Официальная история носит избирательный характер: многие исторические события, равно как и их участники, в силу политических соображений и личных пристрастий сильных мира сего оказываются как бы за кадром. Это касается не только России, но и любого другого государства. "Что есть история, как не басня, в которую договорились поверить?" - заметил однажды Наполеон. Чем больше проходит времени, тем сложнее незаслуженно забытому человеку вернуться в историческую память народа и тем более в официальную историю. Пример тому - доромановская Русь. По воле первых царей из новой династии, пришедшей к власти после многолетней и кровопролитной гражданской войны на рубеже XVI - XVII веков, источники так "прочистили", что отечественная история периода до XVII века в ее официальной версии оказалась сродни сказаниям о Троянской войне.
Наверное, правы те ученые, кто считает, что историческое прошлое является многовариантным. Официальным становится тот вариант, который устраивает политиков, - не зря ведь говорится, что история пишется победителями. Побежденные если и остаются в исторической памяти, то зачастую в весьма искаженном виде...
Хорошо известно, что одним из слагаемых Победы в Великой Отечественной войне стала успешная деятельность военной контрразведки, которая сумела одержать верх в противоборстве со спецслужбами нацистской Германии и ее сателлитов. Достаточно указать, что за годы войны военные контрразведчики обезвредили более 30 тысяч агентов разведки противника, около 3,5 тысячи агентов-диверсантов и свыше 6 тысяч террористов; в интересах Ставки ВГК, Генштаба и командования фронтов было проведено свыше 180 радиоигр с разведкой противника; в тыл гитлеровцев были заброшены свыше трех тысяч наших агентов.
Поэтому вполне справедливо, что в большинстве исторических трудов, посвященных Великой Отечественной войне, признается успешность работы органов советской военной контрразведки. Притом, однако, фамилии организаторов этой победоносной борьбы называются крайне редко и как-то даже стыдливо. Но разве по трудам своим эти люди не заслуживают того, чтобы остаться в истории, а не кануть безвестно в Лету?
Один из них - генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов. Судьба была к этому человеку крайне жестока. Встав после войны во главе органов государственной безопасности, он неизбежно оказался вовлеченным в сложные взаимоотношения представителей высшей партийной номенклатуры, которые, предвидя неизбежную кончину стареющего Сталина, готовились к схватке за власть. Министр госбезопасности, вынужденный беспрекословно выполнять принимаемые на Олимпе государственной власти решения, попал во внутриполитический водоворот, который к людям всегда безжалостен.
Разумеется, речь идет сегодня не о том, чтобы идеализировать Абакумова - на его участке работы, особенно в то жестокое время, безгрешным остаться было невозможно. Но его несомненные военные заслуги в контрразведывательном обеспечении Вооруженных Сил дают основания ставить вопрос о необходимости возвращения его имени отечественной истории.
"Родился... в семье рабочего"
О его жизненном пути в молодости известно немногое. На эту тему Виктор Семенович распространяться не любил, да и число людей, знавших министра государственной безопасности СССР, заметно поубавилось после его неожиданного ареста в июле 1951 года. Сохранилась автобиография Абакумова, написанная им 14 декабря 1939 года в Ростове-на-Дону, тогда он возглавлял областное управление НКВД:
"Родился в гор. Москве в 1908 году в семье рабочего. Отец мой до революции был некоторое время рабочим Московской фармацевтической фабрики, б. Келлер. После революции - уборщиком-истопником одной из больниц гор. Москвы. Заработок отец получал очень низкий, семья из 5 человек (брат, сестра и я) всегда находилась в нужде. Проработав в больнице много лет, отец в 1922 году умер.
Мать до революции работала швеей по разным мастерским, и, кроме этого, ей приходилось еще брать шитье на дом. После революции работала уборщицей в той же больнице, где работал и отец. Проработав там лет 13, заболела, перешла на пенсию.
Сам я проживал все время в Москве. До 1921 года учился в городском училище. В конце 1921 года, еще мальчишкой, ушел добровольцем в РККА, где служил во 2-й особого назначения Московской бригаде (ЧОН).
В конце 1923 года демобилизовался из армии. В связи с безработицей я весь 1924 год работал рабочим на разных временных работах.
В 1925 - 1927 гг. работал упаковщиком Моспромсоюза в Москве.
В 1927 году перешел на работу в ВСНХ СССР, где служил стрелком первого отряда военно-промышленной охраны. Там же в 1927 г. я вступил в члены ВЛКСМ.
В конце 1928 года поступил работать упаковщиком складов Центросоюза, где в 1930 году вступил в ВКП (б).
В этом же году, когда проходило выдвижение рабочих в советский аппарат, меня через профсоюзы выдвинули в систему Наркомторга РСФСР, где я работал зам. начальника административного отдела торгово-посылочной конторы и одновременно был секретарем комсомольской организации.
Проработав всего лишь 8 месяцев, в сентябре 1930 года решением Замоскворецкого райкома ВЛКСМ я был послан на руководящую комсомольскую работу на штамповочный завод "Пресс". На этом заводе меня избрали секретарем комсомольской организации.
В последующем на заводе "Пресс" меня избрали делегатом Замоскворецкой конференции, а на конференции я был избран членом пленума и бюро Замоскворецкого райкома ВЛКСМ. В связи с этим меня тогда же перевели на работу в райком ВЛКСМ зав. военным отделом.
В тот же период я неоднократно поднимал вопрос о том, чтобы с комсомольской работы меня отпустили на учебу, но вместо этого, в 1932 году, Московским комитетом ВКП (б) я был мобилизован и послан на работу в органы НКВД.
Работая в органах НКВД (УНКВД МО, ЭКУ НКВД, 3-й отдел ГУЛАГа, 2-й отдел ГУГБ), я все время был на низовой работе.
В 1939 году руководством НКВД СССР был выдвинут на руководящую чекистскую работу - нач. УНКВД Ростовской области.
Работая начальником УНКВД Ростовской области, я был избран делегатом на XVIII съезд ВКП (б).
Являюсь членом бюро и пленума Ростовского обкома ВКП(б) и членом пленума горкома ВКП (б).
Жена - Смирнова Т.А., дочь сапожника. Дома учится.
В.Абакумов
14.XII.39
гор. Ростов-на-Дону".
Так Виктор Семенович собственноручно рассказал о своей молодости и начале "чекистской биографии". К этому можно добавить немного. В немногочисленных публикациях, посвященных Абакумову, можно встретить, например, утверждение, что свое имя он получил совершенно случайно - родители будто бы хотели назвать его Сысоем, но нетрезвый православный батюшка, которому доверили крестить младенца, заявил, что ребенок будет наречен Виктором, т.е. "победителем".
На 13-м году жизни во 2-ю Московскую бригаду ЧОНа он тоже попал случайно. В гости к родителям зашел его крестный, Федор Гнутов, предложивший рослому и крепкому мальчишке поработать под его началом санитаром. Такая работа гарантировала сытную жизнь и некоторые деньги, что было немаловажным для малообеспеченной семьи. В рядах ЧОНа Абакумову довелось участвовать в подавлении антисоветских волнений в Шиловском уезде. Один из исследователей жизни Абакумова приводит такие строки из его ранней автобиографии: "Период нахождения в частях особого назначения сделал из меня честного и несгибаемого борца за светлые социалистические идеалы, готового на любые жертвы ради торжества коммунизма".
Его величество случай
О первых годах службы Абакумова в органах НКВД историкам практически ничего не известно. Он был простым "опером", и кто знает, как бы сложилась его карьера, если бы не закатилась звезда ветерана ЧК наркома Генриха Ягоды, заподозренного Сталиным в связях с внутрипартийной оппозицией и подготовке "дворцового переворота", а затем не вышел бы из доверия вождя и следующий руководитель НКВД Николай Ежов, оказавшийся не в состоянии "регулировать скорость" раскрученного маховика репрессий. "Смена караула" в верхнем эшелоне наркомата сопровождалась кадровыми чистками во всех звеньях органов государственной безопасности. Со времен Хрущева принято много говорить о широкомасштабном кадровом обновлении в 30-е годы в партийных органах и РККА, но куда более жестокими были чистки в самих структурах госбезопасности - и в процентном отношении, и по суровости приговоров (чекисты, вчера сами вершившие судьбы людей, приговаривались в основном к высшей мере наказания).
Это открывало возможности для стремительного карьерного роста молодых сотрудников, только что попавших в НКВД. Среди счастливчиков был и Виктор Абакумов, пришедший в Главное управление государственной безопасности НКВД из Главного управления исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений. Везение Виктора Семеновича было особенно неожиданным: по некоторым данным, молодой и красивый Абакумов, умевший нравиться представительницам слабого пола, чуть было не "сгорел" по женской линии в период работы в Экономическом управлении ОГПУ СССР. 26-летний жизнелюб был уличен начальниками в том, что для встреч со своими подругами он использовал конспиративные квартиры, и тогда его перевели в ГУЛАГ. Мог бы он там так и зачахнуть, не возникни в центральном аппарате госбезопасности острейший кадровый дефицит.
"К оперативной работе влечение им
еет. Порывист. Быстро делает выводы, подчас необоснованные. Иногда мало обдумывает последствия. В следственных делах не участвовал. Дисциплинирован. Требуется руководство воспитательного характера".
Из аттестации уполномоченного 1-го отдела Экономического управления ОГПУ, 1934 год.
В ГУГБ НКВД СССР Абакумов быстро дорос до должности начальника отделения секретно-политического отдела, которым тогда руководил только что назначенный в Москву из Закавказья Лаврентий Берия. Очевидно, что смышленый молодой чекист приглянулся Лаврентию Павловичу - в декабре 1938 года, спустя всего месяц после назначения Берии наркомом внутренних дел СССР, Абакумов возглавил управление НКВД по Ростовской области. А было-то ему тогда всего 30 лет!
РАЗЪЯСНЯТЬ, чем приходилось заниматься новому начальнику управления на ростовской земле, думается, не надо. От многих других руководителей такого же уровня Абакумов отличался лишь своей молодостью и личным участием в допросах, в ходе которых он, человек большой физической силы, применял к арестованным самые жесткие методы дознания. В то время методы физического воздействия были повсеместной практикой - высшее политическое руководство требовало от сотрудников госбезопасности изобличать "врагов народа" любыми средствами. Как бы ни пытались сегодня иные "партийные перерожденцы" дистанцироваться от НКВД - КГБ, но эти органы прежде всего выполняли "волю партии", точнее, приказы партийного руководства. Впрочем, как и каждый советский человек на своем рабочем месте...
Служебное рвение молодого руководителя не осталось незамеченным для Лаврентия Берии, который и сам не ленился участвовать в допросах особо важных персон. Именно такие люди, как Абакумов, - молодые, беспрекословно и успешно выполняющие все установки руководства и, главное, не связанные ни с одной из групп высшей партийной номенклатуры, требовались Сталину в Москве. В начале 1941 года, когда Народный комиссариат внутренних дел СССР решили разделить на две самостоятельные структуры - наркоматы внутренних дел и государственной безопасности, открылись новые вакансии на руководящих должностях. На одну из них - заместителя наркома внутренних дел - назначили Абакумова. Ему доверили курировать не самое важное направление: главные управления милиции и пожарной охраны. Впрочем, в его ведении находился и 3-й отдел, занимавшийся оперативно-чекистским обслуживанием пограничных и внутренних войск. Так Абакумов стал входить в "сталинскую обойму".
