Сербско-албанские отношения на протяжении веков

Представляем вниманию читателей фрагмент новой книги наших постоянных авторов

В той традиции осмысления исторического процесса, который можно считать некой «корпоративной нормой русского православного патриотического мировоззрения», Берлинский процесс всегда считался одной из наиболее горьких вех.

По образному выражению великого славянофила И.С.Аксакова: «Едва сдерживая веселый смѣхъ, съ презрительной ироніей, похваляя твою политическую мудрость, Западныя державы, съ Германіей впереди, нагло срываютъсъ тебя побѣдный вѣнецъ, преподносятъ тебѣ взамѣнъ шутовскую съ гремушками шапку, а ты послушно, чуть ли не съвыраженіемъ чувствительнѣйшей признательности, подклоняешьподъ нее свою многострадальную голову!»[i].

В отечественной историографии принято объяснять всё исключительно успехом интриг, осуществлённых представителями Великих сил, в данном случае – Великобритании и Австро-Венгрии, а также Германии. Однако, при этом совершенно не принимается в расчёт то, что той перекройкой земель европейской Турции, которая осуществлена была в Сан-Стефано, недовольны были и сами балканцы. (Кроме, разумеется, болгар).

Реакция Сербии, Румынии и Греции была весьма бурной.

Можно, конечно, сказать, что формируя границы возрождённой Болгарии, Игнатьев придерживался в основном рубежей, намеченных для Болгарского экзархата султанским фирманом 1871 г.

«Из 45 епархий, входивших в экзархат, 15 имели этнически смешанное население. Российская дипломатия оказалась без вины виноватой, знания о расселении этносов в регионе оставались ещё нечёткими…

Не нам определять «правильные границы», это занятие неблагодарное и трудновыполнимое ввиду чересполосицы в расселении народов. Но важно отметить, что представители сербов и греков, не говоря уже о румынах и албанцах, считали намеченное в Сан-Стефано разграничение несправедливым и для себя неприемлемым»[ii]..

Однако, дело не в том, что в Санкт-Петербурге якобы не знали о балканской чересполосице.

Дело в том, что сербо-болгарская граница должна была фактически стать границей сфер влияния Австрии и России. Ведь подписав Будапештскую конвенцию, Россия фактически отдавала Сербию Австрии. 

И вновь слово И.С.Аксакову: «Если Санъ-Стефанскій договоръ, по сознанію всего русскаго общества, грѣшилъ явною несправедливостью по отношенію къ Сербіи, Босніи, Герцеговинѣ, то конгрессъ взялся исправить эту ошибку. Сербіи принарѣжется нѣсколько лишнихъ квадратныхъ миль, но за то австрійскія войска вступятъ въ Боснію и Герцеговину. Съ умилительнымъ единодушіемъ всѣ державы, исключая Турціи, но не исключая Россіи, благословили Австрію на оккупацію, безъ сомнѣнія безсрочную, этихъ двухъ Славянскихъ земель, а потомъ на подчиненіе себѣ, въ той или другой благовидной формѣ, въ военномъ, политическомъ и экономическомъ отношеніи, и независимой Сербіии независимой Черногоріи, и всей продольной полосы Балканскаго полуострова вдоль западныхъ границъ Болгаріи, вплоть до Эгейскаго моря! Русская дипломатія видитъ въ этомъ даже какое-то особенное торжество своей политики и съ увлеченіемъ, которому графъ Андраши даже и не вдругъ повѣрилъ, привѣтствовала, какъ новую эру, разграниченіе сферъ вліянія Россіи и Австріи на Балканскомъ полуостровѣ!»

Таким образом, становится ясно, что тогдашняя «болгарофилия» Санкт-Петербурга (непонятная сегодня) в ущерб «сербофилии» - это просто следствие раздела сфер влияния. И в сферу влияния Австро-Венгрии отходили все сербские края и та часть Балкан, которая впоследствии станет Албанией, а восточная часть Балкан превращалась в «Болгарию», которая, по замыслу наших дипломатов, должна была стать очагом русофильства.

Должна была стать. Но не стала.

