Одна монголка рассказала мне, что ее сын, студент московского вуза, первое время страдал то ли от пренебрежения, то ли от равнодушия сокурсников. Все изменилось, когда он пришел в монгольской одежде на один из институтских вечеров. Студенты, по ее мнению, подсознательно зауважали в нем цельного и гордящегося своими корнями человека.
«Загнутый мысок у нашей обуви - чтобы землю не ранить. Даже когда монгол юрту ставит, он у земли прощения просит», - на прощание просветила меня женщина.
Я вспомнила этот разговор, когда попала на народное гулянье в Портсмуте. Ничего похожего не было в самом празднике: сразу из нескольких точек неслась музыка, молодежь загорала на ступеньках, а две подвыпившие подружки плясали на потеху публике, которая гуляла по зеленому лугу вдоль палаток с едой и сувенирами. Но вот национальные наряды трудно было не заметить. Африканцы пришли в ярких тюрбанах, индианки - в праздничных сари. Турецкие матери даже на трехлетних мальчиков надели шаровары и широкие пояса. Эти дети родились в Британии, но растут с полным сознанием того, что они - турки. Англичане в шортах и майках смотрелись совсем нейтрально. Некоторые, впрочем, обматывались в яркие куски африканского текстиля, которые продавались тут же, но это так, ради прикола и карнавального настроения. Все равно было видно: они - белые, британцы, у себя дома.
Я представила себя на этой интернациональной лужайке - в кокошнике и красном сарафане с передником. Люди подумают: вот, тетка оторвалась от фольклорного ансамбля. У нас, как и у англичан, нет потребности постоянно носить собственную национальность «на рукаве». Мы почему-то уверены, что не потеряемся в любой одежде, на любой территории, какими бы иностранными буквами ни были записаны наши адреса и фамилии. Кстати, сегодня за пределами России живут 20 миллионов русских.
В армейских казармах Илфорда я познакомилась с Иваном, сыном украинки и русского. Не знаю, что и когда привело его семью в Англию. Он был назван лучшим солдатом года, но британская военная форма не мешала ему помнить свое родство. Он рассказывал мне русские анекдоты, я смеялась, чувствуя при этом, как смотрели на нас его сослуживцы. Им было странно слышать русские разговоры у себя в воинской части.
На светском приеме в Лондоне в честь московского модельера Анны Росса я увидела людей, для которых смокинги и шелковые платья со шлейфами - почти что униформа. Дипломаты из России, иммигранты разных поколений вместе с англичанами аплодировали своей талантливой соотечественнице, создавшей подходящие для любой европейской столицы наряды - без византийской позолоты, но русские по духу. Русский язык здесь мог звучать с акцентом, но было очевидно, что он в этих семьях передается по наследству, как фамильная драгоценность. А ведь еще 20 лет назад у нас в стране к эмигрантам был подход, как в старой Японии: поселился за границей - значит, больше не наш.
Я до сих пор привыкаю к тому, какое большое место занимают российские история и культура в сознании англичан. Наверное, одна бывшая великая империя всегда с интересом будет смотреть на другую. Телевидение и газеты не стали бы отводить столько места под эти объемные материалы, если бы на них не было спроса. В 1662 году Самюэль Пипс записал в дневнике, как жители Лондона глазели на московское посольство: «Я не смог разглядеть самого царского посла в его карете, но мужчины из свиты выглядели статными и красивыми в своих одеждах и меховых шапках. Большинство из них держали на руках соколов, привезенных в подарок нашему королю. Но, боже, как странно было видеть нелепую натуру наших людей, которые не могут удержаться от насмешек и глумления надо всем, что им кажется необычным». После Петра экзотики в нас поубавилось, но в чем-то мы и сейчас остаемся для англичан завернутой в тайну головоломкой.
Что они точно не поймут и не оценят - это зигзаги нашего отечественного патриотизма, нашу «странную любовь» к России, с домашней привычкой ругать всех и вся. Человек, поносящий при посторонних свою мать или свою родину, вызывает недоумение у любой нации.
