Таёжный угол
На правом берегу Вычегды, кроме крохотного Заречья да ещё двух-трёх небольших селений, - всё тайга да болота, и ещё озёра - излюбленные места для рыбаков и охотников. Среди них затерялось село Озёл. Добраться до него от шоссе можно только паромом.
Отправляясь в эту таёжную глушь, где лосей и медведей можно увидеть прямо на дороге, я никак не предполагал, что здесь мне придётся встретиться с людьми, напрямую связанными с сердцем земли Русской - Троице-Сергиевой лаврой, и что история самого Вознесенского храма прочными духовными нитями переплетена с древним Сергиевым Посадом.
...До храма Вознесения Господня села Озёл, куда мы отправились вместе с отцом Александром (Митрофановым), надо проехать ещё 12 километров по разбитой грунтовой дороге, петляющей между высоких сосен. Неблагозвучное для русского слуха название села с коми переводится как «земляничный ручей». Места эти богаты не только земляникой, но и черникой, брусникой, клюквой, а также грибами. Всеми этими лесными богатствами, да ещё плодами своих рук с приусадебных участков, и кормятся жители Озёла, не имеющие на сегодня никакой работы. Всего в селе проживает 275 человек.
Восстановленный старинный храм стоит на крутом берегу озера Озёл-ты. Храм, похожий на обычный дом - простенький, деревянный и очень светлый , кажется весь залит солнцем. Голоса певчих на службе, приехавших вместе с батюшкой из Максаковки, заставляли трепетать сердце. Правда, к концу службы заявился подвыпивший мужик с двумя чекушками, торчащими из брючных карманов, и всю умилительную картину своими громогласными - на весь храм - комментариями, обильно сдобренными привычными для сельского человека матами, напрочь испортил. И сколько бы старушки ни просили мужика убраться из храма или хотя бы не материться, он не внимал их просьбам. Как видно, делал он это не специально, а «по натуре» своей - мужик искренне не понимал, чего от него все хотят. Ведь он тоже пришёл «помолиться».
Пьянство и безработица - настоящий бич не только Озёла, но и почти всех деревень Коми, где колхозы и совхозы давно развалились, а никаких других производств не возникло. Если бы мужик с утра был трезвый, то, конечно, он бы о храме и не подумал. А так выпил, набрался смелости и пришёл. Постоял на службе, подал записки за усопших родственников, купил иконку и даже денег пожертвовал на восстановление храма.
Почти все прихожане - от мала до велика - в этот день исповедались и причастились. Многие дети и молодёжь сделали это в первый раз, и удивительно было видеть, как прихрамывающая пожилая женщина по-матерински ласково наставляет их, приободряет, сопровождая до исповедального аналоя и даже до Чаши с причастием. Так же опекала она и своих крестников, которых впятером крестили в этот день. Среди них были и вполне взрослые люди. Один мужчина 42-х лет, как потом выяснилось, воевал в Афганистане. Бывший афганец боялся принять Таинство крещения из-за своего недостоинства. Говорит, что много людей ему пришлось убить на войне.
Пожилую женщину я поначалу принял за воспитательницу, а детей, за которыми она ухаживала, - за сирот. Но оказалось, что все дети из семей, только вот Александра Васильевна Исакова (так зовут её) к ним относится как родная мама. Впрочем, такое же заботливое отношение у неё и к батюшке, и ко всем прихожанам.
Эту материнскую заботу я почувствовал и на себе, когда после храма она пригласила нас на трапезу в свой домик, пытаясь всем услужить и угодить. Простой обед, приготовленный с молитвой из картошки и рыбы, показался всем очень вкусным.
- А где вы свежую картошку взяли? - спрашивают хозяйку гости из Сыктывкара.
- Да это прошлогодняя картошка. А вот щуку мне вчера детишки принесли, они сами же и поймали. Как раз одной щуки на всех и хватило, а то и не знала, чем угощать буду.
- Александра Васильевна в Лавре живёт, - говорит мне певчая Галина, - она всю зиму присылает нам посылки: всё, что необходимо для храма. И каждое лето приезжает сюда исключительно для того, чтобы храм восстанавливаить.
