Охрана Николая II была до конца верна присяге В кадрах старой кинохроники, посвященной семье последнего русского царя, можно увидеть следующего сразу за Николаем II рослого кавказского казака с черной окладистой бородой, в высокой своеобразной папахе, бережно несущего на руках больного цесаревича Алексея. Это вахмистр Пилипенко, ординарец царя от Собственного Его Величества Конвоя.
Первые сведения о Конвое в российской военной истории встречаются в 1775 году, но как штатное подразделение он был сформирован в 1828 году. Первоначально Конвой его Величества включал только лейб-гвардии Кавказско-Горский полуэскадрон, в котором проходили службу кабардинские князья и уздени, представители древних родов осетин, чеченцев, ингушей, кумыков, ногайцев, ряда других кавказских народов. В 1828 г. в составе Конвоя появилось новое подразделение - Команда кавказских линейных казаков. В последующем в составе части в зависимости от возникающих задач неоднократно происходили структурные изменения. В марте 1917 года, к моменту своего расформирования, Конвой состоял из двух кубанских и двух терских сотен. 5-я лейб-гвардии Сводная сотня формировалась из представителей обоих казачьих войск.
Казаки не только исправно несли воинскую службу. Об их знаменитом хоре ходили легенды. Его знали не только в столице - хор успешно конкурировал с лучшими профессиональными коллективами, репертуар включал старинные русские и украинские песни, а танцоры с одинаковым мастерством исполняли украинский гопак и зажигательную кавказскую лезгинку. Среди офицеров было немало талантливых художников и поэтов.
Долг
Со спокойствием и достоинством
Во второй половине дня 20 июля 1914 г. Николай II прибыл из Петергофа в столицу. Для встречи царя был построен караул от Конвоя. Казаки уже знали об объявлении войны. Настроение у них было приподнятое.
После оглашения манифеста об объявлении военных действий между Россией и Германией и торжественного молебна Николай II обратился к присутствующим:
- Со спокойствием и достоинством встретила наша великая матушка Русь известие об объявлении нам войны. Убежден, что с таким же чувством спокойствия мы доведем войну, какая бы она ни была, до конца.
С первых дней войны возросла нагрузка на личный состав Конвоя. Увеличилось количество караулов, была усилена служба конных постов вокруг ограды Александровского дворца. Теперь ежедневно в наряд заступали в полном составе сразу две сотни: одна в Царском Селе и одна в столице. Две другие меняли их на следующий день. Кроме постоянной службы при дворе конвойцам приходилось часто бывать с царем в различных поездках: Николай II выезжал в Ставку, в действующую армию, на заводы. Его сопровождали, помимо ординарца, команда в составе одного офицера и до взвода казаков.
Усиленная охрана
Прошел год с начала войны. Неудачи русской армии привели к смене в высшем военном руководстве. Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, дядя царя, был смещен и отправлен наместником на Кавказ. Во главе армии стал сам Николай II. 4 сентября 1915 г. он убыл в Могилев, где находилась Ставка Верховного Главнокомандующего.
В Могилеве офицеры Конвоя расположились в гостинице "Париж", а казаки - в городских казармах. Конвойцы несли внутреннюю охрану резиденции царя. В те дни, когда выставлялся караул, в окрестности города дополнительно высылалось 8 конных постов. Службу они несли круглосуточную. Внешнюю охрану и охрану Ставки в целом несли Сводный пехотный полк его Величества и дворцовая полиция. А вообще город и его ближайшие окрестности были буквально наводнены войсками и полицией. Ежедневно на различные посты заступало свыше 1500 человек. Помимо этого в 20 верстах от города проходила еще одна линия охраны.
В свободное от службы время казаки бывали в городе. Некоторые из них успевали заводить романы с местными девицами. Барышни с большим сожалением расставались с конвойцами, когда подходило время убытия сотни в столицу. В отличие от остальной армейской братии, кубанцы и терцы были весьма галантными кавалерами. При отборе в Конвой принимались во внимание не только внешние данные, но и такие качества, как сообразительность, грамотность, умение ладить с окружающими. За малейшую провинность следовало неотвратимое наказание. Самое страшное из них - отчисление из Конвоя. Помимо позора (сразу же отправлялась телеграмма в штаб войска, и о случившемся знала не только родная станица, но и вся округа) казак лишался ощутимых льгот, предоставляемых после окончания службы.
На фронт
С самого начала войны казаки Конвоя начали получать из дому тревожные вести о ранениях или, что самое страшное, гибели на фронте родных и близких. После каждого подобного письма командиры сотен получали очередные рапорта с просьбой об отправке в действующую армию.
Утром 5 ноября 1915 г. командир 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни есаул Жуков прибыл, как всегда, на доклад к командиру Конвоя генерал-майору графу Граббе-Никитину. Заслушав традиционный рапорт своего лучшего сотенного командира, Алексей Николаевич спросил:
- Чувствую, Андрей Семенович, что-то вы не договариваете. Что случилось? Какие мысли вас тревожат?
Жуков со свойственной его натуре страстностью и горячностью буквально выпалил без остановки все, что не раз мысленно повторял, готовясь идти на доклад к командиру:
- Ваше сиятельство, прошу вас от себя лично и всех офицеров и казаков обратиться к государю за разрешением об отправке на фронт. Мы докажем и в бою, что Конвой его Величества достоин своего повелителя.
Граббе по-доброму улыбнулся.
- Признаюсь честно, давно ждал этого разговора. Надо подумать. Всех сразу отправить не удастся. Отправим даже одну сотню - не сможем выполнять возложенные на нас задачи. А какая сотня, по-вашему мнению, должна убыть первой в действующую армию?
- Александр Николаевич, ну конечно же, моя - 1-я, - сказал Жуков, - Мы ведь уже по просьбе офицеров и казаков тянули жребий. Первый номер достался нам, а второй - сотне Татонова, 4-й Терской...
День отправки, 12 декабря 1915 года, выпал на субботу. Сотня прикомандировывалась к 1-му Хоперскому ее Императорского Величества великой княгини Анастасии Михайловны полку Кубанского казачьего войска.
Генерал Граббе передал Андрею Семеновичу Жукову образ Святого великомученика Ерофея - покровителя Конвоя.
Вечером эшелон убыл на Юго-Западный фронт, увозя пять офицеров, одного вахмистра, 147 урядников и казаков.
"Безоружного врага не бей..."
Прошло три месяца. Заканчивался срок пребывания в действующей армии. Однако из-за установившегося на фронте затишья конвойцам так ни разу и не удалось побывать ни в одном серьезном деле. Командир Конвоя, зная о предстоящем наступлении русских войск и идя навстречу настойчивым просьбам Жукова, разрешил 1-й сотне остаться в составе Терской казачьей дивизии, к которой они были прикомандированы, до конца июня. С 11 апреля 1916 г. в соответствии с директивой Ставки началась подготовка к наступлению.
На рассвете 22 мая заговорили русские орудия. Противнику так и не удалось вскрыть подготовку наступления войсками Юго-Западного фронта. Град снарядов застал австрийцев врасплох. К исходу следующего дня первая полоса обороны противника была прорвана. Войска генерала Брусилова начали преследование отступающего неприятеля.
29 мая 1-я лейб-гвардии Кубанская сотня отличилась при прикрытии переправы через р.Прут у села Вам. Благодаря мужеству конвойцев была сорвана попытка выхода противника во фланг главным силам Терской казачьей дивизии. 5 июня при преследовании неприятеля кубанцы и Кизляро-Гребенской полк натолкнулись на большой обоз. Атака в конном строю могла привести к большим потерям.