Начало Великой Отечественной войны открыло Абакумову дорогу в высшую власть. 19 июля 1941 года ему было доверено возглавить военную контрразведку - управление особых отделов НКВД. Позднее, в апреле 1943-го, его переименовали в Главное управление контрразведки "Смерша" и передали в ведение Наркомата обороны СССР. Начальник "Смерша" стал заместителем наркома обороны, а эту должность занимал сам Сталин.
Но интересно, что войну Виктор Семенович закончил только с погонами генерал-лейтенанта. Воинское звание генерал-полковника ему было присвоено уже в июле 1945 года.
В ГОДЫ военного лихолетья Абакумов проявил себя хорошим организатором. По воспоминаниям ветеранов военной контрразведки, он умело воспользовался опытом Генерального штаба и выстроил систему руководства "Смершем" по образцу действующей армии: в Главном управлении были созданы управления по фронтам. Это позволяло начальнику военной контрразведки лучше разбираться в оперативной обстановке на фронтах и поднимало его авторитет в глазах Сталина, не позволявшего подчиненным прикрывать свою некомпетентность словоблудием. Вождя подкупала и эффективность работы военной контрразведки, структуры которой в борьбе с агентурой противника демонстрировали большую эффективность, чем их коллеги из наркоматов госбезопасности и внутренних дел.
Будучи человеком решительным, Виктор Семенович не боялся брать ответственность на себя и не желал слепо следовать установившимся тогда порядкам. Военная ситуация нередко требовала быстрых и нестандартных решений. Так, Абакумов распорядился освобождать от уголовной ответственности явившихся с повинной немецких агентов, что во многом помогло военным контрразведчикам в противоборстве с немецкими спецслужбами, в нейтрализации их агентуры.
"Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР "Смерш" несерьезно, думаю, что этого не позволит себе ни один контрразведчик военного времени. Практические результаты деятельности "Смерша" оказались выше, чем у НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова".
Из воспоминаний Героя Советского Союза генерала армии П.И. Ивашутина.
Твердый характер Абакумова и его способность идти вопреки мнению других проявились в эпизоде с поисками останков Гитлера. Осенью 1945 года нарком внутренних дел Берия склонялся к решению ознакомить наших западных союзников с материалами по расследованию обстоятельств смерти Гитлера. Такого же мнения были наркомы госбезопасности и иностранных дел. Оставалось формально получить согласование в ГУ контрразведки "Смерш" Наркомата обороны и дать соответствующее поручение представителю НКВД в Германии генералу Серову.
В ноябре 1945 года был уже составлен проект шифротелеграммы:
"Берлин.
Тов. Серову
На Ваш N 00399
Против передачи англичанам и американцам имеющихся у Вас сведений о результатах расследования обстоятельств исчезновения Гитлера возражений не имеется.
Учтите, что, кроме того, союзники могут обратиться с просьбой о допросе некоторых лиц, находящихся у нас: Гюнше, Раттенхубер, Баур и др.
В какой форме следует передать эти сведения союзникам, обдумайте и решите сами.
Л. Берия"
Казалось, все ясно, и вдруг 26 ноября секретариат наркома внутренних дел доложил ему о несогласии военной контрразведки.
"Справка
Т.т. Меркулов, Круглов, Кобулов с проектом телеграммы согласны. Товарищ Абакумов возражает и сказал, что по этому вопросу будет докладывать Вам лично".
В итоге генерал Серов так и не получил указаний на передачу союзникам информации по Гитлеру. Набравший аппаратный вес Абакумов мог уже позволить себе не соглашаться с Берией, кому он, безусловно, был обязан своим возвышением в конце 30-х годов.
"Нужно кой-кого пощупать"
РАЗУМЕЕТСЯ, что в военные годы главному управлению контрразведки Наркомата обороны приходилось не только заниматься борьбой со шпионажем, но и отслеживать политические настроения офицерского состава. В архивах, кстати, сохранилось немало любопытных документов об этой стороне деятельности военных контрразведчиков. Например, 23 декабря 1943 года в докладной записке под грифом "Совершенно секретно" Абакумов доложил Сталину в Государственный Комитет Обороны об откликах военнослужащих Красной Армии на опубликованное в печати решение Совета народных комиссаров СССР "О Государственном гимне Советского Союза".
Об этом документе, недавно предоставленном редакции газеты "Красная звезда" Архивом Президента Российской Федерации, мы еще подробно расскажем, а пока приведем лишь несколько высказываний. Вот мнение начальника Главного артиллерийского управления Красной Армии генерал-полковника Н. Яковлева: "За границей это будут расценивать как шаг назад, как уступку союзникам, а на самом деле это не так. Ведь сколько таких шагов мы сделали за войну: комиссаров ликвидировали - ничего не случилось, даже лучше стали воевать, генеральские и офицерские звания ввели, погоны всем надели - дисциплину укрепили.
Святейший синод создали, патриарха выбрали, Коминтерн распустили и, наконец, отменили "Интернационал" - и все на пользу Родине..."
Разумеется, мимо внимания военных контрразведчиков не прошли и высказывания иного рода.
Генерал-лейтенант авиации Грендаль, начальник разведывательного управления штаба ВВС: "Хорошо, что вспомнили наконец в гимне о Руси, но все-таки мне кажется, что здесь есть некоторая уступка Рузвельту и Черчиллю".
Подполковник Воробьев, преподаватель высших политических курсов имени Ленина: "Все это делается под большим влиянием союзников. Они диктуют свою волю, тем более им это удается сейчас, когда наша страна серьезно обессилена в войне и с их волей приходится считаться".
Полковник Крылов, начальник отделения Главного интендантского управления Красной Армии: "Мы идем постепенно к тому, что появится и гимн "Боже, царя храни". Мы постепенно меняем нашу основную установку и подходим к тому, чтобы быть приятными для наших союзников".
Капитан интендантской службы Нордкин, старший помощник начальника отделения Главного интендантского управления Красной Армии: "В гимне проскальзывает возвеличение русской нации при замалчивании других наций. Темными элементами это может быть использовано как великодержавный русский шовинизм. Заметно последовательное выпячивание русского народа".
Старший лейтенант Баранов, помощник начальника управления прожекторной службы штаба отдельной Московской армии ПВО: "Сущность нашего государства изменилась настолько, что перед нами уже не стоят задачи построения коммунистического общества и мы скатываемся к буржуазному строю. В связи с этим марксизм для нас теперь не подходит и его нужно пересматривать".
Шарапов, начальник административно-хозяйственного отдела Центрального дома Красной Армии: "Остается лишь изменить и распустить партию большевиков. В 1918 - 1919 гг. было чем агитировать, тогда были лозунг "Земля - крестьянам, фабрики - рабочим" и свобода слова, а после прижали так, что миллионы людей сложили свои головы".
Любопытна и резолюция вождя:"Важно. Нужно кой-кого пощупать".
После окончания войны стареющий Сталин стал задумываться о своем преемнике. Ему было очевидно, что его ближайшие соратники мало годятся в качестве государственных мужей, способных сохранить и укреплять воссозданную могучую империю. Вождь нуждался в новых людях, лично преданных ему, - тех, на кого можно будет опереться в замышляемой чистке партийной номенклатуры, которая за военный период пришла в себя от психологического шока 30-х годов.
В предстоящих переменах в стране свою роль призваны были сыграть и органы государственной безопасности. Во главе их Сталин решил поставить Абакумова, в чьей лояльности и работоспособности он имел возможность лично удостовериться в военный период. К тому же у Абакумова не сложились личные отношения с большинством руководителей МГБ и МВД, что тоже было немаловажным для становившегося все более подозрительным хозяина Кремля. Жестокая школа борьбы за власть приучила его к предельной осторожности, которая с годами все более перерастала в мнительность. Хотя как знать, может, эти опасения и не были безосновательны. Ведь тайна смерти вождя так и остается неразгаданной...
СТАВШЕМУ в мае 1946 года министром государственной безопасности вместо близкого к Берии генерала армии Всеволода Меркулова Абакумову пришлось решать такие задачи, которые помогли ему нажить немало недоброжелателей в верхних эшелонах власти. Но такова, видимо, судьба всех руководителей "тайной полиции": - чем эффективнее работаешь в интересах власти, тем больше горьких плодов ты можешь впоследствии пожать. В частности, новому главе МГБ пришлось много заниматься военными делами - в это время в процессе реорганизации органов государственной безопасности ГУ контрразведки "Смерш" перешло из военного ведомства в МГБ в качестве одного из его структурных подразделений - 3-го управления.
Мавр сделал свое дело...
У ЛЮБОГО правителя после успешного завершения войны возникают определенные проблемы с полководцами, вкусившими радость побед и ощутившими восторг сограждан. Между тем еще Шекспир сказал: "Мавр сделал свое дело - мавр может уйти..." Привыкшие за годы войны к относительной свободе и к самостоятельности в принятии решений, многие советские генералы не сразу поняли, что теперь наступают иные времена и в цене вновь возрастают беспрекословная исполнительность и умение аппаратного "политеса".
В довершение всего на поведении немалого числа военачальников сказывалась слабость "человеческой природы" перед трофеями. Играли свою роковую роль и приехавшие в поверженную Германию жены полководцев - пока еще не избалованные роскошью, а также расторопные адъютанты и хитроватые интенданты... Разумеется, вся информация на этот счет по соответствующим каналам исправно поступала в Москву. Так, было известно, что командир 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Владимир Крюков ухитрился приобрести более ста килограммов изделий из серебра, десятки старинных ковров, антикварных сервизов и т.п. Другой же генерал-лейтенант - из руководящего политсостава - отправил на родину целый эшелон трофейного имущества, разжился работами французских и фламандских мастеров XVII и XVIII веков, изделиями из серебра, фарфора. Аскетичного Сталина подобные сообщения приводили в ярость: он ведь дал самые строгие указания относительно использования трофейного имущества в разоренной войной стране.
К тому же иные члены семей военачальников болтали много лишнего. Например, из публикаций, появившихся после 1991 года, можно узнать, как в новогоднюю ночь 1947 года к находившемуся уже в опале прославленному маршалу приехал генерал Крюков со своей супругой певицей Лидией Руслановой. Русланова, бросив на стол полководцу двух подстреленных тетеревов, не нашла ничего лучшего, как сказать: "Я желаю, Георгий Константинович, чтобы так выглядели все твои враги!" В ситуации, когда полководец находился "под колпаком", подобные реплики отнюдь не улучшали его положения.
Во времена министра Абакумова досталось не только Георгию Константиновичу Жукову и его окружению, но и командованию ВМФ, ВВС, руководству авиационной промышленности. И если по "авиационному делу" далеко не все обвинения были так уж однозначно безосновательны, то обвинения адмиралов в передаче западным союзникам "секрета" парашютной торпеды были, что называется, шиты белыми нитками.
Мы не собираемся оправдывать министра госбезопасности и тем более говорить о правомерности методов допросов арестованных генералов его подчиненными, но факт остается фактом: по долгу службы Абакумов был обязан регулярно докладывать Сталину всю негативную информацию о поведении и настроениях военачальников, тем более что у хозяина Кремля был не один канал информации, а уж решения принимал сам вождь. Одним правитель прощал прегрешения, других стремительной опалой опускал "на грешную землю", третьих жестоко карал.