А пока отметим, что, несмотря на то, что Бисмарк демонстративно игнорировал существование национальных интересов у народов Балкан, Лондон и Вена самым тщательным образом занялись работой над национальными программами тех народов, которые вошли в орбиту интересов этих монархий.

Да, Бисмарк не скрывал, что с его точки зрения, балканские народы стоят вне европейской цивилизации и заниматься их судьбой стоит лишь в контексте взаимных отношений между империями. И албанцам, пытавшимся пожаловаться ему на то, что «в Сан-Стефанскую Болгарию» включены земли, населённые их племенем, он просто высокомерно заметил, что вообще «не знает албанской национальности».

Однако же британцы и австрийцы обратили свои взоры на центральную часть Балканского полуострова, и закипела работа по формированию новой политической нации.

Согласно работе Славенко Терзича „Европа и „мировой порядок“ - триумф исторического ревизионизма в Косово и Метохии“[iii] член Международной комиссии Берлинского конгреса английский лорд Эдмонд Фицморис убеждал лорда Биконсфильда в том что в интересах Европы создать „сильную Албанию“ из скадарского, яниньского, косовского и битольского вилайетов под суверинететом турецкого султана.

Призренская лига

По меткому замечанию исследователя дипломатической истории Европы XIX века, современника тех событий, Антонена Дебидура «авторы <Берлинского> трактата как будто желали противопоставить друг другу и, словно для забавы, перессорить между собой различные балканские национальности. Округа, которых домогались болгары, были отданы Румынии и Сербии. Сербы, болгары, черногорцы и греки должны были оспаривать друг у друга, как они и оспаривают и поныне, обширную территорию, население которой так перемешано, что её невозможно признать за каким-то одним из этих народов, не вызывая трёх остальных»[iv].

Французский автор, написавший эти строки в 1890-м году, не учитывает ещё одного народа, так же претендовавшего на земли центральной части Балканского полуострова.

Речь идёт об Албанцах.

Считается, что албанский народ – в том виде, в котором он существует на сегодняшний день – фактически был создан Призренской лигой.

Тут необходимо сделать справку. Албанцы разделяются по языку и обычаям на две основные подгруппы: тосков и гегов[v]. Кроме того, в албанский национально-культурный корпус влились как албанизированная часть косовских сербов-мусульман (т.н. «арнауташи»), так и жившие компактными эксклавами среди греков православные эллинизированные арнауты.

Геги — северные албанцы, населяют земли к северу от Охридского озера и реки Шкумби. В Македонии, Косове и Метохии – преимущественно мусульмане, в Черногории – католики, на севере нынешней Албании –приверженцы разных вероисповеданий. Причём среди горцев-гегов до конца XIX века сохранялся первобытный родоплеменной строй. Каждое племя состоит из нескольких кланов (фисов), возглавляемых наследственными военными вождями – байрактарами. Кланы разделяются на более мелкие общины – махалы, во главе которых стоят родовые старшины - джабары. Горцы северной Албании разделялись на семь племён (малиссоров), сильнейшим из которых являлись Миридиты (католики). Благодаря высоким боевым качествам, Геги служили в дворцовой гвардии султанов.

Тоски проживают в основном на побережье Адриатики. В отличие от воинственных скотоводов албанского высокогорья и долин Косова, южные албанцы, преимущественно занимались земледелием, ремёслами и торговлей. Родоплеменной организации к указанному времени среди Тосков уже не существовало. Наряду с мусульманами среди южных албанцев было немало православных.

Отношения между представителями Тосков и Гегов подчас принимали довольно враждебные формы. Не мудрено, что в Призренской лиге начался конфликт между ними. Важно подчеркнуть, что северяне были консерваторами, сторонниками исламской государственности, а южане представляли собою классический для XIX века образец национального пробуждения.

Примерно в то же самое время, когда в Берлине разыгрывались драматические события публичного унижения России, а Балканы перекраивались на тот манер, который удовлетворял интересам Лондона и Вены, в Призрене в мечети Байракли прошёл съезд албанских феодалов, а также племенных старейшин.