Спешенные терские казаки, завязав перестрелку, сковали прикрытие обоза. Конвойцы лесом зашли с другой стороны. Дав залп из винтовок, они внезапно для австрийцев пошли в атаку. Тех, кто бросал оружие и поднимал руки, казаки не трогали. В уставе полевой службы того времени были помещены специальные наказы: "...Безоружного врага, просящего пощады, не бей... Когда окончилось сражение, раненого жалей и старайся по мере сил помочь ему, не разбирая - свой он или неприятельский. Раненый уже не враг твой... С пленным обращайся человеколюбиво, не издевайся над его верою..."
Бой закончился полной победой казаков. Тяжелую потерю понесли кизляро-гребенцы. Во время атаки погиб полковник Марков, исполняющий обязанности командира полка. Как старший из штаб-офицеров в командование вступил Андрей Семенович Жуков, произведенный накануне в полковники. Сотню он передал есаулу Григорию Рашпилю.
На рассвете 7 июня конвойцы, будучи авангардом полка, с боем заняли маленький городишко Сучава. После короткого отдыха в направлении города Радауц для разведки противника был отправлен разъезд во главе с подъесаулом Скворцовым. Вскоре с той стороны, куда ушли разведчики, послышалась сильная ружейно-пулеметная стрельба. Наблюдатель, несший службу на колокольне местной церкви, доложил, что казаки Скворцова бросились в атаку на австрийскую заставу на окраине города. Как потом объяснил подъесаул, это была единственная возможность спасти людей, ибо отход назад под сильным огнем неприятеля означал неминуемую гибель. Во время этой отчаянной атаки героический подвиг совершил урядник Василий Сухина, уроженец станицы Новоджерелиевской Таманского отдела. В пылу боя он заметил, что австрийский солдат целится в Скворцова. Все решали мгновения, предупреждать об опасности было поздно. Бросив коня по направлению к командиру и прикрыв его своим телом, урядник принял удар на себя. За спасение офицера ценой своей жизни Василия Ивановича Сухину посмертно наградили Георгиевским крестом 2-й степени...
Поступок полковника Жукова
В Радауце конвойцы расстались с Андреем Семеновичем Жуковым. Сдав Кизляро-Гребенской полк, в сопровождении только вестового он убыл в тыл. Никто не мог предположить, что через два дня любимого командира не станет. Он давно страдал грыжей, которая не поддавалась хирургическому лечению. Пока было затишье, даже офицеры не замечали в Андрее Семеновиче никаких перемен. Всегда ровный и спокойный, он старался любыми способом скрыть свой недуг. Но когда фронт перешел в наступление, Жукову, как и всем, пришлось подолгу оставаться в седле, ходить в атаки, Делать большие переходы. Болезнь обострилась, стала причинять мучительные страдания. Как-то, когда его мучили очень сильные боли, он не выдержал и сказал об этом есаулу Рашпилю. Последний доложил по команде. Присланный командиром корпуса врач, осмотрев Жукова, сделал неожиданное для него заключение:
- Господин полковник, вам необходимо срочно убыть в госпиталь. В противном случае за последствия я не ручаюсь.
На что Андрей Семенович ответил:
- И быть на фронте я больше не могу, и уйти с фронта тоже не могу!
Лишь после письменного приказания командира корпуса он убыл в тыл. Безупречной храбрости и в высшей степени самолюбивый, потомственный военный, боясь, что убытие с передовой в самый разгар боев может быть расценено подчиненными как проявление трусости и подорвет его репутацию офицера, Жуков покончил с собой. Согласно показаниям вестового, его последними словами были: "Оставь меня одного, я хочу помолиться". Через несколько минут раздался выстрел. На столе лежала придавленная часами покойного записка: "Болен. Боюсь, что казаки и офицеры не поймут!".
Возвращение домой
За полгода пребывания на фронте конвойцы сроднились с Терской казачьей дивизией. Особенно с офицерами и казаками 2-го Кизляро-Гребенского полка, с которыми не раз приходилось смотреть смерти в глаза. Братскою теплотою проникнуты строки из полкового приказа, изданного командиром кизляро-гребенцев полковников Хетагуровым в последние дни пребывания 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни на фронте:
"Конвойцы! По чистой совести должен преклониться перед вашей доблестью, мужеством и храбростью. Я наблюдал и удивлялся тому спокойствию, той выдержке, самоотверженности и непоколебимой уверенности, с которыми вы шли в атаку, безразлично - в конном или пешем строю..."
22 июня кубанцы прибыли в Могилев. В тот же день Николай II встретился с ними. Царь приехал вместе с сыном, цесаревичем Алексеем, и небольшой свитой.
Командир сотни подал команду:
- Сотня, смир-но, слушай на кра-ул!
Не доходя, как и положено по уставу, двух шагов, остановился, лихо отсалютовав шашкой так, как мог делать только он:
- Ваше Императорское Величество, 1-я лейб-гвардии Кубанская сотня Вашего Величества Конвоя прибыла из действующей армии. В строю два офицера, 106 урядников и казаков. Командир сотни есаул Рашпиль!
После доклада сделал шаг в сторону, пропуская царя. Подойдя к строю, государь остановился. Казаки стояли не шелохнувшись. Обветренные, возмужалые и такие знакомые лица. Но нет среди них Жукова, нет одного из первых теноров хора казака Камкова, которого за чудный голос все, в том числе жена и дети Николая II, называли ласково "Савушкой".
Тяжело вздохнув, Николай II поздоровался с казаками. Затем обошел строй, спрашивая у каждого, за что получены награды.
- Все ли конвойцы за геройские дела отмечены по заслугам?
- Так точно, Ваше Императорское Величество. Не награждены пока только за последние бои, но представления поданы.
Царь повернулся к сопровождавшим его Фредериксу и командиру Конвоя и спросил:
- Как вы считаете, господа, если мы не будем ждать официального завершения рассмотрения представлений и прямо сейчас вручим награды?
Был вызван дежурный флигель-адъютант, имеющий при подобных выездах царя чемоданчик с соответствующими наградами. Первыми были награждены Сербатов и Волошин. Всего же 30 человек стали кавалерами Георгиевских крестов различных степеней, и 23 казака - Георгиевских медалей.
25 июня 1-я лейб-гвардии Кубанская сотня прибыла в Царское Село. В тот же день в государевом Феодоровском соборе духовник Их Величеств отец Васильев отслужил панихиду по не вернувшимся с фронта казакам.
Подарок императрицы
Храбро воевали и казаки 4-й лейб-гвардии Терской сотни. Перед убытием в действующую армию офицеров пригласила к себе императрица. Она тепло попрощалась с ними, пожелав всем удачи и непременного возвращения живыми и здоровыми. Благославив офицеров, Александра Федоровна вручила каждому нательный святой образок и передала командиру сотни есаулу Татонову такие же образки для всех казаков. Великие княжны сделали офицерам скромные подарки. Подъесаулу Федюшкину удалось сохранить подарок да самой смерти (умер 31 августа 1958 г. в Нью-Йорке). Вспоминая на чужбине далекую Родину, молодость, он не раз доставал шелковую рубашку, подаренную второй дочерью царя - Татьяной, и записку: "Да благославит и сохранит Вас Господь, милый Юзик! Татьяна"...
