Прославление Константинопольской Патриархией русской монахини матери Марии (Скобцовой), совершившей мученический подвиг в годы II Мировой войны, вызвало в России немало споров. Причины такого неспокойного отношения к свершившейся канонизации стали ясны после вечера памяти м.Марии, который прошел в музее А.Ахматовой в Петербурге. Сугубые поклонники новой святой выделили в ее подвиге то, что может смутить и смущает большинство верующих людей, то, что вызвало появление на иконе матери Марии звезды Давида. Так была "отмечена" ее помощь евреям во время оккупации Парижа...
Итак, сошлись две крайности. В споре вокруг имени матери Марии сошлись "филоиудеи" и ревнители чистоты православия. Какое это имеет отношение к реальному подвигу новопрославленной святой? Да, она помогала евреям, спасая их от арестов гестапо и газовых камер. Но до этого она спасла немало русских людей, вытаскивая их "со дна", вызволяя из психиатрических больниц. И на это ушло почти десять лет жизни. А евреев от преследований гестапо она прятала только один год. Почему же надо выделять в ее жизни именно этот период?
Так же непонятно, почему в обширном творчестве матери Марии нужно выделять именно дисседентские ее вещи - то есть те, в которых содержится критика "синодальной церкви". "Филоиудеи", таким образом, занимаются "подтасовыванием карт" в свою пользу и искажают образ святой.
Но и ревнители занимаются точно таким же искажением. Потому что воюют с искаженным образом как с реально существовавшей личностью. Получается, что ревнители соглашаются с теми, кто сделал имя матери Марии своим знаменем: "Да, она была именно такой, какой вы ее представляете. Потому она - еретичка, а не святая".
Но, еще раз повторим, единственно верный путь избрали те, кто проводил канонизацию, - монахиня Мария канонизирована не одна, а в соборе - вместе с теми, с кем трудилась в деле помощи обездоленным в приюте на улице Лурмель. И канонизирована не за свои богословские труды, а за исповеднический подвиг в лагере и мученическую кончину.
Как известно, и у святых могли быть ошибки, могли существовать заблуждения в умственной сфере. Непререкаемыми в этом смысле могут быть только те, кто признан "учителями Церкви". А большинство святых прославлено именно за свою деятельную, подвижническую жизнь, а не за написанные книги. Даже такой святой, как праведный Иоанн Кронштадтский, немало написавший и издавший книг, почитается не за эти книги, а за служение народу. Кстати сказать, он ведь тоже помогал и молился не только за православных, но и за иудеев, и мусульман. Такие случае описаны в воспоминаниях очевидцев.
Мать Мария, как и св.пр.Иоанн, исполняла заповедь о любви к ближнему. Тому, кто в данный момент в этом более всего нуждался. Был ли это великий русский поэт Александр Блок, которого она вымаливала годами, или пьяная матросня в Анапе, которых она смогла умирить силой слова, рожденного из молитвы, были ли это проститутки и наркоманы Парижа, или еврейские дети, согнанные на стадион для отправки к Освенциум, - она шла на помощь, в первую очередь, к тем, кто в этот момент был ее ближним.
А те, кто пытаются оспорить ее святость, - могут ли сказать, что они на деле исполняют заповеди, хотя, может быть, и говорят правильные слова и пишут правильные книги. На всю жизнь запомнила автор этих строк разговор со своим учителем - профессором Дмитрием Евгеньевичем Максимовым. Состоялся он в конце 1980-х годов, когда интеллигенция стала воцерковляться с рвением неофитов. При этом христианство в большинстве случае воспринималось как "правильная философия" - мы все тогда получали ответ на пилатовский вопрос: "Что есть истина?" и страшно радовались этому, забывая о том, что Истина не что, а Кто. И этот Кто - Господь наш Иисус Христос - требует не философствования, а жизни. Многие из таких "философствующих православных" были младшими друзьями и учениками Дмитрия Евгеньевича Максимова. Сам он был человеком трагическим. В юности он потерял веру, вернее, отошел от Церкви, продолжая верить "по-своему". А на склоне лет к нему пришло есенинское настроение: "стыдно мне, что я в Бога не верил, страшно мне, что не верю теперь". И вот он присматривался к нам, "бесстрашно" объявлявших себя православными, церковными людьми. И не находил того, чего жаждала его душа. Как-то он сказал: "Если бы я встретил такого человека, как мать Мария, я бы смог вернуться в Церковь". И на вопрос, чем именно она ему дорога, ответил: "Она возлюбила много. Ее слова не противоречили ее делам. И она была свободна".
