XVIII век - это, по определению Радищева, "столетье безумно и мудро" невозможно представить без масонства.
На рубеже 1770 - 1780-х годов в России существовало несколько масонских систем. Наиболее авторитетной из них была английская система. Для нее были характерны простота устройства и скромность обрядов. Она насчитывала всего три степени. Во главе этой системы, формально зависимой от лондонской ложи-матери, стоял кабинет-секретарь Екатерины II И. П. Елагин. Широкое распространение в России получила также и циненндорфская система. Она насчитывала семь масонских степеней и заключала в себе черты древнего рыцарства. В России эту систему, признававшую своей ложей-матерью берлинскую ложу "Минерва", возглавлял генерал-аудитор Рейхель.
Между тем наиболее влиятельной в Европе в это время стала система "строгого наблюдения". Она признавала масонов наследниками средневекового рыцарства - ордена тамплиеров. Для нее была характерна многоступенчатость рыцарских степеней. Масоны "строгого наблюдения" признавали безусловное повиновение неизвестным начальникам, управляющим орденом, обязывались хранить глубочайшую тайну, избегать контактов с ложами, принадлежавшими к другим масонским системам. Главой масонов "строгого наблюдения" с 1772 года являлся герцог Брауншвейгский-Люнебургский Фердинанд.
3 сентября 1776 года произошло соединение елагинских и рейхелевских лож в Великую провинциальную или национальную ложу, признававшую формальное главенство берлинской ложи "Минерва". Великим провинциальным мастером соединенных лож стал Елагин, наместным великим мастером - Н. И. Панин. К этой системе соединенных лож принадлежали ближайшие к наследнику российского престола Павлу Петровичу лица - Н. В. Репнин, А. Б. Куракин, Г. П. Гагарин.
В то время Европа представляла собой яркий пример того, как коронованные особы или их ближайшие родственники становились во главе масонских орденов. Стремление масонов посвятить монархов в масонские таинства вполне естественно. Оно вытекало из самой сущности учения масонов: раз уж они хотели осчастливить человечество путем нравственного усовершенствования, то вполне естественно было бы желать поставить во главе такого дела, по крайней мере привлечь к нему, того, кто имел больше всего возможностей для этого.
Масоном был король Швеции Густав III, а его родной брат герцог Карл Зюдерманландский являлся шведским гроссмейстером системы "строгого наблюдения". Король Пруссии Фридрих II был масоном, кронпринц же Фридрих-Вильгельм, будущий прусский монарх, играл важнейшую роль в масонском движении в немецких государствах. Почти все владетельные князья немецких государств были масонами.
Устремления российских масонов шли в том же направлении. Во главе ордена они хотели видеть коронованное лицо. Нет ничего удивительного в том, что определенные шаги для того, чтобы во главе российского масонства оказался наследник престола, были сделаны как за границей, так и в самой России.
После посещения Павлом Берлина в 1776 году, когда цесаревич ездил, чтобы познакомиться со своей невестой Софией-Доротеей, из печати вышла брошюра о приготовлении Павла к посвящению в масоны в замке Фердинанда Брауншвейгского в Фридрихсфельде. Написал ее некто Le Bаuld de Nans. Она называлась "Prologue pour la Rйcйption de Son Altesse Impйriale Mr. le Grand Duc de Russie а Friedrichsfelde le 1 Aout 1776".
26 сентября 1776 года Павел вступил во второй брак. С сообщением об этом был отправлен в Стокгольм Александр Куракин. Его сопровождал Гавриил Гагарин. Они были уполномочены вступить в контакт с руководителями шведских масонов. Куракин был посвящен в высшие степени ордена. С него взяли обязательство стать гроссмейстером русской провинциальной ложи, но так, чтобы она сама и ложи, ей подчиненные, признали свою зависимость от главного шведского капитула, возглавляемого Карлом Зюдерманландским. Вернувшись в Петербург, Куракин передал свою должность Г.П. Гагарину.
Летом 1777 года Густав III посетил Петербург. Король-масон был восторженно принят масонскими братьями. Во время пребывания в русской столице Густав высказывал мысль привлечь Павла в орден. Летом 1780 года масон - наследник прусский Фридрих-Вильгельм встречался с Павлом в Петербурге, и Екатерина осталась очень недовольна этим.