Британские телевизионщики и журналисты в последнее время увлеклись переодеваниями и мистификациями. С помощью профессионально наложенного грима и парика превратили афроангличанку в белую женщину. Она провела так весь день, не узнанная даже коллегами. Чернокожие братья и сестры смотрели на нее без обычной симпатии. Она была потрясена неожиданной галантностью - со стороны белых мужчин, и интересом - со стороны белых женщин. Другая дама на один день стала мужчиной и пришла к выводу, что мужской мир в отличие от женского агрессивен и неприветлив. А бывший любовник Дианы, не брезгующий никакими телевизионными проектами Джеймс Хьюитт с удовольствием спустился вниз по социальной лестнице и превратился в сезонного строителя. Наверное, можно более-менее убедительно сыграть и в другую национальность. Путешествия в чужой мир - даже такие маскарадные - сильно расширяют кругозор. Только бы не забыть дорогу обратно, иначе превратишься в карикатуру.
«Невежество», - презрительно повторял про своих единоплеменников чеховский лакей Яша, приехавший с хозяйкой из Парижа. До чего жизненный персонаж. Когда несколько лет назад одна наша певица вернулась в Россию после попытки сделать имя в Америке, журналисты потешались над ее ломаным русским, который она ухитрилась позабыть всего за два года, и не менее топорным английским.
Я верю, что, если такая метаморфоза случается на внутреннем уровне, она не проходит без большого ущерба для личности. Поэтому здравый человек, впитывая и уважая иностранную культуру, не откажется от такого упрямого факта, как собственная национальность, - хотя бы из чувства самоуважения и потребности сохранить себя. Он всегда будет говорить про родину «мы», а не «они» и не поставит себе на лоб штамп второсортности.
Британцы сами ищут сегодня новые критерии, по которым можно определять национальную самоиндентификацию гражданина. Интересно, что тема britishness стала у них широко обсуждаемой только в 60-е годы, когда в страну стали прибывать первые большие партии иммигрантов из бывших колоний. Понятно, что знание языка и истории Великобритании еще не гарантирует стопроцентной britishness. Представитель консерваторов предложил в качестве проверки лояльности так называемый «крикетный тест». Он сказал, что если иммигрант смотрит игру в крикет между британской командой и командой страны, откуда он родом, то болеть он должен за британскую команду. Его сразу раскритиковали, сказали, что это тест не на патриотизм, а на степень интеграции. Но «крикетный тест» всем запомнился, стал общим местом в комментариях, потому что есть в нем доля правды.
У русских популярны другие виды спорта, свой «крикетный тест» они проходят на других матчах, но всегда при этом болеют за Россию.
«Загнутый мысок у нашей обуви - чтобы землю не ранить. Даже когда монгол юрту ставит, он у земли прощения просит», - на прощание просветила меня женщина.
Я вспомнила этот разговор, когда попала на народное гулянье в Портсмуте. Ничего похожего не было в самом празднике: сразу из нескольких точек неслась музыка, молодежь загорала на ступеньках, а две подвыпившие подружки плясали на потеху публике, которая гуляла по зеленому лугу вдоль палаток с едой и сувенирами. Но вот национальные наряды трудно было не заметить. Африканцы пришли в ярких тюрбанах, индианки - в праздничных сари. Турецкие матери даже на трехлетних мальчиков надели шаровары и широкие пояса. Эти дети родились в Британии, но растут с полным сознанием того, что они - турки. Англичане в шортах и майках смотрелись совсем нейтрально. Некоторые, впрочем, обматывались в яркие куски африканского текстиля, которые продавались тут же, но это так, ради прикола и карнавального настроения. Все равно было видно: они - белые, британцы, у себя дома.
Я представила себя на этой интернациональной лужайке - в кокошнике и красном сарафане с передником. Люди подумают: вот, тетка оторвалась от фольклорного ансамбля. У нас, как и у англичан, нет потребности постоянно носить собственную национальность «на рукаве». Мы почему-то уверены, что не потеряемся в любой одежде, на любой территории, какими бы иностранными буквами ни были записаны наши адреса и фамилии. Кстати, сегодня за пределами России живут 20 миллионов русских.
В армейских казармах Илфорда я познакомилась с Иваном, сыном украинки и русского. Не знаю, что и когда привело его семью в Англию. Он был назван лучшим солдатом года, но британская военная форма не мешала ему помнить свое родство. Он рассказывал мне русские анекдоты, я смеялась, чувствуя при этом, как смотрели на нас его сослуживцы. Им было странно слышать русские разговоры у себя в воинской части.
