрыт.
49-я армия, прошедшая путь от Подмосковья до реки Прони, а затем - от Прони до Эльбы, на завершающем этапе войны осуществляла локтевую связь между Первым и Вторым Белорусскими фронтами и 4 мая закончила боевые действия.
Профессор Эдельман подвел итоги войны: «Вторая мировая война была хорошей, по мнению банкиров США - она обогатила страну». Но она была «неизвестной», недоступной для осмысления. «К июню сорок четвертого СССР потерял 5 миллионов пленными и 6 миллионов убитыми, а США оставались свежими... Кроме того, СССР вел борьбу в одиночку». Непостижимо, как он смог захватить пол-Европы, ведь ВНП США более чем в четыре раза превышал советский ВНП!
Главный советник посольства США Дж. Кеннан в день Победы находился в Москве и мог наблюдать великое ликование народа на площадях и улицах столицы. Тогда в присутствие Ж. Бомье он сказал: «Они думают, что война кончилась. А она только начинается» (Ж. Бомье. От Гитлера до Трумэна. М. 1951).
Но могли ли наши бывшие союзники начать против Советского Союза войну, проигранную нацистами? Да, Черчилль мог. Ради «своих интересов» он мог пойти на все. Из всей «платформы» Черчилля к концу войны близким к реализации оказался один пункт: «Немедленно создать новый фронт против стремительно продвигающейся Советской армии». Основой для «нового фронта» могли быть гиммлеровские войска СС, находившиеся в английском плену. По плану «Немыслимое» Черчилль наметил вторжение в Россию на 1 июля 1945 года.
США не поддержали Черчилля: В это время они нуждались в помощи русских солдат, чтобы одолеть Японию. И русские солдаты помогли разгромить Японию. Что дальше? Поразмыслив, Кеннан 22 февраля 1946 года в своей «Длинной телеграмме» пришел к аргументированному выводу: «Говорить о возможном нападении на СССР после разгрома Германии и Японии, а также на примере недавних войн, абсолютно бессмысленно».
Спустя десять дней Черчилль отреагировал на «Длинную телеграмму» Кеннана: в Фултоне в присутствии Трумэна он произнес речь, в которой предложил образовать англо-американский союз для установления на земле «господства «мира, говорящего по-английски». Трумэн выразил молчаливое согласие. «Решающий гол» Рузвельта оставался не забитым. Предложение Черчилля позволяло США продолжать завоевание мирового господства, реализовывать глубинные замыслы «Атлантической хартии» на американских условиях.
«История очень справедлива, поэтому своя расплата - за активную роль в развязывании Второй мировой войны, за стратегические бомбардировки европейских и японских городов в 1944-1945 годах, ждет и американцев... США обречены на поражение в той «войне нового поколения», которая развертывается сейчас у нас на глазах». Так считает один из исследователей Второй мировой войны С. Переслегин (Вторая мировая: война между реальностями. М. Яуза, Эксмо, 2006, С. 342, 344).
Эллиот Рузвельт в книге «Глазами отца» напоминает о великой роли советского народа в победе над нацистской Германией. Набатом прозвучало его предупреждение, откуда исходит грозящая опасность людям:
«Небольшая группа злонамеренных людей в Лондоне и Вашингтоне стремится возбудить и разжечь воинственную ненависть к русским, как будто русский народ не принял на себя основного удара нацистской военной машины, не вынес его, не сокрушал этой машины и не показал таким образом, какую важную роль играет он в борьбе за мир на земле».
Эти слова оказались созвучными с верой и надеждой моего отца, когда он уходил на войну. Если б он остался жив, он мог бы сказать: Мы выиграли войну. Мы выиграли мир. И ныне, и присно, на веки веков.
