В отличие от, к примеру, Великобритании или Франции о событиях Первой мировой войны у нас в стране вспоминали и вспоминают мало и неохотно. Так уж повелось еще в период существования СССР. Не изменилось это отношение к глобальному вооруженному противоборству 1914-1918 годов и в Российской Федерации. А потому почти забыт тот примечательный факт, что в ту пору русские солдаты сражались с неприятелем не только в Восточной Пруссии, Польше, Галиции, Турции, но и во Франции и на Балканах. Речь идет об отправленных в 1916 году из России четырех особых пехотных бригадах: две из них - 1 и 3-я - были посланы через Марсель на Западный фронт, а 2-я и 4-я - в Салоники.
Правда служивший во 2-м полку 1-й бригады, который формировался в Самаре, Родион Малиновский - впоследствии маршал и министр обороны Советского Союза - оставил книгу воспоминаний о тех днях "Солдаты России" (Москва, Воениздат, 1978 год), но она, к сожалению, давно не переиздавалась.
Интересные подробности о той же части можно найти в мемуарах П. Кареева "Экспедиционный корпус" (Куйбышев, 1957): "В конце декабря 1915 г. в нашей части (Кузнецк) и в 148-м запасном батальоне, который также был расположен в Кузнецке, произвели отбор солдат в особые войска. Из гарнизона, насчитывающего около 30 тысяч человек, отобрали 260 рядовых и унтер-офицеров. Все эти люди были рослые. Крепкие, красивые, грамотные. Особое внимание обращалось на вероисповедание: кроме православных никого не принимали, несмотря на все физические достоинства".
Сформированные бригады везли по железной дороге через всю Сибирь и Маньчжурию в порт Дальний, а оттуда - на пароходах - до места назначения. В воспоминаниях А.М. Егерова, опубликованных в 1959 году в "Военно-историческом журнале", об этом путешествии говорится следующее: "За два месяца морского пути пришлось испытать немало трудностей - непривычная тропическая жара, плохое питание, умывались и стирали белье морской водой, стесненные условия - все это пагубно отражалось на здоровье русских солдат, и почти в каждом порту высаживали на берег больных солдат..."
А потом была передовая. Вновь обратимся к написанным Егеревым строкам: "На всю жизнь запомнилась мне картина боя. Перед нашим полком находилась сильно укрепленная немецкая позиция с тридцатью рядами колючей проволоки, прикрывавшей три линии немецких окопов. Первая цепь наступавших была почти полностью уничтожена огнем немецких батарей. Но, несмотря на огромные потери, мы овладели деревней Курси, захватили богатые трофеи и взяли в плен несколько сот немецких солдат и офицеров. Немцам не удалось своими контратаками оттеснить нас с захваченных позиций".
Только в апреле 1917 года, когда 1-я и 3-я бригады принимали участие в общем наступлении союзников на Западном фронте между Реймсом и Суассоном, русские полки потеряли около 6 тыс. человек.
В июне 1917 года 1-я и 3-я русские особые бригады были сведены в дивизию под командованием генерала Лохвицкого и размещены во французском лагере Ля-Куртин. Между тем сообщения о революционных событиях на Родине вызвали брожения среди личного состава бригад. В связи с происходящими в России событиями у большинства солдат начала созревать мысль о необходимости возвращения домой. Французское правительство всеми силами препятствовало этому. С помощью контрреволюционно настроенных русских офицеров солдат разделили на три категории: отнесенные к 1-й - должны были использоваться в боях на фронте, ко 2-й - на работах в тылу, к 3-й (те, кто отказывался идти на передовую и работать) - ссылались в Северную Африку, фактически - на каторгу.
Пять тысяч русских солдат этапировали в Алжир, Тунис, Бизерту и другие порты. Из Алжира же, например, вчерашних воинов доставили в городок Медиа в Атласских горах, где был расположен концентрационный лагерь. Узников содержали здесь в ужасных условиях, заставляя выполнять изнурительные работы. Многие наши соотечественники погибали от истощения и болезней.
Лишь весной 1919 года, когда на Западном фронте прекратились боевые действия, уцелевших русских солдат начали свозить в морские порты африканского побережья. Всех собрали на один пароход. Солдаты не знали, куда он следует. Но в августе, когда транспорт бросил якорь у Стамбула, его пассажиры поняли, что их возвращают на Родину. Одновременно с судном из Африки на стамбульский рейд прибыл другой пароход с русскими солдатами, которые использовались на тыловых работах...
Одно из немногих документальных свидетельств той давней эпопеи мне удалось отыскать... в Воронежской области, в своем родном городе Острогожске. Однажды, приехав сюда, я увидел в доме моего друга Ивана Черкасова пожелтевшее от времени старое издание - "Путь 1-й особой бригады в фотографиях". Как выяснилось, альбом принадлежал дяде Ивана, родному брату его матери Филиппу Землянскому (1893-1969). Он, кстати, и сам изображен на одной из фотографий - примеряющим стальную каску.
