Считается, что "штурмовые ночи Спасска, волочаевские дни" положили конец Гражданской войне. И все же точку в ней поставил колчаковский генерал-лейтенант Анатолий ПЕПЕЛЯЕВ, который зимой 1922 года высадил офицерский десант на Охотское побережье и углубился в Восточную Сибирь...
В одиночной камере, после вынесения смертного приговора ревтрибунала, бородатый и обмороженный узник читинской тюрьмы был почти уверен, что повторит судьбу адмирала. Зазвенит ключами охрана, откроется дверь, и он, надломленный винтовочными выстрелами, уйдет в небытие...
В напряженной тишине одиночки Анатолий Пепеляев, родной брат расстрелянного вместе с Колчаком лидера Омского правительства Виктора Пепеляева, проговаривал свои стихи:
Не на радость, на подвиг тяжелый мы шли,
От людей мы не ждали награды.
По пути разрушая преграды,
Крестный путь мы свершили одни...
И все же в оценке времени, отпущенного ему свыше, Анатолий Пепеляев ошибался. Его жизнь, которая по всем статьям должна была уложиться в циничную формулу большевиков: "Солдаты - по домам, офицеры и добровольцы - по гробам", в 1923 году все-таки не пресеклась. В приговор вмешался ВЦИК, вдруг заменив расстрел десятилетним сроком лагерей. Чего-чего, а этого в Чите никак не ожидали! Колчаковскому генерал-лейтенанту даровали жизнь, прощали взятие многих сибирских городов, и это был, пожалуй, самый загадочный факт в биографии легендарного командарма.
А может, Пепеляеву зачли его последний приказ на подходе к Красноярску, где он распустил армию, тем самым избежав бессмысленного кровопролития с той и другой стороны? "Сибирская армия, - патетично писал он в том документе, - не погибла, а с нею вместе не погибло и освобождение Сибири от ига красных тиранов. Меч восстания не сложен, он только вложен в ножны. Сибирская армия распускается по домам для тайной работы - до того времени, пока грозный час всенародного мщения не позовет ее вновь для борьбы за освобождение Сибири. Я появлюсь в Сибири среди верных и храбрых войск, когда это время наступит, и я верю, что это время скоро придет..." Указание вышестоящего начальника развязало руки его подчиненному - командиру 1-го Сибирского корпуса генералу Зеневичу, который, перейдя на сторону красных, не впустил в Красноярск недавних товарищей по оружию - отряды генерала Каппеля, вынужденные пробираться к Транссибу в обход, по льду Енисея и реки Кан.
Для генерала Пепеляева, блестящего полководца Гражданской войны, поступок более чем странный. Он никак не вяжется с логикой характера бесстрашного и удачливого человека. На Восточном фронте в 1918 году Пепеляев начинал командиром 1-го Среднесибирского корпуса, который насчитывал в своих рядах пятнадцать тысяч человек. В большинстве это были юнцы - юнкера, гимназисты, студенческая молодежь... Между тем многие уже понюхали пороха, вот почему в зимнем наступлении на Пермь Пепеляева не остановили ни сложный рельеф гористой местности, ни тридцатиградусные морозы. Почти полгода, взяв Екатеринбург, белые не могли продвинуться за Урал, и красные в какой-то степени успокоились. Ведь если вдруг колчаковцы сунутся, Пермь прикрыта основательно. В самом городе, где располагался штаб 3-й армии, находились две дивизии и артиллерийская бригада. Тридцать пушек по цепям атакующих - это реальная сила...
На знамени 3-го батальона 1-й Сибирской Штурмовой бригады Пепеляева черепа изображены с обеих сторон. На лицевой стороне череп внутри нарукавного шеврона. В углах полотнища на месте, где раньше помещались вензеля императора, четыре буквы "П" (Пепеляев)
Но батальон белых лыжников, демонстрируя возможности маневренной тактики, мгновенно парализовал действия артиллеристов, и орудия тут же повернулись в противоположную сторону. На Пермь Пепеляев наступал с разных направлений. Все было сделано виртуозно: без промедления, с минимальными потерями, за один короткий зимний день. Полководческий дар - он либо есть, либо нет...
