Стадион «Динамо» очень популярен в Саратове. Не удивительно: единственное доступное и приличное спортивное сооружение в центре города! Зимой - на катке, а летом на беговых дорожках всегда много народа. Большинство слышало о том, что до революции на этом месте высился собор. Уточним - кафедральный собор во имя святого благоверного великого князя Александра Невского. Но мало кому известно, что где-то под беговыми дорожками лежат останки замечательных людей. Людей, сделавших очень много - для Церкви, для России, для нашего города, наконец. Сегодня мы расскажем вам об одном из них - епископе Саратовском и Царицынском Евфимии (Беликове; 1813-1863), который был погребен в крипте нижнего храма Александро-Невского собора.
Если
бы не старания бывшего ректора Саратовской духовной семинарии
архимандрита Никанора (Бровковича) [1] и секретаря Саратовской духовной
консистории Александра Матвеевича Правдина [2], оставивших драгоценные
воспоминания и свидетельства о епископе Евфимии, то в целом мало что
было бы нам известно об этом замечательном саратовском архиерее. В
основном на этих двух источниках и основывается данная публикация.
Сохранился также портрет владыки Евфимия, который находится ныне в
фондах Саратовского областного краеведческого музея.
Из сиротства и нищеты
Епископ
Евфимий (в миру Петр Иванович Беликов) занимал Саратовскую кафедру чуть
более трех лет: с 20 августа 1860 года по день кончины 17 октября 1863
года. Незадолго до нее он начал было писать небольшой автонекролог: «А
то люди там копаться будут да лгать». Как было подмечено современником:
«Легковерием в великие достоинства людей архипастырь не отличался».
Вот
фрагмент его записки: «Я родился 1813 г. 20-го декабря от причетника
Курской губернии, Корочанского уезда, слободы Радьковки, Вознесенской
церкви [3] Ивана Григорьева сына Беликова и законной жены его и ныне там
же здравствующей, Надежды Андреевой Поповой (по второму мужу)... Учился
я в приходском училище в г. Короче [4], потом в уездном, в г.
Белгороде, далее в тамошней семинарии [5], в Киевской Академии... Жизнь
моя в доме отчима и в бурсе лишена была всего радостного и светлого.
Впрочем, спасибо добрым людям и за то...»
Владыка
часто и с чувством благоговейного к Промыслу умиления вспоминал, что он
сын причетника. В июле-августе 1863 года через Саратов проезжал брат
будущего императора Александра III, наследник всероссийского престола
Николай Александрович, который два года спустя скончался в Ницце. «Ведь
сын причетника я,- говорил владыка в ту пору священнику Иоанну
Григорьевичу Альбицкому [6],- а дожил, сподобил Бог, целые часы рядом
сижу с Наследником Всероссийского Престола, целые часы Наследник
занимается со мною!».
Отца
Петр лишился на третьем году жизни. Его мать для прокормления двоих
детей выдана была замуж за другого, с представлением отчиму отцовского
причетнического места.
Архимандрит
Никанор (Бровкович) пишет, что по устным рассказам архиерея, «отчим его
был человек грубый, суровый и скупой; семью свою изнурял работой по
дому, так что будущий архиерей и пахал, и косил, и молотил, не говоря о
разных других поделках по дому, и отлично изучил эти великие искусства
наиболее близкого к грубой натуре быта: работами, суровым обращением,
всегдашними придирками, скудостью содержания, отчим утомлял его, уже
школьника и семинариста, в каникулярное время до того, что он редко имел
терпение доживать каникулы дома и, не доживши, уходил в бурсу, как ни
мало светло-радостного представляла жизнь бурсацкая, и особенно в
каникулярное время.
Конечно,
вышедши в люди, он все старые невзгоды простил и посильно благотворил
всему своему семейству. Родную сестру его, еще в ту пору, когда он мало
мог иметь влияния на семью, выдали замуж... эта сестра осталась для него
наиболее любимою до гроба; и вблизи гроба на смертном одре он вспоминал
ее с большею теплотою, чем прочих своих родных, за исключением матери...
О
простодушии этой сестры своей любил он рассказывать одну былину: будучи
уже на должности, послал он ей новенькую 50-рублевую ассигнацию старого
хода, когда рубли считались на ассигнации [7]. Затем, в сороковых
годах, уже в сане архимандрита, поехав на родину лично, дает сестре
опять довольно значительную для нее сумму.
- Зачем, братику? - та возражает.- У меня еще те целы.
- Ах ты, сестра! Да теперь те деньги из курса вышли! Ассигнации эти уже не ходят! 50 рублей пропали! Давай их сюда.
Взамен
пропавших архимандрит Евфимий дал сестре своей другие деньги; а
50-рублевую ассигнацию прежнего курса, совершенно новенькую, нимало не
потертую, сохранил у себя до смерти.