Боевая служба терцев прошла в основном в Карпатских горах. Это был один из периодов особенно напряженной, изнурительной и тяжелой службы казачьих частей, когда им приходилось действовать большей частью в пешем строю, как обыкновенным пехотным полкам. 42 урядника и казака вернулись с фронта, награжденные Георгиевскими крестами. Несколько человек стали полными Георгиевскими кавалерами.
Другим сотням Конвоя побывать на фронте в полном составе не удалось. Для России наступало время смутное и тяжелое...
"Прикажите их убить!"
Январь и практически весь февраль 1917 г. царь провел в Царском Селе. 22 февраля он убыл в Ставку, а 23 февраля в Петрограде рабочие вышли на улицы. 27 февраля было объявлено о создании Временного комитета Государственной Думы.
Царь решил ехать в Царское Село. Для его непосредственной охраны командир Конвоя назначил в литерный поезд "А" сотника Шведова, одного урядника и двух казаков от 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни и в поезд "Б" - команду из 14 казаков 4-й лейб-гвардии Терской сотни под командой хорунжего Лаврова.
2 марта Николая II записал в своем дневнике: "Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т.к. с ним борется соц[иал]-дем[ократическая] партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев - всем главнокомандующим. К 2 часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился...
Кругом измена, трусость и обман!"
Последние слова не касались лишь немногих, в том числе офицеров и казаков Конвоя. Они до конца сохранили верность однажды данной присяге.
Когда отбывали радостные Гучков и Шульгин, увозившие Манифест об отречении царя, Николай II обратился к присутствующим в тот момент казакам Конвоя:
- Теперь вы должны сорвать с себя мои вензеля.
На что казаки, став по стойке "смирно", ответили:
- Ваше Императорское Величество, прикажите их убить!
Царь не ожидал, что кто-то в этой обстановке может еще оставаться верным ему.
Шок
Никто из офицеров и казаков Конвоя, находившихся 3 марта в Ставке, не знал, почему царь находится не в Царском Селе, а в Пскове. Около полудня как гром среди ясного неба пришло известие: "Николай II отрекся от престола!". В расположение конвойцев прибыл полковник Киреев. Он обратился к подчиненным с призывом твердо помнить о присяге.
В 15 часов, узнав о прибытии вечером в Могилев царя, помощник командира Конвоя Федор Михайлович Киреев вызвал сотни в город и приказал выставить усиленный караул в доме Николая II.
К 19 часам на военную платформу станции начали прибывать находившиеся в Ставке великие князья и офицеры Ставки. От Конвоя выстроился караул для встречи во главе с хорунжим Галушкиным. В 20.20 к перрону медленно подошел литерный поезд царя. Гул голосов как-то разом стих, и наступила тягостная тишина. Минут пять никто не выходил.
Наконец открылась дверь вагона и показался генерал Граббе. Поздоровавшись только с казаками, командир Конвоя спросил у Галушкина:
- Известно ли об отречении государя императора?
- Ваше сиятельство, никто этому не верит!
- К несчастью, это так, - сказал тихо Граббе и снова вошел в вагон.
Появился вахмистр Пилипенко, ординарец царя, и дал знак о его выходе. Караул Конвоя как всегда четко приветствовал царя. Николай II поздоровался за руку с Галушкиным, затем с казаками. Те дружно ответили:
- Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!
Приложив руку к папахе (царь был одет в форму кубанских пластунов), произнес:
- Спасибо за службу, казаки!
Поздоровавшись с генералом Алексеевым и приняв от него рапорт, Николай II направился к великим князьям. Обнял и поцеловал каждого. Затем обошел строй офицеров. На перроне по-прежнему царила гнетущая тишина. Чувствовалось, что встречающие находились в подавленном душевном состоянии.
У главного входа в губернский дом царя ждал полковник Киреев. Старого служаку, всегда спокойного и рассудительного, было трудно узнать. Он как-то вмиг сдал и выглядел несчастным, глубоким стариком. Доложив Николаю II о состоянии Конвоя, Федор Михайлович срывающимся голосом сказал:
- Ваше Императорское Величество, все офицеры и казаки готовы до конца исполнить свой воинский долг. Данную Вашему Величеству присягу не нарушим!..
4 марта в Царское Село пришла страшная для многих весть - об отречении царя. Никто из конвойцев не хотел в это верить. Днем откуда-то в Александровский дворец попали манифесты об отречении Николая II и великого князя Михаила Александровича.
Во второй половине дня императрица пригласила к себе сотника Зборовского. Сообщила, что появилась связь с государем. Он просил передать конвойцам благодарность за верность его семье. Перед уходом сотника Александра Федоровна сказала ему:
- Виктор Эрастович, пусть все офицеры и казаки снимут с погон вензеля его Величества. До меня дошли вести, что в Петрограде из-за них убивают офицеров. Сделайте, пожалуйста, это ради меня и моих детей. Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал из-за нас.
Когда эту просьбу государыни довели до казаков, то большинство, особенно сверхсрочнослужащие урядники, отказались это делать.
К вечеру в районе казарм Конвоя стали появляться солдаты запасных батальонов. Конвойцы старались избегать разговоров с ними, а пытавшихся устроить митинг - просили удалиться, ссылаясь на нехватку времени их слушать. Впрочем, особо рьяных агитаторов не наблюдалось. Возможно, на них действовала обстановка жЈсткой дисциплины, царившая в Конвое.
Солдаты и интеллигентного вида штатские в пенсне и с бородками клинышком пытались заговорить и с казаками, несущими службу по охране Александровского дворца. Встреченные угрюмым молчанием или коротким - "Удалиться!", они отходили в сторону.
Сдача постов
Начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал-адъютант Алексеев издал приказ N 344, первый пункт которого гласил: "Находящийся в ведении Командующего Императорской Главной Квартиры Собственный его Величества Конвой включить в состав штаба Верховного Главнокомандующего и переименовать в Конвой Верховного Главнокомандующего".
Для конвойцев это известие стало полной неожиданностью. Кто-то узнал, что инициатором приказа якобы явился сам командир Конвоя генерал Граббе. По просьбе офицеров полковник Киреев обратился к нему за разъяснением, соответствует ли это действительности. Прибыв лично к офицерам, Граббе пытался убедить их, что после отречения от престола Николая II и его брата Михаила единственным представителем династии Романовых является ожидавшийся в Ставке великий князь Николай Николаевич. Следовательно Конвой, состоя при нем, сохранит преемственность.
При всем глубоком уважении к командиру, офицеры единодушно осудили его такое поспешное личное решение. Граббе, поняв, что совершил ошибку и невольно нанес обиду подчиненным, попросил у них прощения.
7 марта в городскую ратушу вызвали есаула Свидина и командира Сводного пехотного полка и объявили, что по распоряжению Временного правительства, 8 марта необходимо сдать посты в Александровском дворце частям Царскосельского гарнизона.
После бессонной ночи все офицеры 2-й лейб-гвардии Кубанской и 3-й лейб-гвардии Терской сотен собрались в Офицерском собрании. Вид у всех был болезненный и трагичный. Они еще не могли до конца поверить во все происходящее. До последнего дня теплилась надежда, что положение как-то изменится к лучшему. Но приказ оставить Дворец убил эту последнюю надежду.
Днем прибыл командующий войсками Петроградского гарнизона генерал Корнилов. Он объявил императрице о постановлении Временного правительства об аресте семьи Николая II. После отъезда Корнилова Александра Федоровна, узнав, что Конвой готов сражаться до последнего за жизнь царской семьи, пригласила сотника Зборовского.
- Виктор Эрастович, прошу вас всех воздержаться от каких-либо самостоятельных действий, способных задержать приезд его Величества и отразиться на судьбе детей. Начиная с меня, все должны подчиниться судьбе!..