От 35 тысяч штыков и сабель 3-й армии красных едва осталась треть. Сибирский генерал воевал, как Суворов: умением, и это сразу поняли и оценили большевики. В спешном порядке создавался Вятский укрепрайон, а в самом губернском городе уже объявили эвакуацию многих совучреждений. На станции скопились эшелоны с беженцами и скарбом - неразбериха и сумятица, паника становились признаками грандиозного разгрома. Казалось, еще немного - и хлебная Вятка окажется у Пепеляева в руках. Газеты писали, что сибирские полки готовы двинуться на Москву, соединяясь с войсками Северного фронта генерала Миллера. В честь Пепеляева звучали тосты, сливаясь с артиллерийским гулом грядущих побед. Вятка готовила хлеб-соль, а штабной Омск, утонув в бездарности и разгуле, отдал губительный приказ - отступать. Верховный правитель во многих вопросах был как ребенок, который с трудом разбирался в людях, доверяясь пройдохам и выскочкам. Он поздно разглядел военный талант не только Пепеляева, но и Каппеля. А в 3-ю армию красных уже спешили Сталин и Дзержинский, чисткой и железными мерами приводили в чувство бойцов и командиров. Не тогда ли и зародилось у генерал-лейтенанта Пепеляева недоверие к Верховному правителю и его окружению? Недовольство высшим командованием все росло и росло...
Осенью 1919-го, когда решалась судьба белого движения в Сибири, 1-ю армию Пепеляева отправили в тыл, и было непонятно, для чего: то ли для создания резерва, то ли для борьбы с партизанами? Возмущению генерала не было предела. В своем родном Томске сын кадрового офицера еще мог рассчитывать на реванш, если победа на Восточном фронте не задалась. Надежда была, и олицетворяла ее свободная, либеральная Сибирь.
У сторонников сибирской автономии еще до начала Гражданской войны были свои лидеры и свой взгляд на переустройство края, простиравшегося на тысячи верст за Уральским хребтом. Здесь, на русско-азиатской границе, а также в портах двух океанов, областники-автономисты намеревались установить пошлины на перемещение товаров, вести надзор за вселением в Сибирь. Любопытная деталь: даже в составе войск Колчака 1-й Среднесибирский корпус, созданный Пепеляевым, в бой ходил под бело-зеленым стягом. Золотые погоны воин-сибиряк тоже не признавал, агитируя при случае красноармейцев: "Переходите к нам, ведь мы такие же беспогонные!"
За четыре года до начала Первой мировой Пепеляев закончил Павловское военное (юнкерское) училище, а на фронт отправился уже поручиком, имея опыт службы строевым командиром. Попал не куда-то - в конную разведку: взвод под его началом был отмечен и в Ставке, и лично Николаем II. Лихие вылазки Пепеляева под Сольдау и Праснышем сделали его популярным в армейской среде. Силами разведроты летом 1915 года искусный военачальник разбил превосходящие силы противника до двух батальонов пехоты и вернул потерянные при отступлении русские позиции. За этот блестящий подвиг Анатолий Николаевич был удостоен офицерского Георгия.
А еще Пепеляев писал стихи, имел романтический ореол и очень грамотно командовал батальоном и полком. Чин подполковника получил за смекалку и доблесть на фронте, так что дальнейшее его продвижение по военной лестнице (теперь уже у белых) не могло показаться скоропалительным и странным.
Возвращаясь с фронта, офицеры делали выбор. Сообразно своим убеждениям весной 1918 года Пепеляев возглавил в Томске подпольную офицерскую организацию. Свергнуть новый режим можно было только при поддержке внешних сил - корпуса чехословаков, растянувшегося по Транссибу от Поволжья до Читы.
Когда мятежного генерала под Красноярском свалил сыпной тиф, даже эти "союзнички", на совести которых разграбление России и масса предательств, проявили уважение к личности Пепеляева. Больного, почти без сознания, его взяли в свой вагон и скрытно вывезли в полосу отчуждения КВЖД.
По-разному покидали Родину: кто-то это делал с золотым багажом, как атаман Григорий Семенов, а Пепеляев за границей был болен и нищ. И только-только оклемался от тифа, как навалилась другая напасть - нищета. В качестве средства к существованию боевой генерал выбрал промысел извозчика. Здесь, в тихом и мирном Харбине, Анатолий Николаевич наконец-то решил устроить свою личную жизнь. Женился, когда ему исполнилось тридцать, и дочь железнодорожного мастера стала для белого генерала едва ли не лучшей партией. Судя по всему, брак был по любви: расчетливостью русский герой совсем не отличался. А вот авантюризма в его натуре было предостаточно.
