Отрадно видеть, наконец, имя Вадима Валериановича Кожинова в «Новом энциклопедическом словаре» (М., 2006 г.) и в энциклопедическом словаре «Отечество» (М., 1999 г.). Во всех предшествующих справочных изданиях советского образца его имя еще не упоминается.
Имеются все основания считать Кожинова не только выдающимся критиком-аналитиком литературы, не только её теоретиком, но и крупнейшим методологом, одним из основателей подлинно научной, освобожденной от стереотипов позитивизма и вульгарно-социологических искривлений, «школы» историософского познания как литературно-художественного, так и исторического пространства.
Какие же ключевые методологические задачи ставит и решает Кожинов? Овладеть культурным богатством, завещанным нам предтечами, достичь того высочайшего уровня художественного творчества, коего они достигли, приведя в изумление весь мир. Ведь ни один современный писатель, деятель культуры и искусства еще не превзошел ни Толстого, ни Достоевского, ни Шолохова, не говоря уже о гениальном Пушкине. Исследования Кожинова объективно ориентированы на постижение корневых проблем русской жизни, исконных национальных традиций, вековой опыт народа, его высочайшую нравственность, духовность, культуру, эстетику, веру.
В. Кожинов стоит у истоков новой, антипозитивистской методологии литературно-художественного познания, которая решительно боролась и борется против вульгарно-социологического истолкования литературы и многовекового опыта русского народа. Ученый завещал нам заниматься не просто познанием истории, но историософией, т.е. развитием факта во времени, при котором только и открывается его смысл во всей полноте.
В самом деле, русская литература от «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона» имеет историческую основу, но к ней абсолютно не сводится, хотя это и дает повод рассматривать ее лишь с точки зрения исторической. Но, как известно, там, где историк завершает свой научный поиск, своё дело литератор только начинает.
Кто бы нынче знал о походе князя Игоря весной 1185 года, кроме историков, если бы не знаменитое «Слово о полку Игореве»?.. Ведь есть два обширных летописных описания этого похода; читай их и толкуй, как хочется, а «Слово...» - то тут причем? Оказывается, в «Слове...» есть то, чего никакая история не дает, - дух русского народа, то, что принято называть национальной идеей. Но, увы, ни этот дух, ни эту возвышающую идею ученые умы зачастую не осмысляют, а сводят изучение «Слова...» (да только ли «Слова...»?) к голому позитивизму: то, нещадно дерясь друг с дружкой, заняты тщетным поиском автора величайшего памятника русской словесности, то с непостижимой дотошностью определяют маршрут похода князя Игоря, - лишь бы уйти от главного - неподражаемой духовной мощи, которая в поэме не просто есть, но составляет её генеральный смысл и пафос.
Последователи животворных идей Кожинова сегодня, конечно, есть, их немало. Убедительное свидетельство тому - наши, ставшие традиционными кожиновские конференции. Однако подлинно научная методология антипозитивизма еще не стала в науке доминирующей, больше того, она по сей день испытывает удары судьбы порой не меньше, чем это было в минувшем веке.
В. Кожинов неизменно был в центре беспощадной борьбы двух антагонистических идеологий - национально-патриотической и космополитической. Борьба эта, как известно, продолжается, и конца ей пока не видно. В работе Кожинова «Судьба России: Вчера, сегодня, завтра» отмечено, что борьба эта началась не вчера, ей в России уже почти триста лет, начало положено в первой половине 18 века - с петровским «пробитием окна в Европу» и засильем «дикого, медвежьего угла» «просвещенными, цивилизованными» немцами...
Неостановимая революционность «неистовых ревнителей» начала прошлого века, главным симптомом которой была озлобленная русофобия, жажда ниспровержения всех и всяческих национальных святынь, сменилась не менее рьяной, воинственной антиреволюционностью приверженцев либеральной «демократии», захваченных столь же болезненным русоненавистническим синдромом, навязывающих нам так называемые «общечеловеческие ценности» в ущерб осознанию нами собственной этнической, исторической и культурной неповторимости.
В. Кожинов отчетливо видел: радикальный революционизм законодателей от искусства сменился в годы «перестройки» агрессией космополитизма, но действующие-то Геростраты остались прежние!.. Реализация космополитической, антинациональной идеологии приводит к концу ХХ века к грубому наступлению на моральные ценности человеческой цивилизации, накопленные ею в ходе своего исторического развития. Иначе говоря, Кожинов указал на опасность либерализма во всемирном, всечеловеческом масштабе, ибо мишенью последнего стали исторически сложившиеся общности, национальные культуры, сфера знаний и сознания человека...
Необычайно актуальными и научно перспективными представляются проблемы изучения творческой эволюции В. Кожинова и эволюция восприятия во времени его трудов. Уже в 30 лет, молодым ученым, он выпускает фундаментальные «Виды искусства» (1960 г.), а тремя годами позже - концептуальное «Происхождение романа» (1963 г.). Печатает целую серию исследовательских статей о литературе России и Европы: «Критика как часть литературы», «О литературных традициях», «Об эстетике авангардизма в России», «Искусство слова как ценность», «О принципах построения истории литературы», «Русская литература и термин «критический реализм»...
Вовсе не случаен переход Кожинова в зрелом творческом возрасте от анализа собственно литературы к отечественной истории («Загадочные страницы истории ХХ в.: «Черносотенцы и революция», 1995 г.; «История Руси и русское Слово». - 1996 г.; «Судьба России: Вчера, сегодня, завтра» - 1997 г.; «Россия. Век ХХ. От начала века до загадочного 1937 г.» - 1999 г.).
