Мое поколение приходило к вере не без влияния Достоевского, сказавшего: «Быть русским значит быть православным». Оно воспринимало это выражение двуединой формулой, то есть был верен и обратный тезис: «Быть православным значит быть русским». Так, собственно, его понимала Россия времен Достоевского. Наша страна стояла тогда несокрушимым колоссом, занимавшим ведущие позиции в военной сфере, политике, мировой культуре. Принадлежать к ее титульной нации, было, говоря современным языком, делом высоко престижным. В дореволюционном паспорте, как известно, не было графы «национальность», в нем фиксировалась конфессиональная идентичность. Приняв православие, любой инородец становился русским. Показателен вопрос англичанки Мэйбл Энни Сиверс своему сыну Эдуарду, будущему иеросхимонаху Сампсону. Узнав, что он крестился в православной церкви, она спросила: «Когда ты стал русским?» То есть в сознании людей разных конфессий понятия русский и православный совпадали.
А сегодня они тождественны, увы, не для всех. Вот что пишет «православный журнал для сомневающихся» «Фома», который, хотя и не является органом РПЦ, но, как официально свидетельствует редакция, его деятельность «одобрена Московским Патриархатом»: «И нам всем надо хорошо понимать, что если суждено войти в историю чукотскому или узбекскому православию, оно будет иным, чем восточнославянское... Нам нужно суметь сочетать смелую проповедь о Христе с подлинным национальным смирением». «Чукотское православие» - было ли мыслимо такое даже как игра слов во времена Достоевского? А здесь солидный журнал и на полном серьезе...
Один из традиционных упреков в адрес Русской Православной Церкви состоял в том, что она проповедует угнетенным смирение перед угнетателями. Оценивать, справедлив или нет данный упрек, не тема нашей статьи. Но проповедь «национального смирения», с которой выступает одобряемый Патриархатом «Фома», - это, согласимся, нечто, порождающее вопросы.
Вопрос первый - о национальном смирении какого народа идет речь - самый несложный. Разумеется не узбекского или какого-то другого. Речь идет о русском народе (понятно, что и автор приведенных строк в журнале «Фома» совсем не относит себя к русской нации).
Вопрос второй: в какой мере проповедь национального смирения не противоречит взглядам тех, кто определяет позицию РПЦ по национальному вопросу?
Минувшим летом в Одессе Святейший Патриарх Кирилл сказал: «На основе национализма невозможно создать прочную конструкцию, ибо она развивает зло, которое губит народ». Конечно, на Украине национализм действительно является губительным злом: он используется как инструмент, которым расщепляют единый русский народ (в силу этого на Украине мы, строго говоря, имеем дело не с подлинным национализмом, а с националистической провокацией). Политик (а предстоятель Русской Православной Церкви - крупнейшая политическая фигура) знает, что, где, когда и кому надо говорить. Проблема, однако, в том, что выступление Святейшего слышали не только собравшиеся в Одесском театре оперы и балета. Оно разнеслось по всей России и по всему постсоветскому пространству. Столь масштабная аудитория не озабочена обстоятельствами, в которых выступает Кирилл: она принимает его слова такими, каковы они есть, полагая что слово Патриарха Всея Руси не подвержено политической конъюнктуре.
И она понимает их так: с точки зрения главы Русской Православной Церкви национализм - всякий, в том числе и русский, причем, не в крайних своих экстремистских проявлениях, а национализм вообще - является безусловным злом.
Но как же быть тогда с Менделеевым, сказавшим: «Национализм во мне столь естественен, что никогда никаким интернационалистам его из меня не вытравить»? И, наконец, как относиться к святому Праведному Иоанну Кронштадтскому, сказавшему, что «Русь есть подножье Престола Господня»? Его слова выражают идеологию православного национализма.
Не будет большой смелостью предположение, что все наши святые, начиная от Преподобного Сергия Радонежского до святого мученика воина Евгения Родионова, были русскими националистами. Разве они, граждане и ревнители Святой Руси, осознающей себя Третьим Римом, не вдохновлялись национальной идеей в ее религиозном, мессианском значении?
