Здесь на чужбине, больше чем дома вдруг захотелось хоть чем-нибудь отметить наступление праздника. Слабо религиозный, как большинство в мои годы (мне 26 лет), я с детства привык посещать и люблю некоторые наши церковные службы. Потянуло и теперь услышать давно забытые слова и напевы, так странно звучащие здесь под раскаты редких глухих выстрелов. Это на нашем правом фланге и у Путиловской сопки нет-нет да рявкнет, перебивая друг друга, то осадное, то скорострелка.
Около 3 1/2 часов дня мы вдвоем с Генералом Б. отправились верхом в ближайший к Штабу 1-й стрелковый Его Величества полк на всенощную. Яркий солнечный день, бодрящий, чистый, чуть-чуть морозный воздух и прекрасные зимние дороги делают прогулки по Маньчжурии в это время года удивительно привлекательными.
Ехать пришлось недолго. Через 1/2 часа мы были уже на месте в ожидании начала службы зашли в фанзу командира полка Полковника Л. Скоро нас позвали.
В церковь был обращен построенный к Георгиевскому дню барак-столовая. Длинное полутемное помещение, наполненное серыми фигурами, расступающимися перед нами, казалось какой-то пещерой первых веков христианства.
Служба уже началась... Где-то вдали слабо слышался голос священника...
Я за генералом и командиром полка прошел вперед. Перед нами вдруг засиял сотнями свечей, наших русских восковых свечей скромный иконостас. Все, от самого барака-церкви до алтаря, молящихся, иконостаса было и своеобразно, и оригинально. Гаоляновые стены без окон, такая же крыша напоминали каждому, где он и что, быть может, завтра ожидает его.
Перегородка для иконостаса, царские врата и боковые двери были искусно скомбинированы из двух выбеленных печей, полотнищ палаток, сосновых веток и кустиков омелы. На всем этом яркими пятнами зажженных свечей выделялось всего четыре образа: Спасителя, Божьей Матери, Святителя Николая и икона праздника.
Одна фигура за другой, усиленно крестясь и отламывая земные поклоны, несла свою свечу с горячей молитвой к Тому, Кто учил нас общей любви и "мирови мира". Молодые загрубевшие лица, уже побывавшие в боях, бородачи, недавно прибывшие в полк, унтера с Георгиями и медалями за Китай, весь этот люд, собранный со всей матушки-России, тянулся с тоненькой свечкой, сливаясь в одной горячей молитве, молитве без слов, но понятной для всех.
Простые трогательные молитвы хора любителей-солдат, убежденный, голос священника, струйки дыма и запах ладана, мерцание свечи перенесли меня далеко-далеко...
Дума за думой, картинка за картинкой промелькнули пережитые годы, а воображение уже рисовало новые образы, новые сцены.
"Уединенный, слабо освещенный лампадой угол церкви, на коленях сгорбленная, одинокая, до боли знакомая фигура. Черное траурное платье, мокрое от слез лицо, заглушенные рыданья - вот молитва, вот слезы войны.
Родная, не плачь, брат нашел славную долю, верь в то, что я вернусь, верь в Того, Кто сохранит тебе последнего сына..."
Что-то подступило к горлу, слеза покатилась на заношенное, истрепанное пальто.
Я очнулся...
А служба все шла и шла.
С боков, сверху из щелей гаоляна весело и дерзко врывались лучи заходящего солнца. Сквозь крышу виднелось далекое голубое маньчжурское небо. Где-то за сопками раздался запоздалый выстрел...
Назад ехали уже в темноте. Лошади шли крупной рысью, небо вызвездилось и глядело на нас большими, яркими огнями. Туман окутывал низины, скрывая полуразрушенные китайские деревушки. Тишина кругом зачаровывала, мы двигались молча, только звон подков о мерзлую землю нарушал общую гармонию.
Cepгей М.
Деревня Сыгуантунь. 27 декабря 1904 г.
Странички из дневника С.Л. Маркова - из книги "Марков и марковцы"
http://www.pobeda.ru/biblioteka/vsen_1904.html
Около 3 1/2 часов дня мы вдвоем с Генералом Б. отправились верхом в ближайший к Штабу 1-й стрелковый Его Величества полк на всенощную. Яркий солнечный день, бодрящий, чистый, чуть-чуть морозный воздух и прекрасные зимние дороги делают прогулки по Маньчжурии в это время года удивительно привлекательными.
Ехать пришлось недолго. Через 1/2 часа мы были уже на месте в ожидании начала службы зашли в фанзу командира полка Полковника Л. Скоро нас позвали.
В церковь был обращен построенный к Георгиевскому дню барак-столовая. Длинное полутемное помещение, наполненное серыми фигурами, расступающимися перед нами, казалось какой-то пещерой первых веков христианства.
Служба уже началась... Где-то вдали слабо слышался голос священника...
Я за генералом и командиром полка прошел вперед. Перед нами вдруг засиял сотнями свечей, наших русских восковых свечей скромный иконостас. Все, от самого барака-церкви до алтаря, молящихся, иконостаса было и своеобразно, и оригинально. Гаоляновые стены без окон, такая же крыша напоминали каждому, где он и что, быть может, завтра ожидает его.
Перегородка для иконостаса, царские врата и боковые двери были искусно скомбинированы из двух выбеленных печей, полотнищ палаток, сосновых веток и кустиков омелы. На всем этом яркими пятнами зажженных свечей выделялось всего четыре образа: Спасителя, Божьей Матери, Святителя Николая и икона праздника.
Одна фигура за другой, усиленно крестясь и отламывая земные поклоны, несла свою свечу с горячей молитвой к Тому, Кто учил нас общей любви и "мирови мира". Молодые загрубевшие лица, уже побывавшие в боях, бородачи, недавно прибывшие в полк, унтера с Георгиями и медалями за Китай, весь этот люд, собранный со всей матушки-России, тянулся с тоненькой свечкой, сливаясь в одной горячей молитве, молитве без слов, но понятной для всех.
Простые трогательные молитвы хора любителей-солдат, убежденный, голос священника, струйки дыма и запах ладана, мерцание свечи перенесли меня далеко-далеко...
Дума за думой, картинка за картинкой промелькнули пережитые годы, а воображение уже рисовало новые образы, новые сцены.
"Уединенный, слабо освещенный лампадой угол церкви, на коленях сгорбленная, одинокая, до боли знакомая фигура. Черное траурное платье, мокрое от слез лицо, заглушенные рыданья - вот молитва, вот слезы войны.
Родная, не плачь, брат нашел славную долю, верь в то, что я вернусь, верь в Того, Кто сохранит тебе последнего сына..."
Что-то подступило к горлу, слеза покатилась на заношенное, истрепанное пальто.
Я очнулся...
А служба все шла и шла.
С боков, сверху из щелей гаоляна весело и дерзко врывались лучи заходящего солнца. Сквозь крышу виднелось далекое голубое маньчжурское небо. Где-то за сопками раздался запоздалый выстрел...
Назад ехали уже в темноте. Лошади шли крупной рысью, небо вызвездилось и глядело на нас большими, яркими огнями. Туман окутывал низины, скрывая полуразрушенные китайские деревушки. Тишина кругом зачаровывала, мы двигались молча, только звон подков о мерзлую землю нарушал общую гармонию.
Cepгей М.
Деревня Сыгуантунь. 27 декабря 1904 г.
Странички из дневника С.Л. Маркова - из книги "Марков и марковцы"
http://www.pobeda.ru/biblioteka/vsen_1904.html
_митр. Святогорский.png)