Станицы Донской области, Егорлыцкая и Мечетинская, в которых расположилась Добровольческая армия, вдавались клином в расположение красных, базировавшихся на линии железных дорог: Царицын - Тихорецкая и Ростов - Тихорецкая. Передовые части их находились верстах в 20-30 от этих станиц. В распоряжении командования Добровольческой армии теперь находились донские отряды южных станиц, увеличивающих ее силу в легшей на нее задаче - обороны Дона с юга. Весьма важным в положении армии было го, что она уже имела у себя тыл.
Утомленная походом, армия нуждалась в отдыхе, но быть ему или не быть зависело от противника, за которым наблюдали кавалерийские части. Офицерскому полку с 1-й батареей пришлось лишь через день, после прихода из "налета" на станцию Сосыка, снова выступить на подводах на 30 верст к востоку от станицы Егорлыцкой, к станции Целина, чтобы еще раз там основательно разрушить полотно железно дороги. Из этой экспедиции полк вернулся с потерей 2-х человек убитыми и нескольких ранеными.
Противник был пассивен и для армии наступил период полного отдыха. Отпал ежедневный вопрос: куда пойдем? Отпали и острые переживания. И быстро такая покойная жизнь стала томить добровольцев. Они знали, что на верхах армии идет большая работа; что предстоит и в дальнейшем тяжелая борьба. Борьба до смерти; что генерал Деникин обратился с воззванием к русским людям "напрячь все силы, чтобы немедля сорганизовать кадры будущей армии и в единении со всеми государственно-мыслящими русскими людьми, свергнуть гибельную власть народных комиссаров"; они знали и утверждение генерала Деникина: "Пусть силы наши невелики, пусть вера наша кажется мечтанием, пусть на этом пути нас ждут новые тернии и разочарования, но он - единственный для всех, кто предан Родине", но во всем этом для добровольцев не было ничего нового, захватывающего, возбуждающего.
Возбуждение стали вносить ежедневно доходящие слухи, в достоверности которых они быстро убеждались и которые приводили их в трепет и крайнее беспокойство.
Немцы в Ростове и даже в Батайске и Ольгинской. Ими занят весь юг России. Что же это, как не величайшее военное поражение Родины?
Немцами созданы на теле Родины самостоятельные государства: Украина, Крымская республика и даже Донская республика! А на западе: Эстония, Латвия... Это - национальное поражение. Доходили более детальные слухи: в этих государствах формируются их армии, в которых офицеры получают командные должности.
Наконец - сильнейший удар по патриотическому чувству: немцами формируются и особые русские армии для борьбы с большевиками под монархическим флагом. Не есть ли это желание их освободить Родину русскими руками, но сделать Ее в вассальной зависимости от себя и поставить в ней Монарха "милостью" Германии и ее Кайзера?
Что могла противопоставить всему этому маленькая, бедная, безоружная Добровольческая армия? - вопрос, стоявший перед всеми. "Ничего", с отчаянием утверждали одни. "Мечтания", - говорили другие. Большинство молчало, потрясенное драмой.
А между тем и состояние самой Добровольческой армии всем казалось определенно до предела критическим. Ставился даже вопрос: Быть ли ей? Донцы, прошедшие с ней Кубанский поход, просились о переводе в Донскую армию. Не отпустить их было невозможно. С их уходом один только Партизанский полк уменьшался в численности на половину. Сильно ослаблялись кавалерийские части. Ушел генерал Богаевский на высокий пост в Донском правительстве. Нельзя было не освободить от службы учащуюся молодежь, на долю которой пришлись непосильные испытания. С ее уходом 5-я рота Офицерского полка могла прекратить свое существование. Распущен был разложившийся Чехословацкий батальон.
При таком положении в армии, имеющей двух сильнейших врагов: внешнего и внутреннего, даже для крепких духом и волею добровольцев, впереди не виделось ничего отрадного. Можно ли думать о какой-то борьбе? Россию охватила зловещая тьма, и она проникает в души и сердца бойцов; она затуманивает их сознание и готова угасить в каждом искру его сокровенной любви к Родине. Но... может быть "светоч" несомый армией, о котором говорил генерал Алексеев, только и могущий гореть, когда горячи искры у бойцов, все же виден во тьме многими людьми, и напоминает им о бело-сине-красном Символе?
В бойцах шла внутренняя борьба, чтобы им ответить на вопросы: быть или не быть армии? Быть или не быть России?