Если беспристрастно анализировать взаимоотношения церкви и Советского государства в течение десяти лет с 1943 по 1953 годы, нетрудно увидеть, что именно национальный подъем, который переживала страна, борясь с гитлеровским нацизмом и сокрушив его, явился основой сближения Церкви и власти. Вождь СССР еще перед войной стал последовательно проводить курс, в котором в советскую модель социализма встраивались традиционные ценности русского национального бытия. Это не могло не вызвать отклик у нашего духовенства и порождало определенные надежды на идейную эволюцию тех, кто определял политический курс страны.
Обвинения Русской Православной Церкви в том, что при Сталине она стала винтиком государственной машины, «служанкой власти», стали общим местом и слышны, в том числе, от видных представителей Московской Патриархии. Так, игумен Петр (Мещеринов) считает, что после 1943 года РПЦ «заняла геттообразное сервильное место в советской структуре». При этом уважаемый деятель Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи не видит различий между политикой Иосифа Сталина в отношении церкви и политикой Никиты Хрущева. Между тем, они есть, и весьма существенные. Во время знаменитой ночной беседы в Кремле четвертого сентября 1943 года Сталин заявил трем митрополитам - Сергию (Старогородскому), Алексию (Симанскому) и Николаю (Ярушевичу): «Церковь может рассчитывать на всестороннюю поддержку Правительства во всех вопросах, связанных с ее организационным укреплением и развитием внутри СССР». Развитие Церкви при всесторонней поддержке государства - это, согласимся, нечто мало похожее на марксизм-ленинизм. Хрущев же, в душе всегда остававшийся троцкистом, вернул отношения Церкви и государства к «ленинским нормам», закрыл около семи тысяч церквей - примерно половину действовавших в стране (причем закрытия часто сопровождались разрушением храмов) и 72 православных монастыря (из 90, действовавших при Сталине), запретил священникам служить вне церковных стен, для чего реанимировал религиозное законодательство 1929 года, введенное к началу «безбожной пятилетки». То есть именно творец либеральной «оттепели» Хрущев загнал церковь в «геттообразное сервильное место», выражаясь языком игумена Петра.
Не пресловутая сервильность, а искренняя благодарность вождю за его огромную роль в возрождении национальной России, за тот высокий статус, который при нем обрел русский народ как лидер борьбы за мир и социальную справедливость на всей планете - вот что служило источником тех высоких оценок, которые давали Сталину высшие иерархи нашей Церкви. Трудно обвинять в «сервильности» познавшего лагеря и ссылки иеромонаха Пимена (Сергея Михайловича Извекова), во время войны командовавшего пулеметным взводом, после войны ставшего Патриархом всея Руси. «Церковь учит, - говорил он, - что с Правдой Божией связано стремление современных миролюбивых народов жить в мире и справедливости. Мы счастливы, что эту правду осуществляет наш народ под твердым водительством всем миром признанного вождя и вдохновителя миролюбивых народов Иосифа Виссарионовича Сталина».
Не все знают, что по случаю 70-летия Сталина по церквям служились молебны (можно ли себе представить такое на юбилеях Хрущева или Брежнева?).
Конечно, государство со времен Алексея Михайловича стремилось подчинить церковь. Эти попытки бывали особенно жесткими, когда русское православие оказывалось под давлением западных конфессий. Влияние представителей Киево-Могилянской школы, в которой была сильна католическая традиция, на исправление богослужебных книг стало причиной церковного раскола и жестоких преследований ревнителей старой веры. При императрице Анне Иоанновне, когда Россией правил Бирон, клириков, в том числе архиереев, протестовавших против попыток изменить по немецкому образцу православные обряды и таинства (делами церкви распоряжался тогда лютеранин Остерман), ссылали в Сибирь, истязали, сажали на кол. Факты показывают, что раболепие исторически не было присуще Русской Православной Церкви. Кровью мучеников доказала она непреложность своего упования во время большевистского террора.