"АВИАЦИОННОЕ ДЕЛО"испортило отношения Абакумова с секретарем ЦК Георгием Маленковым. Результаты расследования органов госбезопасности были доложены Сталину, ему стало известно о личных недоработках Георгия Максимилиановича, курировавшего в годы войны авиапром, а посему Маленков в 1946 году был вынужден провести несколько месяцев на партийной работе в Средней Азии... Секретарем же ЦК, отвечавшим за кадровую политику, органы госбезопасности и юстиции, стал тогда вместо Маленкова ленинградец Алексей Кузнецов. Его перевод в Москву привел к консолидации в верхнем эшелоне власти так называемой ленинградской группы, в которую входили секретарь ЦК Андрей Жданов, председатель Госплана Николай Вознесенский, заместитель председателя Совета Министров СССР Алексей Косыгин, первый секретарь Ленинградского обкома партии Петр Попков и примыкавший к ним председатель Совета Министров РСФСР Михаил Родионов.
Дело Вознесенского
ПРОЙДЕТ ВСЕГО два года, и Абакумову вместе с вернувшим себе позиции в аппарате ЦК Маленковым придется заняться "антигосударственной деятельностью" этих молодых и энергичных выходцев из северной столицы. Причиной "ленинградского дела" принято считать борьбу кланов внутри высшей партийной номенклатуры - и этот фактор действительно имел место. Но, как думается, корни решения Сталина расправиться с группой перспективных и энергичных руководителей уходят гораздо глубже.
Возможно, главным мотивом жестокого решения вождя стали его принципиальные расхождения с Вознесенским во взглядах по концептульным проблемам дальнейшего экономического развития СССР. Не исключено, что Сталин опасался, что после его неумолимо приближающейся кончины - он-то понимал, что перед смертью бессильны даже диктаторы, - верх в руководстве возьмет группа Вознесенского. Между тем его политэкономические взгляды противоречили убеждениям Сталина, изложенным им в книге "Экономические проблемы социализма в СССР" уже после расстрела "ленинградцев".
В 1940-х годах Вознесенский считался одним из самых авторитетных экономистов в стране. Многие статьи, в то время публикуемые в теоретическом партийном журнале "Большевик", содержали цитаты из его книги "Военная экономика СССР". Сталина, видимо, раздражал не столько сам факт чрезмерной популяризации Вознесенского, сколько тиражирование теоретических взглядов председателя Госплана. Николай Алексеевич ратовал за всемерное развитие хозрасчета - перевод на него буквально каждого цеха, каждой бригады. Взгляды Вознесенского были чем-то сродни воззрениям Бухарина и Рыкова, сменившего Ленина на посту главы правительства. Оба они, как известно, были расстреляны с санкции Сталина в конце 1930-х годов. И вот, когда, казалось бы, с "правыми" навсегда покончено, их идеи оказались реанимированными, и не кем-нибудь, а одним из перспективных членов Политбюро.
КСТАТИ СКАЗАТЬ, после смерти Сталина многое сделали для практической реализации идей Вознесенского Хрущев и Косыгин. Так, Никита Сергеевич поддержал идеи советского экономиста Евсея Либермана, предложившего в 1962 году в статье в "Правде" сделать главными критериями эффективности работы предприятия прибыль и рентабельность. Хрущев даже разрешил провести на нескольких предприятиях хозяйственный эксперимент "в духе Либермана". Косыгин же, возглавивший советское правительство после свержения Хрущева, эти эксперименты продолжил. Люди старшего поколения, наверное, помнят шумиху вокруг ЩЈкинского химического комбината, где часть трудового коллектива уволили, а сэкономленные за этот счет средства из фонда заработной платы разделили между оставшимися работниками. Фактически в концепции Вознесенского - Либермана - Косыгина главной была установка Вознесенского на подчинение советского экономического механизма установке на максимальную прибыль...
Сталин в отличие от Вознесенского исходил из того, что товарное обращение несовместимо с перспективой перехода от социализма к коммунизму и что "по мере развития централизованного научного планирования хозрасчет неминуемо превращался в дикий анахронизм, в тормоз строительства коммунизма". В последний период правления Сталина концепция экономической политики исходила из приоритета снижения себестоимости продукции и совершенствования механизма ежегодного снижения цен. Считалось, что плановое снижение себестоимости будет стимулировать внедрение более производительного оборудования, а плановое снижение цен - добросовестный труд и бережное отношение к общественной собственности. С идейными оппонентами из числа "рыночников" вождь решил разобраться в своей привычной манере.
Абакумов безропотно выполнил политическую установку Сталина на устранение "ленинградской группы", воспользовавшись для этого промахами в работе попавших в опалу советских, хозяйственных и партийных руководителей. Возможно, быстрой расправе с "оппозиционерами" помогла внезапная кончина Жданова, страдавшего болезнью сердца, - по сути, второго после Сталина человека в партии и неформального лидера "ленинградцев". То ли на самом деле не выдержало сердце у 52-летнего члена Политбюро, то ли ему "помогли"...
Только Косыгину каким-то чудом удалось избежать ареста - судьба уготовила ему долгую, хотя и беспокойную, нелегкую политическую карьеру.
В исследованиях об этом периоде порой можно встретить утверждение, что Абакумов поддерживал дружеские отношения с секретарем ЦК Кузнецовым и даже по возможности тормозил "разработку" "ленинградцев", чтобы оттянуть их арест. Может быть, это и так. Но в то же время известно, и о том Абакумов скорее всего был осведомлен, что в 1946 году, когда Сталин решил заменить близкого к Берии Меркулова на "своего человека", Жданов и Кузнецов усиленно "сватали" на пост министра госбезопасности не Виктора Семеновича, а своего знакомца по северной столице Петра Николаевича Кубаткина, со времен войны возглавлявшего Ленинградское управление госбезопасности.
Этингер и другие
...К 1950 ГОДУ, наверное, не было ни одного члена Политбюро, у которого не было оснований не любить, мягко говоря, руководителя МГБ. От органов досталось даже сверхосторожному Молотову, у которого в 1949 году была осуждена к ссылке жена Полина Жемчужина (Карпович), начальник главка в министерстве легкой промышленности РСФСР. Хотя, разумеется, отнюдь не Абакумов принимал решение об аресте супруги члена Политбюро, еще до революции работавшего с самим Лениным. Не мог также Абакумов самостоятельно отдавать распоряжения о внесудебной ликвидации в 1948 году художественного руководителя Московского государственного еврейского театра Соломона Михоэлса... В Кремле был лишь один человек, кто мог принимать такого рода решения исходя из своих соображений о политической целесообразности, о добре и зле. Причастность к убийству талантливого театрального деятеля, возглавлявшего Еврейский антифашистский комитет, дорого стоила министру госбезопасности: это преступление обычно называется одним из первых, когда речь заходит об оценке его государственной деятельности.
Сгубило же Абакумова дело профессора Якова Этингера, оказывавшего медицинские услуги Лаврентию Берии. Этот крупный авторитет в области кардиологии (1887 г. р.) был арестован в ноябре 1950 года и умер в тюрьме в марте 1951 года. В поле зрения структур МГБ врач, имевший неосторожность вести разговоры на политические темы, попал в конце 1940-х годов. С помощью оперативной техники были зафиксированы его "неоднократные враждебные выпады против товарища Сталина". Этингера решили арестовать, но начальник охраны Сталина генерал-лейтенант Власик рекомендовал не торопиться с задержанием, а для начала перевести его на малозначительную должность. Весной 1950 года Абакумов обратился в ЦК ВКП(б) за санкцией на арест кардиолога. Впоследствии, уже будучи сам арестованным, он рассказывал следователю: "Такие аресты, как аресты ученых, всегда являлись важными, и к ним по указанию ЦК ВКП(б) мы подходили всегда с особой тщательностью".
В ноябре МГБ еще раз поставило вопрос об аресте Этингера - на этот раз непосредственно перед Сталиным. В курсе вопроса были руководитель секретариата вождя Поскребышев и замглавы правительства Николай Булганин, который из-за частого недомогания Сталина в этот период вел текущие дела в Совете Министров. Судя по показаниям Абакумова, именно Булганин и разрешил ему произвести арест кардиолога.
Допросы Этингера в Лефортовской тюрьме вел старший следователь следственной части по особо важным делам МГБ Михаил Рюмин. По возвращении с одной из этих "бесед" пожилой врач скончался... Возможно, тут сказался и результат пребывания арестованного в "камере-холодильнике", куда следователь помещал его в целях психологического давления.
В ходе допросов представителей следствия интересовали не столько антисоветские разговоры врача и кем были его собеседники, сколько причины нескольких смертей высокопоставленных партийных функционеров, страдавших болезнями сердца. Абакумов тоже участвовал в допросах Этингера и вскоре понял, что расследование "вредительского лечения" перспектив не имеет и единственное, что можно поставить профессору в вину, - это "антисоветская деятельность", выражавшаяся во "враждебных разговорах".
Но тут неожиданно для Абакумова его подчиненный - подполковник Рюмин - 2 июля 1951 года направил письмо в ЦК партии, где сигнализировал о торможении министром следствия по делу "врачей-вредителей". Абакумов обвинялся в том, что якобы с целью замять дело он способствовал смерти подследственного Этингера, установив для него самые суровые условия содержания. Вряд ли бы сам подполковник рискнул написать письмо на имя Сталина, скорее всего, его подтолкнул к этому кто-то из весьма высокопоставленных недоброжелателей главы МГБ. Известно, что письмо попало в Кремль через помощника Маленкова Д. Суханова.
Обстоятельства появления письма Рюмина до сих пор остаются неясными. Но так или иначе Абакумов оказался под подозрением у Сталина за укрывательство "заговора", якобы инспирированного иностранной разведкой. Масла в огонь подлила информация о возможных неофициальных контактах Абакумова с Берией, который к тому времени вышел из доверия хозяина Кремля и как заместитель главы правительства занимался в основном организацией работ в области создания ядерного и ракетного оружия. Возможно, Абакумова попросил о встрече сам Берия, обеспокоенный арестом лечившего его врача. Скорее всего, Лаврентий Павлович просто-напросто боялся, что Этингер при интенсивных допросах наговорит лишнего и предоставит какие-то компрометирующие его сведения... Уж кто-кто, а товарищ Берия знал, как именно все это делается.
Но, видимо, основной причиной опалы Абакумов все же стала не неофициальная встреча с Берией, а позиция относительно "дела врачей", которому он был не намерен придавать политический и национальный подтекст. А ведь именно к этому стремился становившийся все более подозрительным Сталин - или какая-то группа в партийном руководстве, имевшая на вождя большое влияние...
Как явствует из воспоминаний начальника Следственной части по особо важным делам А. Романова: "Абакумов сказал: Этингер - провокатор, он заведет нас в дебри. Учитывая особую чувствительность Верховного к таким проблемам, мы придем к повторению 37-го года. Пока я нахожусь на этом посту, повторения не допущу". Зная твердый характер Абакумова и его известную смелость, можно предположить, что он постарался бы "спустить на тормозах" дело попавших под подозрение врачей. Да и по делу Еврейского антифашистского комитета, руководители которого подозревались в национализме и связях с американской разведкой, Виктор Семенович личной инициативы не проявлял и совсем не стремился к разоблачению "всемирного заговора".
Были ли в СССР каннибалы?
"Сознательное торможение расследования" и преступную халатность в деле о "еврейском националисте" Этингере как раз и ставили в вину Абакумову его недоброжелатели из ЦК партии. Министра упрекали в том, что он считал надуманными полученные Рюминым показания о некоем заговоре врачей и заявлял, что "это дело заведет МГБ в дебри".