- Корни-то мои здесь, - поясняет хозяйка, - в Озёле у меня проживали родная тётя и дяди. В детстве все каникулы у них проводила, и вот до сих пор меня тянет сюда. А восстанавливала храм не я, а они (Александра Васильевна показывает на собравшихся) - вот Коля с женой Татьяной Васильевной, Мария Никитична, Нина Ивановна... вот они все. Я только чуть-чуть помогаю, приглашаю священников, привожу из Лавры разную утварь, иконы. Особенно Коля с Татьяной молодцы! На службу-то батюшки приезжают к нам только летом, а они зимой церковь каждое воскресенье открывают, всех созывают, сами читают акафисты. Свечки и иконочки продают.
Не забывай Богородицу!
У Вознесенского храма судьба, можно сказать, типичная. На входе на ящике для пожертвований я сразу заметил фотографию храма 50-х годов, когда он ещё стоял с куполами и колокольней, а под ней подпись: «Храм Вознесения Господня в с. Озёл был выстроен в 1860 г. В 1930 г. его закрыли, потихоньку разрушили, сломали, а священника расстреляли».
Наверное, не типично здесь лишь то, что последнего священника, о. Александра, расстреляли вместе с женой и пяттерьми детьми. Вот как об этом рассказывает председатель приходской общины Нина Ивановна Лыткина, с которой и началось восстановление сельской святыни:
- До закрытия храма моя мама пела на клиросе, и она рассказывала, как арестовывали отца Александра. Увезли всю семью на расстрел вместе с семьёй под Визябож. Но шестой их ребёнок, впрочем, спасся - он находился во время ареста у соседей. И няньку тоже с ними расстреляли. Потом вниз головой бросили в яму и закопали. Мама видела, как конвойные увозили их. Сама спряталась, иначе бы и её тоже взяли.
А храм после расстрела священника сразу же закрыли. В советское время в храме сделали клуб, церковную ограду снесли, кладбище разровняли. На кладбище при новой власти силосную яму вырыли. Когда её копали, вытаскивали кости и бросали около озера. Дети играли черепами. Потом рядом с храмом новый кирпичный клуб возвели...
- Вскоре после того ужасного расстрела мама замуж вышла, но у них с папой больше десяти лет не было детей, - продолжает Нина Ивановна. - Мама просила Пресвятую Богородицу: «Дай мне дочку, и я её буду воспитывать для Господа». И по молитвам Пресвятой Богородицы потом я родилась. Божья Матерь всегда мне помогает. Когда мне было около пяти лет, во сне белый бык за мной гонялся. Я убегала от него и упала в яму. Из ямы небо было видно с точку. Выбраться сама не могла. Вдруг ко мне наклонилась женщина в белой одежде, подняла меня из ямы и говорит: «Богородицу не забывай!» С тех пор в какую бы беду я ни попала, молюсь Богородице, и Она меня всегда спасает.
- До пенсии я на клиросе пела. Сыновья у меня тоже верующие, один в Краснодарском крае регентствует в церкви. А как на пенсию вышла, сюда приехала. Чтобы церковь открыть, собрала все документы, в епархию отдала, и меня поставили председателем. В 1992 году мы стали ремонт делать. А Марья Никитична очень много книг привезла из Лавры. Несколько ящиков.
Нина Ивановна уже полгода как лишилась зрения после операции на глаза. Осложнение у неё началось после того, как ей пришлось долго нервничать из-за житейских неурядиц. Видимо, так бесы отомстили этой женщине, много потрудившейся во славу Божию. Но она вспоминает, как всячески пытались оболгать и опорочить известного священника Владимира Жохова, служившего в Кочпоне в конце 50-х годов, и говорит: «Что ему пришлось претерпеть - нам такого не вынести. Что наши болячки по сравнению с этим?»
Поближе к Лавре
Именно по благословению отца Владимира Жохова, после того как он был отстранён от служения, его духовные чада отправились спасаться к старцам в Троице-Сергиеву лавру. Александра Васильевна Исакова живёт там уже 45 лет. Вот что она рассказала мне об этом периоде своей жизни:
- Первая в Загорск уехала по благословению отца Владимира Мария Ивановна со своими подружками. Он благословил им поехать в отпуск в Лавру, вначале посмотреть, что да как. Спросить совета старцев. Тогда там спасались три известных старца, все фронтовики: отец Кирилл (Павлов), отец Тихон (Агриков) и благочинный архимандрит Феодорит (Воробьёв). Они попали к старцу Тихону в духовные чада. Он благословил их туда переехать на постоянное жительство. Но одна их подруга ездила в Лавру три года подряд, и он всё не благословлял её почему-то переезжать. Вот в последний раз она приехала и спрашивает: «Батюшка, ну почему вы всех благословили переехать, а меня нет?» - «А у тебя, - говорит, - в таком-то году будут перемены в жизни в своём городе». Она возвратилась в Сыктывкар, думала, что умрёт в этот год. А получилось, что вышла замуж. Работала она в библиотеке и вышла за библиотекаря.
