Совершенно особый — крестьянский Христос. Он — просяная, росяная радость, он выходит из родной деревни, чтобы идти в другую, он — допрежь — был младенцем, несомым на руках такой русской Мати:
Я вижу — в просиничном плате,
На легкокрылых облаках,
Идет возлюбленная Мати
С Пречистым Сыном на руках.
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, мой сын, живи без крова,
Зорюй и полднюй у куста».
Он — деревенский, но и от — интеллектуальных построений, мысль, проводимая Есениным, отдает мыслями Великого инквизитора Достоевского: распнут, непременно надо распять, что же еще делать? Не слушать же…
В каждом колосе бездна, и весь круг, все наличие людей — и живых, и мертвых — единый организм, хотя люди и мало чувствуют это.
Великолепно выразила Ахматова:
В каждом древе распятый Господь,
В каждом колосе тело Христово.
И молитвы пречистое слово
Исцеляет болящую плоть.
Образ Христа очень по-разному претворен в русской поэзии, и — растворен ею в читательском космосе.
…Волшебный и свой — только свой — Христос (будто вечный малютка) в цветаевском нежном стихотворение, подчеркнуто нежном, играющим кармином и розоватыми тонами:
Мой друг, незнанием томим,
Ты вдаль шагов не устреми:
Там правды нет! Будь вечно с Ним
И с нежными детьми.
И, если сны тебе велят
Идти к «безвестной красоте»,
Ты вспомни безответный взгляд
Ребенка на кресте.
Будто бунт и борьба оставлены, и даже спокойная, медитативная музыка Блока слышна в последних строках.
…Кто идет в финале «Двенадцати»? Христос ли?
Но на таком — мертвенно-жемчужно-синеватом фоне —Христа не изображают…
Не антипод ли его извечный?
…У Блока не спросить.
Мощно завершает стихотворение Пастернака «Гефсиманский сад» Христово слово: мощно, гулко отдаваясь в веках, исполненное такой силы, что завораживает она, вековечная:
Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты.
…Плывут столетья, не узнаем сути и правды суда мы, предельные материалисты, живущие ныне так, будто смерти нет.
…А вот — совершив временную дугу — прочитаем у А. Жемчужникова — строки нежные, кипарисовые, окропленные слезами, осиянные надеждой:
Свершилось! Кончены
предсмертные страданья.
Умерший на кресте положен
в гроб Христос.
И в пенье клироса
мне слышится рыданье,
И я роняю сам
скупые капли слез…
И надежда в России имеет признаки безнадежности; но все равно, все равно Христос наполняет русский стих разнообразно: и гармонией созвучий, и сложной полнотой содержания — в произведениях самых разных, порой вовсе противоположных, до — взаимоисключения — поэтов.