В подлинных причинах возникновения "дела врачей" исследователи того периода советской истории, возможно, так и не разберутся до конца. Нельзя исключить возможности, что это была очень хорошо продуманная провокация каких-то кругов, сумевших использовать настроения бытового антисемитизма у старого правителя, усиленные его обеспокоенностью проблемами личной жизни детей. Известно, что второй женой Якова Джугашвили была Юлия Исааковна Мельцер; что первой любовью дочери Светланы стал Алексей Каплер и что ее первый муж Григорий Морозов оказался с точки зрения Сталина "не той национальности"; да и женитьба Василия Сталина на Галине Бурдонской энтузиазма у Иосифа Виссарионовича не вызвала...
Тут еще масла в огонь подлили показания знакомого Михоэлса - арестованного в 1948 году З. Гринберга: Михоэлс-де в 1946 году обмолвился в разговоре с ним о возможности использовать брак Светланы Аллилуевой с Григорием Морозовым для реализации идеи создания Еврейской автономной республики в Крыму...
Ранее шовинизм у Сталина особо не проявлялся. Более того, известен его ответ на вопрос Еврейского телеграфного агентства США в 1931 году: "Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм как крайняя форма расового шовинизма является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся".
Возможно, в конце 1940-х годов этот громоотвод кому-то понадобился вновь, на этот раз для разжигания межнациональной розни в советском обществе и провоцирования антисоветских настроений среди граждан СССР еврейской национальности, а также для дискредитации Советской державы и конкретно русского народа в кругах западноевропейской и американской интеллигенции.
Если это именно так, то надо признать, что расчет оказался верным. Международная репутация СССР была основательно подпорчена на многие десятилетия. А ведь если вспомнить, то в 1920-1930-е годы Страна Советов пользовалась большой симпатией западной либеральной интеллигенции, очень спокойно, кстати, воспринявшей судебные процессы того времени в нашей стране. Тот же Еврейский антифашистский комитет был создан в начале 1942 года в расчете на симпатии зарубежных еврейских общин и получение от них финансовой помощи и информационно-политической поддержки в борьбе СССР против Германии. Это же касается идеи Еврейской автономной республики в северной части Крыма, пользовавшейся поддержкой Молотова и Берии, надеявшихся таким образом привлечь средства крупнейших западных банков для восстановления СССР и создания альтернативы переселению советских и восточноевропейских евреев в Палестину.
Абакумов, судя по его позиции, предвидел подводные камни развития "дела врачей", но в Кремле могущественнее оказались силы, по каким-то своим соображениям заинтересованные в максимальной раскрутке темы "еврейского национализма". Заметим, что в конечном счете это сильно било по самому Сталину и дискредитировало его систему власти в кругах западной элиты. Для больного правителя, разменявшего седьмой десяток, но так и не выбравшего себе надежного преемника, это было сродни политическому самоубийству. Не исключено, что дело как раз и заключалось в подспудном желании кого-то нанести по диктатору удар, окончательно подорвать его репутацию в глазах мировых финансовых кругов, которые, что не секрет, оказывали СССР определенную поддержку в 1920-1930-е годы. Ведь курс Рузвельта на сближение с СССР был не только и не столько его личной заслугой, сколько реализацией долгосрочной стратегии мировой финансовой элиты...
4 июля 1951 года Абакумова отстранили от должности министра госбезопасности, а уже 11 июля по итогам работы комиссии, созданной для проверки заявления Рюмина, члены Политбюро ЦК приняли постановление "О неблагополучном положении в МГБ СССР". В документе утверждалось, что "Абакумов... при допросе пытался вновь обмануть партию, не обнаружил понимания совершенных им преступлений и не проявил никаких признаков готовности раскаяться в совершенных им преступлениях".Судя по составу комиссии (Л. Берия и три представителя аппарата ЦК - Г. Маленков, М. Шкирятов, С. Игнатьев), ее вывод был предрешен. Основания "утопить" Абакумова имелись и у Берии, и у Маленкова, и у других партийных функционеров... Кстати, близкий к Маленкову заведующий отделом ЦК Игнатьев в августе стал новым министром госбезопасности и на этом посту встретил смерть Сталина.
"На допросах вел себя как настоящий мужчина..."
К 1950 году роль аппарата ЦК существенно возросла в советской властной пирамиде. С благословения Сталина высшие партийные функционеры получили даже возможность непосредственно участвовать в следственных процедурах. Еще в феврале 1950 года была создана специальная тюрьма, рассчитанная на несколько десятков особо важных политзаключенных, со своей специальной охраной. Ее разместили на улице Матросская тишина. Начальник тюрьмы не подчинялся руководству МВД или МГБ, а курировался непосредственно секретарем ЦК Маленковым.
Именно в этой тюрьме и оказался 12 июля Виктор Семенович, доставленный туда после допроса в прокуратуре первым заместителем министра госбезопасности С. Гоглидзе и начальником главного управления Погранвойск МГБ генерал-лейтенантом Н. Стахановым. Арестовали также его жену Антонину Смирнову (с двухмесячным сыном) - дочь известного в то время эстрадного артиста и гипнотезера, выступавшего под псевдонимом Орнальдо. Кстати, сын Абакумова впоследствии стал талантливым ученым и в настоящее время живет в Москве.
Его отец так и не увидел сына взрослым. Но прежде чем погибнуть, бывшему главе МГБ пришлось пройти в тюрьмах самые жестокие испытания. К нему применяли все методы допросов: его подолгу держали в холодном карцере, не снимали наручники и кандалы, лишали сна, использовали физические методы воздействия, превратившие красавца-мужчину в полного инвалида.
Поначалу Абакумов надеялся на снисхождение Кремля. Сохранился текст его письма к Берии и Маленкову:
"Дорогие Лаврентий Павлович и Георгий Михайлович!
Со мной проделали что-то невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовывали таким образом, чтобы я спал час-полтора в сутки, и кормили отвратительно. Бросали меня со стула на пол. Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером два метра. В этом страшилище без воздуха, без питания я провел восемь суток. Установка включалась, холод все время усиливался. Такого зверства я никогда не видел и о наличии таких холодильников в Лефортово ничего не знал - был обманут. Прошу вас закончить все и вернуть меня к работе... мне нужно лечение".
Откровенно говоря, поражает наивность генерал-полковника госбезопасности, возможно, и напускная. Уж кто-кто, а он-то должен был знать, как работают в его системе. Да и на милость победителей он рассчитывал зря. Ведь тот же Вознесенский был куда ближе к вождю, и того не пожалели. К тому же Виктор Семенович слишком много знал...
ТЕМ НЕ МЕНЕЕ надо отдать должное Абакумову и его коллегам-чекистам, арестованным по одному с ним делу. Все они держались очень мужественно, отвергли все обвинения и, несмотря на избиения и пытки, не подписали признательных показаний, чем спасли жизнь и свободу немалому числу других сотрудников МГБ.
Это признавал в своих воспоминаниях ветеран органов государственной безопасности Павел Судоплатов: "На допросах он вел себя как настоящий мужчина с сильной волей. Я изменил свое мнение о нем, потому что, какие бы преступления он ни совершал, он заплатил за все сполна в тюрьме. Ему пришлось вынести невероятные страдания. Благодаря его мужеству в марте и апреле 1953 года стало возможным быстро освободить всех арестованных, замешанных в так называемом заговоре, потому что именно Абакумову вменялось в вину, что он был их руководителем".
Повторим, что, безусловно, Абакумов не был безгрешен, да и как можно было оставаться таковым в то время и на такой должности? Сам Иосиф Сталин говорил, что "нельзя работать в МГБ в белых перчатках и при этом оставаться чистым". Так в ноябре 1952 года вождь напутствовал первого заместителя министра госбезопасности Серго Гоглидзе, который фактически руководил всей текущей работой МГБ после инфаркта, полученного министром Игнатьевым.
Стоящие у кормила власти были намерены любыми средствами сохранить свое место на кремлевском Олимпе. Еще при министре Абакумове в сентябре 1950 года Политбюро ЦК приняло постановление, в соответствии с которым в МГБ создавалось "Бюро-2". Новое структурное подразделение должно было "выполнять специальные задания внутри Советского Союза по пресечению особыми способами вражеской деятельности, проводимой отдельными лицами". При этом разрешалось пресечение преступной деятельности путем "компрометации, секретного изъятия, физического воздействия и устранения..."
В морально-бытовом плане министр Абакумов тоже не был безгрешным. В свои сорок с небольшим лет Виктор Семенович любил жизнь во всех ее проявлениях. Он увлекался теннисом, самбо, футболом, умел танцевать фокстрот... Шашлыки он заказывал из одного из лучших московских ресторанов - "Арагви". Его сослуживцы отмечали, что он всегда был изысканно одет в модные костюмы, а военная форма была тщательно подогнана под его статную фигуру. В Москве у него было две квартиры: в одной жила супруга, а в другой, трехсотметровой, он жил сам со своей дамой сердца. Точнее говоря, это был целый особняк в Колпачном переулке, дом 11. До 1948 года здесь жили 16 семей, а затем, после их отселения и капитального ремонта, в доме поселился министр госбезопасности. После ареста генерала там обнаружили дорогие гарнитуры, заграничные холодильники, десятки пар обуви, сотни метров ткани в отрезах и много всего остального, того, наличие чего в свое время позволяло Абакумову обвинять опальных военачальников в бытовом перерождении...
...ВПРОЧЕМ, это лишь некоторые штрихи к портрету Абакумова, а его сослуживцам по органам госбезопасности он прежде всего запомнился своими высокими профессиональными качествами как энергичный контрразведчик и требовательный руководитель. Уже цитировавшийся нами Павел Судоплатов оставил для потомков такое описание своего министра: "Это был высокий мужчина с копной темных волос и с сильным волевым лицом. Несмотря на то, что образования у него не было, он благодаря своему врожденному уму и твердости характера взобрался на самый верх..."
Абакумов знал очень много о советском политическом Зазеркалье, наверное, правильнее даже сказать, он знал слишком много. Поэтому после смерти Сталина члены Политбюро решили не выпускать арестованного министра из тюрьмы.
Судили его через полтора года после кончины вождя. На выездном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР в Ленинграде 12 - 19 декабря 1954 года Абакумов был традиционно обвинен во многих должностных преступлениях. Его признали виновным в измене Родине, вредительстве, совершении терактов, участии в контрреволюционной организации и т.п. О несуразности некоторых обвинений говорит, в частности, тот факт, что бывшего министра госбезопасности назвали "членом банды Берии", хотя в Кремле хорошо знали о сложных взаимоотношениях Абакумова и Берии после войны...
На суде Абакумов пытался защищаться: "Я заявляю, что настоящее дело против меня сфабриковано. Все недостатки в органах ЧК, скопившиеся за длительный период, вменяются мне как преступления... Я ничего не делал сам. В ЦК Сталиным давались указания, я их выполнял". Но выяснение истины не входило в планы Хрущева и других тогдашних руководителей Центрального Комитета партии. Они убирали опасного свидетеля их деяний - тех самых деяний, многие из которых как раз и можно было квалифицировать как преступления против государства и народа.
19 декабря 1954 года суд приговорил Абакумова к смертной казни. В тот же день его расстреляли, лишив даже формальной возможности ходатайствовать о помиловании. Уже после распада СССР, в 1994 году, приговор был переквалифицирован по статье "воинско-должностные преступления" и заменен 25 годами без конфискации имущества.