От
отчима имел он себе одного брата и двух сестер. Эти выросли и в люди
вышли уже под влиянием его благотворительности... С отчимом же, при всех
усилиях благотворить ему, покойный оставался не в ладах до самой его
смерти отчима: владыка рассказывал, что когда, будучи ректором
Владимирской семинарии, прибыл он на родину в дом отчима, то к изумлению
своему увидел, что отчим не носит платья, которое пасынок-архимандрит
посылал ему и которое в доме было цело; настал какой-то праздник,
пасынок-архимандрит убеждает отчима приодеться в церковь, тот оделся, но
не в суконный чистый подрясник - дар пасынка, а в какой-то деревенский
балахон длиною по колена и так отправился в церковь: „куда-де и зачем
нам"? Тут сказалась уже и не скупость, а какое-то другое, более плохое
чувство...»
Далее
архимандрит Никанор пишет о владыке Евфимии так: «Как человек школы
старой, а не юной школы „хульников, родителям противников,
неблагородных, непримирительных" (см.: 1 Тим. 3, 1-7) ...он нашел нужным и
справедливым сказать свое предсмертное „спасибо добрым людям и за то".
По
рассказам владыки, в бурсе терпели они холод и голод; из-за скуднейшей
подачки, из-за какой-нибудь пенки каши, из-за корки хлеба таскали
ушатами воду, которую должны были таскать те же их патроны... Скудость
свою перенес он с собою и в семинарию. Он рассказывал, что, будучи в
низшем отделении семинарии, спал он на голых досках кровати; войлок был,
да украли. Приехал ревизор и в сопровождении начальства идет по
комнатам; велено всякому стоять у своей койки; чем койку прикрыть? За
неимением простыни или одеяла, подушки или тюфяка, он растянул на
кровати единственный свой тулупишко; прошел ревизор, улыбнулся и
говорит, указывая на его постель: „Institutionibus monasticis" [8].
Успехи
его, наконец, сделали его в семинарии заметным; начальство обратило на
него внимание; ректор семинарии архимандрит Елпидифор [9], о котором
покойный архипастырь поэтому вспоминал всегда с теплым чувством, стал
помогать ему в его нужде. В богословском классе будущий владыка... мог уже
добывать копейку и собственными трудами по просьбе и в пользу
товарищей; он ясно помнил и не раз вспоминал время, как в первый раз на
собственную трудовую копейку он сшил себе и в первый раз в жизни надел
на себя халат, чуть-чуть не шинель Акакия Акакиевича...
Усиленные
труды, однако же... накликали на него, несмотря на ранние лета, тот
недуг, который провожал его весь век и сложил в гроб. Под конец
пребывания своего в (Белгородской.- В.Т.) семинарии, по совету лечившего
его врача, который заметил в нем основательное знание латинского языка,
он готовился к поступлению на медицинский факультет в университет. Но
начальство семинарское, именно ректор архимандрит Елпидифор,
распорядился против его воли послать его (в 1835 году.- В.Т.) как
лучшего ученика семинарии в Киевскую Духовную Академию... Крайнее
трудолюбие его в Академии увенчалось степенью магистра, при
блистательном аттестате: в аттестате у него поставлена одна отметка по
всем предметам: отлично хорошо» [10].
В
год окончания курса Петр Беликов был пострижен в иночество в Киеве 2
мая 1839 года с именем Евфимий (в честь преподобного Евфимия Великого),
рукоположен во иеродиакона 1 августа, во иеромонаха 16 августа. 27
сентября того же года определен учителем богословских наук во
Владимирскую духовную семинарию. 23 июня 1841 года был назначен ее
инспектором. «За отлично-усердное, исправное и полезное прохождение
возложенных на него должностей» возведен в сан архимандрита 8 июня 1846
года. 14 марта 1847 года определен ректором Владимирской семинарии. Так
он был назначен настоятелем Троицкого Данилова монастыря в
Переславле-Залесском.
Спустя
пять лет в 1852 году архимандрит Евфимий был вызван как образцовый
ректор семинарии, как известный большой энергией по части педагогики, в
Санкт-Петербург на чреду священнослужения, с тем, чтобы получить
назначение ректора Казанской Академии. Однако его не получил, поскольку
обер-прокурор Святейшего Синода граф Н.А. Протасов, услышав от него
лично, что всю службу свою прошел он в одной только Владимирской
семинарии, тут же сказал ему: «А, Вы не можете быть ректором Академии,
потому что не можете сравнивать, мало видели».
Вместо
этого архимандрит Евфимий был назначен ректором в Новгородскую
семинарию 7 июля 1852 года. Спустя четыре года, 2 декабря 1856 года, в
Казанском соборе Санкт-Петербурга он был хиротонисан в сан епископа
Старорусского, викария Новгородской епархии. Одновременно он стал
настоятелем Варлаамо-Хутынского монастыря Новгородской епархии.
Спустя
еще четыре года, 29 августа 1860 года, по докладу Святейшего Синода
Всемилостивейше он был назначен на самостоятельную кафедру, и ему было
повелено быть епископом Саратовским и Царицынским.