Близкие родственники Филиппа Ивановича, к сожалению, мало что знали о подробностях его участия в Первой мировой. Однако сестра - 97-летняя Ксения Ивановна - поведала как-то: "Семья нашего отца Землянского Ивана Яковлевича была уважаемой в округе. Мы пели в церковном хоре. О нашей семье запросили из губернии в волость, а потом вызвали отца в губернию. Там его известили, что решено его сына направить во Францию как достойного представителя России. Нужно его согласие. Отец почесал в затылке и сказал: "Ехать во Францию - это не в Воронеж. Но раз его посылает туда правительство, значит, сын туда и поедет!" Согласился и сам Филипп, еще не зная, чем это обернется".
Мой земляк был зачислен в 1-й особый полк, который формировался в Москве. Он состоял в основном из молодых, физически сильных солдат, бывших рабочих и зажиточных крестьян, проживающих главным образом в центральных губерниях России. Солдат одели во все новое, обмундирование подогнали по росту. Царь Николай II и его министры хотели, что называется, "показать товар лицом" союзникам по Антанте.
Ну а в дальнейшем Филиппу Землянскому довелось пережить все то, о чем говорилось выше. Добравшись до родимых мест, он предпочел винтовке плуг и стал работать на земле, пытаясь забыть оказавшуюся для него отнюдь не прекрасной Францию.
В заключение хочу привести отрывок из статьи известного военного ученого Андрея Снесарева "Послевоенные расчеты держав Антанты" (1926): "Разве не странно, что каждый пулемет, каждое орудие, проданное нам Францией и разбитое, может быть, в первом же бою, остается навсегда долговой статьей на плечах России, а любой из ее погибших или искалеченных сынов - молодой и полный сил работник, который мог бы прожить еще 30-40 лет и представлял бы поэтому крупную экономическую ценность, - исчезает навсегда во взаимных учетах, словно бы жалкий трудовой нуль, бесконечно менее ценный какого-то орудия или пулемета?"
Эта статья вошла в сборник "Кто должник?", вышедший небольшим тиражом в Москве (Авиаиздательство, 1926), когда была создана Комиссия по вопросам франко-русских отношений с 1891 года. Москва и Париж тогда пытались урегулировать долговые обязательства императорской России и Временного правительства перед французскими кредиторами. Увы, в материалы сборника, очевидно, не заглядывали руководители РФ, о чем свидетельствует их согласие расплатиться по счетам почти что вековой давности...
http://nvo.ng.ru/history/2005-12-09/5_photoz.html
Правда служивший во 2-м полку 1-й бригады, который формировался в Самаре, Родион Малиновский - впоследствии маршал и министр обороны Советского Союза - оставил книгу воспоминаний о тех днях "Солдаты России" (Москва, Воениздат, 1978 год), но она, к сожалению, давно не переиздавалась.
Интересные подробности о той же части можно найти в мемуарах П. Кареева "Экспедиционный корпус" (Куйбышев, 1957): "В конце декабря 1915 г. в нашей части (Кузнецк) и в 148-м запасном батальоне, который также был расположен в Кузнецке, произвели отбор солдат в особые войска. Из гарнизона, насчитывающего около 30 тысяч человек, отобрали 260 рядовых и унтер-офицеров. Все эти люди были рослые. Крепкие, красивые, грамотные. Особое внимание обращалось на вероисповедание: кроме православных никого не принимали, несмотря на все физические достоинства".
Сформированные бригады везли по железной дороге через всю Сибирь и Маньчжурию в порт Дальний, а оттуда - на пароходах - до места назначения. В воспоминаниях А.М. Егерова, опубликованных в 1959 году в "Военно-историческом журнале", об этом путешествии говорится следующее: "За два месяца морского пути пришлось испытать немало трудностей - непривычная тропическая жара, плохое питание, умывались и стирали белье морской водой, стесненные условия - все это пагубно отражалось на здоровье русских солдат, и почти в каждом порту высаживали на берег больных солдат..."
А потом была передовая. Вновь обратимся к написанным Егеревым строкам: "На всю жизнь запомнилась мне картина боя. Перед нашим полком находилась сильно укрепленная немецкая позиция с тридцатью рядами колючей проволоки, прикрывавшей три линии немецких окопов. Первая цепь наступавших была почти полностью уничтожена огнем немецких батарей. Но, несмотря на огромные потери, мы овладели деревней Курси, захватили богатые трофеи и взяли в плен несколько сот немецких солдат и офицеров. Немцам не удалось своими контратаками оттеснить нас с захваченных позиций".