Уже второй десяток лет мы живем в новой постсоветской России. Давно нет в живых непосредственных участников событий полувековой давности. Но то ли еще прошло мало времени, то ли действует инерция мышления, однако порой кажется, что в оценке происшедшего в 1940-е годы над нашим мышлением продолжает довлеть прежняя система координат...
http://www.redstar.ru/2005/06/16_06/4_01.html
Наверное, правы те ученые, кто считает, что историческое прошлое является многовариантным. Официальным становится тот вариант, который устраивает политиков, - не зря ведь говорится, что история пишется победителями. Побежденные если и остаются в исторической памяти, то зачастую в весьма искаженном виде...
Хорошо известно, что одним из слагаемых Победы в Великой Отечественной войне стала успешная деятельность военной контрразведки, которая сумела одержать верх в противоборстве со спецслужбами нацистской Германии и ее сателлитов. Достаточно указать, что за годы войны военные контрразведчики обезвредили более 30 тысяч агентов разведки противника, около 3,5 тысячи агентов-диверсантов и свыше 6 тысяч террористов; в интересах Ставки ВГК, Генштаба и командования фронтов было проведено свыше 180 радиоигр с разведкой противника; в тыл гитлеровцев были заброшены свыше трех тысяч наших агентов.
Поэтому вполне справедливо, что в большинстве исторических трудов, посвященных Великой Отечественной войне, признается успешность работы органов советской военной контрразведки. Притом, однако, фамилии организаторов этой победоносной борьбы называются крайне редко и как-то даже стыдливо. Но разве по трудам своим эти люди не заслуживают того, чтобы остаться в истории, а не кануть безвестно в Лету?
Один из них - генерал-полковник Виктор Семенович Абакумов. Судьба была к этому человеку крайне жестока. Встав после войны во главе органов государственной безопасности, он неизбежно оказался вовлеченным в сложные взаимоотношения представителей высшей партийной номенклатуры, которые, предвидя неизбежную кончину стареющего Сталина, готовились к схватке за власть. Министр госбезопасности, вынужденный беспрекословно выполнять принимаемые на Олимпе государственной власти решения, попал во внутриполитический водоворот, который к людям всегда безжалостен.
Разумеется, речь идет сегодня не о том, чтобы идеализировать Абакумова - на его участке работы, особенно в то жестокое время, безгрешным остаться было невозможно. Но его несомненные военные заслуги в контрразведывательном обеспечении Вооруженных Сил дают основания ставить вопрос о необходимости возвращения его имени отечественной истории.
"Родился... в семье рабочего"
О его жизненном пути в молодости известно немногое. На эту тему Виктор Семенович распространяться не любил, да и число людей, знавших министра государственной безопасности СССР, заметно поубавилось после его неожиданного ареста в июле 1951 года. Сохранилась автобиография Абакумова, написанная им 14 декабря 1939 года в Ростове-на-Дону, тогда он возглавлял областное управление НКВД:
"Родился в гор. Москве в 1908 году в семье рабочего. Отец мой до революции был некоторое время рабочим Московской фармацевтической фабрики, б. Келлер. После революции - уборщиком-истопником одной из больниц гор. Москвы. Заработок отец получал очень низкий, семья из 5 человек (брат, сестра и я) всегда находилась в нужде. Проработав в больнице много лет, отец в 1922 году умер.
Мать до революции работала швеей по разным мастерским, и, кроме этого, ей приходилось еще брать шитье на дом. После революции работала уборщицей в той же больнице, где работал и отец. Проработав там лет 13, заболела, перешла на пенсию.
Сам я проживал все время в Москве. До 1921 года учился в городском училище. В конце 1921 года, еще мальчишкой, ушел добровольцем в РККА, где служил во 2-й особого назначения Московской бригаде (ЧОН).
В конце 1923 года демобилизовался из армии. В связи с безработицей я весь 1924 год работал рабочим на разных временных работах.
В 1925 - 1927 гг. работал упаковщиком Моспромсоюза в Москве.
В 1927 году перешел на работу в ВСНХ СССР, где служил стрелком первого отряда военно-промышленной охраны. Там же в 1927 г. я вступил в члены ВЛКСМ.
В конце 1928 года поступил работать упаковщиком складов Центросоюза, где в 1930 году вступил в ВКП (б).
В этом же году, когда проходило выдвижение рабочих в советский аппарат, меня через профсоюзы выдвинули в систему Наркомторга РСФСР, где я работал зам. начальника административного отдела торгово-посылочной конторы и одновременно был секретарем комсомольской организации.
Проработав всего лишь 8 месяцев, в сентябре 1930 года решением Замоскворецкого райкома ВЛКСМ я был послан на руководящую комсомольскую работу на штамповочный завод "Пресс". На этом заводе меня избрали секретарем комсомольской организации.
В последующем на заводе "Пресс" меня избрали делегатом Замоскворецкой конференции, а на конференции я был избран членом пленума и бюро Замоскворецкого райкома ВЛКСМ. В связи с этим меня тогда же перевели на работу в райком ВЛКСМ зав. военным отделом.
В тот же период я неоднократно поднимал вопрос о том, чтобы с комсомольской работы меня отпустили на учебу, но вместо этого, в 1932 году, Московским комитетом ВКП (б) я был мобилизован и послан на работу в органы НКВД.
Работая в органах НКВД (УНКВД МО, ЭКУ НКВД, 3-й отдел ГУЛАГа, 2-й отдел ГУГБ), я все время был на низовой работе.
В 1939 году руководством НКВД СССР был выдвинут на руководящую чекистскую работу - нач. УНКВД Ростовской области.
Работая начальником УНКВД Ростовской области, я был избран делегатом на XVIII съезд ВКП (б).
Являюсь членом бюро и пленума Ростовского обкома ВКП(б) и членом пленума горкома ВКП (б).
Жена - Смирнова Т.А., дочь сапожника. Дома учится.
В.Абакумов
14.XII.39
гор. Ростов-на-Дону".
Так Виктор Семенович собственноручно рассказал о своей молодости и начале "чекистской биографии". К этому можно добавить немного. В немногочисленных публикациях, посвященных Абакумову, можно встретить, например, утверждение, что свое имя он получил совершенно случайно - родители будто бы хотели назвать его Сысоем, но нетрезвый православный батюшка, которому доверили крестить младенца, заявил, что ребенок будет наречен Виктором, т.е. "победителем".
На 13-м году жизни во 2-ю Московскую бригаду ЧОНа он тоже попал случайно. В гости к родителям зашел его крестный, Федор Гнутов, предложивший рослому и крепкому мальчишке поработать под его началом санитаром. Такая работа гарантировала сытную жизнь и некоторые деньги, что было немаловажным для малообеспеченной семьи. В рядах ЧОНа Абакумову довелось участвовать в подавлении антисоветских волнений в Шиловском уезде. Один из исследователей жизни Абакумова приводит такие строки из его ранней автобиографии: "Период нахождения в частях особого назначения сделал из меня честного и несгибаемого борца за светлые социалистические идеалы, готового на любые жертвы ради торжества коммунизма".
Его величество случай
О первых годах службы Абакумова в органах НКВД историкам практически ничего не известно. Он был простым "опером", и кто знает, как бы сложилась его карьера, если бы не закатилась звезда ветерана ЧК наркома Генриха Ягоды, заподозренного Сталиным в связях с внутрипартийной оппозицией и подготовке "дворцового переворота", а затем не вышел бы из доверия вождя и следующий руководитель НКВД Николай Ежов, оказавшийся не в состоянии "регулировать скорость" раскрученного маховика репрессий. "Смена караула" в верхнем эшелоне наркомата сопровождалась кадровыми чистками во всех звеньях органов государственной безопасности. Со времен Хрущева принято много говорить о широкомасштабном кадровом обновлении в 30-е годы в партийных органах и РККА, но куда более жестокими были чистки в самих структурах госбезопасности - и в процентном отношении, и по суровости приговоров (чекисты, вчера сами вершившие судьбы людей, приговаривались в основном к высшей мере наказания).
Это открывало возможности для стремительного карьерного роста молодых сотрудников, только что попавших в НКВД. Среди счастливчиков был и Виктор Абакумов, пришедший в Главное управление государственной безопасности НКВД из Главного управления исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений. Везение Виктора Семеновича было особенно неожиданным: по некоторым данным, молодой и красивый Абакумов, умевший нравиться представительницам слабого пола, чуть было не "сгорел" по женской линии в период работы в Экономическом управлении ОГПУ СССР. 26-летний жизнелюб был уличен начальниками в том, что для встреч со своими подругами он использовал конспиративные квартиры, и тогда его перевели в ГУЛАГ. Мог бы он там так и зачахнуть, не возникни в центральном аппарате госбезопасности острейший кадровый дефицит.
"К оперативной работе влечение им
еет. Порывист. Быстро делает выводы, подчас необоснованные. Иногда мало обдумывает последствия. В следственных делах не участвовал. Дисциплинирован. Требуется руководство воспитательного характера".
Из аттестации уполномоченного 1-го отдела Экономического управления ОГПУ, 1934 год.
В ГУГБ НКВД СССР Абакумов быстро дорос до должности начальника отделения секретно-политического отдела, которым тогда руководил только что назначенный в Москву из Закавказья Лаврентий Берия. Очевидно, что смышленый молодой чекист приглянулся Лаврентию Павловичу - в декабре 1938 года, спустя всего месяц после назначения Берии наркомом внутренних дел СССР, Абакумов возглавил управление НКВД по Ростовской области. А было-то ему тогда всего 30 лет!
РАЗЪЯСНЯТЬ, чем приходилось заниматься новому начальнику управления на ростовской земле, думается, не надо. От многих других руководителей такого же уровня Абакумов отличался лишь своей молодостью и личным участием в допросах, в ходе которых он, человек большой физической силы, применял к арестованным самые жесткие методы дознания. В то время методы физического воздействия были повсеместной практикой - высшее политическое руководство требовало от сотрудников госбезопасности изобличать "врагов народа" любыми средствами. Как бы ни пытались сегодня иные "партийные перерожденцы" дистанцироваться от НКВД - КГБ, но эти органы прежде всего выполняли "волю партии", точнее, приказы партийного руководства. Впрочем, как и каждый советский человек на своем рабочем месте...
Служебное рвение молодого руководителя не осталось незамеченным для Лаврентия Берии, который и сам не ленился участвовать в допросах особо важных персон. Именно такие люди, как Абакумов, - молодые, беспрекословно и успешно выполняющие все установки руководства и, главное, не связанные ни с одной из групп высшей партийной номенклатуры, требовались Сталину в Москве. В начале 1941 года, когда Народный комиссариат внутренних дел СССР решили разделить на две самостоятельные структуры - наркоматы внутренних дел и государственной безопасности, открылись новые вакансии на руководящих должностях. На одну из них - заместителя наркома внутренних дел - назначили Абакумова. Ему доверили курировать не самое важное направление: главные управления милиции и пожарной охраны. Впрочем, в его ведении находился и 3-й отдел, занимавшийся оперативно-чекистским обслуживанием пограничных и внутренних войск. Так Абакумов стал входить в "сталинскую обойму".
Начало Великой Отечественной войны открыло Абакумову дорогу в высшую власть. 19 июля 1941 года ему было доверено возглавить военную контрразведку - управление особых отделов НКВД. Позднее, в апреле 1943-го, его переименовали в Главное управление контрразведки "Смерша" и передали в ведение Наркомата обороны СССР. Начальник "Смерша" стал заместителем наркома обороны, а эту должность занимал сам Сталин.
Но интересно, что войну Виктор Семенович закончил только с погонами генерал-лейтенанта. Воинское звание генерал-полковника ему было присвоено уже в июле 1945 года.
