Когда верхам Зарубежной Церкви был задан вопрос относительно того, почему она не отреагировала на падение коммунизма и не воссоединилась с Московским Патриархатом, ответ был следующим - Церковь в России, т.е. Московский Патриархат, не свободна, но продолжает находиться под контролем атеистического правительства и во власти сергианства. Доказательство, предоставленное Зарубежной Церковью, состояло в том, что Московский Патриархат по-прежнему не осуждает тот компромисс с коммунистическим государством, в который он вступил, и не признает российских новомучеников, в особенности - Царя и его семью. Когда же это случится, тогда, с этой точки зрения, и будет явно продемонстрирована Свобода Церкви.
В 2000-м году состоялся очередной Собор Русской Церкви, на котором были прославлены Царственные Мученики. В документах Собора также содержалось утверждение, что сотрудничество с любым государством не может осуществляться за счет фундаментальных принципов веры Церкви. В октябре 2000-го года Зарубежная Церковь также созвала свой Собор. На этом Соборе Архиереи отметили положительные результаты Собора Московского Патриархата, высоко отозвавшись о его добрых начинаниях. Зарубежная Церковь также обратилась с письмом к Патриарху Сербскому Павлу с просьбой содействовать процессу восстановления единства Русской Церкви. Это письмо было подписано всеми присутствовавшими на соборе архиереями, за исключением одного (Вдъ: На самом деле, это письмо было подписано всеми архиереями, участвовавшими в соборе, включая епископа Варнаву, который впоследствии отозвал свою подпись из-под этого документа).
Вскоре после окончания Собора в Зарубежной Церкви начались разногласия относительно возможности переговоров с Московским Патриархатом, о которой на Соборе было принято положительное решение. Оппоненты этого решения выставили себя противниками комиссии, созданной для проведения подобного диалога. Группа, возглавленная епископом Варнавой, опротестовала назначение нового правящего епископа Западной Европы, который с их точки зрения является экуменистом, заранее настроенным на сближение с Московским Патриархатом. Этот раскол существует и по сей день. Кроме того, несколько российских архиереев Зарубежной Церкви выступили против письма к Сербскому Патриархату, подписать которое они отказались.
Нестроения распространились из Европы и России в Канаду и Соединенные Штаты. Определенная группа духовенства и мирян в США и Канаде поддержали епископа Варнаву и объединившихся с ним клириков. Разделения углублялись и противостояние росло. Митрополит написал несколько личных Посланий, которые шли вразрез с теми вещами, с которыми он, будучи полноправным и активным членом Собора, ранее согласился. Это внесло еще большее разделение в Зарубежную Церковь.
Многие клирики Зарубежной Церкви высказали резкие замечания по поводу сложившейся ситуации. Обсуждения, проводившееся с архиереями на местных съездах духовенства, имели своим результатом обнародование нескольких посланий в поддержку постановлений октябрьского Собора и развития позитивного диалога. В течение нескольких следующих месяцев были созваны две сессии Синода, на которых епископы прояснили свое понимание решений октябрьского Собора и выразили по отношению к ним свою поддержку. И тем не менее оппозиционные группировки продолжали прикладывать усилия к тому, чтобы перечеркнуть заявление Собора относительно искомого диалога с Московским Патриархатом и Письма к Патриарху Павлу.
Разделения и смущение внутри Зарубежной Церкви продолжались с октября 2000-го года по 10 июля 2001 года, когда была созвана очередная сессия Синода. На этом заседании, среди прочего, митрополит Виталий был отправлен на покой, была определена дата следующего Собора - октябрь 2001 года, и опубликовано синодальное послание, в котором было подчеркнуто, что вопрос соединения с Русской Церковью не рассматривается епископами РПЦЗ как безотлагательный и что Зарубежная Церковь остается на том же пути, на котором она стояла на протяжении последних 80-ти лет.
Вышеозначенное утверждение вселяет сильное волнение. Зарубежная Церковь не сохранила того пути, на который она встала в момент своего создания. Когда РПЦЗ была образована, сначала в Константинополе и Сербии, она состояла в евхаристическом общении со всеми другими Православными Церквами в мире. Сейчас, в 2001-м году, Зарубежная Церковь не состоит в общении ни с одной Православной Церковью. Это является причиной настоящего кризиса Зарубежной Церкви.