В 1778 - 1780 годах в Петербурге были образованы шведский капитул, Великая национальная ложа, наконец, директория. Во главе их встал Г. П. Гагарин - префект и Великий национальный мастер.
15 марта 1780 года герцог Зюдерманландский самовольно провозгласил себя Великим провинциальным мастером VII и VIII масонских провинций. (К последней была причислена и Россия.)
Датские и немецкие ложи "строгого наблюдения" публично в газетах осудили самовольный поступок Карла Зюдерманландского и отказались признать его главенство. Часть елагино-рейхелевских лож в России заняли такую же позицию. Но Гагарин герцогу не воспротивился.
Основание русской национальной ложи по шведской системе, непосредственно подчиненной герцогу Зюдерманландскому, не могло не возбудить подозрений Екатерины Второй. Это и естественно. До этого момента императрица относилась к масонству равнодушно. Фавориты Сергей Салтыков и Григорий Орлов были масонами. И это нисколько не тревожило императрицу. Опасения начались тогда, когда российские масоны захотели поставить во главе масонства лицо императорской фамилии. В декабре 1779 года в Россию из Франции прибыл А.С. Строганов. В Париже он принимал активнейшее участие в масонском движении, будучи даже членом комиссии, вырабатывавшей масонскую иерархию. Пожалуй, это был русский масон, пользовавшийся наибольшим международным авторитетом в масонском мире. Попытки Строганова привлечь Екатерину к масонству не только не имели успеха, но оказали обратное действие. Именно с этого времени Екатерина сменила равнодушие к масонству на враждебность. Строганов был своим человеком при малом дворе. К тому же, поскольку Екатерина, будучи женщиной, не могла бы возглавить масонский орден, даже если бы и захотела этого, взгляды российских масонов устремлялись к наследнику Павлу, ее потенциальному политическому противнику. Это-то прежде всего и пугало царицу.
В 1782 году московские масоны в своем представлении на Вильгельмсбадский конвент упоминали следующий факт. В газетах было помещено объявление о том, что русское масонство признало своим главой герцога Зюдерманландского. Это объявление обеспокоило императрицу; она назвала непристойной столь тесную связь своих подданных со шведским принцем. Согласно "Записке о масонстве", подготовленной в Особой канцелярии Министерства полиции в александровское царствование, Екатерина прочитала в гамбургских газетах, что при принесении присяги герцогу Зюдерманландскому в Стокгольме присутствовали русские депутаты и они приняли на себя обязательство пересылать в шведскую столицу "собираемые в Иванов день по червонцу с каждого". Много позже, 6 мая 1790 года, главнокомандующий в Москве А.А. Прозоровский напомнил императрице, что "нам прислано было... из Швеции 500 червонных" на заведение шведского масонства, о чем и до сведения вашего величества дошло, и Вы принять сие изволили с гневом". Гнев императрицы был столь велик, что она призвала к себе обер-полицмейстера П.В. Лопухина и потребовала узнать, кто возглавляет масонов шведской системы. Когда Екатерина услышала, что во главе их стоит Гагарин, а сам Лопухин является членом его ложи, императрица не смогла сдержать своих чувств. "Черт побери вас всех", - вырвалось у нее.
Бебер, секретарь Великой национальной ложи, составивший в первой четверти XIX века справку по истории русского масонства, свидетельствовал: по поводу одной статьи в гамбургской газете Екатерина выразила свое недовольство "так громко, что тогдашний обер-полицмейстер, бывший членом ордена, посоветовал... остановить работы" и "покинуть ложу". Бебер имел в виду П.В.Лопухина, петербургского полицмейстера. Слова Бебера подтверждаются тем, что в 1792 году, когда П.В.Лопухин был привлечен к разбору новиковских бумаг, он прислал Екатерине письмо, в котором поспешил объявить, что не является членом кружка Новикова. Лопухин утверждал, что по приказанию начальства два раза был в гагаринских ложах "для узнания и донесения ее величеству о переписке их с Герцегом Зюдерманландским".
