- В НАСТОЯЩЕЕ время я преподаю гомилетику и патрологию в семинарии Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле. Также несу послушание в издательском отделе монастыря и являюсь одним из помощников митрополита Лавра в его административной и канцелярской работе. В частности, помогаю митрополиту в его переписке по электронной почте и работе над нашими периодическими изданиями "Православная Русь", "Православная жизнь", "Православный путь", "Церковная жизнь" и "Русский инок".
Миссионерская деятельность, которой по воле Божией я сейчас занимаюсь, на самом деле большая и тяжелая работа. И порой расплачиваться за православное миссионерство приходится очень тяжело. К сожалению, люди видят лишь плоды нашей деятельности, но порой даже не подозревают, какой ценой все это дается.
- Вы стали монахом еще до отъезда в Америку?
- Да, и здесь, в России, находится мой духовник иеромонах Рафаил Берестов. Сейчас он живет с братией в горах Кавказа. До этого был на Афоне и Валааме. (Его брат Анатолий Берестов - известный психиатр и автор многих книг.)
Не могу не вспомнить и о таком светлейшем человеке, как митрополит Иоанн Санкт-Петербургский, который благословил мой первый сборник стихов "Крещение и покаяние", он читал эти стихи и одобрил их.
- Вы автор многих духовных песен. Насколько приемлемо для церкви их исполнение как солистами, так и музыкальными группами различного жанра?
- Дискуссии по подобным вопросам уже имели место в истории церкви. Когда христианство стало государственной религией, то подобный вопрос стоял о философии. Годится ли языческая философия для христианства и можно ли ее охристианизировать? Был большой спор, и половина святых отцов сказала: "Нет. Она нам не нужна. Все есть в Евангелии". Однако в дальнейшем церковь включилась в культурную жизнь мира, и включилась не для того, чтобы под него подстраиваться, а чтобы охристианизировать культуру и философию. Следовательно, когда сейчас так же спорят о психологии, о литературе, о музыке, следует вспомнить, что прецедент с философией уже имел место. В принципе, охристианизировать все это в миссионерских целях можно. Но охристианизированная книга или песня должна стать для человека мостиком к воцерковлению. Например, есть у меня книга, написанная в жанре художественной прозы, "Начальник тишины". И я буду рад, если она станет последней художественной книгой, которую человек прочитает в своей жизни. Прочитает и, не вернувшись больше к художественной прозе, перейдет к святым отцам.
- Вы давно пишете стихи и прозу?
- Писал я всю жизнь. Но когда уходил в монастырь, то как бы перечеркнул свое прошлое: что я делал, что я писал, о чем я думал. Я постарался, чтобы мое мышление стало как бы белым листом бумаги, способным воспринять духовное наследие церкви.
Потом, когда я оказался в эмиграции, то повторил то же самое. Мне хотелось смотреть на все так, как смотрит церковная эмиграция. Я просто читал авторов русского зарубежья или подшивку самых первых лет "Православной Руси" и, чтобы напитаться этим духом, прочитывал каждую газету от корки до корки. А уже потом возвращался к тому, что знал в своей домонашеской, доцерковной жизни, чтобы осмыслить их уже в христианском свете. Так, я всегда очень любил стихи Николая Гумилева. И теперь, вернувшись к нему и воспринимая его творчество уже с церковной точки зрения, я нахожу для себя светлое во многих его стихах. Я полагаю, что его участие в монархическом белогвардейском заговоре и мученическая кончина - это не случайности, а предначертанный Господом путь поэта на свою Голгофу.
- Расскажите про ваш монастырь в Джорданвилле.
- У нас около двадцати пяти человек братии монахов-послушников и около полусотни семинаристов, да еще человек двадцать трудников.
Вокруг монастыря существует посад, в котором набожные миряне покупают себе домики. Если говорить о людях известных, то жили у нас семьи Ростроповичей и Шостаковичей.
- Много ли в США православных монастырей?
- Есть в Америке и греческие, и сербские монастыри. А вот русских не очень много. Так, под Нью-Йорком есть маленький, но большой по своей деятельности женский монастырь Ново-Дивеево. Он содержит в хорошем состоянии огромное кладбище и дом милосердия.
- Приходилось ли вам раньше встречаться с исполнителем ваших песен тверским священником Геннадием Ульяничем?
- Раньше я видел его на фотографиях. На них мне запомнились его светлый взгляд, пшеничные волосы. Потом, после смерти Михаила Круга, вдруг возросло внимание и к моим поэтическим произведениям. В частности, пошел слух, будто бы Круг хотел сделать диск на мои стихи. Во всяком случае, он был продюсером диска, на котором песни на мои стихи пел отец Геннадий Ульянич. Тогда мы с отцом Геннадием узнали друг о друге, а потом удалось наладить и личный контакт. Мы говорили с ним по телефону и обсуждали идею выпуска целого диска моих духовных песен. А вообще я отца Геннадия воспринимаю как ЧЕЛОВЕКА СВЯТОЙ РУСИ. Его светлый облик полностью соответствует внутреннему настроению. Я благодарен Богу, что судьба свела меня с ним в Твери.
- Есть ли у вас с отцом Геннадием совместные планы?
- Если Бог даст, то отец Геннадий напишет новые песни для следующего диска. Тогда мы с Божьей помощью постараемся его издать. В принципе, будем сотрудничать столь долго, сколь долго будет у Геннадия Ульянича писаться музыка на мои стихи.
- Возможна ли поездка отца Геннадия в Америку?
- Было бы очень хорошо, если бы он проехал по православным русским приходам, исполнил свои песни и принес туда, в наше зарубежье, кусочек России здешней.