Послание октябрьского Собора многим дало надежду. Послание Синода, созванного в июле 2001 года, наглядно демонстрирует действительные цели Зарубежной Церкви.
На Соборе в октябре 2000 года я был назначен Директором Отдела Внешних Церковных Связей. Когда я обратился к иерархам Зарубежной Церкви с просьбой очертить круг обязанностей, которые включает моя новая работа, полученный мною ответ был таков: "Их нет. Вам нужно будет их придумать самому" - чему я в дальнейшем и следовал. В Джорданвилле архиепископ Лавр дал мне следующий совет - не торопиться и, возможно, либо посещать приходы РПЦЗ лично, либо обратиться к ним с письмом, извещающим их о создании Отдела. Я, в свою очередь, поделился с владыкой своим видением ситуации, сказав, что с моей точки зрения круг интересов Отдела в действительности - внутренние дела Церкви, а не внешние Ее отношения. И опять - никакого определения моей новой позиции я не получил. На мое предложение пригласить представителей различных Православных юрисдикций в Нью-Йорк, архиепископ Лавр ответил, что присутствие их в здании Синода может вызвать недовольство проживающих в нем клириков и иерархов, а также и верующих вообще, а потому, наверное, их не следует приглашать. Я последовал этому совету и не стал рассылать официальных приглашений другим юрисдикциям.
Вернувшись из Джорданвилля в Нью-Йорк, я поделился с одним из епископов в Синоде содержанием моего разговора с архиепископом Лавром, на что получил ответ: "Ваша должность была Вам дана Собором и поэтому ответ за выполнение Вашей работы Вы несете перед Собором, а потому делайте то, что считаете необходимым". Никогда никто из иерархов ни упоминал, что я не должен вступать в какой-либо контакт с Московским Патриархатом. Так как у меня было разрешение иерархов на непосредственное создание круга моих обязанностей, то в дальнейшем я и пытался ему следовать, что включало в себя поездки в Москву и беседы с Патриархом.
В первый раз я встретился с Митрополитом Кириллом, Председателем ОВЦС Московского Патриархата, в ноябре 2000 года. Митрополит приехал в Нью-Йорк с официальным визитом и был очень любезен. У нас состоялся замечательный, открытый и прямой разговор, в ходе которого мы обсудили многие проблемы, с которыми встречается сегодня Русская Церковь - и Московский Патриархат, и Церковь Зарубежом. В заключение нашего вечернего разговора, митрополит Кирилл пригласил меня приехать в Россию и самому оценить ситуацию, в которой там живет Церковь. Я ответил, что я постараюсь организовать эту поездку, о деталях которой я сообщу ему после Рождества. С просьбой об этой поездке я обратился ко своему епископу перед октябрьским Собором и его ответ был таков: многие ездят, почему бы и Вам не поехать. Далее он спросил, когда я собираюсь ехать. На тот момент я не имел ни малейшего представления относительно сроков поездки, для которой еще предстояло собрать деньги - что я и сообщил епископу.
В Россию я отправился за 10 дней до Вознесения, с частным визитом. В момент моего отбытия из Нью-Йорка епископ был в отпуске за пределами США, куда он возвращался только через несколько недель. Я поехал в Россию без официального приглашения со стороны Московского Патриархата или кого-либо еще. Я поехал как обыкновенный турист. Со мной вместе поехал мой друг, русский, который должен был помогать мне в течение поездки. Я не хотел, чтобы на меня оказывалось какое-либо влияние и потому о нашем приезде не было заранее объявлено. У нас не было сопровождающих или иных ассистентов от Патриархата. Я приехал в ОВЦС для встречи с Митрополитом Кириллом, но только спустя неделю мне удалось увидеть его. Я совершенно ясно объяснил Митрополиту, что мой приезд не является официальным и что я просто турист. Помощник Митрополита Кирилла предложил мне свою помощь и мы попрощались, договорившись о встрече с Митрополитом в один из дней до моего отъезда из России. Я спросил помощника владыки, могу ли я встретиться с Патриархом и он ответил, что так как не был официально приглашен и Патриарх не ожидает меня, то, принимая во внимание его очень напряженный распорядок дня, встреча скорее всего не сможет состояться - и тем не менее он попытается ее организовать.