По словам Бебера, Екатерина негодовала "в особенности потому, что князья Куракин и Гагарин были известные любимцы великого князя". После того как ложа была закрыта, они "под предлогом некоторых поручений" оказались удаленными из Петербурга. Гагарина назначили в Москву обер-прокурором сената. Куракин отправился 19 сентября 1781 года в заграничное путешествие в свите Павла.
В то время как Павел вояжировал по Европе, велся подробный дневник этого путешествия. Когда великий князь закончил свой вояж в ноябре 1782 года, в дневнике появилась следующая запись: "...путешествие длилось 428 дней. Проехали 13115 верст". Однако один из важнейших итогов этого вояжа не нашел в дневнике никакого отражения. Павел покинул Россию профаном, а вернулся в нее вольным каменщиком. Этому посвящению предшествовала острейшая борьба между Фердинандом Брауншвейгским и Карлом Зюдерманландским за лидерство в масонском мире, и эта борьба не могла не отразиться на личной судьбе Павла Петровича, которому предстояло сделать нелегкий выбор между масонскими системами. Выбор этот был особенно нелегким в силу того, что он происходил именно в переломный момент истории европейского масонства.
В начале 1780-х годов недовольные своей зависимостью от шведского масонства московские масоны обратились за покровительством к гроссмейстеру всех германских лож "строгого наблюдения" Ф.Брауншвейгскому. Между ним и К.Зюдерманландским шла острая борьба за право возглавить масонство северных стран.
Профессор Московского университета И.Г. Шварц в 1781 - 1782 годах совершил поездку в Германию. Он добился того, что масонский конвент во Франкфурте-на-Майне признал русское масонство независимым от шведского. Конгресс избрал Ф.Брауншвейгского гроссмейстером всех соединенных шотландских лож. Сам же Шварц получил полномочия "Единственного верховного предстоятеля теоретической степени Соломоновых наук" в России, то есть главы переходной степени от низших к высшим степеням. Шварца представили Карлу Гессен-Кассельскому, штатгальтеру Шлезвига и Голштинии, управляющему седьмой провинцией "строгого наблюдения", в которую входили датские и голштинские ложи. Это особенно заслуживает быть отмеченным, если учесть, что Павел носил титул герцога Шлезвиг-Голштейнского.
В 1792 году во время ареста Н.И. Новикова в его бумагах было обнаружено письмо Карла Гессен-Кассельского Шварцу, написанное в 1782 году. Новиков не захотел сообщить следствию, получил ли его Шварц в бытность за границей или по возвращении. Какую-то роль при этом играли Александр Куракин и Гавриил Гагарин. Из письма принца Карла к Шварцу Екатерина, когда оно оказалось в ее руках, сделала вывод о том, что "Куракин употреблен был инструментом к приведению великого князя в братство". Новиков был вынужден признать, что "по поводу письма принца Гессен-Кассельского с кн. Гагариным сделано было соединение". Новиков также признал, что, "ежели же деланы были кн. Куракину какие предложения по поводу письма принца Гессен-Кассельского, то сие разве делалось Шварцом кн. Гагарину, а им Куракину". Поскольку же Куракин был выслан из Петербурга сразу, как только вернулся из заграничного вояжа, то эти переговоры с Национальным великим мастером шведской системы велись еще до поездки Шварца в Германию. Вполне возможно, что обсуждение ведущими деятелями европейского масонства вопроса о том, чтобы сделать Павла главой масонского ордена в России, и было одной из самых важных целей путешествия Шварца. Однако, насколько можно судить по дневнику кабинет-секретаря А. В. Храповицкого, на представление Шварца был прислан ответ, "чтобы не выбирать в гран-приоры... государя цесаревича по обстоятельствам политическим и что он еще не масон".
В самом деле - как можно было бы избрать наследника в приоры в тот момент, когда европейское масонство находилось в состоянии разброда и шатаний.