На Саратовской кафедре
Он
прибыл в Саратов 25 октября, а 30 октября, в воскресенье, служил первую
Литургию в Александро-Невском кафедральном соборе и, по словам А.М.
Правдина, «сказал прекрасную приветственную речь».
Как
он далее повествует, в служение свое в Саратове Преосвященный Евфимий
«каким-либо приличным развлечениям, выездам, за исключением необходимых,
церемониальных, не уделял ни одного часа. Службы Божии совершал
неопустительно во всякий воскресный и праздничный день, а нередко и в
будничные».
«Прямодушный
характер Преосвященного Евфимия, в соединении с искренним
доброжелательством к ближним, его разумно-практический взгляд на жизнь и
поступки людей много способствовали очищению подчиненного ему
духовенства от суетных сутяжных дел: он первый из саратовских
архипастырей выяснил своему ведомству возможность жить без постоянных
доносов о всяком проступке в среде подчиненного ему духовенства». По
словам архимандрита Никанора (Бровковича), «это был величайший труженик
на высоком поприще архипастырства».
«Его
внимательность к его обязанностям, его заботливость о порученных ему
интересах, его трудолюбие на всех поприщах его жизни были необычайны.
Знав его лично с 1852 года, в С.-Петербурге, и встретив в Саратове в
1860 году, мы его не узнали: это был не прежний человек; крайние труды и
плод их - болезни - в 46 лет его жизни дали ему вид старца. На служении
своем в Саратове удовлетворению необходимой потребности сна мог он
уделять только 4-5 часов в сутки; а прогулке на свежем воздухе не мог
уделять ни одного часа».
Отец
Никанор пишет: «Ни один из архиереев на моей памяти не обращал столько
самого заботливого внимания на ставленников, кандидатов священства,
сколько Преосвященный Евфимий. С каждым из ставленников он пробьется,
бывало, целые дни и часы. Сперва, до посвящения, он сам испытает каждого
в познаниях, в его склонностях. По посвящении сам каждому растолкует
его обязанности, растолкует не теоретически только, а уже в виду самой
практики священства. Этого мало. Так как в ту пору всякому ставленнику в
священство давалось пособие в 30 рублей, то архиерей, бывало, не
позволит ни копейки из этой суммы издержать на что-либо стороннее. А -
„купи ты себе нужные книги. Издержи эти деньги раз в жизни. И будешь
иметь под руками все крайне нужное для руководства". Каждому ставленнику
он давал, составленный им самим, список необходимейших книг. Сам вошел в
сношения с местными книгопродавцами, чтоб эти книги были в готовности к
продаже. Бывало, ставленники решительно изнемогали, проходя этот искус
личной беседы с архиереем. А архиерей как будто не чувствовал
изнеможения, беседуя с каждым из них так и столько, что приводил молодых
и крепких юношей в изнеможение...».
Как
отмечает А.М. Правдин, «особенно велики были заслуги его в открытии
новых и поддержании существующих народно-приходских школ. Результаты
трудов и забот его по этой части архипастырского служения были поистине
изумительны. В ведомости Саратовской духовной консистории об училищах,
открытых при церквах Саратовской епархии по 1 января 1862 года, показано
526 училищ; в них обучающихся 8671 мальчик и 1156 девочек. Из
означенного числа училищ к 1861 году, т.е. ко времени прибытия на
епархию Преосвященного Евфимия, состояло на лицо всего 120 училищ; в них
учащихся 1800 мужеского и 640 женского пола. Таким образом, вновь
открыто было в епархии в течение года 406 училищ и прибыло учащихся 6871
мужеского и 516 женского пола. Во всех означенных училищах обучение
детей производилось духовными лицами, именно в 519 училищах лицами
мужеского, а в 17 женского пола; из них только 17 лиц по званию учителей
и 2 лица по звании учительниц исполняли свои обязанности за некоторое
вознаграждение от Министерства государственных имуществ и уделов;
остальные 502 мужеского и 15 женского пола духовного звания лица обучали
детей безмездно».
В
1878 году была опубликована «Ведомость об училищах, открытых при
церквах Саратовской епархии по 1 января 1862 года» [11]. Она наглядно
представляет собой дело народного образования того периода: как
возникали и кем открывались народные школы, где они помещались, кем
велось дело первоначального обучения. В числе людей, по инициативе
которых открывались эти школы, указаны: священник с женой, священник с
вдовой дочерью, диакон с женою, дьяконица с дочерью, пономарь с женою,
жена пономаря, дьячок со свояченицей, вдовая дьяконица, заштатный
пономарь, священническая дочь и т.д. Лишь некоторые школы были открыты
Палатой государственных имуществ, Удельной конторой и вообще - по
распоряжению гражданского начальства, совсем немногие - по почину
частных лиц: помещика, конторы помещичьей, управляющего помещика вместе с
обществом, попечителя с прихожанами. Все остальные заводились местным
приходским духовенством при самом непосредственном участии в этом деле
епархиальной власти.