- А что те, кто переехал в Сергиев Посад, замуж разве не выходили? - спрашиваю у Александры Васильевны.
- Нет, почему же, Мария Никитична вышла (о её судьбе см. очерк Мать Мария в №314 «Веры»), - отвечает хозяйка. - А мне отец Тихон сказал: «Сейчас мы с тобой помолимся, если Богу будет угодно, то останешься, а если нет, то вернёшься домой». Вот он помолился и говорит: «А тебе можно остаться». Через три месяца я переехала уже насовсем. Это было в 1965 году.
- Вначале-то мы с Марьей Никитичной у Марьи Ивановны поселились, - вспоминает дальше Александра Васильевна, - жили у неё на чердаке в маленькой комнатке. Марья Ивановна у нас всегда за главную была, как игуменья. У неё очень красивый голос - альт, большая редкость для женщин. Она пела у отца Тихона в любительском хоре, украшая этот хор своим чудесным голосом.
Всю жизнь Мария Ивановна несла послушание странноприимства. У неё был свой дом, и она принимала людей - всех бесплатно. Бывало, придёт в гости, скажет: «Сегодня у меня никого нет. Санька, собирайся, пойдём ко мне ночевать». Понимаете, она так привыкла к людям, что одна даже не могла спать в пустом доме. Более сорока лет в Лавре жила - и все годы людей принимала. Одни уезжают, а вечером уже новые идут к ней на постой. Ведь это непросто нести такое послушание: у каждого свои немощи, свои капризы, а сколько бесноватых едет к Преподобному?! И она это всё терпела. Правда, несколько лет назад её разбил паралич, и она вернулась в Коми, теперь живёт в Максаковке. Галина за ней ухаживает как за родной матерью. Марья Ивановна все тропари знает наизусть, лёжа теперь за всех молится.
- Вы сказали, она у вас была вроде игуменьи? - спрашиваю Александру Васильевну. - Вы совершали молитвенные правила дома как монахини?
- Дома, да, молились все вместе и в Лавру ездили. Вот однажды побежала я на братский молебен за ними и чего-то отстала. Тогда было советское время и на территории Лавры возле Троицкого собора находилось отделение милиции. Они всех новых, кто появлялся, забирали в отделение, обрабатывали, потом выселяли. И вот между Успенским и Трапезным храмами останавливает меня милиционер и говорит: «Ну-ка пройдёмте в отделение!» Я вся задрожала, да как зареву во весь голос от страха. Мне было тогда всего 18 лет. Милиционер настойчив: «Пройдёмте!» Я как закричу: «Я не пойду, я ничего вам не сделала! Я иду в Троицкий собор к Преподобному». Тут бабушки рядом проходили, они за меня заступились: «Чего вы пристали к девочке, что она вам сделала? А ну-ка отойдите от неё». И он отстал от меня.
Любить как дышать
Так сыктывкаркам посчастливилось окормляться у известного старца о. Тихона (Агрикова). Это был удивительный подвижник Божий, высокой духовной жизни. Он пламенел искренней отцовской любовью к каждому, кто приходил к нему на исповедь, умел находить общий язык как с простыми людьми, так и с учёными мужами, которые приезжали к нему из Москвы. Это очень не нравилось богоборческим властям, державшим всех насельников обители под строжайшим надзором.
Отец Тихон, спасаясь в Лавре, обнаружил в себе многие таланты. Он был блестящим духовником и проповедником. Красиво пел: регентовал на левом клиросе, а по праздникам на правом. Кроме того, был руководителем ещё и любительского хора, состоявшего из матушек, сестёр и простых мирян. Проявил себя он и как блестящий педагог в академии, и студенты его очень любили. А ещё в нём открылся писательский талант. За свою жизнь отец Тихон написал несколько духовных книг. Вот каким, в пору преподавания им пастырского богословия, виделся ему духовник:
«Пастырь Церкви Христовой должен пламенеть любовью к людям и любовью к горнему миру, пастырю нужно любить, что дышать воздухом. И любить, не давая различия, без расчёта, без выбора. Любить и радовать всех - именно радовать - это есть постоянное и тихое торжество истинной пастырской любви».