Сдачу постов и вывод из Александровского дворца Конвоя и Сводного полка назначили на 16 часов. Офицеры опять попросили Зборовского пойти к императрице и доложить, что Конвой готов исполнить любое ее приказание. Когда он передал эти слова, у Александры Федоровны показались слезы. Подавляя волнение, она попросила выразить всем офицерам и казакам благодарность за верность. Вручив на память маленькие образки, она провела сотника в детскую - попрощаться с выздоравливающими от кори Ольгой и Татьяной.
В 16 часов произошла смена.
Прощание
В последний день пребывания в Могилеве царь прощался в зале управления дежурного генерала со всеми чинами штаба. Офицеры Конвоя выстроились на левом фланге, а вахмистры и урядники вместе с представителями Сводного пехотного полка - на лестнице, ведущей в штаб.
В точно назначенное время вошел государь. Он был одет в серую кубанскую черкеску, с шашкой через плечо. На груди висел лишь один Георгиевский крест, ярко белевший на темном фоне черкески. Генерал Алексеев подал команду:
- Господа офицеры!
Николай II окинул грустным взглядом присутствующих. Левую руку с зажатой в ней папахой он держал на эфесе шашки. Правая была опущена и сильно дрожала. Лицо было еще более осунувшимся и пожелтевшим.
- Господа! Сегодня я вижу вас в последний раз, - голос царя дрогнул, и он смолк.
В помещении, где было собрано несколько сот человек, наступила гнетущая тишина. Никто даже не кашлянул, все смотрели на царя. Взволнованный, он начал обходить строй офицеров. Однако, попрощавшись с тремя первыми, государь не выдержал и направился к выходу. В последний момент увидел конвойцев, стоящих в алых парадных черкесках. Подошел к ним. Обнял полковника Киреева и поцеловал его. В этот момент хорунжий Лавров, гигант двухметрового роста, не выдержав напряжения, упал прямо к ногам царя...
Перед отъездом Николай II решил еще раз повидаться с офицерами Конвоя и Сводного полка. Войдя в зал, царь молча поклонился им. Затем удалился в кабинет и принес фарфоровую статуэтку конвойца. Передавая свой прощальный подарок Кирееву, сказал:
- У меня таких две. Одну сохраню на память. Еще раз благодарю вас всех. Служите Родине по-прежнему так же верно.
Спускаясь по лестнице, увидел вахмистров, урядников и трубачей. Они стояли на коленях, у большинства на глазах блестели скупые мужские слезы. Царь сильно побледнел. Подошел к ним, обнял каждого и по русскому обычаю троекратно поцеловался с каждым. Попросил вахмистра 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни подхорунжего Новосельцева передать всем казакам его прощальный привет и благодарность за верную службу. Затем, обернувшись к офицерам, сказал:
- Прошу вас оставаться здесь, не провожайте меня!
Из личного состава Конвоя с царем в столицу уехал только один его ординарец вахмистр Пилипенко. Больше новые власти никому не разрешили...
9 марта около 11 часов Николай II приехал в Царское Село. Казаки 2-й лейб-гвардии Кубанской и 3-й Терской сотен, узнав об этом, без какой-либо команды выстроились у своих казарм. По пути в Александровский дворец царь должен был обязательно проехать мимо них. Примерно через час ожидания показался царский автомобиль. Увидев строй конвойцев, шофер без команды замедлил ход. Николай II поднялся, поздоровался с казаками. В ответ прозвучало громкое: "Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!". Это была последняя встреча царя, лишенного уже свободы постановлением Временного правительства, со своим Конвоем.
В Царском Селе сотни Конвоя после 8 марта никакой гарнизонной службы уже не несли. Лишь изредка занимались строевыми занятиями и через день выводились в конном строю на проездки. Офицеры и казаки в эти смутные дни сплотились как один.
В Могилеве с отъездом Николая II полковник Киреев приказал вновь возвратиться в загородный лагерь. В гарнизонные наряды они также больше не ходили.
Неопределенность
11 марта в Ставку с Кавказа прибыл Великий Князь Николай Николаевич. Однако в тот же день представитель Временного правительства объявил ему, что он отстранен от должности Верховного Главнокомандующего. Положение Конвоя стало еще более неопределенным. В дополнение ко всему появились тревожные слухи о предполагаемом решении Временного правительства о расформировании Конвоя и отправке личного состава по разным частям. Офицеры и казаки единодушно решили, что надо принять все меры для сохранения Конвоя, соединения всех сотен в одном месте и отправке на фронт как отдельной воинской части. В это время Военный Совет разрешил всем желающим лицам свиты Его Величества подать в отставку с правом на пенсию и сохранением всех льгот. Генерал Граббе выхлопотал это право для всех офицеров Конвоя. Однако они отказались ради сохранения части с последующей ее отправкой на фронт.
В конце марта наконец пришло разрешение об убытии Конвоя на Северный Кавказ. Сотням, находивщимся в Ставке, Временное правительство не разрешило заехать в Царское Село за семьями и имуществом. Новых правителей России пугала такая решительность, непоколебимость и верность конвойцев раз данной присяге. Министры боялись, что эта маленькая часть после истории со знаменами может натворить большие дела.
Поэтому Гучков приказал полковнику Кирееву отправлять сотни есаулов Рашпиля и Татонова сразу же в Екатеринодар. В Царском Селе на сборы ушло больше времени. Предстояло упаковать документы канцелярии Конвоя, собрать вещи не допущенных в Царское Село товарищей, помочь семьям офицеров и сверхсрочнослужащих, уезжающим домой на Кубань и Терек.
29 мая вечером офицеры 2-й лейб-гвардии Кубанской, 3-й лейб-гвардии Терской и команды 5-й лейб-гвардии Сводной сотен в последний раз сошлись в своем Собрании. Перед каждым стоял небольшой серебряный кубок с выгравированными на них автографами офицеров Конвоя. Эти бокалы сделали по общему желанию специально к этому дню. Речей не произносили. Федор Михайлович Киреев, приехавший из Могилева, встал и молча поднял свой бокал. Это был первый и последний тост...
Эпилог
За исключением нескольких казаков нестроевой команды весь личный состав не нарушил военной присяги. Конвойцы не приняли ни февральский переворот, ни октябрьский. В годы гражданской войны они долго не присоединялись ни к одной из противоборствующих сторон. Однако загнанные в угол политикой расказачивания, потеряв кто отца, кто брата в ходе массовых расстрелов, многие были вынуждены пойти в Добровольческую армию. В огне братоубийственной войны погибли 24 офицера, более 200 урядников и казаков. По архивным документам, среди погибших или умерших от ран и болезней в годы гражданской войны удалось найти фамилии полковника Киреева, всех четырех командиров сотен: 1-й лейб-гвардии Кубанской - есаула Георгия Рашпиля, 2-й лейб-гвардии Кубанской - есаула Михаила Свидина, 3-й лейб-гвардии Терской - есаула Михаила Панкратова, 4-й лейб-гвардии Терской - Григория Татонова. Умерли в тюрьмах ВЧК сотник Шведов и есаул Лавров. В 1920 г. оставшиеся в живых вместе с семьями в составе армии генерала Врангеля покинули Родину.
P.S.В заключение данной темы хочется добавить, что в эмиграции Собственный Его Императорского Величества Конвой просуществовал как боевое подразделение до 1941 г. В 1941 г. остатки С.Е.И.В. Конвоя прибыли из Болгарии на формирование Русского Охранного Корпуса в Белград.