Два-три
училища помещались в нарочно устроенных для того прихожанами и
обществами домах, два-три - при волостных правлениях, значительно
большее число - в домах или квартирах по отводу прихожан, училища
ведомства Государственных имуществ и уделов - частью в казенных, частью в
нанятых помещениях, некоторые в домах бывших сельских расправ, другие в
домах, принадлежащих помещикам, или в квартире, нанятой помещиком, одно
училище помещалось в квартире, нанятой приходским священником, еще одно
в доме нарочито устроенном на иждивение священника. Самое же большое
число училищ приютилось в церковных сторожках и в домах
священно-церковнослужителей [12].
Как
пишет архимандрит Никанор (Бровкович), «Преосвященный Евфимий, как один
из мужей дела, а не слова, употребил всю свою энергию к тому, чтоб
учреждение этих училищ было не словом только, не отчетностью по
ведомостям, а самым делом. В то же время и делец, как формалист, как
канцелярист, как администратор и судия, он был и неутомимейший, и
образцовейший. Навык к вниканию в эти дела, к умению распутывать их он
имел громаднейший... все до буквы в делах, до последней цифры, до
последней дроби в самых сложных цифирных расчетах проверял сам...
Вот
лежит он уже на смертном одре; сам знает, как и все, и говорит, что
умирает. А в эти дни нужно представить неотложно в духовно-учебное
управление какой-то пресложный расчет, причем целый лист кругом испещрен
был цифрами. Представляя чрез доверенного эту бумагу на утверждение
умирающего архиерея, затрудненный ректор и говорит: "Доложите так: не
доверит ли он нам самим отправить эту бумагу в духовно-учебное
управление?" - "Нет, - отвечают, - оставил у себя"... Больной лежал в
постели, ему обыкновенно клали на грудь подушку, а на подушку бумагу. За
ночь, в такой позе, он сам расчислил представленные семинарским
начальством цифры и нашел ошибку, в дроби, в какой-то 1/4 копейки,
которую и выставил...
Вообще,
рабочий день у него начинался с 5 часов утра. Около 2 часов пополудни
он подкреплял себя пищею. Прогулок никогда почти не делал. После обеда
прилегал отдохнуть, но не спал. Отдых заключался в просматривании
текущей литературы. За нею он следил. С 5 часов пополудни он становился
на ноги, опять принимал просителей, садился за работу. И так до 11-12
часов ночи. Пустых визитов он не терпел, чего и не скрывал. Светское
общество от него отшатнулось. Отсюда сплетен пошла нескончаемая
вереница. Зная об этом, он то раздражался, то вооружался
пренебрежением...»
При Преосвященном Евфимии совершилась важная реформа - ликвидация духовных управлений в уездных городах [13].
За
короткий трехлетний период пребывания своего в Саратове владыка Евфимий
очень много сделал и для благоукрашения церкви кафедрального собора.
«Причем именно тогда, когда в соборе не было почти никаких денежных
средств, а нужд было много...» - пишет архимандрит Никанор (Бровкович).
Он рассказывает, в частности, об одном из самых важных предприятий
владыки - возобновлении нижней соборной церкви. «По первоначальному
плану собора нижняя часть его - та, что теперь нижняя церковь, была
только подвалом. Не достигнув того, чтоб верхнюю соборную церковь зимою
можно было довольно натапливать, покойный Преосвященный Иаков (Вечерков)
вынужден был подвальную часть собора превратить... в церковь о трех
престолах. Но пожертвования были небогаты, соборные средства скудны,
подвал представлял для благолепного превращения мало удобств и много
препятствий, и церковь из него первоначально вышла не особенно
благолепная: сходы вниз своей крутизною, теснотою, сыростью напоминали
больше подвал, чем церковь, и еще соборную кафедральную; света в церкви
оказалось мало, и тот только по углам; иконостасы миниатюрные, скудные.
Нужно было изыскать, и покойный Преосвященный Евфимий изыскал средства
для капитальной переделки этой церкви. Главным жертвователем на эту
церковь оказался наследник умершего в Москве саратовского винного
откупщика, племянник его, который на помин души своего дяди пожертвовал в
саратовский кафедральный собор 4000 р. На эти и некоторые другие
средства устроены великолепные, просторные, чистые, светлые сходы в
нижнюю соборную церковь; расширены в ней окна; во всю ширину церкви
устроены изящные, сверху до низу вызолоченные иконостасы и киоты для
горних мест; иконы в строгом византийском иконописном стиле написаны для
иконостасов, для горних мест новые, для чего выписан в Саратов искусный
иконописец; потолок в алтарях расписан. Главный алтарь покойный
архипастырь посвятил памяти славного и светлого Воскресения Господа
нашего в ясно сознаваемой им - покойным архипастырем - и за долго до
смерти, несколько раз высказанной, мысли, что собор этот должен быть
усыпальницей саратовских святителей и что, быть может, ему самому -
обновителю церкви - придется на веки сложить в нем свои кости.
Торопились покончить с работами к началу зимы. В октябре 1863 года (дата
смерти владыки Евфимия.- В.Т.) они приближались к концу».
