На смерть человека писать всегда трудно, ибо всякая смерть не односложна. Апостол проникал в вечность, но все-таки колебался: «Не знаю, что избрать. Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп. 1, 23-25). Поэтому не берусь решать, что из кончины священника Даниила Сысоева радостно или ужасно, случайно либо закономерно, свидетельствует о правоте или неправоте, увенчивает или трагически обрывает исполнение планов. Одна странная мысль не оставляет меня: будь мы настоящими христианами, нас убивали бы в 10 раз чаще.
Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего иерея Даниила и сотвори ему вечную память… В откликах на убийство было много искренних чувств и общим – шок от удивления: «Священника… в храме… в наше-то время». Мировоззрение современного человека сформировано ложным чувством безопасности. Хотя удивление должна вызывать не кровь перед алтарем, а другое. Попробую заострить вопрос таким образом: вот уже два десятилетия Церковь в России, как говорят, с полной свободой проповедует слово Христово. И окружающий мир… мало обеспокоен этим! Соседством с огнем поядающим (Евр. 12, 29). Почему так? Пришла ли история к тому, что противоречия примиряются, и Христос становится другом мира, мирское же соглашается более не противоборствовать Христу? Образы «мира и безопасности» (1 Фес. 5, 3) завладевают нами, заставляют верить сказкам о мудрости времени, якобы с одинаковой легкостью предоставляющего верующему исповедовать веру, а безбожному и язычнику существовать без Бога. Еще немного, говорят нам, и разные веры в современном обществе займут положенные им места – мирские законы и власти поспособствуют этому, наведя порядок в детски-драчливой религиозной песочнице. Все же разом, «межконфессионально сотрудничая», не обнаружат преград для добрососедства и диалога со светской секулярной средой и культурой.
В мире комфорта религии тоже комфортны. Желающим верить во Христа, Магомета, Будду – какая разница? – можно спокойно дозволить делать это. Ведь все религии посвящены одной толерантности, не выходят из зоны, затянутой флажками «Стоп! Не политкорректно!» и влекут своих последователей прочь от чего-либо «антиобщественного». Отец Даниил убит – кто бы ни сделал это – во исполнение правил религии общественного комфорта. Нас тоже убьют. Посмей мы с полной свободой и властью заявить о грехе и о правде и о суде: о грехе, что не веруют во Христа; о правде, что Сын возшел ко Отцу; о суде же, что князь мира сего осужден (Ин. 16, 7-11).
Думаю, пришло время вспомнить, что стало однажды с религией общественного благополучия и вкрадчивой политики. Паства безмолвствовала, когда его священников и архиереев стали брать на расстрел. Христианство и теперь остается гонимым, и смерть пастыря у алтаря не где-нибудь в далекой, темной глубинке, а посреди залитой огнями, дорогой, сытой, цивилизованной Москвы, выдает истинное состояние вещей. Мир дарует нам (и то до поры) спокойствие ценой наших уступок – отказа от проповеди, участия в дележе мирских благ, согласия на «общественное воспитание» наших детей, больше напоминающее их планомерное развращение, принятия дипломатии улыбок, рукопожатий, славословий и награждений. Изнанка же современности предельно жестока. Противоречия отнюдь не исчерпаны, слово Христово по-прежнему неугодно, злоба подступает. И будь всё открыто, христианин уже сегодня шел на всенощное бдение и воскресную литургию готовым к смерти. Как о. Даниил.