Николай Дмитриевич Плотников - полковник, кандидат военных наук
Электронная версия "НГ" от 10.02. 1996 г.
Первые сведения о Конвое в российской военной истории встречаются в 1775 году, но как штатное подразделение он был сформирован в 1828 году. Первоначально Конвой его Величества включал только лейб-гвардии Кавказско-Горский полуэскадрон, в котором проходили службу кабардинские князья и уздени, представители древних родов осетин, чеченцев, ингушей, кумыков, ногайцев, ряда других кавказских народов. В 1828 г. в составе Конвоя появилось новое подразделение - Команда кавказских линейных казаков. В последующем в составе части в зависимости от возникающих задач неоднократно происходили структурные изменения. В марте 1917 года, к моменту своего расформирования, Конвой состоял из двух кубанских и двух терских сотен. 5-я лейб-гвардии Сводная сотня формировалась из представителей обоих казачьих войск.
Казаки не только исправно несли воинскую службу. Об их знаменитом хоре ходили легенды. Его знали не только в столице - хор успешно конкурировал с лучшими профессиональными коллективами, репертуар включал старинные русские и украинские песни, а танцоры с одинаковым мастерством исполняли украинский гопак и зажигательную кавказскую лезгинку. Среди офицеров было немало талантливых художников и поэтов.
Долг
Со спокойствием и достоинством
Во второй половине дня 20 июля 1914 г. Николай II прибыл из Петергофа в столицу. Для встречи царя был построен караул от Конвоя. Казаки уже знали об объявлении войны. Настроение у них было приподнятое.
После оглашения манифеста об объявлении военных действий между Россией и Германией и торжественного молебна Николай II обратился к присутствующим:
- Со спокойствием и достоинством встретила наша великая матушка Русь известие об объявлении нам войны. Убежден, что с таким же чувством спокойствия мы доведем войну, какая бы она ни была, до конца.
С первых дней войны возросла нагрузка на личный состав Конвоя. Увеличилось количество караулов, была усилена служба конных постов вокруг ограды Александровского дворца. Теперь ежедневно в наряд заступали в полном составе сразу две сотни: одна в Царском Селе и одна в столице. Две другие меняли их на следующий день. Кроме постоянной службы при дворе конвойцам приходилось часто бывать с царем в различных поездках: Николай II выезжал в Ставку, в действующую армию, на заводы. Его сопровождали, помимо ординарца, команда в составе одного офицера и до взвода казаков.
Усиленная охрана
Прошел год с начала войны. Неудачи русской армии привели к смене в высшем военном руководстве. Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, дядя царя, был смещен и отправлен наместником на Кавказ. Во главе армии стал сам Николай II. 4 сентября 1915 г. он убыл в Могилев, где находилась Ставка Верховного Главнокомандующего.
В Могилеве офицеры Конвоя расположились в гостинице "Париж", а казаки - в городских казармах. Конвойцы несли внутреннюю охрану резиденции царя. В те дни, когда выставлялся караул, в окрестности города дополнительно высылалось 8 конных постов. Службу они несли круглосуточную. Внешнюю охрану и охрану Ставки в целом несли Сводный пехотный полк его Величества и дворцовая полиция. А вообще город и его ближайшие окрестности были буквально наводнены войсками и полицией. Ежедневно на различные посты заступало свыше 1500 человек. Помимо этого в 20 верстах от города проходила еще одна линия охраны.
В свободное от службы время казаки бывали в городе. Некоторые из них успевали заводить романы с местными девицами. Барышни с большим сожалением расставались с конвойцами, когда подходило время убытия сотни в столицу. В отличие от остальной армейской братии, кубанцы и терцы были весьма галантными кавалерами. При отборе в Конвой принимались во внимание не только внешние данные, но и такие качества, как сообразительность, грамотность, умение ладить с окружающими. За малейшую провинность следовало неотвратимое наказание. Самое страшное из них - отчисление из Конвоя. Помимо позора (сразу же отправлялась телеграмма в штаб войска, и о случившемся знала не только родная станица, но и вся округа) казак лишался ощутимых льгот, предоставляемых после окончания службы.
На фронт
С самого начала войны казаки Конвоя начали получать из дому тревожные вести о ранениях или, что самое страшное, гибели на фронте родных и близких. После каждого подобного письма командиры сотен получали очередные рапорта с просьбой об отправке в действующую армию.
Утром 5 ноября 1915 г. командир 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни есаул Жуков прибыл, как всегда, на доклад к командиру Конвоя генерал-майору графу Граббе-Никитину. Заслушав традиционный рапорт своего лучшего сотенного командира, Алексей Николаевич спросил:
- Чувствую, Андрей Семенович, что-то вы не договариваете. Что случилось? Какие мысли вас тревожат?
Жуков со свойственной его натуре страстностью и горячностью буквально выпалил без остановки все, что не раз мысленно повторял, готовясь идти на доклад к командиру:
- Ваше сиятельство, прошу вас от себя лично и всех офицеров и казаков обратиться к государю за разрешением об отправке на фронт. Мы докажем и в бою, что Конвой его Величества достоин своего повелителя.
Граббе по-доброму улыбнулся.
- Признаюсь честно, давно ждал этого разговора. Надо подумать. Всех сразу отправить не удастся. Отправим даже одну сотню - не сможем выполнять возложенные на нас задачи. А какая сотня, по-вашему мнению, должна убыть первой в действующую армию?
- Александр Николаевич, ну конечно же, моя - 1-я, - сказал Жуков, - Мы ведь уже по просьбе офицеров и казаков тянули жребий. Первый номер достался нам, а второй - сотне Татонова, 4-й Терской...
День отправки, 12 декабря 1915 года, выпал на субботу. Сотня прикомандировывалась к 1-му Хоперскому ее Императорского Величества великой княгини Анастасии Михайловны полку Кубанского казачьего войска.
Генерал Граббе передал Андрею Семеновичу Жукову образ Святого великомученика Ерофея - покровителя Конвоя.
Вечером эшелон убыл на Юго-Западный фронт, увозя пять офицеров, одного вахмистра, 147 урядников и казаков.
"Безоружного врага не бей..."
Прошло три месяца. Заканчивался срок пребывания в действующей армии. Однако из-за установившегося на фронте затишья конвойцам так ни разу и не удалось побывать ни в одном серьезном деле. Командир Конвоя, зная о предстоящем наступлении русских войск и идя навстречу настойчивым просьбам Жукова, разрешил 1-й сотне остаться в составе Терской казачьей дивизии, к которой они были прикомандированы, до конца июня. С 11 апреля 1916 г. в соответствии с директивой Ставки началась подготовка к наступлению.
На рассвете 22 мая заговорили русские орудия. Противнику так и не удалось вскрыть подготовку наступления войсками Юго-Западного фронта. Град снарядов застал австрийцев врасплох. К исходу следующего дня первая полоса обороны противника была прорвана. Войска генерала Брусилова начали преследование отступающего неприятеля.
29 мая 1-я лейб-гвардии Кубанская сотня отличилась при прикрытии переправы через р.Прут у села Вам. Благодаря мужеству конвойцев была сорвана попытка выхода противника во фланг главным силам Терской казачьей дивизии. 5 июня при преследовании неприятеля кубанцы и Кизляро-Гребенской полк натолкнулись на большой обоз. Атака в конном строю могла привести к большим потерям.
