Когда пишут о российской армии, чаще всего говорят о ее проблемах. О социальной неустроенности и низком уровне жизни офицеров. О том, что техника безнадежно устарела: самолеты не летают, танки не ходят, корабли не бороздят просторы океана. Говорят о дедовщине и рабовладельческом строе, о том, что самых слабых солдат забивают до смерти, а сильных отправляют строить дачи командирам или «продают», как негров на плантации. Я хочу написать не об этом.
Два капитана
Мое детство прошло в маленьком военном городке на улице имени капитана Кузнецова. После парадов, где наши отцы вышагивали ровным строем, мы с друзьями любили бегать по плацу, собирать пустые гильзы, играть в войнушку и казаков-разбойников.
Капитан Николай Михайлович Кузнецов, имя которого я с гордостью выводила на почтовых конвертах, был офицером нашей дивизии. Все в нашем городке знали, что он погиб, спасая хлеб в сальских степях. Офицеры тогда оставляли семьи и на лето отправлялись в колхозы и совхозы, чтобы помочь засыпать в закрома Родины как можно больше зерна — это называлось «уезжать на целину». Вернувшимся оттуда, как правило, давали квартиры, предлагали машины и мотоциклы (кто не знает: раньше их можно было приобрести только «по спискам», и особо отличившиеся могли проскочить на несколько фамилий вперед). Не думаю, что капитану Кузнецову нужна была квартира или машина. В армии всегда находилось место не только карьеристам, но и патриотам. Подлецам и героям. Так вот — капитан Кузнецов был героем.
Лето 1981-го года было очень жарким. Капитан и его подчиненные из автомобильного подразделения помогали убирать урожай в совхозе «Гигант» Ростовской области. Услышав крик: «Хлеб горит!», Николай Кузнецов с двумя бойцами бросился к пшеничному полю. Им и раньше приходилось тушить хлеб, вооружившись лопатами. Но на этот раз сила пожара была велика. Отправив одного из солдат за подмогой в лагерь, капитан вместе с другим бойцом начал окапывать поле. Когда их накрыл огненный столб высотой в несколько метров, Николай Кузнецов успел вытолкнуть солдата и тем самым спас ему жизнь.
С тех пор одна из улиц в Сальске переименована в его честь. Поле совхоза «Гигант», на котором капитан сражался с огнем, также названо «Полем капитана Кузнецова». Мемориальная доска с его именем есть и на моей улице в военном городке. Ежегодно 9 мая сюда приносят цветы. Дети стоят в почетном карауле. А вот за могилой капитана, которая находится на местном кладбище, никто не ухаживает. У Николая Кузнецова оставались жена и сын, которому капитан в письме незадолго до своей смерти наказывал беречь мать. Но сын вскоре оказался похороненным в одной могиле с отцом. А где сейчас живет вдова капитана Кузнецова, никто не знает.
Мой одноклассник Алексей тоже был капитаном. Сыном военного. Но его именем улицу не назовут. Как и почему он погиб — уже больше года для всех загадка. В полку проводились «регламентные» работы — в переводе на невоенный язык что-то вроде капитального ремонта. Алексея нашли на заброшенной электроподстанции. Щиты-ограждения и предупреждающие об опасности надписи здесь давно убрали, а вот отключить напряжение почему-то забыли…
Трагедия маленького человека в большой системе заключается в том, что «отработанный материал» увольняется за день до своей смерти. Тогда семьи не могут рассчитывать на льготы, гарантированные государством вдовам и детям погибших «при исполнении».
Алексея не смогли уволить «заочно». Но вот уже больше года его родителям, жене и маленькой дочке пытаются доказать, что государство им ничего не должно. Отец, питаясь корвалолом, не устает обивать высокие пороги, чтобы восстановить справедливость. Недавно ему даже пришлось проводить лингвистическую экспертизу статьи федерального закона «О статусе военнослужащего». Военные юристы пытались убедить его, что для того, чтобы обеспечить семью положенными при потере кормильца льготами, Алексей погиб слишком рано.
Есть такая профессия?
Моей семье в этом плане «повезло» — у моего отца выслуга лет была больше. На мраморном памятнике на его могиле написано: «Погиб, служа Отечеству». Такие памятники военно-страховая компания ставит погибшим воинам бесплатно — спустя восемь лет после смерти отца сотрудники военкомата вспомнили об этом. Они и предложили эпитафию — им хотелось видеть высеченным в мраморе какое-нибудь громкое «поэтичное» высказывание, но при этом нужно было уместиться в определенное число букв — лишние буквы государством не оплачивались. Мы согласились на эту надпись. И теперь она каждый раз режет мне глаза. Дело в том, что мой отец не был героем. Точнее, для меня он, конечно, — герой. Но не в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие. И хотя он погиб, служа Отечеству, правда жизни заключается в том, что он просто был хорошим военным. Человеком, умеющим исполнять приказы, какими бы абсурдными и смертельно опасными они ни были.
