«Расизм» и другие аналогичные «измы» как расистский концепт

Часть 1

6. «Бытовая ксенофобия» и право на частную дискриминацию

Одним из явлений, обычно увязываемых с обвинениями в «расизме», является так называемая «бытовая ксенофобия», под которой понимается дифференцированное отношение к окружающим в зависимости от их принадлежности к тому или иному расово-антропологическому типу, этнической или языковой общности, религиозной конфессии и т.д. Подразумевается, что предпочтение или, наоборот, избегание контактов по факту принадлежности к антропологическому типу или той или иной социально-культурной группе якобы является неким постыдным пережитком, связанным с недостатком образования и воспитания, а в некоторых случаях граничит с правонарушением. Но зададимся в этой связи двумя вопросами.

Во-первых, просто с точки зрения этологии, какая из двух установок - условно «ксенофобская» или «ксенофильская» - естественна, а какая искусственна? Любое социальное животное стремится принадлежать к группе. Наличие группы как раз и определяется различением своих и чужих, проведением разделяющей их черты, то есть границы. Тем более, такое разделение свойственно человеку как животному, с одной стороны, наиболее социальному, а, с другой стороны, оказавшемуся на самой вершине пищевой пирамиды, для которого угроза со стороны представителей собственного вида давно стала на порядки актуальнее угрозы со стороны хищников или конкурирующих биологических видов. Собственно, вся история человечества от самого его зарождения до настоящего времени включительно - это история войн: сначала между родоплеменными группами, потом - между этносами, и, наконец, между организованными в государства нациями. Стремление принадлежать к группе - это для любого общественного животного, включая человека, проявление совершенно нормального, естественного и здорового инстинкта выживания. И проявляется это стремление именно в различении своих и чужих («мы» и «они») с явным предпочтением своих. Конкретный же маркер принадлежности может быть любым, начиная от антропологического типа или языка и заканчивая символически значимыми элементами одежды (особенно если они являются маркерами субкультур или иных социальных объединений; такое символическое значение, например, в разное время мог приобретать цвет шарфа или шнурков). Напротив, установка, согласно которой человек не должен и не может различать своих и чужих и обязан одинаково относиться ко всем окружающим независимо от их этнической принадлежности, принадлежности к той или иной социальной и культурной группе и т.д. фактически противоречит как биологической, так и закреплённой в многотысячелетней культурной традиции норме поведения, не говоря уже о том, что является явно дезадаптивной с точки зрения успеха в борьбе за существование.

Во-вторых, посмотрим на тот же вопрос с правовой точки зрения: обязан ли человек испытывать ко всем симпатию? Имеет ли человек право испытывать и, не скрывая, проявлять к тому или иному лицу антипатию и стремиться минимизировать любое с ним взаимодействие? Обязан ли человек отчитываться о причинах возникающих у него симпатий и антипатий? Пока вопросы кажутся риторическими и ответы на них очевидны. Однако они имеют не столь очевидные практические следствия, связанные с проблемой т.н. «частной дискриминации».

Начнём с простого примера. Очевидно и несомненно право человека свободно вступать в семейные, дружеские, приятельские отношения с тем, с кем он хочет, и, соответственно, не вступать с тем, с кем он не хочет. Более того, никто не вправе требовать отчёта о причинах желания или нежелания поддерживать общение. Например, допустим, в рабочем коллективе есть белые люди и негры. В пределах деловых отношений на работе их взаимодействия определяются регламентом и правилами учреждения. Но за пределами работы никто не вправе, да и просто не имеет возможности вмешиваться в складывающиеся между сотрудниками отношения. В некоторых случаях характер этих отношений может выглядеть как дискриминация - например, если кто-то из белых сотрудников приглашает к себе в гости на вечеринку только белых и не приглашает негров. Однако очевидно, что это его неотъемлемое право, и никто не может ему указывать, кого из сослуживцев приглашать, а кого не приглашать в свой дом, с кем проводить, а с кем не проводить праздник.

Отталкиваясь от этого, рассмотрим чуть более сложные примеры. Например, отношения купли-продажи. С точки зрения провозглашаемых в Европе и Америке принципов либеральной демократии, человек как субъект рынка вправе вступать в отношения купли-продажи свободно по своему желанию с кем хочет на тех условиях, на которые обе стороны согласны. И, наоборот, никто не вправе принуждать человека вступать в эти отношения против его воли. Предполагается, что, вступая в отношения купли-продажи, человек исходит из чисто рационального принципа максимизации своей выгоды, то есть руководствуется исключительно категориями цены, качества и полезности. Но это предположение подразумевает право человека руководствоваться данными критериями, а отнюдь не вменяет их ему в обязанность. Скажем, никто не может запретить покупателю купить товар по более высокой цене, понеся, тем самым, определённые убытки, руководствуясь личными, внеэкономическими предпочтениями. Например, предпочесть более дорогой, но с лучшим качеством обслуживания магазин, более симпатичную внешне или более вежливую, доброжелательную и обаятельную в общении продавщицу. О причинах возникшей симпатии и антипатии никто не вправе заставить человека отчитываться. На практике это означает, что человек в качестве покупателя имеет полное и неотъемлемое право предпочесть делать покупки у представителя своей расовой, этнической или религиозно-конфессиональной группы, даже если такое поведение противоречит чисто экономической рациональности.