Спешенные терские казаки, завязав перестрелку, сковали прикрытие обоза. Конвойцы лесом зашли с другой стороны. Дав залп из винтовок, они внезапно для австрийцев пошли в атаку. Тех, кто бросал оружие и поднимал руки, казаки не трогали. В уставе полевой службы того времени были помещены специальные наказы: "...Безоружного врага, просящего пощады, не бей... Когда окончилось сражение, раненого жалей и старайся по мере сил помочь ему, не разбирая - свой он или неприятельский. Раненый уже не враг твой... С пленным обращайся человеколюбиво, не издевайся над его верою..."
Бой закончился полной победой казаков. Тяжелую потерю понесли кизляро-гребенцы. Во время атаки погиб полковник Марков, исполняющий обязанности командира полка. Как старший из штаб-офицеров в командование вступил Андрей Семенович Жуков, произведенный накануне в полковники. Сотню он передал есаулу Григорию Рашпилю.
На рассвете 7 июня конвойцы, будучи авангардом полка, с боем заняли маленький городишко Сучава. После короткого отдыха в направлении города Радауц для разведки противника был отправлен разъезд во главе с подъесаулом Скворцовым. Вскоре с той стороны, куда ушли разведчики, послышалась сильная ружейно-пулеметная стрельба. Наблюдатель, несший службу на колокольне местной церкви, доложил, что казаки Скворцова бросились в атаку на австрийскую заставу на окраине города. Как потом объяснил подъесаул, это была единственная возможность спасти людей, ибо отход назад под сильным огнем неприятеля означал неминуемую гибель. Во время этой отчаянной атаки героический подвиг совершил урядник Василий Сухина, уроженец станицы Новоджерелиевской Таманского отдела. В пылу боя он заметил, что австрийский солдат целится в Скворцова. Все решали мгновения, предупреждать об опасности было поздно. Бросив коня по направлению к командиру и прикрыв его своим телом, урядник принял удар на себя. За спасение офицера ценой своей жизни Василия Ивановича Сухину посмертно наградили Георгиевским крестом 2-й степени...
Поступок полковника Жукова
В Радауце конвойцы расстались с Андреем Семеновичем Жуковым. Сдав Кизляро-Гребенской полк, в сопровождении только вестового он убыл в тыл. Никто не мог предположить, что через два дня любимого командира не станет. Он давно страдал грыжей, которая не поддавалась хирургическому лечению. Пока было затишье, даже офицеры не замечали в Андрее Семеновиче никаких перемен. Всегда ровный и спокойный, он старался любыми способом скрыть свой недуг. Но когда фронт перешел в наступление, Жукову, как и всем, пришлось подолгу оставаться в седле, ходить в атаки, Делать большие переходы. Болезнь обострилась, стала причинять мучительные страдания. Как-то, когда его мучили очень сильные боли, он не выдержал и сказал об этом есаулу Рашпилю. Последний доложил по команде. Присланный командиром корпуса врач, осмотрев Жукова, сделал неожиданное для него заключение:
- Господин полковник, вам необходимо срочно убыть в госпиталь. В противном случае за последствия я не ручаюсь.
На что Андрей Семенович ответил:
- И быть на фронте я больше не могу, и уйти с фронта тоже не могу!
Лишь после письменного приказания командира корпуса он убыл в тыл. Безупречной храбрости и в высшей степени самолюбивый, потомственный военный, боясь, что убытие с передовой в самый разгар боев может быть расценено подчиненными как проявление трусости и подорвет его репутацию офицера, Жуков покончил с собой. Согласно показаниям вестового, его последними словами были: "Оставь меня одного, я хочу помолиться". Через несколько минут раздался выстрел. На столе лежала придавленная часами покойного записка: "Болен. Боюсь, что казаки и офицеры не поймут!".
Возвращение домой
За полгода пребывания на фронте конвойцы сроднились с Терской казачьей дивизией. Особенно с офицерами и казаками 2-го Кизляро-Гребенского полка, с которыми не раз приходилось смотреть смерти в глаза. Братскою теплотою проникнуты строки из полкового приказа, изданного командиром кизляро-гребенцев полковников Хетагуровым в последние дни пребывания 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни на фронте:
"Конвойцы! По чистой совести должен преклониться перед вашей доблестью, мужеством и храбростью. Я наблюдал и удивлялся тому спокойствию, той выдержке, самоотверженности и непоколебимой уверенности, с которыми вы шли в атаку, безразлично - в конном или пешем строю..."
22 июня кубанцы прибыли в Могилев. В тот же день Николай II встретился с ними. Царь приехал вместе с сыном, цесаревичем Алексеем, и небольшой свитой.
Командир сотни подал команду:
- Сотня, смир-но, слушай на кра-ул!
Не доходя, как и положено по уставу, двух шагов, остановился, лихо отсалютовав шашкой так, как мог делать только он:
- Ваше Императорское Величество, 1-я лейб-гвардии Кубанская сотня Вашего Величества Конвоя прибыла из действующей армии. В строю два офицера, 106 урядников и казаков. Командир сотни есаул Рашпиль!
После доклада сделал шаг в сторону, пропуская царя. Подойдя к строю, государь остановился. Казаки стояли не шелохнувшись. Обветренные, возмужалые и такие знакомые лица. Но нет среди них Жукова, нет одного из первых теноров хора казака Камкова, которого за чудный голос все, в том числе жена и дети Николая II, называли ласково "Савушкой".
Тяжело вздохнув, Николай II поздоровался с казаками. Затем обошел строй, спрашивая у каждого, за что получены награды.
- Все ли конвойцы за геройские дела отмечены по заслугам?
- Так точно, Ваше Императорское Величество. Не награждены пока только за последние бои, но представления поданы.
Царь повернулся к сопровождавшим его Фредериксу и командиру Конвоя и спросил:
- Как вы считаете, господа, если мы не будем ждать официального завершения рассмотрения представлений и прямо сейчас вручим награды?
Был вызван дежурный флигель-адъютант, имеющий при подобных выездах царя чемоданчик с соответствующими наградами. Первыми были награждены Сербатов и Волошин. Всего же 30 человек стали кавалерами Георгиевских крестов различных степеней, и 23 казака - Георгиевских медалей.
25 июня 1-я лейб-гвардии Кубанская сотня прибыла в Царское Село. В тот же день в государевом Феодоровском соборе духовник Их Величеств отец Васильев отслужил панихиду по не вернувшимся с фронта казакам.
Подарок императрицы
Храбро воевали и казаки 4-й лейб-гвардии Терской сотни. Перед убытием в действующую армию офицеров пригласила к себе императрица. Она тепло попрощалась с ними, пожелав всем удачи и непременного возвращения живыми и здоровыми. Благославив офицеров, Александра Федоровна вручила каждому нательный святой образок и передала командиру сотни есаулу Татонову такие же образки для всех казаков. Великие княжны сделали офицерам скромные подарки. Подъесаулу Федюшкину удалось сохранить подарок да самой смерти (умер 31 августа 1958 г. в Нью-Йорке). Вспоминая на чужбине далекую Родину, молодость, он не раз доставал шелковую рубашку, подаренную второй дочерью царя - Татьяной, и записку: "Да благославит и сохранит Вас Господь, милый Юзик! Татьяна"...
Боевая служба терцев прошла в основном в Карпатских горах. Это был один из периодов особенно напряженной, изнурительной и тяжелой службы казачьих частей, когда им приходилось действовать большей частью в пешем строю, как обыкновенным пехотным полкам. 42 урядника и казака вернулись с фронта, награжденные Георгиевскими крестами. Несколько человек стали полными Георгиевскими кавалерами.