Генерал Деникин подтолкнул их на быстрое решение - на тот или иной ответ. Ввиду того, что для многих окончился 4-месячный срок обязательства служить в армии, который они подписывали, когда вступали в ее ряды, генерал Деникин отдал приказ: желающие оставить армию пусть подадут об этом рапорта. Перед открытой дверью пришлось задуматься. Немногие оказались откровенны и признавались в желании подать рапорта; многие - ушли в себя и молчали; но часть твердо заявила - они остаются. Эти словесные, пока, заявления вывели у каждого добровольца его внутреннюю борьбу наружу - в среду всех его соратников. Решившие остаться говорили о высшей Совести - Долге перед Родиной; упрекали...
Но приказ генерала Деникина приводил лишь к малому: он освобождал армию от морально ослабевших бойцов; он сохранял ее, сохранял на какой-то срок, однако не крепил ее. Для этого требовались иные меры, и они были приняты командованием.
5 мая , в станице Мечетинской были собраны командиры частей, с которыми вели беседу генерал Алексеев и генерал Деникин.
Генерал Алексеев говорил о внешнем положении, главным образом, касаясь немцев. Он считал, что немцы были и остались врагами России, поэтому с ними недопустима какая-либо связь. С ними - ни мира, ни войны.
Генерал Деникин говорил о единственной задаче Добровольческой армии - борьбе с большевиками и освобождении от них России. Он говорил, что армия может идти только под Национальным флагом, но не под монархическим или республиканским. "Какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбе страны без ведома русского народа? Армия не должна вмешиваться в политику. Единственна и выход - вера в своих руководителей".
Начальникам было поручено передать в свои части, что армия не одинока: из Румынии пришел и теперь находится в Новочеркасске отряд полковника Дроздовского, поднимается Кубань, и ежедневно сотни казаков присоединяются к армии. Борьба с красными на Дону успешно развивается, освобождаются все новые и новые станицы и округа, и казаки вливаются в свою армию.
Потом старшие начальники делали доклады о состоянии своих частей. Далеко не все потеряно, и нужны лишь некоторые меры для поднятия духа; нужно более тесное общение начальников с подчиненными. Генерал Марков говорил твердо и убежденно: его бригада продолжает верить своим Вождям и пойдет за ними.
Переданный в тот же день в части разговор с вождями произвел на всех благоприятное впечатление.
6 мая , то есть на следующий день, в Егорлыцкой состоялся парад гарнизона станицы: 1-й и части конной бригадам и Донскому отряду этой станицы, который принимал генерал Деникин и на котором присутствовал генерал Алексеев. Бодрый вид частей говорил о преданности своему командующему.
Во время парада был торжественный момент производства "полевых юнкеров" в офицеры. Кадеты старших классов кадетских корпусов, с Ольгинской - "Полевые юнкера", теперь за боевые подвиги, за выказанное мужество и жертвенность, получили заслуженную награду. Части кричали искреннее и громкое "ура" молодым офицерам. В ближайшие дни им был обещан отпуск, что увеличивало их радость.
Вечером этого же дня Вожди беседовали со всеми начальниками, от командиров бригад до отделенных включительно. Они дали подробную информацию о положении в России, о предстоящих задачах армии. Ими было сказано, что Германия стремится отнюдь не восстанавливать единство России, а раздробить ее на ряд мелких государств - Германскую Украину, Крымскую и Всевеликого Войска Донского республики и это только здесь на юге; государства ей служащие и от нее зависящие. Добровольческая армия же борется за Единую, Великую и Неделимую Россию, ни от кого не зависимую и свободную. Они еще раз подтвердили, что будущее устройство России должно быть решено волею Учредительного Собрания, добавив, однако, что армия не останется безучастной к судьбам Родины, и за этим будут следить они. Но для них должна быть опора, и этой опорой может быть лишь армия сильная духом, сплоченная и дисциплинированная, с чем они и обращаются ко всем чинам.
8 мая генерал Марков провел беседу с чинами своей бригады в здании станичной школы. Школа к назначенному часу была буквально набита; многие не могли уже в нее протиснуться. Легкий гул разносился в помещении от сдержанных разговоров; взоры всех часто обращались в сторону входных дверей.
- Генерал Марков!
С папкой бумаг быстрым шагом он вошел в помещение, поднялся па кафедру, поздоровался с присутствующими и закурил трубку.
- Я собрал вас, господа, чтобы поделиться с вами собранными из всевозможных источников сведениями о России, - начал он.