Час смертный
Очевидец
кончины владыки Евфимия архимандрит Никанор так описывал ее
обстоятельства: «Тяжко разболелся он во время последней поездки своей по
епархии. Поездка эта продолжалась от 31 августа по 9 сентября.
Сопровождавшему его члену консистории ключарю священнику В.А. Феофарову
владыка сказал: „Вот вместо того, чтобы ехать далее, мы должны лечиться"
- и пригласил к себе врача. Он не изменил хоть и по нужде своему долгу -
не отступил от маршрута, поскольку приезда владыки в назначенные часы в
назначенных местах, конечно, ждали многие. Немощный, отправился он в
дальнейший путь, отняв для себя - для своей болезни - у назначенного по
маршруту времени только два часа. В селе Бекове [14] 5 сентября болезнь
усилилась. А предположенный путь был только в половине. Всегда и во всем
верный себе, раз заданному намерению, владыка, несмотря на крайнее
изнурение, выдержал предположенный путь до конца. Но на пути в Саратов у
его экипажа сломалось колесо, что обострило болезнь. Добираться до
города ему пришлось в чужом экипаже.
С
9 по 13 сентября в Саратове с неожиданным визитом находился
обер-прокурор Святейшего Синода А.П. Ахматов, которого везде сопровождал
владыка Евфимий, давая объяснения, излагая главные нужды края. Известен
лишь один диалог их в Саратове. Ахматов сказал: «Мы помышляем
приготовлять архиереев из дворян и вот такого-то (дворянина) готовим к
этому сану. Надеемся, что из него выйдет прекрасный архиерей» («не вышел
даже архиерей, не только что прекрасный»,- замечает архимандрит
Никанор). На это Преосвященный Евфимий, человек стойкого характера,
возымел дерзновение возразить: «Поверьте, Выше Высокопревосходительство,
нужно много, чтобы выработать архиерея».
По
отбытии обер-прокурора владыка с особой энергией занялся текущими
делами, и особенно по вопросу о преобразовании быта духовенства.
Подходило 1 октября - последний срок, к которому должно было представить
в Санкт-Петербург в Присутствие по делам православного духовенства
соображения, как по I и IV отделам вопросов программы, по которым голос
свой подавало все местное духовенство, так и по II-III отделам вопросов,
по которым свое мнение должны были представить от себя только архиереи.
Речь шла об улучшении быта духовенства. Находя нужным совещаться по
этому делу с опытнейшими из подчиненных ему лиц, он, смертельно больной,
три или четыре раза приглашал к себе членов и секретаря консистории на
особые заседания по этому предмету.
Архимандрит Никанор на них присутствовал и так их описывает:
«Заседания
эти представляли зрелище, вероятно, небывалое, в других местах
невиданное. Изжелта-прозрачно-бледный, едва передвигая ноги, с кипою
бумаг в руках, бывало, выходит наш владыка из своего кабинета в
гостиную, в наше собрание. „Садитесь, отцы и братья! И посмотрите,
кстати, как архиереи стоят на коленях". С этими словами придвигает к
столу подножную подушку и с выражением боли на лице опускается на
подушку на колена. Так простаивал он в нашем собрании на коленах часа по
четыре; совещания эти продолжались часов по пяти. Когда уставал стоять
на коленах, тогда на несколько минут он поднимался на диван, но не
садился, а прилегал в полусидячем положении, и потом, снова опустившись
на колена, продолжал работать... Никогда сила духа его не светила так
крепко, как теперь, при совершенном изнеможении плоти».
Потом
он слег в постель, «с которой сошел он в гроб и могилу. До этой поры...
текущими делами своими занимался он с обычным... постоянством,
обыкновенным порядком: принимал просьбы, просителей, посетителей,
ректора и инспектора семинарии, секретарей консистории и семинарского
правления, кафедрального протоиерея, вместе с которым в эти дни особенно
хлопотал об окончании работ по восстановлению нижней церкви
кафедрального собора, постоянно принимал своего домашнего письмоводителя
и всех имевших к нему какое-либо дело».
5
октября в консистории предложено было сделать распоряжение об открытии
молений в церквах о здравии тяжко больного архипастыря.
В
кафедральном соборе, когда на сугубой ектении пришлось возносить
прошения о здравии болящего, «голос у диакона порвался, это имело для
присутствующих значение электрической искры, потекли у некоторых слезы,
послышались вздохи и стоны...».
Кафедральному
протоиерею он сказал: «Торопите освящение (нижнего храма
Александро-Невского собора.- В.Т.)... Не я, так другой освятит... Преемник
мой освятит». Впервые архипастырь упомянул о близкой своей смерти.
6 октября вызвал к себе владыка отца эконома архиерейского дома священника Иоанна Альбицкого: «Что говорят вам обо мне врачи?».
«Говорят,-
отвечает тот довольно прямодушно,- что болезнь Вашего Преосвященства
серьезна и сомнительна, но надежда еще не потеряна!».