И мать Мария именно таких людей умела привлечь, умела разговаривать на их языке. Часто это был не язык книг и статей. Так, посланная читать лекции шахтерам, она вместо этого помыла пол в их бараке, а наркоманам и проституткам она давала жилье и работу. А вот в нацистском лагере она, наоборот, читала лекции и говорила соузницам: "Думайте, никогда не снимайте мысль".
Конечно, как всякий живой, импульсивный и свободный человек, мать Мария не избежала ошибок. Часто в ее писаниях слишком много бунтарского, эсерского духа. Но еще раз повторимся: не за статьи и стихи ее канонизировали. И обращаться в молитвах к ней за помощью мне лично хочется не для решения "философских проблем" и разбора "типов религиозной жизни", а в трудные жизненные минуты. Потому что матушка в своей жизни перенесла очень много горького: смерть детей, потерю родины, одиночество, непонимание, клевету - и смогла все это преодолеть. А значит, может укрепить того, кто терпит подобное, пережитому ею.
Каждый святой являет нам определенный образ. Потому так важны иконописные изображения прославленных подвижников. Они не должны быть самочинными и идеологизированными (как это случилось с м.Марией).
А пока нет такой иконы новопрославленной святой, перед которой без внутреннего сопротивления хотелось произнести молитву, можно взглянуть на ее фотографию 1932 года, сделанную после пострига: лицо матушки светится радостью и любовью. Она как будто смотрит на нас и говорит: "Христианство - это религия радости".
N467 - 20 июня 2004 г.
Итак, сошлись две крайности. В споре вокруг имени матери Марии сошлись "филоиудеи" и ревнители чистоты православия. Какое это имеет отношение к реальному подвигу новопрославленной святой? Да, она помогала евреям, спасая их от арестов гестапо и газовых камер. Но до этого она спасла немало русских людей, вытаскивая их "со дна", вызволяя из психиатрических больниц. И на это ушло почти десять лет жизни. А евреев от преследований гестапо она прятала только один год. Почему же надо выделять в ее жизни именно этот период?
Так же непонятно, почему в обширном творчестве матери Марии нужно выделять именно дисседентские ее вещи - то есть те, в которых содержится критика "синодальной церкви". "Филоиудеи", таким образом, занимаются "подтасовыванием карт" в свою пользу и искажают образ святой.
Но и ревнители занимаются точно таким же искажением. Потому что воюют с искаженным образом как с реально существовавшей личностью. Получается, что ревнители соглашаются с теми, кто сделал имя матери Марии своим знаменем: "Да, она была именно такой, какой вы ее представляете. Потому она - еретичка, а не святая".
Но, еще раз повторим, единственно верный путь избрали те, кто проводил канонизацию, - монахиня Мария канонизирована не одна, а в соборе - вместе с теми, с кем трудилась в деле помощи обездоленным в приюте на улице Лурмель. И канонизирована не за свои богословские труды, а за исповеднический подвиг в лагере и мученическую кончину.