Другим сотням Конвоя побывать на фронте в полном составе не удалось. Для России наступало время смутное и тяжелое...
"Прикажите их убить!"
Январь и практически весь февраль 1917 г. царь провел в Царском Селе. 22 февраля он убыл в Ставку, а 23 февраля в Петрограде рабочие вышли на улицы. 27 февраля было объявлено о создании Временного комитета Государственной Думы.
Царь решил ехать в Царское Село. Для его непосредственной охраны командир Конвоя назначил в литерный поезд "А" сотника Шведова, одного урядника и двух казаков от 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни и в поезд "Б" - команду из 14 казаков 4-й лейб-гвардии Терской сотни под командой хорунжего Лаврова.
2 марта Николая II записал в своем дневнике: "Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т.к. с ним борется соц[иал]-дем[ократическая] партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев - всем главнокомандующим. К 2 часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился...
Кругом измена, трусость и обман!"
Последние слова не касались лишь немногих, в том числе офицеров и казаков Конвоя. Они до конца сохранили верность однажды данной присяге.
Когда отбывали радостные Гучков и Шульгин, увозившие Манифест об отречении царя, Николай II обратился к присутствующим в тот момент казакам Конвоя:
- Теперь вы должны сорвать с себя мои вензеля.
На что казаки, став по стойке "смирно", ответили:
- Ваше Императорское Величество, прикажите их убить!
Царь не ожидал, что кто-то в этой обстановке может еще оставаться верным ему.
Шок
Никто из офицеров и казаков Конвоя, находившихся 3 марта в Ставке, не знал, почему царь находится не в Царском Селе, а в Пскове. Около полудня как гром среди ясного неба пришло известие: "Николай II отрекся от престола!". В расположение конвойцев прибыл полковник Киреев. Он обратился к подчиненным с призывом твердо помнить о присяге.
В 15 часов, узнав о прибытии вечером в Могилев царя, помощник командира Конвоя Федор Михайлович Киреев вызвал сотни в город и приказал выставить усиленный караул в доме Николая II.
К 19 часам на военную платформу станции начали прибывать находившиеся в Ставке великие князья и офицеры Ставки. От Конвоя выстроился караул для встречи во главе с хорунжим Галушкиным. В 20.20 к перрону медленно подошел литерный поезд царя. Гул голосов как-то разом стих, и наступила тягостная тишина. Минут пять никто не выходил.
Наконец открылась дверь вагона и показался генерал Граббе. Поздоровавшись только с казаками, командир Конвоя спросил у Галушкина:
- Известно ли об отречении государя императора?
- Ваше сиятельство, никто этому не верит!
- К несчастью, это так, - сказал тихо Граббе и снова вошел в вагон.
Появился вахмистр Пилипенко, ординарец царя, и дал знак о его выходе. Караул Конвоя как всегда четко приветствовал царя. Николай II поздоровался за руку с Галушкиным, затем с казаками. Те дружно ответили:
- Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!
Приложив руку к папахе (царь был одет в форму кубанских пластунов), произнес:
- Спасибо за службу, казаки!
Поздоровавшись с генералом Алексеевым и приняв от него рапорт, Николай II направился к великим князьям. Обнял и поцеловал каждого. Затем обошел строй офицеров. На перроне по-прежнему царила гнетущая тишина. Чувствовалось, что встречающие находились в подавленном душевном состоянии.
У главного входа в губернский дом царя ждал полковник Киреев. Старого служаку, всегда спокойного и рассудительного, было трудно узнать. Он как-то вмиг сдал и выглядел несчастным, глубоким стариком. Доложив Николаю II о состоянии Конвоя, Федор Михайлович срывающимся голосом сказал:
- Ваше Императорское Величество, все офицеры и казаки готовы до конца исполнить свой воинский долг. Данную Вашему Величеству присягу не нарушим!..
4 марта в Царское Село пришла страшная для многих весть - об отречении царя. Никто из конвойцев не хотел в это верить. Днем откуда-то в Александровский дворец попали манифесты об отречении Николая II и великого князя Михаила Александровича.
Во второй половине дня императрица пригласила к себе сотника Зборовского. Сообщила, что появилась связь с государем. Он просил передать конвойцам благодарность за верность его семье. Перед уходом сотника Александра Федоровна сказала ему:
- Виктор Эрастович, пусть все офицеры и казаки снимут с погон вензеля его Величества. До меня дошли вести, что в Петрограде из-за них убивают офицеров. Сделайте, пожалуйста, это ради меня и моих детей. Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал из-за нас.
Когда эту просьбу государыни довели до казаков, то большинство, особенно сверхсрочнослужащие урядники, отказались это делать.
К вечеру в районе казарм Конвоя стали появляться солдаты запасных батальонов. Конвойцы старались избегать разговоров с ними, а пытавшихся устроить митинг - просили удалиться, ссылаясь на нехватку времени их слушать. Впрочем, особо рьяных агитаторов не наблюдалось. Возможно, на них действовала обстановка жЈсткой дисциплины, царившая в Конвое.
Солдаты и интеллигентного вида штатские в пенсне и с бородками клинышком пытались заговорить и с казаками, несущими службу по охране Александровского дворца. Встреченные угрюмым молчанием или коротким - "Удалиться!", они отходили в сторону.
Сдача постов
Начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал-адъютант Алексеев издал приказ N 344, первый пункт которого гласил: "Находящийся в ведении Командующего Императорской Главной Квартиры Собственный его Величества Конвой включить в состав штаба Верховного Главнокомандующего и переименовать в Конвой Верховного Главнокомандующего".
Для конвойцев это известие стало полной неожиданностью. Кто-то узнал, что инициатором приказа якобы явился сам командир Конвоя генерал Граббе. По просьбе офицеров полковник Киреев обратился к нему за разъяснением, соответствует ли это действительности. Прибыв лично к офицерам, Граббе пытался убедить их, что после отречения от престола Николая II и его брата Михаила единственным представителем династии Романовых является ожидавшийся в Ставке великий князь Николай Николаевич. Следовательно Конвой, состоя при нем, сохранит преемственность.
При всем глубоком уважении к командиру, офицеры единодушно осудили его такое поспешное личное решение. Граббе, поняв, что совершил ошибку и невольно нанес обиду подчиненным, попросил у них прощения.
7 марта в городскую ратушу вызвали есаула Свидина и командира Сводного пехотного полка и объявили, что по распоряжению Временного правительства, 8 марта необходимо сдать посты в Александровском дворце частям Царскосельского гарнизона.
После бессонной ночи все офицеры 2-й лейб-гвардии Кубанской и 3-й лейб-гвардии Терской сотен собрались в Офицерском собрании. Вид у всех был болезненный и трагичный. Они еще не могли до конца поверить во все происходящее. До последнего дня теплилась надежда, что положение как-то изменится к лучшему. Но приказ оставить Дворец убил эту последнюю надежду.
Днем прибыл командующий войсками Петроградского гарнизона генерал Корнилов. Он объявил императрице о постановлении Временного правительства об аресте семьи Николая II. После отъезда Корнилова Александра Федоровна, узнав, что Конвой готов сражаться до последнего за жизнь царской семьи, пригласила сотника Зборовского.
- Виктор Эрастович, прошу вас всех воздержаться от каких-либо самостоятельных действий, способных задержать приезд его Величества и отразиться на судьбе детей. Начиная с меня, все должны подчиниться судьбе!..