«...Они
обманывают,- заговорил, подумав, больной,- и себя и меня. Я лучше всех
их знаю, что мне уже не встать... хочется им... врачам... особенно одному
из них (домашнему врачу), чтоб я был жив... Ну и уверяют, что надежда
еще не потеряна... Находят благоприятные признаки... А я, признаюсь...
мало вижу этих признаков... И не разделяю чужих на мой счет надежд...
Смерть... Смерть меня никогда не страшила... Я не дорожу жизнью. И никогда
не дорожил ею. Доселе я видел одни только труды и болезни. И в будущем
не предвижу ничего лучшего, кроме трудов и болезней, а потому чем
скорее, тем лучше... и тем менее хочется жить в виду грядущих бед... и на
отечество... и на Церковь... и на духовенство... и на самую веру...»
7
октября он исповедался у своего духовного отца, крестового иеромонаха
Антония, и причастился Святых Таин. «Немощный архипастырь сам, никем не
поддерживаемый, припал пред лицом Святых Даров челом своим к самой
земле».
8
октября из саратовской консистории телеграммою доведено до сведения
Священного Синода о тяжелой болезни Преосвященного Евфимия, и на другой
день получена ответная телеграмма с предписанием обращаться с делами по
консистории к епископу Самарскому Феофилу (Надеждину) [15].
За
десять дней до смерти владыка Евфимий составляет духовное завещание;
отдает распоряжение касательно находившегося при нем родного племянника,
мальчика лет 16-ти, ученика духовного училища: приказывая тысячу рублей
в билетах отослать в Курское семинарское правление на содержание
племянника из процентов, Преосвященный Евфимий завещает выдать ему и сам
капитал при условии, «если он, по окончании курса, поступит в
священнослужители; в противном случае из сего капитала пятьсот рублей
выдать на Курское попечительство на бедных духовного звания и пятьсот
рублей на священнослужителей и церковь пополам Корочанского уезда в село
Лучки... На священно-церковнослужителей и церковь за вечное поминовение
меня и моих родителей Корочанского уезда в слободу Радьковку отослать
тысячу рублей... из имеющих затем остаться денег триста рублей отдать в
здешнюю крестовую церковь в пользу братии... сто рублей передать в здешнее
попечительство о бедных духовного звания; сто рублей на здешнее же
училище для девиц духовного звания и пятьдесят рублей на здешний детский
приют. Затем остальные... отослать в Курскую духовную консисторию с тем,
чтобы половина их теперь же отдана была матери моей, Корочанского уезда,
слободы Радьковки, вдовой дьячихе Н.А. Поповой для передачи семейству
сестры моей А.И. Демченковой...».
10 октября владыка Евфимий написал завещание к своей Саратовской пастве.
«Возлюбленнии
отцы, братия и сестры богоспасаемыя паствы Саратовския! Мало времени
пришельствовал я среди вас, и вот, по воле Вышней, иду уже к
Пастыреначальнику Господу Иисусу, чтобы отдать отчет, между прочим, и о
пастырстве моем между вами. Страшусь ответа сего... Но вы прощением
своим во всех вольных и невольных моих опущениях, чем кому я должен был,
а паче усердною домашнею и церковною молитвою споспешествуйте мне в
тяжком предстоящем мне ответе за вас и за себя; более же всего образом
мыслей в духе древняго христианства, жизнию по учению Церкви
Православной и образом действий искренним, добросовестным, вседушно
преданным нераздельной земле Русской и ея великодушному Монарху,
устрояйте дела так, чтобы и другие пастыри ваши, на служение вам
посылаемии, с радостию сие творили, а не воздыхающе».
13
октября Преосвященный Евфимий вновь раздельно причастился Святых Таин и
в тот же день совершено над ним в «высшей степени трогательно и
священнолепно» Таинство елеосвящения (соборование). По произнесении
отпуста владыка, лежа в постели, слабо и с большими расстановками
произнес к предстоящим: «Простите меня, отцы и братия, и помолитесь о
мне грешном... простите не официально, а на самом деле... В жизни
неизбежны разные встречи и столкновения... взаимные огорчения...
особенно в моем положении... Еще раз простите... Живите, не чуждаясь
живого... но помните и час смертный... который застает нас... видите
как... и делает из человека-царя... видите что... Бог весть что...»
Когда все стали подходить к нему за благословением, он Ивану Тимофеевичу
Полеводину, старосте кафедрального собора, благословляя, сказал:
«Благодарю вас за усердие ваше ко мне. Собор, собор, собор!» - т.е.
спешите отделывать собор. Подходили к благословению все, кто тут был - и
женщины, и дети. По выходе всех он перекрестился и произнес: «Слава
Тебе, Господи, слава Тебе! Теперь я все сделал и совершенно предам себя
воле Божией».