Встреча в Кремле в сентябре 1943 года знаменовала начало сотрудничества государства и Церкви. Разумеется, оно не было во всем равноправным, РПЦ приходилось идти на определенные компромиссы с политическим режимом, но важно то, что в главном вопросе - укрепления страны - интересы сторон полностью совпадали. Собственно, РПЦ сегодня тоже сотрудничает с политическим режимом: в этом отношении ее стратегическая линия не изменилась. Но, увы, изменился режим. Его носители, как показал опыт последних двадцати лет, проводят политику, направленную не на укрепление страны, а на демонтаж государственных институтов. От этой политики страдает, прежде всего, государствообразующий русский народ. Нельзя не видеть, что новая власть систематически и последовательно проводит курс на отбрасывание русских на периферию во всех ключевых сферах экономики, науки, образования и культуры. И если раньше сотрудничество РПЦ с государством было исторически оправдано, то сегодня встает вопрос о нравственных границах такого сотрудничества.
Речь идет не о компромиссах, на которые приходится идти высшим церковным иерархам: например, вполне в духе пресловутой «сервильности» называть А.Б.Чубайса в день его 55-летия «одним из наиболее эффективных руководителей России» (адресат послания Святейшего Патриарха эффективен, но как разрушитель страны) или награждать мастера финансовых спекуляций и гражданина по крайней мере двух государств Бориса Йордана тремя церковными наградами: орденом св. Владимира, орденом св. Серафима Саровского и орденом прп. Андрея Рублева. Учитывая, что Московский Патриархат находится в определенных отношениях с правящей верхушкой и ему приходится проявлять дипломатическую гибкость, на компромиссы можно было бы даже закрыть глаза (в конце концов, руководство РПЦ поздравило с юбилеями и Валентина Распутина, и Василия Белова). Весь вопрос: допустима ли сегодня сама поддержка Русской Православной Церковью политики Российского правительства и, прежде всего, - его национальной политики.
Антирусский характер этой политики сегодня почти или даже вовсе не маскируется. Технологии демонтажа государствообразующей нации используются с нарастающей интенсивностью. В основе этих технологий, во-первых, - разрушение ценностных установок русского человека, основанных на Православии (если развернуть их либеральную оболочку, то увидим в середине не что иное, как грех, преступление против Божественных заповедей), во-вторых, внешнее давление: создание таких социальных условий, при которых большинству русских приходится свои силы без остатка тратить на борьбу за существование во все более враждебной среде, угнетающей их культуру и поощряющей чуждые культуры, часто агрессивные и открыто враждебные.
Авторитетнейший исследователь головного мозга Академик Наталья Петровна Бехтерева писала о том, что личность, угнетенная обстоятельствами, поставленная в ситуацию постоянной борьбы за выживание, не может реализовать свой потенциал, способность к творчеству. Но политика власти направлена на то, чтобы снизить круг их возможностей, и мы наблюдаем, как русские вытесняются из всех значимых сфер деятельности. Когда Святейший Патриарх говорит, что «быть богатым в России просто», хочется добавить: просто кому угодно, только не представителю титульной нации. Чтобы в этом убедиться, необязательно видеть списки миллиардеров, публикуемые журналом «Форбс». Достаточно зайти в ближайший супермаркет, на любой рынок, чтобы увидеть, кому принадлежит торгово-розничная сеть, куда идет содержимое кошельков русских покупателей.
Когда личность ставится в условия, при которых она не может себя реализовать, неизбежно происходит постепенное снижение ее потенциала, и мы наблюдаем сегодня, как процесс деградации захватывает все более широкую часть русского народа. Это облегчает задачу его демонизации заинтересованным силам, верным традициям, восходящим еще к гуманистам Возрождения. Нынешняя госсекретарь Белого Дома, заявила, что у руководителя России «по определению не может быть души». Вспомним, что расчищая место в Америке поселенцам из Старого Света, западная религиозная мысль доходила до утверждения, что у индейцев нет бессмертной души. А стоит ли жалеть тех, у кого нет сердца и души? Пусть их место займут другие. Поэтому общественное мнение Европы и США, руководимое СМИ, способно выражать симпатии к любому народу, проживающему на постсоветском пространстве, но меньше всего - к народу русскому.