Чем иначе объяснить, что в сентябре 1922 года сибиряк согласился на совершенно безумное, казалось бы, предприятие: собрал дружину из семисот офицеров и двинулся с ними в последний поход - на Якутск? Надежда, впрочем, была: в Якутии полыхал контрреволюционный мятеж. Но пока десант плыл из Владивостока, пока высаживался в порту Аян на побережье Охотского моря, прилетела нерадостная весть: восстание подавлено, белые партизаны рассыпались по бескрайним просторам тайги. Экспедиция с подмогой опоздала...
Генерал предпочел драться, он верил в умение и удаль своих боевых друзей. Воевать пришлось в самых что ни на есть экстремальных условиях: офицерская дружина преодолела Джугджурский хребет, свыше тысячи верст заснеженного пути в сорокаградусные морозы. Планы добровольцы строили смелые: с боями продвигаться к Якутску, а при удачном стечении обстоятельств пройтись по югу, включая Иркутск.
Якутск оставался в двух шагах - все окрестные поселения отряд уже взял. Белый генерал малыми победами был окрылен и допустил тактический просчет: выгодный фактор внезапности при наступлении надо было использовать до конца.
Конечно, отряд подустал, люди нуждались в отдыхе, но передышка в боях хоть и была короткой, привела к печальному итогу. Понимал ли боевой генерал, что после падения Владивостока он остался совершенно один и воевать приходилось с огромной страной?
Без малого год добровольцы (строго под бело-зеленым стягом) вояжировали по якутской тайге - подобного ледового десанта военная наука, пожалуй, не знает. В июне 1923-го остатки Сибирской дружины, внезапно окруженные особой экспедицией из Приморья, сложили оружие и сдались на милость победителей. Так закончился этот последний белый поход.
Считается, что генерал "сгинул где-то в лагерях". Это не так: Анатолий Николаевич выдержал все испытания, пронес свой тяжкий крест, трудился в Новониколаевске (Новосибирске) столяром-краснодеревщиком, но никакие профессии, кроме военной, его не прельщали, и в новой России этот талантливый полководец Гражданской себя так и не нашел. В 1938 году при переходе границы (она тогда была действительно на замке!) Пепеляев напоролся на заставу. До заветного рубежа бывшему разведчику оставалось сделать несколько шагов...
Вечерний Красноярск
Победа.ru
В одиночной камере, после вынесения смертного приговора ревтрибунала, бородатый и обмороженный узник читинской тюрьмы был почти уверен, что повторит судьбу адмирала. Зазвенит ключами охрана, откроется дверь, и он, надломленный винтовочными выстрелами, уйдет в небытие...
В напряженной тишине одиночки Анатолий Пепеляев, родной брат расстрелянного вместе с Колчаком лидера Омского правительства Виктора Пепеляева, проговаривал свои стихи:
Не на радость, на подвиг тяжелый мы шли,
От людей мы не ждали награды.
По пути разрушая преграды,
Крестный путь мы свершили одни...
И все же в оценке времени, отпущенного ему свыше, Анатолий Пепеляев ошибался. Его жизнь, которая по всем статьям должна была уложиться в циничную формулу большевиков: "Солдаты - по домам, офицеры и добровольцы - по гробам", в 1923 году все-таки не пресеклась. В приговор вмешался ВЦИК, вдруг заменив расстрел десятилетним сроком лагерей. Чего-чего, а этого в Чите никак не ожидали! Колчаковскому генерал-лейтенанту даровали жизнь, прощали взятие многих сибирских городов, и это был, пожалуй, самый загадочный факт в биографии легендарного командарма.
А может, Пепеляеву зачли его последний приказ на подходе к Красноярску, где он распустил армию, тем самым избежав бессмысленного кровопролития с той и другой стороны? "Сибирская армия, - патетично писал он в том документе, - не погибла, а с нею вместе не погибло и освобождение Сибири от ига красных тиранов. Меч восстания не сложен, он только вложен в ножны. Сибирская армия распускается по домам для тайной работы - до того времени, пока грозный час всенародного мщения не позовет ее вновь для борьбы за освобождение Сибири. Я появлюсь в Сибири среди верных и храбрых войск, когда это время наступит, и я верю, что это время скоро придет..." Указание вышестоящего начальника развязало руки его подчиненному - командиру 1-го Сибирского корпуса генералу Зеневичу, который, перейдя на сторону красных, не впустил в Красноярск недавних товарищей по оружию - отряды генерала Каппеля, вынужденные пробираться к Транссибу в обход, по льду Енисея и реки Кан.