Собственноручно
владыка написал письмо к будущему преемнику своему, как это принято
делать у архиереев, когда они перемещаются с одной кафедры на другую. В
одной из надгробных речей после было замечено, что архипастырь собирался
не умирать, а как будто в путь-дорогу, только переместиться с одного
места на другое. Бумаги, назначенные к уничтожению, при нем же сжигали,
архиерейскую печать на его глазах терпугом (напильником) испортили,
малые печати отослали родным владыки.
17
октября 1863 года, не проронив ни одного слова жалобы и не проявив ни
одного выражения слабости духа, в 5 часов 20 минут пополудни на 50 году
от рождения Преосвященный Евфимий скончался.
Вынос
тела почившего архипастыря в кафедральный собор совершился после
поздней Литургии в воскресенье 20 октября, при похоронном перезвоне во
всех городских церквах, при необозримом стечении народа, занявшего весь
архиерейский двор, площадь, ограду сада, галереи колокольни, окна
присутственных мест, крыши над входами в нижнюю соборную церковь.
Погребение в Бозе почившего епископа Евфимия совершилось в понедельник
21 октября после Литургии, совершенной Преосвященным Феофилом, епископом
Самарским и Ставропольским, в сослужении саратовского духовенства.
* * *
Можно
ли ожидать восстановления справедливости или святительский подвиг двух
саратовцев-архипастырей - владыки Евфимия и епископа Авраамия
(Летницкого), также похороненного в крипте нижнего храма,- останется
поруган и попираем навечно?
На
этот вопрос пока нет определенного ответа. Остается только надеяться,
что когда-то саратовцы смогут с признательностью вознести молитву о них
возле места их упокоения, под сводами возрожденного Александро-Невского
собора.
Подготовил Валерий Теплов
Автор выражает благодарность
О.К. Пудовочкиной и М.А. Леонову
за помощь в работе.
Журнал «Православие и современность», № 16 (32)
Справка 1
Архиепископ НИКАНОР (в миру Александр Иванович Бровкович) родился в 1826 году в семье священника. Учился в Могилевском духовном училище, состоял певчим Могилевского архиерейского хора. В 1842 году как лучший воспитанник был переведен в Санкт-Петербургскую духовную семинарию, затем поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию. В 1850 году принял монашество. С 1856 года - ректор Рижской семинарии, профессор богословия. Затем - ректор семинарии в Саратове и одновременно - настоятель Свято-Преображенского мужского монастыря. Отличаясь разносторонней образованностью и ярким проповедническим талантом, играл весьма заметную роль в общественной и культурной жизни города. В дальнейшем - ректор семинарии в Полоцке, Духовной Академии в Казани. Умер в 1890 году, будучи архиепископом Херсонским и Одесским. Автор многих богословских сочинений («Позитивная философия и сверхчувственное бытие», «Разбор римского учения о видимом главенстве в Церкви», «Церковь и государство против гр. Л.Толстого» и др.).
Справка 2
Александр Матвеевич ПРАВДИН родился в 1846 году в Костромской губернии. Образование получил в Костромском духовном училище, семинарии, затем учился в Санкт-Петербургской Духовной Академии. Краевед, член Саратовской духовной консистории, редактор официального отдела «Саратовских епархиальных ведомостей», автор многих церковно-исторических трудов. В дальнейшем работал в Воронеже, председательствовал в Воронежском церковном историко-археологическом комитете, редактировал ежегодник «Воронежская старина». Скончался в Тифлисе в 1907 году.
Справка 3
Саратовский
кафедральный Александро-Невский собор сооружался с 30 августа 1815 года
по проекту архитектора В.П. Стасова, тщанием саратовского губернатора
А.Д. Панчулидзева и на средства горожан, в память саратовского
ополчения, участвовавшего в Отечественной войне 1812 года, и счастливого
окончания этой войны. Собор был задуман Стасовым в стиле русского
классицизма и представлял собой кубическое здание, украшенное с трех
сторон колонными портиками, со стороны алтарной абсиды имелись также
колонны. В память саратовского ополчения на карнизе его были размещены
скульптурные изображения ратников. Долгое время в Александро-Невском
соборе хранились знамена саратовских ополчений 1812 и 1855 годов.
28
марта 1826 года архимандритом саратовского Спасо-Преображенского
мужского монастыря Арсением был освящен главный придел собора,
расположенный в его верхнем храме,- во имя святого благоверного великого
князя Александра Невского, и правый придел - во имя Архистратига
Гавриила. Третий алтарь верхнего храма был освящен в честь святых
праведных Захарии и Елисаветы. В нижнем этаже собора также было три
алтаря - центральный придел освятили во имя святителя Митрофана
Воронежского (затем он именовался также и во имя святого апостола
Павла), правый - в честь Воскресения Христова (первоначально он был
освящен в честь святой великомученицы Варвары), и левый - во имя святых
великомучениц Варвары и Екатерины (первоначально - только святой
Екатерины).
Вокруг
собора мещанин М. Смирнов и крестьянин Н. Федоров высадили липы; теперь
это известный всем парк «Липки». При соборе была колокольня,
построенная в 1842 году по проекту губернского архитектора Г.В. Петрова
на средства жены коллежского советника Марии Федоровны Дмитриевой.