В ГОДЫ военного лихолетья Абакумов проявил себя хорошим организатором. По воспоминаниям ветеранов военной контрразведки, он умело воспользовался опытом Генерального штаба и выстроил систему руководства "Смершем" по образцу действующей армии: в Главном управлении были созданы управления по фронтам. Это позволяло начальнику военной контрразведки лучше разбираться в оперативной обстановке на фронтах и поднимало его авторитет в глазах Сталина, не позволявшего подчиненным прикрывать свою некомпетентность словоблудием. Вождя подкупала и эффективность работы военной контрразведки, структуры которой в борьбе с агентурой противника демонстрировали большую эффективность, чем их коллеги из наркоматов госбезопасности и внутренних дел.
Будучи человеком решительным, Виктор Семенович не боялся брать ответственность на себя и не желал слепо следовать установившимся тогда порядкам. Военная ситуация нередко требовала быстрых и нестандартных решений. Так, Абакумов распорядился освобождать от уголовной ответственности явившихся с повинной немецких агентов, что во многом помогло военным контрразведчикам в противоборстве с немецкими спецслужбами, в нейтрализации их агентуры.
"Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР "Смерш" несерьезно, думаю, что этого не позволит себе ни один контрразведчик военного времени. Практические результаты деятельности "Смерша" оказались выше, чем у НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова".
Из воспоминаний Героя Советского Союза генерала армии П.И. Ивашутина.
Твердый характер Абакумова и его способность идти вопреки мнению других проявились в эпизоде с поисками останков Гитлера. Осенью 1945 года нарком внутренних дел Берия склонялся к решению ознакомить наших западных союзников с материалами по расследованию обстоятельств смерти Гитлера. Такого же мнения были наркомы госбезопасности и иностранных дел. Оставалось формально получить согласование в ГУ контрразведки "Смерш" Наркомата обороны и дать соответствующее поручение представителю НКВД в Германии генералу Серову.
В ноябре 1945 года был уже составлен проект шифротелеграммы:
"Берлин.
Тов. Серову
На Ваш N 00399
Против передачи англичанам и американцам имеющихся у Вас сведений о результатах расследования обстоятельств исчезновения Гитлера возражений не имеется.
Учтите, что, кроме того, союзники могут обратиться с просьбой о допросе некоторых лиц, находящихся у нас: Гюнше, Раттенхубер, Баур и др.
В какой форме следует передать эти сведения союзникам, обдумайте и решите сами.
Л. Берия"
Казалось, все ясно, и вдруг 26 ноября секретариат наркома внутренних дел доложил ему о несогласии военной контрразведки.
"Справка
Т.т. Меркулов, Круглов, Кобулов с проектом телеграммы согласны. Товарищ Абакумов возражает и сказал, что по этому вопросу будет докладывать Вам лично".
В итоге генерал Серов так и не получил указаний на передачу союзникам информации по Гитлеру. Набравший аппаратный вес Абакумов мог уже позволить себе не соглашаться с Берией, кому он, безусловно, был обязан своим возвышением в конце 30-х годов.
"Нужно кой-кого пощупать"
РАЗУМЕЕТСЯ, что в военные годы главному управлению контрразведки Наркомата обороны приходилось не только заниматься борьбой со шпионажем, но и отслеживать политические настроения офицерского состава. В архивах, кстати, сохранилось немало любопытных документов об этой стороне деятельности военных контрразведчиков. Например, 23 декабря 1943 года в докладной записке под грифом "Совершенно секретно" Абакумов доложил Сталину в Государственный Комитет Обороны об откликах военнослужащих Красной Армии на опубликованное в печати решение Совета народных комиссаров СССР "О Государственном гимне Советского Союза".
Об этом документе, недавно предоставленном редакции газеты "Красная звезда" Архивом Президента Российской Федерации, мы еще подробно расскажем, а пока приведем лишь несколько высказываний. Вот мнение начальника Главного артиллерийского управления Красной Армии генерал-полковника Н. Яковлева: "За границей это будут расценивать как шаг назад, как уступку союзникам, а на самом деле это не так. Ведь сколько таких шагов мы сделали за войну: комиссаров ликвидировали - ничего не случилось, даже лучше стали воевать, генеральские и офицерские звания ввели, погоны всем надели - дисциплину укрепили.
Святейший синод создали, патриарха выбрали, Коминтерн распустили и, наконец, отменили "Интернационал" - и все на пользу Родине..."
Разумеется, мимо внимания военных контрразведчиков не прошли и высказывания иного рода.
Генерал-лейтенант авиации Грендаль, начальник разведывательного управления штаба ВВС: "Хорошо, что вспомнили наконец в гимне о Руси, но все-таки мне кажется, что здесь есть некоторая уступка Рузвельту и Черчиллю".
Подполковник Воробьев, преподаватель высших политических курсов имени Ленина: "Все это делается под большим влиянием союзников. Они диктуют свою волю, тем более им это удается сейчас, когда наша страна серьезно обессилена в войне и с их волей приходится считаться".
Полковник Крылов, начальник отделения Главного интендантского управления Красной Армии: "Мы идем постепенно к тому, что появится и гимн "Боже, царя храни". Мы постепенно меняем нашу основную установку и подходим к тому, чтобы быть приятными для наших союзников".
Капитан интендантской службы Нордкин, старший помощник начальника отделения Главного интендантского управления Красной Армии: "В гимне проскальзывает возвеличение русской нации при замалчивании других наций. Темными элементами это может быть использовано как великодержавный русский шовинизм. Заметно последовательное выпячивание русского народа".
Старший лейтенант Баранов, помощник начальника управления прожекторной службы штаба отдельной Московской армии ПВО: "Сущность нашего государства изменилась настолько, что перед нами уже не стоят задачи построения коммунистического общества и мы скатываемся к буржуазному строю. В связи с этим марксизм для нас теперь не подходит и его нужно пересматривать".
Шарапов, начальник административно-хозяйственного отдела Центрального дома Красной Армии: "Остается лишь изменить и распустить партию большевиков. В 1918 - 1919 гг. было чем агитировать, тогда были лозунг "Земля - крестьянам, фабрики - рабочим" и свобода слова, а после прижали так, что миллионы людей сложили свои головы".
Любопытна и резолюция вождя:"Важно. Нужно кой-кого пощупать".
После окончания войны стареющий Сталин стал задумываться о своем преемнике. Ему было очевидно, что его ближайшие соратники мало годятся в качестве государственных мужей, способных сохранить и укреплять воссозданную могучую империю. Вождь нуждался в новых людях, лично преданных ему, - тех, на кого можно будет опереться в замышляемой чистке партийной номенклатуры, которая за военный период пришла в себя от психологического шока 30-х годов.
В предстоящих переменах в стране свою роль призваны были сыграть и органы государственной безопасности. Во главе их Сталин решил поставить Абакумова, в чьей лояльности и работоспособности он имел возможность лично удостовериться в военный период. К тому же у Абакумова не сложились личные отношения с большинством руководителей МГБ и МВД, что тоже было немаловажным для становившегося все более подозрительным хозяина Кремля. Жестокая школа борьбы за власть приучила его к предельной осторожности, которая с годами все более перерастала в мнительность. Хотя как знать, может, эти опасения и не были безосновательны. Ведь тайна смерти вождя так и остается неразгаданной...
СТАВШЕМУ в мае 1946 года министром государственной безопасности вместо близкого к Берии генерала армии Всеволода Меркулова Абакумову пришлось решать такие задачи, которые помогли ему нажить немало недоброжелателей в верхних эшелонах власти. Но такова, видимо, судьба всех руководителей "тайной полиции": - чем эффективнее работаешь в интересах власти, тем больше горьких плодов ты можешь впоследствии пожать. В частности, новому главе МГБ пришлось много заниматься военными делами - в это время в процессе реорганизации органов государственной безопасности ГУ контрразведки "Смерш" перешло из военного ведомства в МГБ в качестве одного из его структурных подразделений - 3-го управления.
Мавр сделал свое дело...
У ЛЮБОГО правителя после успешного завершения войны возникают определенные проблемы с полководцами, вкусившими радость побед и ощутившими восторг сограждан. Между тем еще Шекспир сказал: "Мавр сделал свое дело - мавр может уйти..." Привыкшие за годы войны к относительной свободе и к самостоятельности в принятии решений, многие советские генералы не сразу поняли, что теперь наступают иные времена и в цене вновь возрастают беспрекословная исполнительность и умение аппаратного "политеса".
В довершение всего на поведении немалого числа военачальников сказывалась слабость "человеческой природы" перед трофеями. Играли свою роковую роль и приехавшие в поверженную Германию жены полководцев - пока еще не избалованные роскошью, а также расторопные адъютанты и хитроватые интенданты... Разумеется, вся информация на этот счет по соответствующим каналам исправно поступала в Москву. Так, было известно, что командир 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Владимир Крюков ухитрился приобрести более ста килограммов изделий из серебра, десятки старинных ковров, антикварных сервизов и т.п. Другой же генерал-лейтенант - из руководящего политсостава - отправил на родину целый эшелон трофейного имущества, разжился работами французских и фламандских мастеров XVII и XVIII веков, изделиями из серебра, фарфора. Аскетичного Сталина подобные сообщения приводили в ярость: он ведь дал самые строгие указания относительно использования трофейного имущества в разоренной войной стране.
К тому же иные члены семей военачальников болтали много лишнего. Например, из публикаций, появившихся после 1991 года, можно узнать, как в новогоднюю ночь 1947 года к находившемуся уже в опале прославленному маршалу приехал генерал Крюков со своей супругой певицей Лидией Руслановой. Русланова, бросив на стол полководцу двух подстреленных тетеревов, не нашла ничего лучшего, как сказать: "Я желаю, Георгий Константинович, чтобы так выглядели все твои враги!" В ситуации, когда полководец находился "под колпаком", подобные реплики отнюдь не улучшали его положения.
Во времена министра Абакумова досталось не только Георгию Константиновичу Жукову и его окружению, но и командованию ВМФ, ВВС, руководству авиационной промышленности. И если по "авиационному делу" далеко не все обвинения были так уж однозначно безосновательны, то обвинения адмиралов в передаче западным союзникам "секрета" парашютной торпеды были, что называется, шиты белыми нитками.
Мы не собираемся оправдывать министра госбезопасности и тем более говорить о правомерности методов допросов арестованных генералов его подчиненными, но факт остается фактом: по долгу службы Абакумов был обязан регулярно докладывать Сталину всю негативную информацию о поведении и настроениях военачальников, тем более что у хозяина Кремля был не один канал информации, а уж решения принимал сам вождь. Одним правитель прощал прегрешения, других стремительной опалой опускал "на грешную землю", третьих жестоко карал.
"АВИАЦИОННОЕ ДЕЛО"испортило отношения Абакумова с секретарем ЦК Георгием Маленковым. Результаты расследования органов госбезопасности были доложены Сталину, ему стало известно о личных недоработках Георгия Максимилиановича, курировавшего в годы войны авиапром, а посему Маленков в 1946 году был вынужден провести несколько месяцев на партийной работе в Средней Азии... Секретарем же ЦК, отвечавшим за кадровую политику, органы госбезопасности и юстиции, стал тогда вместо Маленкова ленинградец Алексей Кузнецов. Его перевод в Москву привел к консолидации в верхнем эшелоне власти так называемой ленинградской группы, в которую входили секретарь ЦК Андрей Жданов, председатель Госплана Николай Вознесенский, заместитель председателя Совета Министров СССР Алексей Косыгин, первый секретарь Ленинградского обкома партии Петр Попков и примыкавший к ним председатель Совета Министров РСФСР Михаил Родионов.