...10 мая 1991 года В. Кожинов выступал в Тверском госуниверситете. Вот как он объяснил причину своего увлечения отечественной историей: «Литература - это та область, которая позволяет выражать себя более свободно. Но литература это и бытие жизни. Через литературу я начал приходить в жизнь. Литература изначально в России играла важную социальную роль. Но я от «чистой» литературы ушел. Почему? Современность - это ведь тоже история. То, что произошло вчера, - это уже история. История - это, можно сказать, все».
Следом, в 1977 году, идет не менее важная статья «Русская литература и термин «критический реализм», в которой озвучено важнейшее методологическое утверждение, не только нисколько не утратившее свою значимость сегодня, но приобретшее еще большую научную актуальность: «Наиболее же печален тот факт, что абсолютизация критического реализма заставляет читателей начиная со школьных лет выискивать в русской классике «специализацию» на «отрицательных явлениях жизни», между тем как величие отечественной литературы зиждется прежде всего на глубоком художественном освоении человеческих и народных ценностей, и в частности на создании образов героического и трагедийного склада.
Причем это в равной мере характерно для писателей самых разных идейных убеждений - Герцена и Аксакова, Некрасова и Тютчева, Чернышевского и Лескова, Глеба Успенского и Толстого, Тургенева и Достоевского. Я отнюдь не хочу сказать, что в русской классике не было мощной критической, отрицающей стихии. Но я никак не могу согласиться и с тем, что эта стихия преобладала и определяла природу русского искусства слова».
Не исключаю того, что благодаря оздоровляющему кожиновскому влиянию наши авторитетные «почвеннические» журналы, прежде всего «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия» обратили взор читателя в 1960-70-е годы на многие прекрасные имена русской литературы, доселе не попадавшие в сонм классического наследия отечественной словесности из-за своего противостояния «критическому реализму». Да и сам термин «критический реализм» получил у Кожинова созидательную окраску, иной, не «разрушительный», нежели у Л. Тимофеева и прочих неистовых социологизаторов истории литературного процесса, смысл.
В этой связи В. Кожинов удивительно смело, энергично и уверенно «спасает» великого Пушкина от экспансии наших доморощенных позитивистов-вульгаризаторов. «Реализм Пушкина отнюдь не «критический», - пишет Кожинов. - Это реализм ренессансной природы. Причем дело идет, конечно, не только о Пушкине, как неком уникуме, но и обо всем современном и предшествующем ему развитии русской литературы».
Больше того, к чести В. Кожинова, он первым называет эпоху развития русской литературы от Петра I до Пушкина «эпохой русского Возрождения ренессансного реализма», с чем вынужден согласиться даже его оппонент, мэтр литературоведения тех лет, небезызвестный Леонид Иванович Тимофеев. К слову, давно требует изучения мастерство Кожинова - блистательного полемиста, для которого неизменно на первом месте стоит правда науки, а не самодовольная маститость каких бы то ни было твердокаменных авторитетов...
Вадим Кожинов - мыслитель-провидец. Его труды не только органично сопрягают настоящее с прошлым, выводят настоящее из прошлого, но и пророчат нам будущее, предсказывают те драмы и трагедии, что ожидают Россию, если не будут предприняты реальные дела национального спасения и сплочения.
Нынче в общественное сознание, как и на заре ХХ века, в пору всесокрушающей ломки в жизни и эстетике и пренебрежительного отношения к «изжившему себя» реализму, активно внедряется идеология космополитического нигилизма, выдаваемая за якобы «новое» слово в науке и искусстве. За точку отсчета нередко берется «методология» ниспровержения наших национальных святынь, выступающая под флагом некоего «обновленного сознания», «новаторского прочтения», «переосмысления замшелых консервативных традиций» и прочих псевдоноваций.
Между тем, как писал В. Кожинов, никаким «обновлением» тут и не пахнет: так уже было в 1920-х годах, когда горячие невежественные головы, взбудораженные ажиотажем революционной «перестройки», дискредитировали духовное наследие прошлого, низвергали с пьедестала гениальные имена и творения, предавали анафеме тысячелетние крестьянские и православно-христианские устои, выкинули вон бесценное наследие «классово чуждой» дворянской культуры, оголтело ратуя за создание пресловутой «чистой пролетарской культуры». «Неистовые ревнители» - «пламенные революционеры» ничтоже сумняшеся «сбросили с парохода современности» классиков, а Л. Толстого и Достоевского обвинили в «антиреволюционности», религиозном мракобесии и мистике... Так уже было, было, было!.. И недурно бы нам, прислушавшись к голосу Истории, поднабравшись векового поучительного опыта, извлечь полезные уроки, поставив жесткий заслон всеразрушающему нигилизму и антинациональным выпадам.
С уверенностью я позволю себе утверждать: при всём своеобразии творческого самосознания В. Кожинов является центральным, стержневым деятелем-мыслителем современной духовной культуры, как Бахтин, Палиевский, Скатов - в филологии, Георгий Свиридов в музыке, Вячеслав Клыков в скульптуре, Борис Рыбаков в исторических науках, Илья Глазунов в живописи...
Глубинное постижение национального духа народа, который пытаются заглушить, замутить, либо вообще перечеркнуть, объявляя его выражением «провинциальности», или, что еще хуже, воинствующего национализма, - вот что главное, ключевое, по мысли Кожинова, является подлинным критерием творческого поиска и важнейшим методологическим принципом понимания этого поиска.
На пределе острой полемической заостренности Кожинов поднимает знамя русской национальной эстетики, которая, по его мнению, значительно глубже и выше насаждавшегося повсеместно пресловутого «классового подхода», ибо литература, искусство, сама жизнь немыслимы вне народно-национальной почвы. «Идеологии преходящи, а нации вечны», - как мудро заметил Шарль де Голль.
