«Оскуде преподобный», или Как не попасть в беду

«Мы с мужем уже десять лет живем церковной жизнью, исповедуемся, причащаемся, соблюдаем все посты. Я не знала, что с нами такое может случиться. Я думала, что такие вещи происходят только с теми, кто не ходит в церковь и ничего о ней толком не знает» — так сказала мне 34-летняя женщина с высшим образованием, мать двоих маленьких детей…

Назову свою собеседницу Еленой, ее супруга — Сергеем. Дам им фамилию Трофимовы. Анонимность в данном случае уместна. Дело вот в чем: минувшей зимой Сергей едва не оставил Лену с детьми навсегда — без средств к существованию, без всякой помощи. Так велел ему некий «старец Евфимий».

Сергей — профессиональный строитель и отделочник; поработать две-три недели, «помочь старцу на стройке» его попросил не кто-нибудь, а вполне законный священник Русской Православной Церкви, к тому же монашествующий. Это был духовник Сергея и Елены, человек, которому они привыкли доверять. Елена боялась отпускать мужа в башкирскую глушь, но просьбе духовника отказать не смогла:

— Он говорил мне: ты же православная, ты должна понимать, там древняя церковь и вокруг нее сейчас возрождается монашеская община…

По словам Елены, через два месяца после отъезда Сергея духовник позвонил ей и предложил смириться с новым обстоятельством: ей придется жить одной. Сергей принял решение: он должен остаться со старцем навсегда. Старец — прозорливый душеведец, он видит путь каждого, поэтому лучше не противиться.

— Я села и стала думать: как такое может быть? Мы обвенчаны. И ведь это он, наш духовник, благословил нас в свое время на брак…

Духовник (теперь уже бывший) семьи Трофимовых, которому я также гарантировала анонимность, изображает события несколько иначе: «Я об этом старце знал только со слов своего знакомого; знакомый сказал, что есть больной старчик, надо ему помочь обустроить жилье. Таких последствий я не ждал… Лена меня так доставала, что я не выдержал и сказал ей: ну что ж, раз так — смирись, воля Божия. Я сделал, конечно, ошибку…»

Лена рассказывает, что сначала не могла дозвониться до Сергея. Потом он, наконец, позвонил сам. Ее поразил его голос: «Совершенно неузнаваемый… Такой, будто человек очень страдает или его заставляют это говорить».

Сергей попросил супругу не искать его и не пытаться что-то изменить — это, дескать, уже невозможно. Он верит, что Господь позаботится о его детях…

Еще раз забегу вперед. Когда я, наконец, познакомилась с вернувшимся в нормальную жизнь Сергеем, то увидела очень сдержанного, мягкого и, судя по всему, воспитанного человека. И не могла не задать вопроса:

— Верно ли, что вы при последующих звонках разговаривали с женой крайне грубо, жестоко и что она впервые за все время вашего знакомства услышала от вас сквернословие? — Да, верно. Я выполнял указание.

Во время телефонных переговоров с мужем Елена слышала чужой голос на заднем плане, он подсказывал Сергею: «Ты ей скажи… Ты ей вот так скажи!».

Что же это за община такая? Что за «старец», которому нужно было «помочь обустроить жилье»?

Община представляет собой группу людей, собравшихся вокруг одного человека, который, по нашим сведениям, действительно схииеромонах, то есть был иеромонахом (монашествующим и священником), затем, по болезни, принял постриг в схиму. Постриг совершен в Челябинской епархии, к клиру которой этот иеромонах никогда не принадлежал. В Челябинскую область он приехал уже монашествующим. О его поведении в Челябинской епархии вспоминают теперь так: «Сначала был нормальный, потом стали жалобы поступать: как-то странно себя вел». Из челябинского райцентра новопостриженный схииеромонах уехал в неизвестном направлении — чтобы возникнуть затем в сопредельном Башкортостане… Уже странно. Никак не вписывается в систему церковной дисциплины.

