Исповедь вечером в субботу продолжается после окончания всенощной - когда до десяти, когда до одиннадцати, когда и позже. В храме полумрак и тишина; полушепот прихожан и священников скрадывается эхом шагов и теряется под высокими сводами. Исповедовавшись, люди молча, один за другим, выходят из церкви на монастырский двор и дальше на улицу.
Последней в очереди была молодая женщина, приезжая из Москвы. Разговор с ней затянулся минут на сорок, - благо, никто больше не ждал исповеди, - о непростых сторонах ее взаимоотношений с мужем, родителями, знакомыми, окружающим миром вообще. После разрешительной молитвы она скзала с явственным оттенком горечи:
- Вот уже сколько лет я хожу в церковь, а сегодня у меня первая нормальная исповедь. Всегда меня обрывают на второй-третьей фразе, накрывают епитрахилью, и - "отходите, не мешайте". Почему так?...
В самом деле, почему? Я мог бы сказать своей собеседнице, что вопрос этот безпокоит не ее одну, приведя цитату из Обращения Святейшего Патриарха Алексия к участникам Ежегодного епархиального собрания города Москвы 25 марта 2003 года: "Прихожане жалуются, что есть храмы, где священники отказываются исповедовать подробно, не хотят даже выслушать кающегося... Внимательно и с сочувствием выслушать пришедшего, ответить на его вопросы, рассказать о церковных Таинствах, утешить, объяснить, как страшен тот или иной грех, предупредить об опасностях и соблазнах современной жизни может каждый, кто облечен саном пресвитера".
Может каждый... Но не каждый делает. Я попытался нарисовать ей реальную картину приходского батюшки, вымотанного дневными заботами, уставшего после службы, которого дома ждет жена и дети: способен ли он исповедовать заполночь? На следующее утро он должен совершить проскомидию и служить литургию. А если есть второй священник, много ли он может уделить времени каждому кающемуся, когда к Св. Чаше приступают десятки, если не сотни верующих?... Но мои расчеты не произвели на женщину ни малейшего впечатления. Ее интересовала совсем другая тема, несравненно более актуальная:
- А скажите, - взволнованно прервала меня собеседница, - можно я буду всегда приезжать к вам на исповедь? Вы ведь можете стать моим духовным отцом?!...
- Видите ли... Мы, конечно, никому не возбраняем исповедоваться... Но разумно ли это? В Москве есть множество замечательных священников: зачем ездить в такую даль? Да и неясно, что подразумеватся под "духовным отцом". Духовный совет вы можете получить из разных источников, но свобода решений и действий в любом случае остается за вами. "Где Дух Господень, там свобода"...
Куда там: женщина уже меня не слышит. Она крепко ухватилась за открывшуюся, как ей кажется, редкостную удачу.
- От Москвы сюда совсем не далеко, всего одна ночь в поезде. А я буду у вас на все брать благословения по телефону. Я сейчас поеду по делам своей фирмы в Харьков, разрешите я позвоню вам оттуда.
- Но что я понимаю в ваших харьковских делах?!
- Простите... Мне так нужно духовное окормление... руководство... - и у нее в голосе звучит горькое разочарование и обида.
* * *
В этой истории много печального. Живя в столичном городе, в течение нескольких лет женщина ни разу не сумела получить вполне действенного таинства исповеди. Действенность таинства, разумеется, определяются личными свойствами субъекта, но от этого немногим легче. В конечном итоге именно мы, православное духовенство, отвечаем за то, чтобы каждый верующий всегда мог найти возможность для исповеди и духовной беседы в том объеме и формате, который ему необходим.
Печально и то, что столь искажено понятие "духовного окормления", словно "духовный отец", которого у нас так модно стало искать, - это некая бабка-гадалка, оракул или шаман: он подскажет выигрышный ход в коммерческих переговорах, выведет мужа из запоя, устроит в институт сына и надежно сохранит от "дурного глаза"... О контратаках язычества и оккультизма на Православие сказано в последние годы достаточно.