16 июля 1782 года в Вильгельмсбаде открылся масонский конвент. Решения конвента не потеряли своего значения до сегодняшнего дня. Конвент должен был дать ответы на самые злободневные вопросы масонского движения. Что представляет собой масонство как таковое, являются ли масоны непосредственными преемниками ордена тамплиеров, разгромленного еще в XIV веке (эту точку зрения особенно отстаивали шведские масоны), должно ли признавать неизвестных начальников, какова должна быть роль ордена в жизни государства, как должны строиться масонский обряд и масонская иерархия. На все эти вопросы конвент дал ответы. На нем герцога Брауншвейгского избрали верховным великим мастером всех провинций ордена. Притязания Карла Зюдерманландского были отвергнуты. Россию признали независимой восьмой провинцией ордена.
В связи с этим мне хочется задать один важный вопрос, который, к сожалению, не вставал ни перед исследователями масонского движения, ни перед биографами Павла Петровича. Где в момент заседаний конвента, объявившего Россию восьмой независимой масонской провинцией, находился наследник российского престола?
16 июля 1782 года (если учесть разницу в календарях, то 27 июля по новому стилю) Павел прибыл во Франкфурт-на-Майне и остановился в отеле "Мезон руж". Франкфурт-на-Майне отделяет от Вильгельмсбада около 5 километров.
Наследник провел здесь два дня и имел несколько интересных встреч. Прежде всего он встретился с Андреем Ивановичем Вяземским, который прибыл во Франкфурт прямо из Стокгольма. Вяземский был членом масонской ложи "скромности или муз", находился в дружественных отношениях с такими видными масонами, как С.И. Плещеев и А.А. Ленивцев. Во время своего путешествия Вяземский вел подробный дневник. Из него явствует, что он два месяца провел в Стокгольме. Там он встречался с Карлом Зюдерманландским и в королевской библиотеке изучал редкие рукописи. По свидетельству Вяземского, в "Мезон руж" "было все то, что лишь "ходить могло", то есть вся немецкая знать. На день приезда Павел в течение часа очень "ласково" беседовал с Вяземским. Весь день Павел принимал немецкую знать во главе с ландграфиней Гессенской, вечером был банкет на 300 персон и бал. В 8 часов Павел удалился. Что он делал далее, неизвестно. Наутро 17 июля Вяземский снова встретился с Павлом в 8 часов утра, а в 9 "проводил их". Павел отправился в Монбельяр, к родителям жены. Вяземский же после обеда в 2 часа поехал в Вильгельмсбад. "Тут я нашел, - записал он в дневнике, - довольно большое общество, принадлежавшее Ганоскому двору и все собрание Ф.М. (то есть франк-масонов. - Авт.), имеющих пр. (принца. - Авт.) Ф. Брауна (очевидно, Фердинанда Брауншвейгского) предводителем, я познакомился тотчас... особенно желав знать Пр. Бр., который со мною очень много говорил, и я признаюсь, что в нем нашел большого генерала..." Вечером в 7 часов Вяземский снова при дворе встречался с Ф. Брауншвейгским, обстановка была непринужденной, Вяземский остался ужинать в Вильгельмсбаде. Утром следующего дня поехал в Ганау обедать со всем двором. В 4 часа вернулся в Вильгельмсбад и пробыл там до 11 часов и "ужинал за маленьким столом первой министерии". Наутро, встретившись во Франкфурте с г. Менденом из Митавы, снова отправился в Вильгельмсбад. Оттуда вместе с Н.П. Румянцевым, также масоном, отправился в Майнц.
Даже если бы Павел оказался во Франкфурте 16/27 июля 1782 года случайно, то его контакты с Вяземским, встречавшимся с двумя лидерами масонского движения, совершенно очевидно доказывают, что пребывание Павла во Франкфурте, когда в Вильгельмсбаде решался вопрос о судьбе масонства, то есть являются ли шведские масоны наследниками тамплиеров и быть ли России самостоятельной масонской провинцией, отнюдь не случайно.
Павел сделал свой выбор, и этот выбор был не в пользу Швеции. Четыре дня спустя после окончания Вильгельмсбадского конвента Павел прибыл в Штутгарт. Здесь, в замке Людвигсбург, в присутствии Карла Вюртембергского и Карла Гессен-Кассельского и состоялась ресепция Павла. Но это уже особый сюжет.