Сдачу постов и вывод из Александровского дворца Конвоя и Сводного полка назначили на 16 часов. Офицеры опять попросили Зборовского пойти к императрице и доложить, что Конвой готов исполнить любое ее приказание. Когда он передал эти слова, у Александры Федоровны показались слезы. Подавляя волнение, она попросила выразить всем офицерам и казакам благодарность за верность. Вручив на память маленькие образки, она провела сотника в детскую - попрощаться с выздоравливающими от кори Ольгой и Татьяной.
В 16 часов произошла смена.
Прощание
В последний день пребывания в Могилеве царь прощался в зале управления дежурного генерала со всеми чинами штаба. Офицеры Конвоя выстроились на левом фланге, а вахмистры и урядники вместе с представителями Сводного пехотного полка - на лестнице, ведущей в штаб.
В точно назначенное время вошел государь. Он был одет в серую кубанскую черкеску, с шашкой через плечо. На груди висел лишь один Георгиевский крест, ярко белевший на темном фоне черкески. Генерал Алексеев подал команду:
- Господа офицеры!
Николай II окинул грустным взглядом присутствующих. Левую руку с зажатой в ней папахой он держал на эфесе шашки. Правая была опущена и сильно дрожала. Лицо было еще более осунувшимся и пожелтевшим.
- Господа! Сегодня я вижу вас в последний раз, - голос царя дрогнул, и он смолк.
В помещении, где было собрано несколько сот человек, наступила гнетущая тишина. Никто даже не кашлянул, все смотрели на царя. Взволнованный, он начал обходить строй офицеров. Однако, попрощавшись с тремя первыми, государь не выдержал и направился к выходу. В последний момент увидел конвойцев, стоящих в алых парадных черкесках. Подошел к ним. Обнял полковника Киреева и поцеловал его. В этот момент хорунжий Лавров, гигант двухметрового роста, не выдержав напряжения, упал прямо к ногам царя...
Перед отъездом Николай II решил еще раз повидаться с офицерами Конвоя и Сводного полка. Войдя в зал, царь молча поклонился им. Затем удалился в кабинет и принес фарфоровую статуэтку конвойца. Передавая свой прощальный подарок Кирееву, сказал:
- У меня таких две. Одну сохраню на память. Еще раз благодарю вас всех. Служите Родине по-прежнему так же верно.
Спускаясь по лестнице, увидел вахмистров, урядников и трубачей. Они стояли на коленях, у большинства на глазах блестели скупые мужские слезы. Царь сильно побледнел. Подошел к ним, обнял каждого и по русскому обычаю троекратно поцеловался с каждым. Попросил вахмистра 1-й лейб-гвардии Кубанской сотни подхорунжего Новосельцева передать всем казакам его прощальный привет и благодарность за верную службу. Затем, обернувшись к офицерам, сказал:
- Прошу вас оставаться здесь, не провожайте меня!
Из личного состава Конвоя с царем в столицу уехал только один его ординарец вахмистр Пилипенко. Больше новые власти никому не разрешили...
9 марта около 11 часов Николай II приехал в Царское Село. Казаки 2-й лейб-гвардии Кубанской и 3-й Терской сотен, узнав об этом, без какой-либо команды выстроились у своих казарм. По пути в Александровский дворец царь должен был обязательно проехать мимо них. Примерно через час ожидания показался царский автомобиль. Увидев строй конвойцев, шофер без команды замедлил ход. Николай II поднялся, поздоровался с казаками. В ответ прозвучало громкое: "Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!". Это была последняя встреча царя, лишенного уже свободы постановлением Временного правительства, со своим Конвоем.
В Царском Селе сотни Конвоя после 8 марта никакой гарнизонной службы уже не несли. Лишь изредка занимались строевыми занятиями и через день выводились в конном строю на проездки. Офицеры и казаки в эти смутные дни сплотились как один.
В Могилеве с отъездом Николая II полковник Киреев приказал вновь возвратиться в загородный лагерь. В гарнизонные наряды они также больше не ходили.
Неопределенность
11 марта в Ставку с Кавказа прибыл Великий Князь Николай Николаевич. Однако в тот же день представитель Временного правительства объявил ему, что он отстранен от должности Верховного Главнокомандующего. Положение Конвоя стало еще более неопределенным. В дополнение ко всему появились тревожные слухи о предполагаемом решении Временного правительства о расформировании Конвоя и отправке личного состава по разным частям. Офицеры и казаки единодушно решили, что надо принять все меры для сохранения Конвоя, соединения всех сотен в одном месте и отправке на фронт как отдельной воинской части. В это время Военный Совет разрешил всем желающим лицам свиты Его Величества подать в отставку с правом на пенсию и сохранением всех льгот. Генерал Граббе выхлопотал это право для всех офицеров Конвоя. Однако они отказались ради сохранения части с последующей ее отправкой на фронт.
В конце марта наконец пришло разрешение об убытии Конвоя на Северный Кавказ. Сотням, находивщимся в Ставке, Временное правительство не разрешило заехать в Царское Село за семьями и имуществом. Новых правителей России пугала такая решительность, непоколебимость и верность конвойцев раз данной присяге. Министры боялись, что эта маленькая часть после истории со знаменами может натворить большие дела.
Поэтому Гучков приказал полковнику Кирееву отправлять сотни есаулов Рашпиля и Татонова сразу же в Екатеринодар. В Царском Селе на сборы ушло больше времени. Предстояло упаковать документы канцелярии Конвоя, собрать вещи не допущенных в Царское Село товарищей, помочь семьям офицеров и сверхсрочнослужащих, уезжающим домой на Кубань и Терек.
29 мая вечером офицеры 2-й лейб-гвардии Кубанской, 3-й лейб-гвардии Терской и команды 5-й лейб-гвардии Сводной сотен в последний раз сошлись в своем Собрании. Перед каждым стоял небольшой серебряный кубок с выгравированными на них автографами офицеров Конвоя. Эти бокалы сделали по общему желанию специально к этому дню. Речей не произносили. Федор Михайлович Киреев, приехавший из Могилева, встал и молча поднял свой бокал. Это был первый и последний тост...
Эпилог
За исключением нескольких казаков нестроевой команды весь личный состав не нарушил военной присяги. Конвойцы не приняли ни февральский переворот, ни октябрьский. В годы гражданской войны они долго не присоединялись ни к одной из противоборствующих сторон. Однако загнанные в угол политикой расказачивания, потеряв кто отца, кто брата в ходе массовых расстрелов, многие были вынуждены пойти в Добровольческую армию. В огне братоубийственной войны погибли 24 офицера, более 200 урядников и казаков. По архивным документам, среди погибших или умерших от ран и болезней в годы гражданской войны удалось найти фамилии полковника Киреева, всех четырех командиров сотен: 1-й лейб-гвардии Кубанской - есаула Георгия Рашпиля, 2-й лейб-гвардии Кубанской - есаула Михаила Свидина, 3-й лейб-гвардии Терской - есаула Михаила Панкратова, 4-й лейб-гвардии Терской - Григория Татонова. Умерли в тюрьмах ВЧК сотник Шведов и есаул Лавров. В 1920 г. оставшиеся в живых вместе с семьями в составе армии генерала Врангеля покинули Родину.
P.S.В заключение данной темы хочется добавить, что в эмиграции Собственный Его Императорского Величества Конвой просуществовал как боевое подразделение до 1941 г. В 1941 г. остатки С.Е.И.В. Конвоя прибыли из Болгарии на формирование Русского Охранного Корпуса в Белград.
Николай Дмитриевич Плотников - полковник, кандидат военных наук
Электронная версия "НГ" от 10.02. 1996 г.