На светском приеме в Лондоне в честь московского модельера Анны Росса я увидела людей, для которых смокинги и шелковые платья со шлейфами - почти что униформа. Дипломаты из России, иммигранты разных поколений вместе с англичанами аплодировали своей талантливой соотечественнице, создавшей подходящие для любой европейской столицы наряды - без византийской позолоты, но русские по духу. Русский язык здесь мог звучать с акцентом, но было очевидно, что он в этих семьях передается по наследству, как фамильная драгоценность. А ведь еще 20 лет назад у нас в стране к эмигрантам был подход, как в старой Японии: поселился за границей - значит, больше не наш.
Я до сих пор привыкаю к тому, какое большое место занимают российские история и культура в сознании англичан. Наверное, одна бывшая великая империя всегда с интересом будет смотреть на другую. Телевидение и газеты не стали бы отводить столько места под эти объемные материалы, если бы на них не было спроса. В 1662 году Самюэль Пипс записал в дневнике, как жители Лондона глазели на московское посольство: «Я не смог разглядеть самого царского посла в его карете, но мужчины из свиты выглядели статными и красивыми в своих одеждах и меховых шапках. Большинство из них держали на руках соколов, привезенных в подарок нашему королю. Но, боже, как странно было видеть нелепую натуру наших людей, которые не могут удержаться от насмешек и глумления надо всем, что им кажется необычным». После Петра экзотики в нас поубавилось, но в чем-то мы и сейчас остаемся для англичан завернутой в тайну головоломкой.
Что они точно не поймут и не оценят - это зигзаги нашего отечественного патриотизма, нашу «странную любовь» к России, с домашней привычкой ругать всех и вся. Человек, поносящий при посторонних свою мать или свою родину, вызывает недоумение у любой нации.
Британские телевизионщики и журналисты в последнее время увлеклись переодеваниями и мистификациями. С помощью профессионально наложенного грима и парика превратили афроангличанку в белую женщину. Она провела так весь день, не узнанная даже коллегами. Чернокожие братья и сестры смотрели на нее без обычной симпатии. Она была потрясена неожиданной галантностью - со стороны белых мужчин, и интересом - со стороны белых женщин. Другая дама на один день стала мужчиной и пришла к выводу, что мужской мир в отличие от женского агрессивен и неприветлив. А бывший любовник Дианы, не брезгующий никакими телевизионными проектами Джеймс Хьюитт с удовольствием спустился вниз по социальной лестнице и превратился в сезонного строителя. Наверное, можно более-менее убедительно сыграть и в другую национальность. Путешествия в чужой мир - даже такие маскарадные - сильно расширяют кругозор. Только бы не забыть дорогу обратно, иначе превратишься в карикатуру.
«Невежество», - презрительно повторял про своих единоплеменников чеховский лакей Яша, приехавший с хозяйкой из Парижа. До чего жизненный персонаж. Когда несколько лет назад одна наша певица вернулась в Россию после попытки сделать имя в Америке, журналисты потешались над ее ломаным русским, который она ухитрилась позабыть всего за два года, и не менее топорным английским.
Я верю, что, если такая метаморфоза случается на внутреннем уровне, она не проходит без большого ущерба для личности. Поэтому здравый человек, впитывая и уважая иностранную культуру, не откажется от такого упрямого факта, как собственная национальность, - хотя бы из чувства самоуважения и потребности сохранить себя. Он всегда будет говорить про родину «мы», а не «они» и не поставит себе на лоб штамп второсортности.
Британцы сами ищут сегодня новые критерии, по которым можно определять национальную самоиндентификацию гражданина. Интересно, что тема britishness стала у них широко обсуждаемой только в 60-е годы, когда в страну стали прибывать первые большие партии иммигрантов из бывших колоний. Понятно, что знание языка и истории Великобритании еще не гарантирует стопроцентной britishness. Представитель консерваторов предложил в качестве проверки лояльности так называемый «крикетный тест». Он сказал, что если иммигрант смотрит игру в крикет между британской командой и командой страны, откуда он родом, то болеть он должен за британскую команду. Его сразу раскритиковали, сказали, что это тест не на патриотизм, а на степень интеграции. Но «крикетный тест» всем запомнился, стал общим местом в комментариях, потому что есть в нем доля правды.
У русских популярны другие виды спорта, свой «крикетный тест» они проходят на других матчах, но всегда при этом болеют за Россию.