Кратко, выпукло, образно, в живой речи он осветил значение проделанного добровольцами Кубанского, Корниловского похода в начавшейся борьбе за освобождение Родины. "Сигнал для всех патриотов дан и место сбора - Добровольческая армия". Долг патриотов и офицеров - продолжать борьбу с полным напряжением сил. Указывая на пачку газет, лежащих перед ним, генерал Марков заявил, что нашлись и другие организации, зовущие к себе на службу офицеров, сулящих им производства в чины, командное положение и большое содержание.
- Как офицер Великой Русской армии и патриот, я не представляю для себя возможным служить в какой-нибудь Крымской или всевеликой Республике, которые мало того, что своими идеями стремятся к расчленению Великой России, но считают даже допустимым вступать в соглашение и находится под покровительством страны, фактически принимавшей главное участие в разрушении нашей Родины.
- Что дадут офицерам, пошедшим на службу в какие-то Татарские или иные армии, несуществующие государства? Хотите хватать чины? Пожалуйста: обгоняйте меня, но я, как был произведен в генерал-лейтенанты законным Русским Монархом, так и останусь им до тех пор, пока снова не явится законный Хозяин земли Русской. И что будут делать офицеры этих армий, когда те будут расформированы?
Далее генерал Марков сказал, что генерал Алексеев и Командующий армией получают письма от всяких "благодетелей" и "патриотов" с советами и рецептами по спасению Родины, о которых ставятся в известность разными темными лицами и чины армии. Добровольческая армия стоит на правильном пути и имеет свои "рецепты", достойные Родины и армии, и он передал просьбу генерала Деникина не осложнять и не затруднять ему его тяжелой работы.
Затем генерал Марков, указывая на лежащую отдельно пачку бумаг, сказал:
- Вот здесь лежат несколько рапортов. Их подали некоторые из чинов моей бригады. Они устали... желают отдохнуть, просят освободить их от дальнейшего участия в борьбе. Не знаю: может быть, к сорока годам рассудок мой не понимает некоторых тонкостей. Но я задаю себе вопрос: одни ли они устали? Одни ли они желают отдыхать? И где, в какой стране они найдут этот отдых? А, если, паче чаяния, они бы нашли желанный отдых, то... за чьей спиной они будут отдыхать? И какими глазами эти господа будут смотреть на своих сослуживцев, в тяжелый момент не бросивших армию? А, если после отдыха они пожелают снова поступить в армию, то я предупреждаю: в свою бригаду я их не приму. Пусть убираются на все четыре стороны к чертовой матери, - и генерал Марков передал командирам частей несколько рапортов для немедленного увольнения их подателей.
Далее он добавил, что Командующим разрешены короткие отпуска для чинов армии. Желающие воспользоваться отпуском, должны подать рапорта. Последовательно, насколько позволит боевая обстановка, их просьба будет удовлетворена.
После этого генерал Марков предложил задавать ему вопросы. Поднят был "больной вопрос" - о тыле армии, живущим за ее спиной и ничем не приходящим ей на помощь.
Генерал Марков упомянул о 400 рублях, которые дали ростовские богачи генералу Алексееву, и о миллионах рублей, которые они вручили большевикам, когда Добровольческая армия оставила Ростов. Как это понять? В то время, когда льется кровь, находящиеся за ее спиной должны чем-то платить, как-то поддерживать армию, помогать ей. Наша гуманность погубит нас. Война не терпит поблажек; тыл должен понимать это. Но, видимо, в таком случае приходится не просить, а требовать, тогда и результат войны будет другой.
- Поверьте мне, - сказал генерал Марков, - дайте время окрепнуть армии, немного больше территории и я первый буду просить Командующею взяться за тыл, оздоровить его!
Был поднят офицерами и другой "больной" вопрос: ненормальность положения, когда младший по службе и в чине является начальником старшего. Генерал Марков на это ответил твердо и решительно:
- Мой принцип: достойное - достойным. Я выдвину на ответственный пост молодого, если он способнее старшего.
В заключение генерал Марков сказал:
- Наша работа - только начало обновления Родины. Кубанский поход - это первый, маленький эпизод. Но верьте, Россия будет великой и сильной; будет как огромное, греющее и животворящее всех солнце. Нам надо хотеть Ее, дерзать и бороться. - И, попрощавшись с соратниками, добавил: - не опаздывайте на перекличку!