На съезде было провозглашено создание организации, которая поначалу именовалась «Албанским Конгрессом» («Арнаут Конгра»), а позже вошла в историю под названием «Призренской Лиги».

Лига стала играть роль своего рода органа неофициальной албанской власти, причём уже тогда на ней прозвучали призывы к созданию Великой Албании - от Эпира и Болгарии до Ниша, Сеницы, Котора и Никшича[vi]. Возглавлялась лига братьями Абдул, Наим и Сани Фрашери, чиновниками в правительстве Порты[vii].

Большую часть делегатов в Призрене составляли племенные вожди из общности гегов мусульманского вероисповедания.

«Наблюдая характер «Призренской лиги» часто теряется из виду общие политические и религиозные обстоятельства, в которых она произошла, главное направление её деятельности… Сербско-турецкие войны 1876 и 1877-78 гг., затем Болгарские восстания, как и восстания Греков – были составной частью попыток балканских христианских народов освободиться от многовековой власти Османской империи и сформировать свои свободные национальные державы. Движения этих народов не нашли никакой солидарности у соседних Албанцев-мусульман.

Албанское национальное возрождение запаздывало по отношению к другим балканским народам, а его главными носителями были Албанцы православные и католики, которые были на более высокой ступени социального и культурного развития. Албанцы-мусульмане, составлявшие значительное большинство совокупного албанского населения, на протяжении Великого Восточного кризиса (1875-1878) были полностью на стороне Османской империи. И оставались пламенными защитниками теократического характера османского общества, сопротивляясь какой бы то ни было форме европеизации общества.

Наиболее образованная и богатая часть Албанцев-мусульман, которые жили в Царьграде и некоторых других городах были встроены в османские державные и социальные структуры, и не отделяли интересов Албанцев от интересов всей Османской империи на Балканах. Религиозное самоопределение и исламский характер османского общества были главными мотивами такого отношения Албанцев-мусульман»[viii].

Хорватский историк Бернард Стулли опубликовал в 1959 году в Загребе обширное исследование “Albansko Pitanje (1875-1882)”, в котором содержится масса австро-венгерских документов, дающих осмысление «Призренской лиги» и её Устава. Сущность оных Стулли интерпретирует следующим образом:

«Нигде во всех 16 пунктах Уставане упоминаются ни Албания, ни Албанцы; политическими субъектами Союза являются мусульмане…; в последнем п.16 оставление Союза квалифицируется как отпадение «от ислама»!»[ix]

Сначала верх одержали северяне, но затем победили их противники. 1 июля 1878 года лигой был подготовлен меморандум, отправленный в Берлин. Этот меморандум готовился под руководством  опытного чиновника Порты Абдул-бея Фрашери, однако своей цели он не достиг.

Албанская делегация, возглавляемая Абдул-беем Фрашери и Мехметом Али Вриони, намеревалась дать толкование позиции Призренской лиги, зафиксированной в меморандуме.

Однако, как указывалось выше, Берлинский конгресс проигнорировал меморандум, а германский канцлер Отто фон Бисмарк вообще занял позицию непризнания Албанской нации как таковой. Делегации не позволили присутствовать на Берлинском конгрессе. Территории, населённые Тосками и Гегами воспринимались как часть Османской империи, а Албанцы – как подданные султана.

Разочарованные презрительным отношением Европы по отношению к стремлениям Албанцев, а также пораженческими настроениями, царящими в самой Турции, Призренская лига вошла в фазу открытого противоборства с властями Османской империи.

27 сентября в газете «Терджумани» Сами Фрашери опубликовал «Новую программу Призренской лиги». В этот же день на съезде Призренской лиги её и приняли.

В этой программе были следующие цели: объединение всех албанских земель в одном вилайете; использование чиновниками албанского языка; развитие образования в обществе и введение в школы албанского языка; создание обще-албанского совета, созываемого 4 раза в год и использование части финансовых средств в данном вилайете.

Итак, если изначально акцент Призренской лигой делался на мероприятиях, направленных на предотвращение «Сербского экспансионизма», то теперь обнаружились тенденции к национальной независимости.