Соприкоснувшись с этой настоящей Христовой любовью хотя бы один раз, верующие уже не хотели окормляться у другого батюшки, и поэтому к отцу Тихону на исповедь постоянно была большая очередь. Люди к нему ехали со всего Советского Союза, и он исповедовал всю ночь - начинал с 10 часов вечера, после всенощного бдения, и заканчивал только к четырём часам утра. А в пять уже приходил служить раннюю литургию, которую любил совершать часто. Бывало, спал он по 20 минут: сядет, подремлет в чём был и снова принимается за послушания.
Вот как писал он о призвании духовника в своей книге «У Троицы окрылённые»: «О, Боже мой, как трудно духовному отцу по-настоящему исповедовать чад своих! Тысяча крестов накладывается на духовника, да ещё враг накладывает на него разные и многочисленные смуты. Духовная жизнь - как она сложна, многообразна, сколько требует мудрости, сколько сил, терпения!»
- Он всех видел насквозь, какой ты человек, чем болеешь, - рассказывает Александра Васильевна. - Во время исповеди то за ушко тебя пощупает, то за носик подёргает. Таким образом как бы изгонял из этого человека болезнь, всякую дрянь. Бывало, на исповеди так потреплет ласково за волосы и скажет: «Ах ты, Сашка, что ты такое натворила!» Все наши грехи батюшке были открыты.
Он очень любил молодёжь и привлекал молодых к вере, умел общаться с ними, находил нужные слова. А власти тогда заботились, чтобы молодёжь в храмы не ходила. И вот за то, что он был таким проповедником и миссионером, его всячески старались убрать из Лавры. Специально приставили к нему девчонок, которые его донимали. Он идёт на занятия по академической дорожке, а они прямо прыгают на него. Так искушали. Сейчас в это не верится, но было и такое. А перед тем как его убрали, эти девицы в трапезной стёкла повыбили. Наместника вызвали в милицию, приказали: «Убирайте Тихона в 24 часа!»
33 года он скитался после Лавры по разным местам, даже в горах Кавказа спасался как пустынник. И в Сухуми, и в самой Грузии, где только не жил. И всюду его барышни из органов преследовали, не давая спокойно жить. А приехать к нему можно было только по благословению. Его племянники, где он живёт, говорили только близким духовным чадам. Я ездила к нему несколько раз в отпуск.
Один раз приехала, когда он служил в монастыре в Закарпатье, а на обратном пути заехала в Почаев. И задержалась там, опоздывая на один денёчек на работу. Мне звонят из Загорска, говорят: тебя уволят с работы за опоздание. Я объясняю, что не могу приехать раньше. И вот из-за одного дня меня выгнали по статье. Записали в трудовую. И с этой статьёй я всю жизнь потом проработала, по молитвам отца Тихона. По его молитве меня взяли на работу в строительную организацию и оставили там. А с лимита на лимит не должны были брать, законы такие были. Потом, когда уже всё оформили, сами говорят: «Как же мы её взяли? И выгнать уже не можем».
- Он был великий подвижник, - дальше вспоминает Александра Васильевна, - каждый день службу совершал дома, ему Патриарх Алексей I дал такое благословение. И каждый день он служил литургию. Где бы ни был, в каком самочувствии ни находился - всё равно служил. Каждый день поминал своих чад. Бывало, его отправляли в изгнание, и вот он едет мимо какого-нибудь города или села и перечисляет по именам всех духовных чад, которые там живут.
Последнее время он жил на Западной Украине, а за десять месяцев до смерти приехал в Подмосковье специально умирать. У него келейником был тогда родной племянник, отец Сергий. Батюшка уже очень сильно болел. И когда его привезли в Мытищи, там в огромном Владимирском соборе все иконы замироточили. Отца Тихона спрашивают: «Что ж такое? Почему иконы у нас замироточили? Это к скорби или к радости?» А он говорит: «Кому-то для скорби, кому-то для радости, а кому-то и для поднятия веры». И здесь опять он каждый день совершал литургии. Ему маленькую комнатку выделили, в которой он служил. От болезни у него уже и глаз один закрылся, и воспаление пошло по телу. Ещё с войны, которую он прошёл от начала и до конца, у него много болезней было.