Дело Вознесенского
ПРОЙДЕТ ВСЕГО два года, и Абакумову вместе с вернувшим себе позиции в аппарате ЦК Маленковым придется заняться "антигосударственной деятельностью" этих молодых и энергичных выходцев из северной столицы. Причиной "ленинградского дела" принято считать борьбу кланов внутри высшей партийной номенклатуры - и этот фактор действительно имел место. Но, как думается, корни решения Сталина расправиться с группой перспективных и энергичных руководителей уходят гораздо глубже.
Возможно, главным мотивом жестокого решения вождя стали его принципиальные расхождения с Вознесенским во взглядах по концептульным проблемам дальнейшего экономического развития СССР. Не исключено, что Сталин опасался, что после его неумолимо приближающейся кончины - он-то понимал, что перед смертью бессильны даже диктаторы, - верх в руководстве возьмет группа Вознесенского. Между тем его политэкономические взгляды противоречили убеждениям Сталина, изложенным им в книге "Экономические проблемы социализма в СССР" уже после расстрела "ленинградцев".
В 1940-х годах Вознесенский считался одним из самых авторитетных экономистов в стране. Многие статьи, в то время публикуемые в теоретическом партийном журнале "Большевик", содержали цитаты из его книги "Военная экономика СССР". Сталина, видимо, раздражал не столько сам факт чрезмерной популяризации Вознесенского, сколько тиражирование теоретических взглядов председателя Госплана. Николай Алексеевич ратовал за всемерное развитие хозрасчета - перевод на него буквально каждого цеха, каждой бригады. Взгляды Вознесенского были чем-то сродни воззрениям Бухарина и Рыкова, сменившего Ленина на посту главы правительства. Оба они, как известно, были расстреляны с санкции Сталина в конце 1930-х годов. И вот, когда, казалось бы, с "правыми" навсегда покончено, их идеи оказались реанимированными, и не кем-нибудь, а одним из перспективных членов Политбюро.
КСТАТИ СКАЗАТЬ, после смерти Сталина многое сделали для практической реализации идей Вознесенского Хрущев и Косыгин. Так, Никита Сергеевич поддержал идеи советского экономиста Евсея Либермана, предложившего в 1962 году в статье в "Правде" сделать главными критериями эффективности работы предприятия прибыль и рентабельность. Хрущев даже разрешил провести на нескольких предприятиях хозяйственный эксперимент "в духе Либермана". Косыгин же, возглавивший советское правительство после свержения Хрущева, эти эксперименты продолжил. Люди старшего поколения, наверное, помнят шумиху вокруг ЩЈкинского химического комбината, где часть трудового коллектива уволили, а сэкономленные за этот счет средства из фонда заработной платы разделили между оставшимися работниками. Фактически в концепции Вознесенского - Либермана - Косыгина главной была установка Вознесенского на подчинение советского экономического механизма установке на максимальную прибыль...
Сталин в отличие от Вознесенского исходил из того, что товарное обращение несовместимо с перспективой перехода от социализма к коммунизму и что "по мере развития централизованного научного планирования хозрасчет неминуемо превращался в дикий анахронизм, в тормоз строительства коммунизма". В последний период правления Сталина концепция экономической политики исходила из приоритета снижения себестоимости продукции и совершенствования механизма ежегодного снижения цен. Считалось, что плановое снижение себестоимости будет стимулировать внедрение более производительного оборудования, а плановое снижение цен - добросовестный труд и бережное отношение к общественной собственности. С идейными оппонентами из числа "рыночников" вождь решил разобраться в своей привычной манере.
Абакумов безропотно выполнил политическую установку Сталина на устранение "ленинградской группы", воспользовавшись для этого промахами в работе попавших в опалу советских, хозяйственных и партийных руководителей. Возможно, быстрой расправе с "оппозиционерами" помогла внезапная кончина Жданова, страдавшего болезнью сердца, - по сути, второго после Сталина человека в партии и неформального лидера "ленинградцев". То ли на самом деле не выдержало сердце у 52-летнего члена Политбюро, то ли ему "помогли"...
Только Косыгину каким-то чудом удалось избежать ареста - судьба уготовила ему долгую, хотя и беспокойную, нелегкую политическую карьеру.
В исследованиях об этом периоде порой можно встретить утверждение, что Абакумов поддерживал дружеские отношения с секретарем ЦК Кузнецовым и даже по возможности тормозил "разработку" "ленинградцев", чтобы оттянуть их арест. Может быть, это и так. Но в то же время известно, и о том Абакумов скорее всего был осведомлен, что в 1946 году, когда Сталин решил заменить близкого к Берии Меркулова на "своего человека", Жданов и Кузнецов усиленно "сватали" на пост министра госбезопасности не Виктора Семеновича, а своего знакомца по северной столице Петра Николаевича Кубаткина, со времен войны возглавлявшего Ленинградское управление госбезопасности.
Этингер и другие
...К 1950 ГОДУ, наверное, не было ни одного члена Политбюро, у которого не было оснований не любить, мягко говоря, руководителя МГБ. От органов досталось даже сверхосторожному Молотову, у которого в 1949 году была осуждена к ссылке жена Полина Жемчужина (Карпович), начальник главка в министерстве легкой промышленности РСФСР. Хотя, разумеется, отнюдь не Абакумов принимал решение об аресте супруги члена Политбюро, еще до революции работавшего с самим Лениным. Не мог также Абакумов самостоятельно отдавать распоряжения о внесудебной ликвидации в 1948 году художественного руководителя Московского государственного еврейского театра Соломона Михоэлса... В Кремле был лишь один человек, кто мог принимать такого рода решения исходя из своих соображений о политической целесообразности, о добре и зле. Причастность к убийству талантливого театрального деятеля, возглавлявшего Еврейский антифашистский комитет, дорого стоила министру госбезопасности: это преступление обычно называется одним из первых, когда речь заходит об оценке его государственной деятельности.
Сгубило же Абакумова дело профессора Якова Этингера, оказывавшего медицинские услуги Лаврентию Берии. Этот крупный авторитет в области кардиологии (1887 г. р.) был арестован в ноябре 1950 года и умер в тюрьме в марте 1951 года. В поле зрения структур МГБ врач, имевший неосторожность вести разговоры на политические темы, попал в конце 1940-х годов. С помощью оперативной техники были зафиксированы его "неоднократные враждебные выпады против товарища Сталина". Этингера решили арестовать, но начальник охраны Сталина генерал-лейтенант Власик рекомендовал не торопиться с задержанием, а для начала перевести его на малозначительную должность. Весной 1950 года Абакумов обратился в ЦК ВКП(б) за санкцией на арест кардиолога. Впоследствии, уже будучи сам арестованным, он рассказывал следователю: "Такие аресты, как аресты ученых, всегда являлись важными, и к ним по указанию ЦК ВКП(б) мы подходили всегда с особой тщательностью".
В ноябре МГБ еще раз поставило вопрос об аресте Этингера - на этот раз непосредственно перед Сталиным. В курсе вопроса были руководитель секретариата вождя Поскребышев и замглавы правительства Николай Булганин, который из-за частого недомогания Сталина в этот период вел текущие дела в Совете Министров. Судя по показаниям Абакумова, именно Булганин и разрешил ему произвести арест кардиолога.
Допросы Этингера в Лефортовской тюрьме вел старший следователь следственной части по особо важным делам МГБ Михаил Рюмин. По возвращении с одной из этих "бесед" пожилой врач скончался... Возможно, тут сказался и результат пребывания арестованного в "камере-холодильнике", куда следователь помещал его в целях психологического давления.
В ходе допросов представителей следствия интересовали не столько антисоветские разговоры врача и кем были его собеседники, сколько причины нескольких смертей высокопоставленных партийных функционеров, страдавших болезнями сердца. Абакумов тоже участвовал в допросах Этингера и вскоре понял, что расследование "вредительского лечения" перспектив не имеет и единственное, что можно поставить профессору в вину, - это "антисоветская деятельность", выражавшаяся во "враждебных разговорах".
Но тут неожиданно для Абакумова его подчиненный - подполковник Рюмин - 2 июля 1951 года направил письмо в ЦК партии, где сигнализировал о торможении министром следствия по делу "врачей-вредителей". Абакумов обвинялся в том, что якобы с целью замять дело он способствовал смерти подследственного Этингера, установив для него самые суровые условия содержания. Вряд ли бы сам подполковник рискнул написать письмо на имя Сталина, скорее всего, его подтолкнул к этому кто-то из весьма высокопоставленных недоброжелателей главы МГБ. Известно, что письмо попало в Кремль через помощника Маленкова Д. Суханова.
Обстоятельства появления письма Рюмина до сих пор остаются неясными. Но так или иначе Абакумов оказался под подозрением у Сталина за укрывательство "заговора", якобы инспирированного иностранной разведкой. Масла в огонь подлила информация о возможных неофициальных контактах Абакумова с Берией, который к тому времени вышел из доверия хозяина Кремля и как заместитель главы правительства занимался в основном организацией работ в области создания ядерного и ракетного оружия. Возможно, Абакумова попросил о встрече сам Берия, обеспокоенный арестом лечившего его врача. Скорее всего, Лаврентий Павлович просто-напросто боялся, что Этингер при интенсивных допросах наговорит лишнего и предоставит какие-то компрометирующие его сведения... Уж кто-кто, а товарищ Берия знал, как именно все это делается.
Но, видимо, основной причиной опалы Абакумов все же стала не неофициальная встреча с Берией, а позиция относительно "дела врачей", которому он был не намерен придавать политический и национальный подтекст. А ведь именно к этому стремился становившийся все более подозрительным Сталин - или какая-то группа в партийном руководстве, имевшая на вождя большое влияние...
Как явствует из воспоминаний начальника Следственной части по особо важным делам А. Романова: "Абакумов сказал: Этингер - провокатор, он заведет нас в дебри. Учитывая особую чувствительность Верховного к таким проблемам, мы придем к повторению 37-го года. Пока я нахожусь на этом посту, повторения не допущу". Зная твердый характер Абакумова и его известную смелость, можно предположить, что он постарался бы "спустить на тормозах" дело попавших под подозрение врачей. Да и по делу Еврейского антифашистского комитета, руководители которого подозревались в национализме и связях с американской разведкой, Виктор Семенович личной инициативы не проявлял и совсем не стремился к разоблачению "всемирного заговора".
Были ли в СССР каннибалы?
"Сознательное торможение расследования" и преступную халатность в деле о "еврейском националисте" Этингере как раз и ставили в вину Абакумову его недоброжелатели из ЦК партии. Министра упрекали в том, что он считал надуманными полученные Рюминым показания о некоем заговоре врачей и заявлял, что "это дело заведет МГБ в дебри".
В подлинных причинах возникновения "дела врачей" исследователи того периода советской истории, возможно, так и не разберутся до конца. Нельзя исключить возможности, что это была очень хорошо продуманная провокация каких-то кругов, сумевших использовать настроения бытового антисемитизма у старого правителя, усиленные его обеспокоенностью проблемами личной жизни детей. Известно, что второй женой Якова Джугашвили была Юлия Исааковна Мельцер; что первой любовью дочери Светланы стал Алексей Каплер и что ее первый муж Григорий Морозов оказался с точки зрения Сталина "не той национальности"; да и женитьба Василия Сталина на Галине Бурдонской энтузиазма у Иосифа Виссарионовича не вызвала...