Я был приглашен на епископское наречение архимандрита Серафима, которое состоялось в пятницу, в патриаршей резиденции в Даниловом монастыре. После службы я был приглашен для частной беседы с Патриархом. Эта замечательная беседа, через переводчика, продолжалась 45 минут. В ходе разговора я подчеркнул, что мой визит является строго частным делом. В разговоре Патриарх упомянул о своем личном желании и желании всей Русской Церкви залечить раны, нанесенные разделением, и восстановить единство Русской Церкви. Патриарх подробно рассказал об этих ранах, не последняя из которых - рукоположение Зарубежной Церковью архиереев для России, раскол ушедшего из РПЦЗ епископа Валентина и тот неизмеримый вред, который был нанесен деятельностью и епископа Валентина, и самой РПЦЗ. Снова и снова Патриарх подчеркивал свое стремление к воссоединению. Мы оба согласились, что мы обязаны быть едины во Христе и не можем начинать этот процесс, выдвигая друг перед другом требования. Только любовь и прощение смогут исцелить это разделение.
В ходе нашего теплого разговора Патриарх поделился со мной некоторыми своими воспоминаниями. После беседы я был приглашен на епископскую хиротонию архимандрита Серафима, которая состоялась на следующее утро. Я не служил. Я не облачался. Я не причащался. Как клирик, я был приглашен на богослужение, объявив при этом, что этот визит не имеет официального статуса. Все, кто был осведомлен о моем присутствии на службе, были очень внимательны и доброжелательно настроены. Я был приглашен на банкет после хиротонии, где ко мне также отнеслись очень доброжелательно.
Вернувшись в США, я написал письмо, в котором поднимал вопросы евхаристического общения и положения Зарубежной Церкви в отношении остальных Православных Церквей. Это письмо было мною предоставлено духовенству для обсуждения. Это же письмо я показал двум епископам Зарубежной Церкви - которые, как и прочее духовенство, поделились со мной их мнением о письме, высказав мне свою поддержку.
После июльского заседания Синода внутри моего собственного прихода началось разделение, причиной которому послужили мои мысли относительно евхаристического единства и экклезиологии РПЦЗ с точки зрения ее местонахождения по отношению к остальным Православным Церквам. Эта проблема - отсутствие евхаристического общения между РПЦЗ и другими Церквами - волновала меня в течение многих лет. Ряд иерархов Зарубежной Церкви могут подтвердить это. Ответ, который я всегда получал, был как обычно - неподходящее время, Церковь должна быть свободной и так далее.
В конце июля я созвал собрание прихода, на котором я поднял вопрос евхаристического общения и той точки зрения, которой придерживалась Зарубежная Церковь по данному вопросу в то время. Я сообщил, что хочу поставить этот вопрос и перед будущим октябрьским Собором и что, по моему мнению, это - наиболее серьезная проблема, которую сейчас должна решить РПЦЗ. Я твердо верю, что ничто кроме евхаристического общения не является столь же серьезной проблемой для Зарубежной Церкви.
И я снова поехал в Россию, в этот раз - по приглашению Митрополита Кирилла на праздник Смоленской иконы Божией Матери. Это было истинно чудесным событием. В течение этого визита у меня была возможность провести значительное количество времени с Митрополитом Кириллом, в течение которого мы обсуждали различные церковные проблемы и необходимость единства.
Когда я вернулся из России, мне позвонил мой епископ с вопросом относительно того, где я был. Когда я сообщил, что я был в Москве и Смоленске, он сказал мне, что на эти посещения у меня не было благословения священноначалия. Он спросил, виделся ли я с Патриархом, и я ответил отрицательно. Тогда епископ спросил, говорил ли я членам своего прихода о своем мнении, что РПЦЗ должна быть в полном евхаристическом общении с остальной Православной Церковью - и я ответил, что, действительно, я упоминал об этом, веря, что в этом состоит сущность Церкви. В ответ на это епископ сказал мне, что запрещает меня в священнослужении и запрещает мне выполнять какие-либо священнические функции. Таков был наш телефонный разговор. Собравшись с мыслями - я только что вернулся из аэропорта после 11-тичасового перелета, который, в свою очередь, был отложен на 3 часа, - я лег спать с тем, чтобы позвонить моему епископу утром.