Эта беседа, длившаяся несколько часов, имела решающее влияние на всех. Сомнения, колебания отпали решительно и быстро. Подавшие рапорта об уходе из армии, за одиночными исключениями, взяли их обратно. С этого момента вопроса о срочном служении и борьбе за Родину уже не поднималось: служба стала бессрочной и могла кончиться лишь после освобождения страны и установления в ней порядка. Все вопросы политики были с полным доверием и безраздельно вверены Вождям армии.
Моральный кризис миновал. Армия - сохранена.
На следующий день, 9 мая , по случаю престольного Праздника Егорлыцкой церкви, был парад войск Егорлыцкого района. Принимал парад генерал Марков. Громким и восторженным "ура" встречали и отвечали генералу Маркову части. Громкое "ура" кричали они в честь генерала Деникина.
После парада 9 мая стали разрешаться отпуска сроком на две недели. В виде исключения были отпущены все вновь произведенные в офицеры. Разрешались отпуска и в районы немецкой оккупации с условием не носить знаки, говорящие о принадлежности к Добровольческой армии. Скоро отпало и это условие: немцы относились весьма благожелательно к чинам армии.
Из отпусков в полк вернулись не все. Не вернувшиеся принадлежали, главным образом, к 5-й роте Офицерской полка - молодые офицеры, произведенные в Ольгинской и Егорлыцкой. Оказалось, что шт. капитан Парфенов, их бывший командир по Юнкерскому батальону до начала Кубанского похода, офицер открытых монархических убеждений, сыграл на монархических чувствах этой молодежи и убедил ее перейти с ним в Астраханскую армию, формирующуюся в Ростове и подчиненную Донскому командованию. Для большей убедительности он говорил молодежи, что Добровольческая Армия стоит за Учредительное Собрание, а, следовательно, идет за социалистами и республиканцами, не будет иметь не только успеха в борьбе, и быстро снизойдет на "нет", так как никто не пойдет в ее ряды, а те, кто войдет, скоро оставят ее. Ему поверили.
Шт. капитан Парфенов оказался "голым" монархистом: в Ольгинской он отказался служить в одном батальоне с "социалистами", как он называл Студенческий батальон; теперь он рьяно стал на службу за немецкие деньги, отдавшись немцам для выполнения их тайных желаний. Помимо этого, методы его действий оказались далеко не честными в отношении Национальной армии, каковой была Добровольческая армия. Всем этим он очернил себя и как монархиста, и как Русского Добровольца.
Шт. капитану Парфенону удалось сформировать роту лишь в 40 человек. Месяца полтора спустя его рота была послана в бой к северу от станции Великокняжеской и была сметена контратакой красных. Вышло из боя 7 человек со своим командиром.
Добровольческая армия окрепла духом. Она усиливалась и своей численностью. Беседы и смотры, связанные одной Идеей, взаимно дополняя друг друга, сыграли положительную роль. Дисциплина, в ее глубоком смысле и подлинном ее понимании, была восстановлена и утверждена.
10 мая , вечером, как-то неожиданно, передано приказание, вызвавшее бодрое оживление. Офицерскому полку, 1-й батарее, дивизиону Черкесского полка и конной сотне Егорлыцкого ополчения - приготовиться к выступлению утром 11 мая. Оказалось, сильный отряд красных перешел в наступление со стороны станицы Великокняжеской и стал теснить Донской отряд к западу. Создавалась угроза тылу армии и перерыву сообщений с Новочеркасском.
11 мая , утром, отряд под командой генерала Маркова выступил в северо-восточном направлении. Пехота на подводах. Проделав до 40 верст, остановился на ночлег в зимовнике Королькова.
12 мая отряд выступил дальше, взяв направление на казенный мост через реку Маныч.
Расчет генерала Маркова был такой: когда главные силы красных перейдут мост и увлекутся преследованием Донского отряда, внезапным ударом им в тыл, захватить мост, разрушить его и затем, совместно с донцами, уничтожить красных. Этот расчет всецело зависел от точных данных разведки. Но данные оказались неправильными, и удар отряда генерала Маркова пришелся не в тыл противнику, а по главным его силам, готовым к бою. Бой был жестокий и упорный. Красных разбить не удалось: они отстояли мост и смогли отойти за реку. Донской отряд захватил два орудия. Офицерский полк потерял несколько десятков человек.