Тут еще масла в огонь подлили показания знакомого Михоэлса - арестованного в 1948 году З. Гринберга: Михоэлс-де в 1946 году обмолвился в разговоре с ним о возможности использовать брак Светланы Аллилуевой с Григорием Морозовым для реализации идеи создания Еврейской автономной республики в Крыму...
Ранее шовинизм у Сталина особо не проявлялся. Более того, известен его ответ на вопрос Еврейского телеграфного агентства США в 1931 году: "Национальный и расовый шовинизм есть пережиток человеконенавистнических нравов, свойственных периоду каннибализма. Антисемитизм как крайняя форма расового шовинизма является наиболее опасным пережитком каннибализма. Антисемитизм выгоден эксплуататорам как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся".
Возможно, в конце 1940-х годов этот громоотвод кому-то понадобился вновь, на этот раз для разжигания межнациональной розни в советском обществе и провоцирования антисоветских настроений среди граждан СССР еврейской национальности, а также для дискредитации Советской державы и конкретно русского народа в кругах западноевропейской и американской интеллигенции.
Если это именно так, то надо признать, что расчет оказался верным. Международная репутация СССР была основательно подпорчена на многие десятилетия. А ведь если вспомнить, то в 1920-1930-е годы Страна Советов пользовалась большой симпатией западной либеральной интеллигенции, очень спокойно, кстати, воспринявшей судебные процессы того времени в нашей стране. Тот же Еврейский антифашистский комитет был создан в начале 1942 года в расчете на симпатии зарубежных еврейских общин и получение от них финансовой помощи и информационно-политической поддержки в борьбе СССР против Германии. Это же касается идеи Еврейской автономной республики в северной части Крыма, пользовавшейся поддержкой Молотова и Берии, надеявшихся таким образом привлечь средства крупнейших западных банков для восстановления СССР и создания альтернативы переселению советских и восточноевропейских евреев в Палестину.
Абакумов, судя по его позиции, предвидел подводные камни развития "дела врачей", но в Кремле могущественнее оказались силы, по каким-то своим соображениям заинтересованные в максимальной раскрутке темы "еврейского национализма". Заметим, что в конечном счете это сильно било по самому Сталину и дискредитировало его систему власти в кругах западной элиты. Для больного правителя, разменявшего седьмой десяток, но так и не выбравшего себе надежного преемника, это было сродни политическому самоубийству. Не исключено, что дело как раз и заключалось в подспудном желании кого-то нанести по диктатору удар, окончательно подорвать его репутацию в глазах мировых финансовых кругов, которые, что не секрет, оказывали СССР определенную поддержку в 1920-1930-е годы. Ведь курс Рузвельта на сближение с СССР был не только и не столько его личной заслугой, сколько реализацией долгосрочной стратегии мировой финансовой элиты...
4 июля 1951 года Абакумова отстранили от должности министра госбезопасности, а уже 11 июля по итогам работы комиссии, созданной для проверки заявления Рюмина, члены Политбюро ЦК приняли постановление "О неблагополучном положении в МГБ СССР". В документе утверждалось, что "Абакумов... при допросе пытался вновь обмануть партию, не обнаружил понимания совершенных им преступлений и не проявил никаких признаков готовности раскаяться в совершенных им преступлениях".Судя по составу комиссии (Л. Берия и три представителя аппарата ЦК - Г. Маленков, М. Шкирятов, С. Игнатьев), ее вывод был предрешен. Основания "утопить" Абакумова имелись и у Берии, и у Маленкова, и у других партийных функционеров... Кстати, близкий к Маленкову заведующий отделом ЦК Игнатьев в августе стал новым министром госбезопасности и на этом посту встретил смерть Сталина.
"На допросах вел себя как настоящий мужчина..."
К 1950 году роль аппарата ЦК существенно возросла в советской властной пирамиде. С благословения Сталина высшие партийные функционеры получили даже возможность непосредственно участвовать в следственных процедурах. Еще в феврале 1950 года была создана специальная тюрьма, рассчитанная на несколько десятков особо важных политзаключенных, со своей специальной охраной. Ее разместили на улице Матросская тишина. Начальник тюрьмы не подчинялся руководству МВД или МГБ, а курировался непосредственно секретарем ЦК Маленковым.
Именно в этой тюрьме и оказался 12 июля Виктор Семенович, доставленный туда после допроса в прокуратуре первым заместителем министра госбезопасности С. Гоглидзе и начальником главного управления Погранвойск МГБ генерал-лейтенантом Н. Стахановым. Арестовали также его жену Антонину Смирнову (с двухмесячным сыном) - дочь известного в то время эстрадного артиста и гипнотезера, выступавшего под псевдонимом Орнальдо. Кстати, сын Абакумова впоследствии стал талантливым ученым и в настоящее время живет в Москве.
Его отец так и не увидел сына взрослым. Но прежде чем погибнуть, бывшему главе МГБ пришлось пройти в тюрьмах самые жестокие испытания. К нему применяли все методы допросов: его подолгу держали в холодном карцере, не снимали наручники и кандалы, лишали сна, использовали физические методы воздействия, превратившие красавца-мужчину в полного инвалида.
Поначалу Абакумов надеялся на снисхождение Кремля. Сохранился текст его письма к Берии и Маленкову:
"Дорогие Лаврентий Павлович и Георгий Михайлович!
Со мной проделали что-то невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовывали таким образом, чтобы я спал час-полтора в сутки, и кормили отвратительно. Бросали меня со стула на пол. Ночью 16 марта меня схватили и привели в так называемый карцер, а на деле, как потом оказалось, это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером два метра. В этом страшилище без воздуха, без питания я провел восемь суток. Установка включалась, холод все время усиливался. Такого зверства я никогда не видел и о наличии таких холодильников в Лефортово ничего не знал - был обманут. Прошу вас закончить все и вернуть меня к работе... мне нужно лечение".
Откровенно говоря, поражает наивность генерал-полковника госбезопасности, возможно, и напускная. Уж кто-кто, а он-то должен был знать, как работают в его системе. Да и на милость победителей он рассчитывал зря. Ведь тот же Вознесенский был куда ближе к вождю, и того не пожалели. К тому же Виктор Семенович слишком много знал...
ТЕМ НЕ МЕНЕЕ надо отдать должное Абакумову и его коллегам-чекистам, арестованным по одному с ним делу. Все они держались очень мужественно, отвергли все обвинения и, несмотря на избиения и пытки, не подписали признательных показаний, чем спасли жизнь и свободу немалому числу других сотрудников МГБ.
Это признавал в своих воспоминаниях ветеран органов государственной безопасности Павел Судоплатов: "На допросах он вел себя как настоящий мужчина с сильной волей. Я изменил свое мнение о нем, потому что, какие бы преступления он ни совершал, он заплатил за все сполна в тюрьме. Ему пришлось вынести невероятные страдания. Благодаря его мужеству в марте и апреле 1953 года стало возможным быстро освободить всех арестованных, замешанных в так называемом заговоре, потому что именно Абакумову вменялось в вину, что он был их руководителем".
Повторим, что, безусловно, Абакумов не был безгрешен, да и как можно было оставаться таковым в то время и на такой должности? Сам Иосиф Сталин говорил, что "нельзя работать в МГБ в белых перчатках и при этом оставаться чистым". Так в ноябре 1952 года вождь напутствовал первого заместителя министра госбезопасности Серго Гоглидзе, который фактически руководил всей текущей работой МГБ после инфаркта, полученного министром Игнатьевым.
Стоящие у кормила власти были намерены любыми средствами сохранить свое место на кремлевском Олимпе. Еще при министре Абакумове в сентябре 1950 года Политбюро ЦК приняло постановление, в соответствии с которым в МГБ создавалось "Бюро-2". Новое структурное подразделение должно было "выполнять специальные задания внутри Советского Союза по пресечению особыми способами вражеской деятельности, проводимой отдельными лицами". При этом разрешалось пресечение преступной деятельности путем "компрометации, секретного изъятия, физического воздействия и устранения..."
В морально-бытовом плане министр Абакумов тоже не был безгрешным. В свои сорок с небольшим лет Виктор Семенович любил жизнь во всех ее проявлениях. Он увлекался теннисом, самбо, футболом, умел танцевать фокстрот... Шашлыки он заказывал из одного из лучших московских ресторанов - "Арагви". Его сослуживцы отмечали, что он всегда был изысканно одет в модные костюмы, а военная форма была тщательно подогнана под его статную фигуру. В Москве у него было две квартиры: в одной жила супруга, а в другой, трехсотметровой, он жил сам со своей дамой сердца. Точнее говоря, это был целый особняк в Колпачном переулке, дом 11. До 1948 года здесь жили 16 семей, а затем, после их отселения и капитального ремонта, в доме поселился министр госбезопасности. После ареста генерала там обнаружили дорогие гарнитуры, заграничные холодильники, десятки пар обуви, сотни метров ткани в отрезах и много всего остального, того, наличие чего в свое время позволяло Абакумову обвинять опальных военачальников в бытовом перерождении...
...ВПРОЧЕМ, это лишь некоторые штрихи к портрету Абакумова, а его сослуживцам по органам госбезопасности он прежде всего запомнился своими высокими профессиональными качествами как энергичный контрразведчик и требовательный руководитель. Уже цитировавшийся нами Павел Судоплатов оставил для потомков такое описание своего министра: "Это был высокий мужчина с копной темных волос и с сильным волевым лицом. Несмотря на то, что образования у него не было, он благодаря своему врожденному уму и твердости характера взобрался на самый верх..."
Абакумов знал очень много о советском политическом Зазеркалье, наверное, правильнее даже сказать, он знал слишком много. Поэтому после смерти Сталина члены Политбюро решили не выпускать арестованного министра из тюрьмы.
Судили его через полтора года после кончины вождя. На выездном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР в Ленинграде 12 - 19 декабря 1954 года Абакумов был традиционно обвинен во многих должностных преступлениях. Его признали виновным в измене Родине, вредительстве, совершении терактов, участии в контрреволюционной организации и т.п. О несуразности некоторых обвинений говорит, в частности, тот факт, что бывшего министра госбезопасности назвали "членом банды Берии", хотя в Кремле хорошо знали о сложных взаимоотношениях Абакумова и Берии после войны...
На суде Абакумов пытался защищаться: "Я заявляю, что настоящее дело против меня сфабриковано. Все недостатки в органах ЧК, скопившиеся за длительный период, вменяются мне как преступления... Я ничего не делал сам. В ЦК Сталиным давались указания, я их выполнял". Но выяснение истины не входило в планы Хрущева и других тогдашних руководителей Центрального Комитета партии. Они убирали опасного свидетеля их деяний - тех самых деяний, многие из которых как раз и можно было квалифицировать как преступления против государства и народа.
19 декабря 1954 года суд приговорил Абакумова к смертной казни. В тот же день его расстреляли, лишив даже формальной возможности ходатайствовать о помиловании. Уже после распада СССР, в 1994 году, приговор был переквалифицирован по статье "воинско-должностные преступления" и заменен 25 годами без конфискации имущества.
Уже второй десяток лет мы живем в новой постсоветской России. Давно нет в живых непосредственных участников событий полувековой давности. Но то ли еще прошло мало времени, то ли действует инерция мышления, однако порой кажется, что в оценке происшедшего в 1940-е годы над нашим мышлением продолжает довлеть прежняя система координат...
http://www.redstar.ru/2005/06/16_06/4_01.html