Планомерно и систематически ведущаяся пропаганда, настраивающая Запад против России, по своей сути является дымовой завесой, имеющей целью скрыть от мира подлинную картину величайшей трагедии планетарного масштаба: ускоренный процесс исчезновения русского этноса, разрушение великой русской цивилизации. Причем гасится сама возможность сострадания уходящему в небытие народу, достигшему в области культуры вершин, каких не знали другие нации от античности до наших дней (да и наличие этих вершин скрывается: например имя автора периодической системы элементов на Западе предпочитают не называть). Но главный результат русской цивилизации не великая русская литература от Пушкина и Лермонтова до Шолохова и Твардовского. Не музыкальная и исполнительская культура, вырастившая Мусорского и Чайковского, Шаляпина и Обухову. Не русский балет, выпестовавший Павлову и Уланову. Не русская инженерная школа, давшая миру Сикорского, Зворыкина и Королева. Главное ее достижение - сердце русского православного человека. Сердце, в годы Великой Отечественной войны вызывавшее в бою огонь на себя и закрывавшее амбразуры дзотов. Сердце, прощавшее врагов, делившееся последней вареной картофелиной с идущим навстречу пленным немцем. Сердце, вмещавшее все народы Российской, а затем и Советской империи, так что ни один из них не погиб (а где сегодня цивилизации майя, инков, ацтеков? Где европейские народы - пруссы, ливы, бодричи, висляне, лютичи, мазовшане?..). Уйдет это сердце - мир опустеет, лишившись, может быть, самого главного.
Вспомним, Дмитрий Иванович Менделеев считал, что в начале XXI века русских будет 400 миллионов (рождаемость у нашего народа в его время была выше, чем в Индии), и сравним, сколько нас осталось после распада Советского Союза. Все силы глобального зла брошены на то, чтобы ослабить Россию, спалить в огне мировых войн и революций, а что не удалось сжечь - разложить мощным арсеналом информационного оружия.
Единственный путь спасения русского остатка - внутренняя мобилизация, организация отпора сбрасыванию в историческое небытие. Любая нация имеет право сопротивляться геноциду. Но именно русскому народу перекрыли пути к сопротивлению. Центральный избирком строго следит, чтобы ни одна партия, не санкционированная Кремлем, не была допущена к выборам. Для подавления инакомыслия широко используется «русская» 282 статья, наследница печально знаменитой 58 статьи УК РСФСР. Смерть русского патриота стала обычным явлением, и заранее ясно, что следственные органы не найдут убийц. Параллельно идет дискредитация наемными СМИ русских, искажается русская история, обесцениваются достижения русской науки и культуры. В государстве, которым правят люди, позиционирующие себя православными христианами, насаждается порнография, легализуются сексуальные извращения, вводятся ювенальные технологии разрушения семьи, культивируется насилие. Растут как грибы после дождя «магазины для взрослых» (в последнее время они стали множиться на пригородных станциях; неужели их не замечает руководитель РЖД и одновременно глава фонда Андрея Первозванного?) На глазах наших верующих руководителей тает православный народ, а они продолжают твердить о неизменности курса на интеграцию в мировую экономику (с таким же жестоким упорством большевики в свое время говорили о своей приверженности диктатуре пролетариата). Главным результатом этого курса стала демографическая пропасть, в которую падают русские. В столице они составляют уже меньше половины ее жителей. 40 процентов детей в РФ сегодня растет в мусульманских семьях.
Не случится ли так, что уже через три-четыре десятилетия некому будет ходить в недавно отстроенные православные церкви? Будут ли с амвонов церквей, из которых к тому времени еще не вытеснят православных, по-прежнему утверждать, что национализм губит народ?