Утром же я задал ему вопрос - означает ли запрещение то, что я не мог также и причащаться? Епископ ответил - да. Я попросил его дать мне документальное подтверждение моего запрещения, которое я и забрал у него в ту же субботу, встретившись с ним в здании Синода. В этот раз он спросил меня - действительно ли я верю в то, что мы должны быть в общении с остальной Православной Церковью. И опять я сказал, что это мое твердое убеждение и я просто не могу понять как кто-либо может говорить о том, что он находится в Церкви и не верить в необходимость такого общения. Архиерей сказал мне, что я останусь под запрещением вплоть до принесения мною покаяния перед моей паствой, в котором бы объяснялось, что моя экклезиология ошибочна и я полностью принимаю экклезиологию Синода. Мой ответ был - я не могу и не буду делать этого. Выслушав это, епископ пообещал, что если покаяние не будет мною принесено до праздника Успения Божией Матери, я буду судим на церковном суде. Если же я соглашусь на его требования, то к Успению прещения будут с меня сняты. Пока же покаяние не принесено, епископ решил послать в мою обитель иерея с тем, чтобы он служил вместе с нашим вторым священником. Этот иерей должен был с амвона прочесть прихожанам письмо с объяснением позиции архиерея, равно как и моей. Данное письмо было распространено в сети Интернет.
В этом письме епископ писал, что мои понятия о Церкви, а именно то, что евхаристическое общение христиан является частью сущности Церкви и что с точки зрения евхаристического общения РПЦЗ находится вне оной, - эти понятия диаметрально противоположны экклезиологии Зарубежной Церкви. Письмо содержало упоминание о том, что все прихожане и монашествующие находятся в прямом послушании у епископа, а не у меня. Епископ требовал, чтобы я не предпринимал ни каких действий, если они не направлены на принесение покаяния и признание моих ошибок. Прихожанам я так ничего и не сказал.
На прошлой неделе я обратился к епископу с прошением дать мне отпускную грамоту с тем, чтобы перейти из РПЦЗ в Московский Патриархат. Также поступил и второй священник нашего прихода. В ответ я не получил ничего кроме слухов о том, что на встрече с прихожанами, посвященной сложившейся ситуации, епископ подчеркнул, что не выдаст никаких отпускных грамот иереям, переходящим в юрисдикции, не состоящие в общении с Зарубежной Церковью. На вопрос относительно того, какие последствия это будет иметь для меня и моего иерейского сана, епископ сказал нечто, означавшее, что сан с меня снят. Снят же он якобы был мною самим благодаря тому, что я посетил церковь, с которой РПЦЗ не состоит в общении.
Во всей этой истории есть очень радостная сторона. Теперь мы вместе со многими членами моего прихода находимся в полноте Православной Церкви, под омофором Московского Патриархата. За такое короткое время, благодаря этому шагу, Бог ниспослал нам такое великое благословение!
С великой радостью я перехожу в Московский Патриархат и с великой печалью я оставляю позади Зарубежную Церковь вместе со столькими замечательными людьми. Но я верю, что это только начало. Многие клирики и некоторые архиереи РПЦЗ сообщили мне о своем согласии с тем, что воссоединение необходимо и что вопрос евхаристического общения действительно является ключевым для Церкви. С моей точки зрения, атмосфера внутри Зарубежной Церкви сегодня не очень здоровая. Много страха, растерянности, недоверия при неточности информации. Многие клирики РПЦЗ посетили Россию и состояние Русской Церкви произвело на них глубокое впечатление. Многие испытывают трудности, будучи вынуждены жить с экклезиологическими понятиями их Церкви. Многие клирики подтвердили мне свое желание последовать моему пути, но многое должно быть принято во внимание, прежде чем они решатся на такой шаг. Многие сегодня страдают от экклезиологии РПЦЗ, ее отношения к тем, кто не разделяет оную и к инакомыслию вообще. Да освободит Господь своих людей от уз разделения и угнетения. За время своего существования Русская Православная Церковь Зарубежом сделала много добра для Православной Церкви вообще. Сегодня она должна найти в себе силы предпринять мужественный шаг и войти в полноту истины, союзом этим залечив раны, которые она продолжает наносить самим фактом своего противления диалогу и евхаристическому общению.
Игумен Иоаким
Вертоградъ