13 мая , отряд вернулся в Егорлыцкую. В Офицерском полку сочли эту операцию удачной, но иначе оценили ее в штабе армии: там ожидали полный разгром красных. Неоправдавшаяся надежда штаба стала реальным упреком генерал Маркову и задела его весьма глубоко. Генерал Марков сам сознавал и переживал неудачу операции. Произошел серьезный конфликт между ним и штабом, устраненный принесенным генералом Романовским ему официальным извинением. Обо всем этом в частях не знали.
Утомленная походом, армия нуждалась в отдыхе, но быть ему или не быть зависело от противника, за которым наблюдали кавалерийские части. Офицерскому полку с 1-й батареей пришлось лишь через день, после прихода из "налета" на станцию Сосыка, снова выступить на подводах на 30 верст к востоку от станицы Егорлыцкой, к станции Целина, чтобы еще раз там основательно разрушить полотно железно дороги. Из этой экспедиции полк вернулся с потерей 2-х человек убитыми и нескольких ранеными.
Противник был пассивен и для армии наступил период полного отдыха. Отпал ежедневный вопрос: куда пойдем? Отпали и острые переживания. И быстро такая покойная жизнь стала томить добровольцев. Они знали, что на верхах армии идет большая работа; что предстоит и в дальнейшем тяжелая борьба. Борьба до смерти; что генерал Деникин обратился с воззванием к русским людям "напрячь все силы, чтобы немедля сорганизовать кадры будущей армии и в единении со всеми государственно-мыслящими русскими людьми, свергнуть гибельную власть народных комиссаров"; они знали и утверждение генерала Деникина: "Пусть силы наши невелики, пусть вера наша кажется мечтанием, пусть на этом пути нас ждут новые тернии и разочарования, но он - единственный для всех, кто предан Родине", но во всем этом для добровольцев не было ничего нового, захватывающего, возбуждающего.
Возбуждение стали вносить ежедневно доходящие слухи, в достоверности которых они быстро убеждались и которые приводили их в трепет и крайнее беспокойство.
Немцы в Ростове и даже в Батайске и Ольгинской. Ими занят весь юг России. Что же это, как не величайшее военное поражение Родины?
Немцами созданы на теле Родины самостоятельные государства: Украина, Крымская республика и даже Донская республика! А на западе: Эстония, Латвия... Это - национальное поражение. Доходили более детальные слухи: в этих государствах формируются их армии, в которых офицеры получают командные должности.
Наконец - сильнейший удар по патриотическому чувству: немцами формируются и особые русские армии для борьбы с большевиками под монархическим флагом. Не есть ли это желание их освободить Родину русскими руками, но сделать Ее в вассальной зависимости от себя и поставить в ней Монарха "милостью" Германии и ее Кайзера?
Что могла противопоставить всему этому маленькая, бедная, безоружная Добровольческая армия? - вопрос, стоявший перед всеми. "Ничего", с отчаянием утверждали одни. "Мечтания", - говорили другие. Большинство молчало, потрясенное драмой.
А между тем и состояние самой Добровольческой армии всем казалось определенно до предела критическим. Ставился даже вопрос: Быть ли ей? Донцы, прошедшие с ней Кубанский поход, просились о переводе в Донскую армию. Не отпустить их было невозможно. С их уходом один только Партизанский полк уменьшался в численности на половину. Сильно ослаблялись кавалерийские части. Ушел генерал Богаевский на высокий пост в Донском правительстве. Нельзя было не освободить от службы учащуюся молодежь, на долю которой пришлись непосильные испытания. С ее уходом 5-я рота Офицерского полка могла прекратить свое существование. Распущен был разложившийся Чехословацкий батальон.
При таком положении в армии, имеющей двух сильнейших врагов: внешнего и внутреннего, даже для крепких духом и волею добровольцев, впереди не виделось ничего отрадного. Можно ли думать о какой-то борьбе? Россию охватила зловещая тьма, и она проникает в души и сердца бойцов; она затуманивает их сознание и готова угасить в каждом искру его сокровенной любви к Родине. Но... может быть "светоч" несомый армией, о котором говорил генерал Алексеев, только и могущий гореть, когда горячи искры у бойцов, все же виден во тьме многими людьми, и напоминает им о бело-сине-красном Символе?
В бойцах шла внутренняя борьба, чтобы им ответить на вопросы: быть или не быть армии? Быть или не быть России?