На его беду он был неплохим сварщиком. Для одного «дикорастущего» генерала он сварил детский замок в парке — тогда была мода на обустройство быта семей личного состава. Генерал отличился и пошел на повышение в Москву. По иронии судьбы именно к его приезду готовились в части, когда попросили отца сварить решетку для бочки, якобы наполненной водой. Потом оказалось, что в бочке был бензин...
Расстроенный генерал передал семье погибшего 500 рублей. Виновных в гибели человека, как и полагается в армии, не нашли. Офицер, отвечавший за технику безопасности, дембельнувшись, устроился на работу в районную администрацию, в управление образования. Теперь воспитывает молодежь. Учит ее любить Родину.
А мой отец мечтал о внуках, которых так и не увидел и которые теперь ходят играть в тот самый замок в парке.
Служить бы рад…
Главный вопрос, который волнует всех в последнее время,— реформа армии. Проправительственные СМИ говорят о ее необходимости и своевременности. Альтернативные — о непродуманности и опасности.
Об этом переживают и думают все офицеры. Кого сократят? Кого оставят? Все понимают: реформа проводится по инициативе невоенных специалистов. И если раньше шутили, что это — «происки врагов», то теперь становится не до шуток. Потому что ясно, что реформа больно ударит именно по тем, кто служил в армии, а не прислуживал. Как уже ударила по спецназовцам, оставлявшим жизнь и здоровье в горячих точках. Теперь части специального назначения просто сокращают, лишая людей ранних пенсий, льгот, других гарантий и, по сути, освобождая государство от обязательств по отношению к своим защитникам. Сами спецназовцы говорить об этом не могут — связаны приказом. Но на улицы выходят их возмущенные жены.
Большинство военнослужащих считает, что все мероприятия, проводимые по сокращению армии, ведут не к улучшению, а к ее развалу. Только этого никогда не покажут по телевидению. Как не расскажут о том, что введенный с января этого года приказ N 400 «О стимуляции отличившихся военнослужащих» сталкивает офицеров лбами. Поскольку премиальные выплаты (в размере нескольких десятков тысяч рублей) начисляются командирами по их личному усмотрению, то в войсках дело доходит до мордобоя: «Ты, мол, получаешь, а я — нет, чем я хуже тебя?».
Система ломает людей. Уродует их души. Но есть ситуации, над которыми она не властна. Тогда маленький человек все-таки может победить систему. Как победил ее капитан Кузнецов и многие другие солдаты и офицеры.
«Когда мы были на войне»
Удивительно, но пессимистические и даже антипатриотические настроения, вызванные смутным временем в современной армии, у защитников Родины сразу исчезают, когда речь заходит о необходимости эту самую Родину защищать. Что будет, случись завтра война?
Тут и выясняется, что большинство людей в погонах верят в свое Отечество и относятся к своему делу с большой любовью и огромной ответственностью. Они готовы бросить семьи, худо-бедно налаженный быт и исполнить свой долг: «Кто, если не мы?».
Священник Георгий Проценко служит в Благовещенском соборе города Вольска. Он — штурман-испытатель в отставке. Кавалер ордена Красной Звезды. Этот орден ему дали в Афганистане. За 1985-1987 годы отец Георгий налетал тысячи часов, курсируя между Ташкентом, Кабулом, Джилалабадом и Кандагаром. Руководил звеном для перевозки высшего командного состава.
Пока он в небе над Афганистаном уворачивался от ракет, нацеленных на этот самый командный состав, в Ташкенте его ждали жена и маленький сын. О чем думал он, поднимаясь в небо, перевозя чиновников от Минобороны, раненых офицеров, страшный «груз 200»? Уж точно не о героизме и патриотизме. Громкие слова хороши для митингов. А на войне — как на войне. Надо думать о том, как выжить и выполнить приказ.
Было страшно, многих пришлось хоронить — в Афганистане погиб лучший друг отца Георгия. Сгорел в своем вертолете. Вместе с ним сгорели заживо 58 новобранцев. Каждый их них хотел жить, но вопрос: «Трудно ли Родину защищать?» — перед ними не стоял. Да и глупо было бы его задавать — эти люди принимали присягу. Трудно — не трудно, есть одно слово: надо. Задача минимум: стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Максимум: остаться в этой системе человеком.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=6488&Itemid=4