А умер он 15 ноября 2000 года, во время всенощной службы на возгласе: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» Было это в храме Благовещения Пресвятой Богородицы в селе Тайнинском. Там он служил у своего племянника, митрофорного протоиерея отца Владимира. Возле алтаря Благовещенского храма отец Владимир его и похоронил.
На могилку к нему приедешь, поплачешь, попросишь помощи, и батюшка помогает. Я хоть и мало его знала - всего три года, когда он был в Лавре, потом ещё несколько раз ездила к нему в гости, - но всё равно считала его своим духовником до самой его кончины.
Многие его духовные чада приняли монашество. Кто хоть один раз исповедовался у него, того он считал своим духовным чадом, всегда молился потом за этого человека. Сам совершал очень много тайных постригов. Все монахи тогда работали на военных заводах в Подмосковье, властям об их постриге знать не нужно было.
Мне батюшка напророчил, что мама скоро умрёт. Она перед смертью уже два с половиной года лежала, с постели не вставала. Я её из Сыктывкара привезла в Подмосковье. Говорю отцу Тихону: «Благословите маме первую группу инвалидности сделать!» А он отвечает: «Да не успеешь уже, всё, не надо». И действительно, мама в скором времени ушла от нас на тот свет.
За пять лет до кончины он сказал мне, что больше мы уже не увидимся. «Как это не увидимся, - думаю, - я ещё приеду». Но как сказал батюшка, так и получилось: пришлось приехать только на его могилку.
Слёзы перед взрывом
- Александра Васильевна, расскажи, как ты попала под взрыв? - просит хозяйку певчая Галина Белякова, которая прожила в Лавре 22 года.
- Это не так давно было, 23 апреля 1997 года, - говорит хозяйка. - В Сергиевом Посаде в моём доме жил мафиози. Наступила Страстная седмица, и в Великую среду мы с сестрой, которая у меня тогда квартировала, сходили утречком на исповедь и думаем: со среды на четверг пойдём на службу ночную, причастимся. А я тогда работала лифтёром. И вот с утра приступила к дежурству, пошла проверять лифты по подъездам. У нас девятиэтажный дом. А мафиози живёт в соседнем подъезде. Когда подошла к его подъезду и вступила на металлическую решётку, где ноги перед входом вытирают от грязи, раздался взрыв, и я взлетела вверх.
Если бы не козырёк над дверью, о который я ударилась головой, то, наверное, до девятого этажа бы долетела. Обе ноги у меня были разорваны взрывом, вся голова разбита, многочисленные переломы. А через минуту этот мафиози с седьмого этажа спустился пешком, увидел меня всю в крови, понял, что эта мина для него была приготовлена. Потом он при встречах постоянно избегал меня, стеснялся, что я из-за него пострадала, а его жена приходила меня навещать в больницу. Тогда весь город, всё начальство собралось возле меня. Два года я пролежала в больнице, слава Богу, выжила. Но одна нога, на которой было два перелома, до сих пор болит. Всё с палочкой вот не расстаюсь, хромаю. Ну да за всё слава Богу.
- А перед травмой мне приснился сон, - дальше вспоминает Александра Васильевна. - Вижу большой-пребольшой крест - Распятие. Такой у нас в Лавре стоит в Успенском соборе перед заупокойным каноном. И вот с перекладин стекают огромные слёзы, какими коровы плачут. Я всё думаю: «Что ж такое случится?» И дальше снится именно это место, где я взорвалась перед подъездом, и все мои умершие родственники что-то там ищут. Думаю: «Чего они там копаются, чего потеряли?» Как проснулась, решила: «Наверное, тётя Иулиания умрёт» - ей уже 90 с лишним лет было. А оказалось, что меня там смерть поджидала. Но всё-таки я выздоровела, поправилась, может быть, во многом по молитвам отца Тихона...
* * *
...Ещё много интересного услышал я от озёльских прихожан, таких радушных и щедрых душой. После поездки туда у меня было ощущение, что я соприкоснулся с великой святыней. И меня поразил не только рассказ о жизни подвижника Божия о. Тихона (Агрикова), в последние десять лет принявшего великую схиму с именем Пантелеимона, но и то, как через судьбы его духовных дочерей, на которых запечатлелся отблеск его христианской любви, этот свет разносится по всей Руси Великой, до самых глухих таёжных уголков, до земляничных озёр...