Генерал Деникин подтолкнул их на быстрое решение - на тот или иной ответ. Ввиду того, что для многих окончился 4-месячный срок обязательства служить в армии, который они подписывали, когда вступали в ее ряды, генерал Деникин отдал приказ: желающие оставить армию пусть подадут об этом рапорта. Перед открытой дверью пришлось задуматься. Немногие оказались откровенны и признавались в желании подать рапорта; многие - ушли в себя и молчали; но часть твердо заявила - они остаются. Эти словесные, пока, заявления вывели у каждого добровольца его внутреннюю борьбу наружу - в среду всех его соратников. Решившие остаться говорили о высшей Совести - Долге перед Родиной; упрекали...
Но приказ генерала Деникина приводил лишь к малому: он освобождал армию от морально ослабевших бойцов; он сохранял ее, сохранял на какой-то срок, однако не крепил ее. Для этого требовались иные меры, и они были приняты командованием.
5 мая , в станице Мечетинской были собраны командиры частей, с которыми вели беседу генерал Алексеев и генерал Деникин.
Генерал Алексеев говорил о внешнем положении, главным образом, касаясь немцев. Он считал, что немцы были и остались врагами России, поэтому с ними недопустима какая-либо связь. С ними - ни мира, ни войны.
Генерал Деникин говорил о единственной задаче Добровольческой армии - борьбе с большевиками и освобождении от них России. Он говорил, что армия может идти только под Национальным флагом, но не под монархическим или республиканским. "Какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбе страны без ведома русского народа? Армия не должна вмешиваться в политику. Единственна и выход - вера в своих руководителей".
Начальникам было поручено передать в свои части, что армия не одинока: из Румынии пришел и теперь находится в Новочеркасске отряд полковника Дроздовского, поднимается Кубань, и ежедневно сотни казаков присоединяются к армии. Борьба с красными на Дону успешно развивается, освобождаются все новые и новые станицы и округа, и казаки вливаются в свою армию.
Потом старшие начальники делали доклады о состоянии своих частей. Далеко не все потеряно, и нужны лишь некоторые меры для поднятия духа; нужно более тесное общение начальников с подчиненными. Генерал Марков говорил твердо и убежденно: его бригада продолжает верить своим Вождям и пойдет за ними.
Переданный в тот же день в части разговор с вождями произвел на всех благоприятное впечатление.
6 мая , то есть на следующий день, в Егорлыцкой состоялся парад гарнизона станицы: 1-й и части конной бригадам и Донскому отряду этой станицы, который принимал генерал Деникин и на котором присутствовал генерал Алексеев. Бодрый вид частей говорил о преданности своему командующему.
Во время парада был торжественный момент производства "полевых юнкеров" в офицеры. Кадеты старших классов кадетских корпусов, с Ольгинской - "Полевые юнкера", теперь за боевые подвиги, за выказанное мужество и жертвенность, получили заслуженную награду. Части кричали искреннее и громкое "ура" молодым офицерам. В ближайшие дни им был обещан отпуск, что увеличивало их радость.
Вечером этого же дня Вожди беседовали со всеми начальниками, от командиров бригад до отделенных включительно. Они дали подробную информацию о положении в России, о предстоящих задачах армии. Ими было сказано, что Германия стремится отнюдь не восстанавливать единство России, а раздробить ее на ряд мелких государств - Германскую Украину, Крымскую и Всевеликого Войска Донского республики и это только здесь на юге; государства ей служащие и от нее зависящие. Добровольческая армия же борется за Единую, Великую и Неделимую Россию, ни от кого не зависимую и свободную. Они еще раз подтвердили, что будущее устройство России должно быть решено волею Учредительного Собрания, добавив, однако, что армия не останется безучастной к судьбам Родины, и за этим будут следить они. Но для них должна быть опора, и этой опорой может быть лишь армия сильная духом, сплоченная и дисциплинированная, с чем они и обращаются ко всем чинам.
8 мая генерал Марков провел беседу с чинами своей бригады в здании станичной школы. Школа к назначенному часу была буквально набита; многие не могли уже в нее протиснуться. Легкий гул разносился в помещении от сдержанных разговоров; взоры всех часто обращались в сторону входных дверей.
- Генерал Марков!
С папкой бумаг быстрым шагом он вошел в помещение, поднялся па кафедру, поздоровался с присутствующими и закурил трубку.
- Я собрал вас, господа, чтобы поделиться с вами собранными из всевозможных источников сведениями о России, - начал он.
Кратко, выпукло, образно, в живой речи он осветил значение проделанного добровольцами Кубанского, Корниловского похода в начавшейся борьбе за освобождение Родины. "Сигнал для всех патриотов дан и место сбора - Добровольческая армия". Долг патриотов и офицеров - продолжать борьбу с полным напряжением сил. Указывая на пачку газет, лежащих перед ним, генерал Марков заявил, что нашлись и другие организации, зовущие к себе на службу офицеров, сулящих им производства в чины, командное положение и большое содержание.