Куда заведет путь «национального смирения», непротивления насилию, которое учиняют над русскими? Да, нынче не восемнадцатый год. Нет «кожанок из Черезвычайки», пресловутые «тройки» не выносят расстрельных приговоров. Технологии смерти изменились. Убивают незаметно, методов «бесшумного» прекращения жизни множество (например, облегчение доступа к наркотикам, разрушение системы здравоохранения). Создается впечатление, что однажды смертный приговор был вынесен всем нам. Вспомним фразу Маргарет Тетчер о том, что с русских хватит и 50 миллионов (доктор исторических наук А.П. Паршев утверждает, что премьер говорила не о пятидесяти, а о пятнадцати миллионах: он услышал не «fifty» а «fifteen»). Что ж, вполне возможно, практичная англичанка поняла, что пятнадцати миллионов туземцев вполне достаточно, чтобы обслуживать добычу и транспортировку нефти и газа. То есть на повестке дня стоит «окончательное решение русского вопроса».
Кто и как может остановить исполнение этого приговора? Вспомним, в смутное время православная церковь во главе с патриархом Гермогеном стала тем ядром, вокруг которого сформировалось сопротивление антирусским силам. Вспомним и преподобного Сергия Радонежского, благословившего князя на Куликовскую битву. Вспомним патриарха Сергия, 22 июня 1941 года, еще до того как по радио не прозвучало выступление Молотова, призвавшего народ подниматься на Отечественную войну. Русская Православная Церковь всегда была с русским народом.
Сегодня священников не водят на допросы, не ставят на край расстрельных рвов. Больше того, пожалуй, впервые за историю нашей церкви они стали привилегированным сословием. Но зато их постепенно лишают тех, ради кого они стали на путь священства и кого должны вести к Богу - русских людей.
Кому они будут проповедовать Евангелие через 30-40 лет? Наивно думать, что татары, башкиры, калмыки, северокавказские и другие народы, населяющие сегодня нашу федерацию откажутся от ислама. Да и что будет с самой федерацией, если русский народ станет в ней исчезающим меньшинством? Что останется: наднациональный проект Русский мир? Ему придают большое значение высшие иерархи РПЦ. Стало традицией, что на ассамблеях Русского мира выступает Святейший Патриарх. Проект этот - «нечто вроде Британского содружества наций, - слова Патриарха Кирилла, - в котором русский язык используется в качестве языка межнационального общения, развивается русская культура, сохраняется общая историческая память». Эту же мысль о русском языке, «который сложился и развивается как общее достояние всех народов Русского мира» Святейший высказал на состоявшейся недавно IV ассамблее.
Идея Русского мира, «который не признает новых лоскутных границ», восходит к мыслям академика Трубачева о русском языковом союзе, изложенным им в книге «В поисках единства». «Ни одна подлинно великая страна не кончается там, где кончается ее территория», - писал академик. С его точки зрения, после распада императорской России, а затем СССР, постимперское и постсоветское пространство продолжает сохранять единство благодаря русскому языку.
Однако это единство не есть незыблемая данность. Ее стержнем является носитель русского языка - русский народ. Ослабеет народ - сократится ареал распространения его языка, что мы, собственно, и наблюдаем сегодня. Исчезнет народ - язык станет мертвым. История показала, что по-другому не бывает. Не стало древних римлян - ни один этнос, живущий на территории римской империи, не говорит на латыни. Исчезла Византия - та же судьба постигла древнегреческий. Ее цивилизационное пространство срезали сначала арабы, а затем до минимума стиснули турки-османы. Не возникни по Божьему Промыслу на севере Русь - судьба православной церкви могла стать совершенно иной, она разделила бы судьбу, скажем, коптской церкви или армяно-григорианской. Конечно, нельзя не согласиться со словами Патриарха Кирилла о том, что у стран исторической Руси «есть веские основания для развития интеграционных процессов: они принадлежат к одному уникальному цивилизационному пространству», но когда основной держатель этого пространства слабеет, центробежные силы неминуемо одержат верх над центростремительными. Тогда сама идея Русского мира окажется иллюзорной.