Как известно, и у святых могли быть ошибки, могли существовать заблуждения в умственной сфере. Непререкаемыми в этом смысле могут быть только те, кто признан "учителями Церкви". А большинство святых прославлено именно за свою деятельную, подвижническую жизнь, а не за написанные книги. Даже такой святой, как праведный Иоанн Кронштадтский, немало написавший и издавший книг, почитается не за эти книги, а за служение народу. Кстати сказать, он ведь тоже помогал и молился не только за православных, но и за иудеев, и мусульман. Такие случае описаны в воспоминаниях очевидцев.
Мать Мария, как и св.пр.Иоанн, исполняла заповедь о любви к ближнему. Тому, кто в данный момент в этом более всего нуждался. Был ли это великий русский поэт Александр Блок, которого она вымаливала годами, или пьяная матросня в Анапе, которых она смогла умирить силой слова, рожденного из молитвы, были ли это проститутки и наркоманы Парижа, или еврейские дети, согнанные на стадион для отправки к Освенциум, - она шла на помощь, в первую очередь, к тем, кто в этот момент был ее ближним.
А те, кто пытаются оспорить ее святость, - могут ли сказать, что они на деле исполняют заповеди, хотя, может быть, и говорят правильные слова и пишут правильные книги. На всю жизнь запомнила автор этих строк разговор со своим учителем - профессором Дмитрием Евгеньевичем Максимовым. Состоялся он в конце 1980-х годов, когда интеллигенция стала воцерковляться с рвением неофитов. При этом христианство в большинстве случае воспринималось как "правильная философия" - мы все тогда получали ответ на пилатовский вопрос: "Что есть истина?" и страшно радовались этому, забывая о том, что Истина не что, а Кто. И этот Кто - Господь наш Иисус Христос - требует не философствования, а жизни. Многие из таких "философствующих православных" были младшими друзьями и учениками Дмитрия Евгеньевича Максимова. Сам он был человеком трагическим. В юности он потерял веру, вернее, отошел от Церкви, продолжая верить "по-своему". А на склоне лет к нему пришло есенинское настроение: "стыдно мне, что я в Бога не верил, страшно мне, что не верю теперь". И вот он присматривался к нам, "бесстрашно" объявлявших себя православными, церковными людьми. И не находил того, чего жаждала его душа. Как-то он сказал: "Если бы я встретил такого человека, как мать Мария, я бы смог вернуться в Церковь". И на вопрос, чем именно она ему дорога, ответил: "Она возлюбила много. Ее слова не противоречили ее делам. И она была свободна".
И мать Мария именно таких людей умела привлечь, умела разговаривать на их языке. Часто это был не язык книг и статей. Так, посланная читать лекции шахтерам, она вместо этого помыла пол в их бараке, а наркоманам и проституткам она давала жилье и работу. А вот в нацистском лагере она, наоборот, читала лекции и говорила соузницам: "Думайте, никогда не снимайте мысль".
Конечно, как всякий живой, импульсивный и свободный человек, мать Мария не избежала ошибок. Часто в ее писаниях слишком много бунтарского, эсерского духа. Но еще раз повторимся: не за статьи и стихи ее канонизировали. И обращаться в молитвах к ней за помощью мне лично хочется не для решения "философских проблем" и разбора "типов религиозной жизни", а в трудные жизненные минуты. Потому что матушка в своей жизни перенесла очень много горького: смерть детей, потерю родины, одиночество, непонимание, клевету - и смогла все это преодолеть. А значит, может укрепить того, кто терпит подобное, пережитому ею.
Каждый святой являет нам определенный образ. Потому так важны иконописные изображения прославленных подвижников. Они не должны быть самочинными и идеологизированными (как это случилось с м.Марией).
А пока нет такой иконы новопрославленной святой, перед которой без внутреннего сопротивления хотелось произнести молитву, можно взглянуть на ее фотографию 1932 года, сделанную после пострига: лицо матушки светится радостью и любовью. Она как будто смотрит на нас и говорит: "Христианство - это религия радости".
N467 - 20 июня 2004 г.
 СПЖ кв.jpg)