- Как офицер Великой Русской армии и патриот, я не представляю для себя возможным служить в какой-нибудь Крымской или всевеликой Республике, которые мало того, что своими идеями стремятся к расчленению Великой России, но считают даже допустимым вступать в соглашение и находится под покровительством страны, фактически принимавшей главное участие в разрушении нашей Родины.
- Что дадут офицерам, пошедшим на службу в какие-то Татарские или иные армии, несуществующие государства? Хотите хватать чины? Пожалуйста: обгоняйте меня, но я, как был произведен в генерал-лейтенанты законным Русским Монархом, так и останусь им до тех пор, пока снова не явится законный Хозяин земли Русской. И что будут делать офицеры этих армий, когда те будут расформированы?
Далее генерал Марков сказал, что генерал Алексеев и Командующий армией получают письма от всяких "благодетелей" и "патриотов" с советами и рецептами по спасению Родины, о которых ставятся в известность разными темными лицами и чины армии. Добровольческая армия стоит на правильном пути и имеет свои "рецепты", достойные Родины и армии, и он передал просьбу генерала Деникина не осложнять и не затруднять ему его тяжелой работы.
Затем генерал Марков, указывая на лежащую отдельно пачку бумаг, сказал:
- Вот здесь лежат несколько рапортов. Их подали некоторые из чинов моей бригады. Они устали... желают отдохнуть, просят освободить их от дальнейшего участия в борьбе. Не знаю: может быть, к сорока годам рассудок мой не понимает некоторых тонкостей. Но я задаю себе вопрос: одни ли они устали? Одни ли они желают отдыхать? И где, в какой стране они найдут этот отдых? А, если, паче чаяния, они бы нашли желанный отдых, то... за чьей спиной они будут отдыхать? И какими глазами эти господа будут смотреть на своих сослуживцев, в тяжелый момент не бросивших армию? А, если после отдыха они пожелают снова поступить в армию, то я предупреждаю: в свою бригаду я их не приму. Пусть убираются на все четыре стороны к чертовой матери, - и генерал Марков передал командирам частей несколько рапортов для немедленного увольнения их подателей.
Далее он добавил, что Командующим разрешены короткие отпуска для чинов армии. Желающие воспользоваться отпуском, должны подать рапорта. Последовательно, насколько позволит боевая обстановка, их просьба будет удовлетворена.
После этого генерал Марков предложил задавать ему вопросы. Поднят был "больной вопрос" - о тыле армии, живущим за ее спиной и ничем не приходящим ей на помощь.
Генерал Марков упомянул о 400 рублях, которые дали ростовские богачи генералу Алексееву, и о миллионах рублей, которые они вручили большевикам, когда Добровольческая армия оставила Ростов. Как это понять? В то время, когда льется кровь, находящиеся за ее спиной должны чем-то платить, как-то поддерживать армию, помогать ей. Наша гуманность погубит нас. Война не терпит поблажек; тыл должен понимать это. Но, видимо, в таком случае приходится не просить, а требовать, тогда и результат войны будет другой.
- Поверьте мне, - сказал генерал Марков, - дайте время окрепнуть армии, немного больше территории и я первый буду просить Командующею взяться за тыл, оздоровить его!
Был поднят офицерами и другой "больной" вопрос: ненормальность положения, когда младший по службе и в чине является начальником старшего. Генерал Марков на это ответил твердо и решительно:
- Мой принцип: достойное - достойным. Я выдвину на ответственный пост молодого, если он способнее старшего.
В заключение генерал Марков сказал:
- Наша работа - только начало обновления Родины. Кубанский поход - это первый, маленький эпизод. Но верьте, Россия будет великой и сильной; будет как огромное, греющее и животворящее всех солнце. Нам надо хотеть Ее, дерзать и бороться. - И, попрощавшись с соратниками, добавил: - не опаздывайте на перекличку!
Эта беседа, длившаяся несколько часов, имела решающее влияние на всех. Сомнения, колебания отпали решительно и быстро. Подавшие рапорта об уходе из армии, за одиночными исключениями, взяли их обратно. С этого момента вопроса о срочном служении и борьбе за Родину уже не поднималось: служба стала бессрочной и могла кончиться лишь после освобождения страны и установления в ней порядка. Все вопросы политики были с полным доверием и безраздельно вверены Вождям армии.