«Благодаря православной вере, - сказал Патриарх Кирилл на открытии IV ассамблеи, - народ Руси перерос свою этническую ограниченность и смог создать вместе с другими народами единое цивилизационное пространство, в котором Русская Церковь совершает свои пасторские труды». Прежде чем согласиться с этим утверждением, нужно помнить, что именно благодаря православной вере восточноевропейские славяне осознали себя единым народом - русским, живущим в одной стране - Русь. Положим, русский народ перерос свою этническую ограниченность, но разве мы можем это утверждать в отношении татар, башкир, народов Северного Кавказа?.. Недавние поджоги православных храмов в Карачаево-Черкесии лишний раз показали, что цивилизационное пространство РФ отнюдь не однородное и не гладкое: по мере ослабления национального самосознания у русских, происходит усиление национализма других народов, населяющих Русский мир.
Когда на его ассамблеях выступают такие фигуры, как М. Швыдкой и А.Фурсенко, невольно возникает вопрос: во благо ли русских развивают этот проект? Не зря его идея имеет широкое хождение в среде либеральных интеллектуалов, говорящих о «многонародной русской нации» (член-корреспондент РАН Валерий Тишков), о русском мире как сетевой структуре диаспор, представляющих разного рода экономические интересы (Петр Щедровицкий). Проводятся круглые столы и научные семинары, на которых говорится о чем угодно, только не о сбережении русского народа. Больше того, прослеживается устойчивая тенденция заменить неудобный (а для многих и нелюбимый) русский народ удобным комфортным Русским миром, в котором можно размыть русскую идентичность, выйти за пределы страны на любимый Запад, куда третья волна иммиграции вынесла много россиян и с ними искать уже не русскую, а «российскую идею» (Вячеслав Никонов).
В речах выступавших на его IV ассамблее в Интеллектуальном центре МГУ не было слов о русских, о нынешнем их трагическом положении. Зачем портить мрачными красками праздничные цвета Дня единства? Есть прекрасный новый Русский мир, не обремененный ответственностью за судьбу народа, являющегося его главной скрепой, не стесненный государственными границами.
Похоже, что на идею Русского мира работает план построить в Париже, ровно посередине между Эйфелевой башней и Домом инвалидов, кафедральный собор Русской Православной Церкви Московского Патриархата, воскресную школу и другие объекты (участок, как сообщают СМИ, уже куплен, и стоимость сделки эксперты оценивают как минимум в 60 миллионов евро). При нормальном положении вещей такое строительство можно только приветствовать: могучая страна, могучая нация с естественной экспансией культуры, мессианскими устремлениями. В стратегию Русского мира вписывается и активная деятельность РПЦ по расширению собственности на Святой Земле, переводу в свою юрисдикцию русских храмов в Бари, Оттаве, покупка квартала в Амстердаме, земельного участка в Римини... Разумеется, нельзя не одобрить такую деятельность. Но сегодня что-то царапает в грандиозном замысле. Не получится ли так, что наши пастыри загодя готовятся к ситуации «православие без русских», когда они начнут пасти овец за пределами богоданного отечества? Но, как верно заметил один православный автор, «провидение не обмануть». РПЦ сильна, в первую очередь, приходами в России. Растают они - церковь не удержит имперское пространство, втуне останутся ее миссионерские усилия за пределами нашей страны.
Англичане, демонстрирующие удивительную устойчивость своей государственности, объясняют ее тем, что они, во всяком случае, их политические элиты, мыслят веками и континентами. Россия, к сожалению, представляет собой антипод Британии. Наши элиты, приходя к власти, рушат то, что было создано предшественниками, и разоренная страна всякий раз начинает с нуля (кстати, именно в этом, а не каких-то изъянах русского национального характера заключается причина бедности населения нашей страны). Единственный устойчивый институт в России - насчитывающая тысячелетнюю историю Православная Церковь. Ей заповедано стратегическое видение судеб отечества в неразрывной связи с Божественным промыслом, Церкви дано соотносить с ним путь России, раскрывать народу высший смысл его национального бытия. До Петра, упразднившего Патриархию, церковь решающим образом влияла общество, на государственную идеологию и политику.