Сибирский Суворов
Для генерала Пепеляева, блестящего полководца Гражданской войны, поступок более чем странный. Он никак не вяжется с логикой характера бесстрашного и удачливого человека. На Восточном фронте в 1918 году Пепеляев начинал командиром 1-го Среднесибирского корпуса, который насчитывал в своих рядах пятнадцать тысяч человек. В большинстве это были юнцы - юнкера, гимназисты, студенческая молодежь... Между тем многие уже понюхали пороха, вот почему в зимнем наступлении на Пермь Пепеляева не остановили ни сложный рельеф гористой местности, ни тридцатиградусные морозы. Почти полгода, взяв Екатеринбург, белые не могли продвинуться за Урал, и красные в какой-то степени успокоились. Ведь если вдруг колчаковцы сунутся, Пермь прикрыта основательно. В самом городе, где располагался штаб 3-й армии, находились две дивизии и артиллерийская бригада. Тридцать пушек по цепям атакующих - это реальная сила...
На знамени 3-го батальона 1-й Сибирской Штурмовой бригады Пепеляева черепа изображены с обеих сторон. На лицевой стороне череп внутри нарукавного шеврона. В углах полотнища на месте, где раньше помещались вензеля императора, четыре буквы "П" (Пепеляев)
Но батальон белых лыжников, демонстрируя возможности маневренной тактики, мгновенно парализовал действия артиллеристов, и орудия тут же повернулись в противоположную сторону. На Пермь Пепеляев наступал с разных направлений. Все было сделано виртуозно: без промедления, с минимальными потерями, за один короткий зимний день. Полководческий дар - он либо есть, либо нет...
От 35 тысяч штыков и сабель 3-й армии красных едва осталась треть. Сибирский генерал воевал, как Суворов: умением, и это сразу поняли и оценили большевики. В спешном порядке создавался Вятский укрепрайон, а в самом губернском городе уже объявили эвакуацию многих совучреждений. На станции скопились эшелоны с беженцами и скарбом - неразбериха и сумятица, паника становились признаками грандиозного разгрома. Казалось, еще немного - и хлебная Вятка окажется у Пепеляева в руках. Газеты писали, что сибирские полки готовы двинуться на Москву, соединяясь с войсками Северного фронта генерала Миллера. В честь Пепеляева звучали тосты, сливаясь с артиллерийским гулом грядущих побед. Вятка готовила хлеб-соль, а штабной Омск, утонув в бездарности и разгуле, отдал губительный приказ - отступать. Верховный правитель во многих вопросах был как ребенок, который с трудом разбирался в людях, доверяясь пройдохам и выскочкам. Он поздно разглядел военный талант не только Пепеляева, но и Каппеля. А в 3-ю армию красных уже спешили Сталин и Дзержинский, чисткой и железными мерами приводили в чувство бойцов и командиров. Не тогда ли и зародилось у генерал-лейтенанта Пепеляева недоверие к Верховному правителю и его окружению? Недовольство высшим командованием все росло и росло...
Осенью 1919-го, когда решалась судьба белого движения в Сибири, 1-ю армию Пепеляева отправили в тыл, и было непонятно, для чего: то ли для создания резерва, то ли для борьбы с партизанами? Возмущению генерала не было предела. В своем родном Томске сын кадрового офицера еще мог рассчитывать на реванш, если победа на Восточном фронте не задалась. Надежда была, и олицетворяла ее свободная, либеральная Сибирь.
У сторонников сибирской автономии еще до начала Гражданской войны были свои лидеры и свой взгляд на переустройство края, простиравшегося на тысячи верст за Уральским хребтом. Здесь, на русско-азиатской границе, а также в портах двух океанов, областники-автономисты намеревались установить пошлины на перемещение товаров, вести надзор за вселением в Сибирь. Любопытная деталь: даже в составе войск Колчака 1-й Среднесибирский корпус, созданный Пепеляевым, в бой ходил под бело-зеленым стягом. Золотые погоны воин-сибиряк тоже не признавал, агитируя при случае красноармейцев: "Переходите к нам, ведь мы такие же беспогонные!"