Следует
отметить: рядом с епископом Евфимием (Беликовым) в нижнем храме собора
покоился епископ Саратовский и Царицынский Авраамий (Летницкий), умерший
в 1893 году.
В
конце XIX и начале XX века активно разрабатывались планы кардинальной
реконструкции собора с целью увеличения его вместительности почти вдвое,
но Первая мировая война и последующая революция помешали их
осуществлению.
18 декабря 1929 года на заседании президиума исполнительного комитета советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов Нижне-Волжского края было решено собор закрыть. В помещении собора затем находился клуб кооперативных кустарей, планировалось создание технической базы под дом физкультуры «Динамо». 22 марта 1932 года было решено разобрать колокольню и корпус собора. Собор был взорван и постепенно разобран на кирпичи. После войны на его месте сооружен стадион спортобщества «Динамо» (ул. Радищева, 22). Сохранились свидетельства очевидцев, которые, будучи детьми, пробирались в закрытый собор, в нижнюю его часть, и видели гробницы архиереев. Поэтому можно утверждать, что останки почивших архипастырей находятся и ныне под действующим стадионом.
[1]
Архимандрит Никанор (Бровкович). Кончина Преосвященного Евфимия,
Епископа Саратовского и Царицынского // Странник. 1864; Архиепископ
Никанор (Бровкович). Биографические материалы. Т. I. Одесса, 1900.
[2]
Правдин А. Об Архиереях, управляющих Саратовской епархией //
Саратовские епархиальные ведомости. 1878. № 7 от 22 февраля. С. 125-134.
[3]
Каменная церковь была построена в стиле русского классицизма в 1808
году. Это единственный старинный храм на территории Прохоровского
района, уцелевший в годы советской власти. Был закрыт в советское время,
а с сентября 1942 года, во время семимесячной немецкой оккупации села,
церковь снова начала действовать. После освобождения села в церкви,
практически единственной в округе, продолжались богослужения. 28 декабря
2008 года храм был освящен после реставрации архиепископом Белгородским
и Старооскольским Иоанном (Поповым).
[4] Ныне г. Короча - райцентр Белгородской области.
[5]
В октябре 1799 года Курск стал епархиальным городом, и местные архиереи
стали именоваться Курскими и Белгородскими. Семинария, продолжая
оставаться в Белгороде, начала называться Курской, в этот период в ней и
учился Петр Беликов. Курский период в деятельности семинарии начался с
1879 года, и она окончательно переехала в Курск в 1883 году.
[6]
Альбицкий Иван Гаврилович († 18 ноября 1895 года) - протоиерей
Сретенской церкви г. Саратова. Окончил Владимирскую духовную семинарию и
работал учителем г. Владимира. В 1848 году рукоположен в сан
священника. В 1852 году переведен в г. Саратов в Сретенскую церковь
вторым священником. В 1866 году возведен в сан протоиерея. В 1875 году
награжден орденами св. Анны III и II степеней. 13 апреля 1886 года
награжден орденом св. кн. Владимира IV степени. Внесен в III часть
дворянской родословной книги (1889 год). (ГАСО. Ф. 19. Оп. 1. Д. 2080.
Л. 54-56.).
[7] Имеется в виду до денежной реформы 1839-1843 годов.
[8] Пер. с лат. «монашеское установление».
[9] Архиепископ Таврический Елпидифор (в миру Алексей Иванович Бенедиктов; †1860).
[10] Выпуск 1839 года. Курс IX (1835-1839 годы). См.: ttp://www.petergen.com/bovkalo/duhov/kievda.html
[11]
Ведомость об училищах, открытых при церквах Саратовской епархии по 1
января 1862 года // Саратовские епархиальные ведомости. № 14, 15 от 22
апреля 1878 г. С. 244-245.
[12]
Из 526 училищ 202 помещались в церковных сторожках, 197 в домах
священно-церковнослужителей и только 127 в других. 406 училищ, как было
указано, были открыты в одном 1861 году, время открытия остальных, кроме
трех, открытых в 1843 году, неизвестно.
[13]
«В октябре 1862 года,- пишет А.М. Правдин,- владыка ходатайствовал пред
Св. Синодом о закрытии существующих в епархии духовных правлений
Петровского, Аткарского, Вольского и Камышинского, вследствие чего
указом Св. Синода от 24 декабря того же года предписано: постепенное
закрытие духовных правлений разрешить, с подчинением подведомых оным
церквей и духовенства непосредственному ведению консистории и передачею в
оную всех актов, дел и печатей упомянутых правлений; производимую же на
содержание их сумму обратить на усиление средств канцелярии
консистории, в которую переместить и чиновников тех правлений, если
пожелают. В следующем 1863 году сделаны распоряжения о закрытии на 1-й
раз Петровского, затем Аткарского, а потом Вольского и Камышинского
духовных правлений».
[14] Ныне в Пензенской области.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=54648&Itemid=3