Но самое печальное в этой истории - это, пожалуй, та легость, с которой православные люди готовы вверить себя, свою жизнь и судьбу, первому встречному. Я, конечно, польщен оказанной мне честью, но мы и часа не были знакомы с моей собеседницей прежде чем она призвала меня себе в "духовные отцы"... Откуда такое супер-простодушие?
А вина за него лежит опять-таки на нас самих. В поисках исповеди, истомленные недостатком общения и духовным голодом, люди в детском восторге бросаются к каждому, кто возьмет на себя труд их выслушать, ответить на их вопросы, обнаружить причину их душевной боли. Хорошо, если это будет священник, способный растолковать своим новоявленным "чадам" азы православного мировоззрения и поведения. А если нет? Если на его месте окажется безсовестный самосвят, каких сегодня развелось немало? Или недоумок, одержимый манией величия? Или просто расчетливый мошенник? Если яд рабского поклонения, - особенно со стороны женщин подходящего возраста, - капля за каплей отравит душу "отца" или "старца", и он на глазах у изумленных собратьев превратится из монаха в раздутого от гордости и наглости самодура?... ВсЈ это, к величайшему сожалению, не абстактная возможность, а вполне конкретная действительность.
Пророки обличали ветхозаветный Израиль в "жестоковыйности", в нежелани склониться и поверить явным знамениям от Господа. Похоже, что современные православные страдают противоположным недугом - "гибковыйностью", готовностью принять себе на шею любое ярмо, чем мучительнее, тем лучше: "...Будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Господь, в голоде, и жажде, и наготе и во всяком недостатке; он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя" (Вт. 28:48).
Конечно, арифметика неумолима. Сколько в России миллионов православных, которым не достает регулярной серьезной исповеди, сколько она продолжается, сколько часов в сутках, сколько дней в неделе, и сколько требуется иеромонахов, чтобы восполнить этот недостаток... Но цифрам в Церкви отведена подчиненная роль. Христос накормил пятью хлебами пять тысяч душ, и сделал Он это руками апостолов, которые тоже видели здесь неразрешимую арифметическую задачу... Нам следует почаще вспоминать их пример и без лишних сомнений исполнять святое дело Таинства Исповеди, возложенное на нас Спасителем.
Последней в очереди была молодая женщина, приезжая из Москвы. Разговор с ней затянулся минут на сорок, - благо, никто больше не ждал исповеди, - о непростых сторонах ее взаимоотношений с мужем, родителями, знакомыми, окружающим миром вообще. После разрешительной молитвы она скзала с явственным оттенком горечи:
- Вот уже сколько лет я хожу в церковь, а сегодня у меня первая нормальная исповедь. Всегда меня обрывают на второй-третьей фразе, накрывают епитрахилью, и - "отходите, не мешайте". Почему так?...
В самом деле, почему? Я мог бы сказать своей собеседнице, что вопрос этот безпокоит не ее одну, приведя цитату из Обращения Святейшего Патриарха Алексия к участникам Ежегодного епархиального собрания города Москвы 25 марта 2003 года: "Прихожане жалуются, что есть храмы, где священники отказываются исповедовать подробно, не хотят даже выслушать кающегося... Внимательно и с сочувствием выслушать пришедшего, ответить на его вопросы, рассказать о церковных Таинствах, утешить, объяснить, как страшен тот или иной грех, предупредить об опасностях и соблазнах современной жизни может каждый, кто облечен саном пресвитера".
Может каждый... Но не каждый делает. Я попытался нарисовать ей реальную картину приходского батюшки, вымотанного дневными заботами, уставшего после службы, которого дома ждет жена и дети: способен ли он исповедовать заполночь? На следующее утро он должен совершить проскомидию и служить литургию. А если есть второй священник, много ли он может уделить времени каждому кающемуся, когда к Св. Чаше приступают десятки, если не сотни верующих?... Но мои расчеты не произвели на женщину ни малейшего впечатления. Ее интересовала совсем другая тема, несравненно более актуальная:
- А скажите, - взволнованно прервала меня собеседница, - можно я буду всегда приезжать к вам на исповедь? Вы ведь можете стать моим духовным отцом?!...