Харбинский извозчик
За четыре года до начала Первой мировой Пепеляев закончил Павловское военное (юнкерское) училище, а на фронт отправился уже поручиком, имея опыт службы строевым командиром. Попал не куда-то - в конную разведку: взвод под его началом был отмечен и в Ставке, и лично Николаем II. Лихие вылазки Пепеляева под Сольдау и Праснышем сделали его популярным в армейской среде. Силами разведроты летом 1915 года искусный военачальник разбил превосходящие силы противника до двух батальонов пехоты и вернул потерянные при отступлении русские позиции. За этот блестящий подвиг Анатолий Николаевич был удостоен офицерского Георгия.
А еще Пепеляев писал стихи, имел романтический ореол и очень грамотно командовал батальоном и полком. Чин подполковника получил за смекалку и доблесть на фронте, так что дальнейшее его продвижение по военной лестнице (теперь уже у белых) не могло показаться скоропалительным и странным.
Возвращаясь с фронта, офицеры делали выбор. Сообразно своим убеждениям весной 1918 года Пепеляев возглавил в Томске подпольную офицерскую организацию. Свергнуть новый режим можно было только при поддержке внешних сил - корпуса чехословаков, растянувшегося по Транссибу от Поволжья до Читы.
Когда мятежного генерала под Красноярском свалил сыпной тиф, даже эти "союзнички", на совести которых разграбление России и масса предательств, проявили уважение к личности Пепеляева. Больного, почти без сознания, его взяли в свой вагон и скрытно вывезли в полосу отчуждения КВЖД.
По-разному покидали Родину: кто-то это делал с золотым багажом, как атаман Григорий Семенов, а Пепеляев за границей был болен и нищ. И только-только оклемался от тифа, как навалилась другая напасть - нищета. В качестве средства к существованию боевой генерал выбрал промысел извозчика. Здесь, в тихом и мирном Харбине, Анатолий Николаевич наконец-то решил устроить свою личную жизнь. Женился, когда ему исполнилось тридцать, и дочь железнодорожного мастера стала для белого генерала едва ли не лучшей партией. Судя по всему, брак был по любви: расчетливостью русский герой совсем не отличался. А вот авантюризма в его натуре было предостаточно.
Последний поход Гражданской войны
Чем иначе объяснить, что в сентябре 1922 года сибиряк согласился на совершенно безумное, казалось бы, предприятие: собрал дружину из семисот офицеров и двинулся с ними в последний поход - на Якутск? Надежда, впрочем, была: в Якутии полыхал контрреволюционный мятеж. Но пока десант плыл из Владивостока, пока высаживался в порту Аян на побережье Охотского моря, прилетела нерадостная весть: восстание подавлено, белые партизаны рассыпались по бескрайним просторам тайги. Экспедиция с подмогой опоздала...
Генерал предпочел драться, он верил в умение и удаль своих боевых друзей. Воевать пришлось в самых что ни на есть экстремальных условиях: офицерская дружина преодолела Джугджурский хребет, свыше тысячи верст заснеженного пути в сорокаградусные морозы. Планы добровольцы строили смелые: с боями продвигаться к Якутску, а при удачном стечении обстоятельств пройтись по югу, включая Иркутск.
Якутск оставался в двух шагах - все окрестные поселения отряд уже взял. Белый генерал малыми победами был окрылен и допустил тактический просчет: выгодный фактор внезапности при наступлении надо было использовать до конца.
Конечно, отряд подустал, люди нуждались в отдыхе, но передышка в боях хоть и была короткой, привела к печальному итогу. Понимал ли боевой генерал, что после падения Владивостока он остался совершенно один и воевать приходилось с огромной страной?
Без малого год добровольцы (строго под бело-зеленым стягом) вояжировали по якутской тайге - подобного ледового десанта военная наука, пожалуй, не знает. В июне 1923-го остатки Сибирской дружины, внезапно окруженные особой экспедицией из Приморья, сложили оружие и сдались на милость победителей. Так закончился этот последний белый поход.
Считается, что генерал "сгинул где-то в лагерях". Это не так: Анатолий Николаевич выдержал все испытания, пронес свой тяжкий крест, трудился в Новониколаевске (Новосибирске) столяром-краснодеревщиком, но никакие профессии, кроме военной, его не прельщали, и в новой России этот талантливый полководец Гражданской себя так и не нашел. В 1938 году при переходе границы (она тогда была действительно на замке!) Пепеляев напоролся на заставу. До заветного рубежа бывшему разведчику оставалось сделать несколько шагов...
Вечерний Красноярск
Победа.ru
_митр. Святогорский.png)