По словам Сергея Трофимова, в те месяцы, которые он провел в общине, она состояла в среднем из пятнадцати человек — периодически кто-то уезжал, кто-то приезжал. Те, кто пребывал возле старца постоянно, очень много работали: капитально отремонтировали два дома в глухой лесной деревне, развели большое хозяйство. Работа перемежалась беседами с Евангелием в руках: содержание бесед Сергей восстановить затрудняется. За любым ослушанием следовало наказание в виде поклонов. Да, иногда старец использовал нецензурные слова. Но не так уж часто. Ходить в местную церковь он не запрещал…

Какое-то время Сергей просто работал и слушал беседы; потом к нему стали подходить «люди, которые были возле старца,— не он сам, а другие». Эти люди сообщали ему, что старец «прозрел» его судьбу — оставить семью и служить ему, старцу.

— И как вы на это реагировали?

— Я был в шоке. Ничего не понимал. Приехал просто поработать – и вдруг…

Не имея возможности увидеть эту ситуацию со всех, как говорится, сторон, я ломала над нею голову как могла. Что если дело не столько в этом монахе, сколько в личных проблемах Сергея? Но происходящее не становилось от этого менее странным и явно не имело отношения к Церкви, для которой брак — таинство святое и нерушимое, а ответственность за семью и детей первостепенна и безусловна для каждого христианина. По словам Лены (человека, надо сказать, здравого, притом смелого и энергичного) ей по ходу борьбы за мужа пришлось пообщаться с другими приверженцами «старца Евфимия». Некая пребывающая возле «старца» монахиня убеждала ее, что они с Сергеем «жили не по венцу» и что жизнь в браке с нею была для Сергея душевредной.

Однажды наша героиня применила хитрость: сумев дозвониться до самого старца, она представилась соседкой матери Сергея Трофимова: «Мне нужно с ним поговорить, его мама очень больна!» (это, кстати, соответствовало истине). Реакция старца была, если верить Елене, крайне агрессивной и… малоцензурной. О любви старца к ненормативной лексике мне рассказывали и другие мои собеседники — от пожилого батюшки из башкирского райцентра («Мужики наши так не умеют, как он») до молодого саратовца (не Сергея), также проведшего некоторое время в кочевой общине («Он говорил: это я так юродствую»). Ничего себе, хранитель благочестия… «Он уверял людей в том, что и в аду, и в раю был и что к нему Богородица с иконы сходила» — так рассказывал мне про «старца» священник из Липецкой области, куда кочевая община прибыла, оставив отремонтированные дома в Башкирии.

Новое местонахождение супруга Елена установила с помощью милиции — спасибо ей большое. Спасибо майору, начальнику районного уголовного розыска, который пришел на помощь приехавшей за мужем Елене — вытащил Сергея из общины и привез в райотдел, чтобы супруги могли поговорить наедине, без старца и его приближенных. Когда Сергей рывком, словно преодолевая какое-то притяжение, сел в машину, на которой приехала Елена, они не стали заезжать в село за его вещами и паспортом. Паспорт потом получили новый.

Насколько нам известно, несчастный табор (иного слова, простите, не подберу) уже покинул Липецкую область. Последнее место, где его наблюдали,— Дивеево. А теперь «старец» собирается вроде бы в Архангельскую область.

У него есть связи в старинных, известных на весь православный мир монастырях. Его община носит сектантский характер, однако, обратите внимание — секта, подобно лиане, обвивается вокруг «дерева», вокруг Церкви.

Оскуде преподобный (Пс. 11, 2). Зато иные — не «оскуде».

«Поиск старца» у многих начинается с чувства неудовлетворенности: «Никто здесь, в Саратове, не может дать мне то, в чем я нуждаюсь». На самом деле мы не используем и сотой доли тех возможностей духовного возрастания, которые есть у нас всегда, где бы мы ни находились. Причина кризисного состояния — не в приходском священнике, который якобы не может дать нам необходимой духовной пищи, а в нас самих. Но искать причину в себе всегда труднее, чем в окружающих.

И все же, как распознать подмену, как не попасть в беду?