Мысль о России как «Новом Израиле» оформилась в концепцию «Москва - Третий Рим», определившую всю идеологию Московского Царства: «Помни и слушай, благочестивый царь, - все христианские царства сошлись в твое единое, два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть; твое христианское царство иным не заменится», - писал старец Филофей Василию III. Когда зашатались устои царства, церковь в лице священномученика патриарха Гермогена явилась духовной опорой народа в борьбе с польскими интервентами, его грамоты вдохновили Козьму Минина на создание народного ополчения, помогли сплотить здоровые силы нации. Их победа и празднуется в День народного единства - тот самый, в который традиционно проходят ассамблеи Русского мира.
Наша страна уже два десятилетия живет в идейном вакууме. Элита, сменившая коммунистическую власть, оказалась не в состоянии сформулировать сколько-либо внятной идеи, интегрирующей постсоветский социум. Единственной силой, способной его заполнить, сегодня является наша Церковь. Она может сделать это, во-первых, опосредованно: воспитывая русское православное сознание у руководителей государства, заявивших себя верующими, то есть пасти «стадо элитных овец» (если, конечно, это овцы, а в не волки в овечьей шкуре); во-вторых, непосредственно производя идеи и заряжая общество энергией, необходимой для их воплощения.
Нельзя сказать, что РПЦ не предпринимает усилий в поисках подобный идей. Собственно, сама идея Русского мира призвана заполнить этот вакуум. На IV ассамблее Русского мира Святейший Патриарх говорил о развитии духовной традиции Святой Руси, о возможности создания «цивилизационной традиции, которая уже переходит границы одного народа и генерирует способы духовной и материальной жизни, объединяющие в одно общество людей разных этносов и религий».
Возникает, однако, вопрос: на какой основе сможет произойти такое объединение? До революции 1917 года Русский мир держался на авторитете православного русского народа, православного русского царя и русской Православной Церкви. Советская власть объединяла народы бывшей Российской империи идеей построения общества социальной справедливости. На чем стоять Русскому миру теперь?
Сегодня все больше сторонников приобретает мысль соединить две линии русской истории - царской и советской: энергично развивается философия христианского православного социализма. Она способна стать идеологией масс, к ней позитивно отнесутся представители других верований (в частности последователи Магомета - исламский социализм может вполне стать союзником социализма православного), то есть способна объединять «в одно общество людей разных этносов и религий».
О том, что происходит становление этой идеологии свидетельствуют, в частности, документы недавно прошедшего Второго съезда Всероссийского социалистического народного движения «Отчизна», где говорится: «На повестке дня стоит задача, признав неразрывной единую ткань российской истории, осуществить синтез православной империи и социалистической державы» (Отчетный доклад Председателя Президиума ЦС ВСНД «Отчизна» Ю.А. Прокофьева).
Народная философия, идеология православного социализма, идущая снизу, будет ли замечена нашей Церковью, призванной быть защитницей «всех скорбящих и обремененных»? Приходится констатировать: сегодня у нас в стране нет реальной силы, способной действенно защитить народ и, прежде всего, народ русский. Единственная сила, которая может это сделать - Русская Православная Церковь. Вот почему ответственность ее руководителей перед нацией сегодня как никогда велика. И не только перед нацией, но и перед самой Церковью. Кредит народного доверия, разумеется, очень велик. Но не беспределен. И если православный мир увидит, что церковные иерархи оставили заповедь любви в отношении к собственному народу, им безразличны его тяготы, что они равнодушны к страданиям, притеснениям и унижениям, которым подвергаются русские люди, наша церковь столкнется с кризисом, может быть, самым глубоким в своей истории.