- Видите ли... Мы, конечно, никому не возбраняем исповедоваться... Но разумно ли это? В Москве есть множество замечательных священников: зачем ездить в такую даль? Да и неясно, что подразумеватся под "духовным отцом". Духовный совет вы можете получить из разных источников, но свобода решений и действий в любом случае остается за вами. "Где Дух Господень, там свобода"...
Куда там: женщина уже меня не слышит. Она крепко ухватилась за открывшуюся, как ей кажется, редкостную удачу.
- От Москвы сюда совсем не далеко, всего одна ночь в поезде. А я буду у вас на все брать благословения по телефону. Я сейчас поеду по делам своей фирмы в Харьков, разрешите я позвоню вам оттуда.
- Но что я понимаю в ваших харьковских делах?!
- Простите... Мне так нужно духовное окормление... руководство... - и у нее в голосе звучит горькое разочарование и обида.
* * *
В этой истории много печального. Живя в столичном городе, в течение нескольких лет женщина ни разу не сумела получить вполне действенного таинства исповеди. Действенность таинства, разумеется, определяются личными свойствами субъекта, но от этого немногим легче. В конечном итоге именно мы, православное духовенство, отвечаем за то, чтобы каждый верующий всегда мог найти возможность для исповеди и духовной беседы в том объеме и формате, который ему необходим.
Печально и то, что столь искажено понятие "духовного окормления", словно "духовный отец", которого у нас так модно стало искать, - это некая бабка-гадалка, оракул или шаман: он подскажет выигрышный ход в коммерческих переговорах, выведет мужа из запоя, устроит в институт сына и надежно сохранит от "дурного глаза"... О контратаках язычества и оккультизма на Православие сказано в последние годы достаточно.
Но самое печальное в этой истории - это, пожалуй, та легость, с которой православные люди готовы вверить себя, свою жизнь и судьбу, первому встречному. Я, конечно, польщен оказанной мне честью, но мы и часа не были знакомы с моей собеседницей прежде чем она призвала меня себе в "духовные отцы"... Откуда такое супер-простодушие?
А вина за него лежит опять-таки на нас самих. В поисках исповеди, истомленные недостатком общения и духовным голодом, люди в детском восторге бросаются к каждому, кто возьмет на себя труд их выслушать, ответить на их вопросы, обнаружить причину их душевной боли. Хорошо, если это будет священник, способный растолковать своим новоявленным "чадам" азы православного мировоззрения и поведения. А если нет? Если на его месте окажется безсовестный самосвят, каких сегодня развелось немало? Или недоумок, одержимый манией величия? Или просто расчетливый мошенник? Если яд рабского поклонения, - особенно со стороны женщин подходящего возраста, - капля за каплей отравит душу "отца" или "старца", и он на глазах у изумленных собратьев превратится из монаха в раздутого от гордости и наглости самодура?... ВсЈ это, к величайшему сожалению, не абстактная возможность, а вполне конкретная действительность.
Пророки обличали ветхозаветный Израиль в "жестоковыйности", в нежелани склониться и поверить явным знамениям от Господа. Похоже, что современные православные страдают противоположным недугом - "гибковыйностью", готовностью принять себе на шею любое ярмо, чем мучительнее, тем лучше: "...Будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Господь, в голоде, и жажде, и наготе и во всяком недостатке; он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя" (Вт. 28:48).
Конечно, арифметика неумолима. Сколько в России миллионов православных, которым не достает регулярной серьезной исповеди, сколько она продолжается, сколько часов в сутках, сколько дней в неделе, и сколько требуется иеромонахов, чтобы восполнить этот недостаток... Но цифрам в Церкви отведена подчиненная роль. Христос накормил пятью хлебами пять тысяч душ, и сделал Он это руками апостолов, которые тоже видели здесь неразрешимую арифметическую задачу... Нам следует почаще вспоминать их пример и без лишних сомнений исполнять святое дело Таинства Исповеди, возложенное на нас Спасителем.
 СПЖ кв.jpg)