Моральный кризис миновал. Армия - сохранена.
На следующий день, 9 мая , по случаю престольного Праздника Егорлыцкой церкви, был парад войск Егорлыцкого района. Принимал парад генерал Марков. Громким и восторженным "ура" встречали и отвечали генералу Маркову части. Громкое "ура" кричали они в честь генерала Деникина.
После парада 9 мая стали разрешаться отпуска сроком на две недели. В виде исключения были отпущены все вновь произведенные в офицеры. Разрешались отпуска и в районы немецкой оккупации с условием не носить знаки, говорящие о принадлежности к Добровольческой армии. Скоро отпало и это условие: немцы относились весьма благожелательно к чинам армии.
Из отпусков в полк вернулись не все. Не вернувшиеся принадлежали, главным образом, к 5-й роте Офицерской полка - молодые офицеры, произведенные в Ольгинской и Егорлыцкой. Оказалось, что шт. капитан Парфенов, их бывший командир по Юнкерскому батальону до начала Кубанского похода, офицер открытых монархических убеждений, сыграл на монархических чувствах этой молодежи и убедил ее перейти с ним в Астраханскую армию, формирующуюся в Ростове и подчиненную Донскому командованию. Для большей убедительности он говорил молодежи, что Добровольческая Армия стоит за Учредительное Собрание, а, следовательно, идет за социалистами и республиканцами, не будет иметь не только успеха в борьбе, и быстро снизойдет на "нет", так как никто не пойдет в ее ряды, а те, кто войдет, скоро оставят ее. Ему поверили.
Шт. капитан Парфенов оказался "голым" монархистом: в Ольгинской он отказался служить в одном батальоне с "социалистами", как он называл Студенческий батальон; теперь он рьяно стал на службу за немецкие деньги, отдавшись немцам для выполнения их тайных желаний. Помимо этого, методы его действий оказались далеко не честными в отношении Национальной армии, каковой была Добровольческая армия. Всем этим он очернил себя и как монархиста, и как Русского Добровольца.
Шт. капитану Парфенону удалось сформировать роту лишь в 40 человек. Месяца полтора спустя его рота была послана в бой к северу от станции Великокняжеской и была сметена контратакой красных. Вышло из боя 7 человек со своим командиром.
Добровольческая армия окрепла духом. Она усиливалась и своей численностью. Беседы и смотры, связанные одной Идеей, взаимно дополняя друг друга, сыграли положительную роль. Дисциплина, в ее глубоком смысле и подлинном ее понимании, была восстановлена и утверждена.
10 мая , вечером, как-то неожиданно, передано приказание, вызвавшее бодрое оживление. Офицерскому полку, 1-й батарее, дивизиону Черкесского полка и конной сотне Егорлыцкого ополчения - приготовиться к выступлению утром 11 мая. Оказалось, сильный отряд красных перешел в наступление со стороны станицы Великокняжеской и стал теснить Донской отряд к западу. Создавалась угроза тылу армии и перерыву сообщений с Новочеркасском.
11 мая , утром, отряд под командой генерала Маркова выступил в северо-восточном направлении. Пехота на подводах. Проделав до 40 верст, остановился на ночлег в зимовнике Королькова.
12 мая отряд выступил дальше, взяв направление на казенный мост через реку Маныч.
Расчет генерала Маркова был такой: когда главные силы красных перейдут мост и увлекутся преследованием Донского отряда, внезапным ударом им в тыл, захватить мост, разрушить его и затем, совместно с донцами, уничтожить красных. Этот расчет всецело зависел от точных данных разведки. Но данные оказались неправильными, и удар отряда генерала Маркова пришелся не в тыл противнику, а по главным его силам, готовым к бою. Бой был жестокий и упорный. Красных разбить не удалось: они отстояли мост и смогли отойти за реку. Донской отряд захватил два орудия. Офицерский полк потерял несколько десятков человек.
13 мая , отряд вернулся в Егорлыцкую. В Офицерском полку сочли эту операцию удачной, но иначе оценили ее в штабе армии: там ожидали полный разгром красных. Неоправдавшаяся надежда штаба стала реальным упреком генерал Маркову и задела его весьма глубоко. Генерал Марков сам сознавал и переживал неудачу операции. Произошел серьезный конфликт между ним и штабом, устраненный принесенным генералом Романовским ему официальным извинением. Обо всем этом в частях не знали.