Только в апреле 1917 года, когда 1-я и 3-я бригады принимали участие в общем наступлении союзников на Западном фронте между Реймсом и Суассоном, русские полки потеряли около 6 тыс. человек.
В июне 1917 года 1-я и 3-я русские особые бригады были сведены в дивизию под командованием генерала Лохвицкого и размещены во французском лагере Ля-Куртин. Между тем сообщения о революционных событиях на Родине вызвали брожения среди личного состава бригад. В связи с происходящими в России событиями у большинства солдат начала созревать мысль о необходимости возвращения домой. Французское правительство всеми силами препятствовало этому. С помощью контрреволюционно настроенных русских офицеров солдат разделили на три категории: отнесенные к 1-й - должны были использоваться в боях на фронте, ко 2-й - на работах в тылу, к 3-й (те, кто отказывался идти на передовую и работать) - ссылались в Северную Африку, фактически - на каторгу.
Пять тысяч русских солдат этапировали в Алжир, Тунис, Бизерту и другие порты. Из Алжира же, например, вчерашних воинов доставили в городок Медиа в Атласских горах, где был расположен концентрационный лагерь. Узников содержали здесь в ужасных условиях, заставляя выполнять изнурительные работы. Многие наши соотечественники погибали от истощения и болезней.
Лишь весной 1919 года, когда на Западном фронте прекратились боевые действия, уцелевших русских солдат начали свозить в морские порты африканского побережья. Всех собрали на один пароход. Солдаты не знали, куда он следует. Но в августе, когда транспорт бросил якорь у Стамбула, его пассажиры поняли, что их возвращают на Родину. Одновременно с судном из Африки на стамбульский рейд прибыл другой пароход с русскими солдатами, которые использовались на тыловых работах...
Одно из немногих документальных свидетельств той давней эпопеи мне удалось отыскать... в Воронежской области, в своем родном городе Острогожске. Однажды, приехав сюда, я увидел в доме моего друга Ивана Черкасова пожелтевшее от времени старое издание - "Путь 1-й особой бригады в фотографиях". Как выяснилось, альбом принадлежал дяде Ивана, родному брату его матери Филиппу Землянскому (1893-1969). Он, кстати, и сам изображен на одной из фотографий - примеряющим стальную каску.
Близкие родственники Филиппа Ивановича, к сожалению, мало что знали о подробностях его участия в Первой мировой. Однако сестра - 97-летняя Ксения Ивановна - поведала как-то: "Семья нашего отца Землянского Ивана Яковлевича была уважаемой в округе. Мы пели в церковном хоре. О нашей семье запросили из губернии в волость, а потом вызвали отца в губернию. Там его известили, что решено его сына направить во Францию как достойного представителя России. Нужно его согласие. Отец почесал в затылке и сказал: "Ехать во Францию - это не в Воронеж. Но раз его посылает туда правительство, значит, сын туда и поедет!" Согласился и сам Филипп, еще не зная, чем это обернется".
Мой земляк был зачислен в 1-й особый полк, который формировался в Москве. Он состоял в основном из молодых, физически сильных солдат, бывших рабочих и зажиточных крестьян, проживающих главным образом в центральных губерниях России. Солдат одели во все новое, обмундирование подогнали по росту. Царь Николай II и его министры хотели, что называется, "показать товар лицом" союзникам по Антанте.
Ну а в дальнейшем Филиппу Землянскому довелось пережить все то, о чем говорилось выше. Добравшись до родимых мест, он предпочел винтовке плуг и стал работать на земле, пытаясь забыть оказавшуюся для него отнюдь не прекрасной Францию.
В заключение хочу привести отрывок из статьи известного военного ученого Андрея Снесарева "Послевоенные расчеты держав Антанты" (1926): "Разве не странно, что каждый пулемет, каждое орудие, проданное нам Францией и разбитое, может быть, в первом же бою, остается навсегда долговой статьей на плечах России, а любой из ее погибших или искалеченных сынов - молодой и полный сил работник, который мог бы прожить еще 30-40 лет и представлял бы поэтому крупную экономическую ценность, - исчезает навсегда во взаимных учетах, словно бы жалкий трудовой нуль, бесконечно менее ценный какого-то орудия или пулемета?"
Эта статья вошла в сборник "Кто должник?", вышедший небольшим тиражом в Москве (Авиаиздательство, 1926), когда была создана Комиссия по вопросам франко-русских отношений с 1891 года. Москва и Париж тогда пытались урегулировать долговые обязательства императорской России и Временного правительства перед французскими кредиторами. Увы, в материалы сборника, очевидно, не заглядывали руководители РФ, о чем свидетельствует их согласие расплатиться по счетам почти что вековой давности...
http://nvo.ng.ru/history/2005-12-09/5_photoz.html
.png)