Но, если это так, то по идее отношения продавца и покупателя равноправны и симметричны. То есть продавец (если он, конечно, выступает как независимый субъект рынка, а не как наёмный работник) также имеет право свободно вступать в отношения купли-продажи с тем, с кем хочет, и не вступать с тем, с кем не хочет. То есть по идее владелец магазина должен иметь неотъемлемое право без объяснения причин отказать любому покупателю, с которым не желает вступать в сделку. Или обозначить, с кем он готов, а с кем не готов вступать в сделку, например, повесив на своём магазине (ресторане, гостинице, парикмахерской, юридической конторе, агентстве по продажи недвижимости и т.д.) объявление типа «только для белых» или, например, «обслуживаем только Русских» - или, наоборот, по принципу исключения, «таджиков и узбеков не обслуживаем». Однако здесь возникает любопытная правовая коллизия: хотя покупатель и продавец выступают равноправными сторонами отношений купли-продажи, но за покупателем право частной дискриминации безоговорочно признаётся, а за продавцом - столь же категорически отрицается. То есть не только публичное объявление о том, с кем продавец готов, а с кем не готов вступать в сделку, но даже простой отказ от сделки без объяснения мотивов рассматривается как достаточный повод для судебного иска о дискриминации. Таким образом, мы видим наглядный пример того, как принятые в угоду идеологической моде частные законы вступают в очевидное противоречие с фундаментальными, по крайней мере, для буржуазного права и либеральной демократии, правовыми нормами - в данном случае с правом свободного вступления в экономические отношения. При этом речь идёт не просто об ущемлении личных прав продавца, связанных с его эмоциональным восприятием вынужденного вступления во взаимоотношения с лицами, принадлежащими к группе, с которой он не желал бы иметь никаких дел и никаких контактов. Речь может идти и о вполне рациональных экономических интересах, то есть о нанесении продавцу ущерба, вполне измеряемого в денежных единицах. Например, нет никакого сомнения, что ресторан «только для белых», закрытый для негров и этнических мусульман, в США или Европе был бы столь же популярен, как в России - заведение, закрытое для лиц кавказской национальности. Причины этого вполне очевидны, и их, как минимум, две - агрессивное поведение представителей указанных этнических групп и просто вполне естественное желание белых отдохнуть в своём кругу без чужих. Попросту говоря, невозможность закрыть гостиницу, ресторан или кафе для представителей нежелательных групп (кстати, не только расовых и этнических, но и, например, для демонстративных представителей т.н. «сексуальных меньшинств», то есть для половых извращенцев) зачастую не позволяет эффективно привлечь целевую группу потенциальных посетителей, и это приносит совершенно реальный, экономический, исчисляемый конкретной денежной суммой урон. Примечательно при этом, что заведения «только для чёрных» если не de jure, то de facto вполне себе существуют, белые же лишены права и возможности собраться в своём кругу, и это один из ярких примеров того, что т.н. «борьба с расизмом» (в кавычках) является на самом деле инструментом вполне расистской (без кавычек) дискриминации и чёрной экспансии.

Однако вернёмся к праву частной дискриминации. Как мы установили, это право по умолчанию признаётся за покупателем, но отрицается за продавцом. В чём разница, если они выступают равными сторонами сделки купли-продажи? На этот вопрос можно предложить два возможных ответа: либо формально это разница в правах физического и юридического лица, либо вопрос упирается в наличие или отсутствие публичной оферты. В зависимости от того, какой из факторов выступает ведущим, будет решаться вопрос о праве на частную дискриминацию в промежуточных ситуациях, например в случае продажи или сдачи внаём частного жилья или в случае найма в частном порядке домработницы (няни для ребёнка, сиделки для больного и т.п.). Будет ли, например, в условиях Европы или США указание в объявлении о сдачи квартиры внаём ограничений по признаку расовой, этнической, языковой, конфессиональной, половой принадлежности легальным или может повлечь привлечение к суду? В любом случае очевидно, что подобное объявление неминуемо вызовет скандал и кампанию санкционированной общественной травли, но будет ли оно легально с чисто правовой точки зрения? Во всяком случае, ясно, что для современной правовой системы решение этих вопросов будет неоднозначным и довольно затруднительным именно потому, что идеологически мотивированная диктатура здесь сталкивается с базовыми правовыми принципами.

Но самые запредельные и неожиданные выверты реализуемого под видом «борьбы с расизмом» расизма обнаруживаются на Западе в сфере регуляции трудового права. Ситуация в данном случае осложняется тем, что трудовое право на Западе приобрело крайне запутанный и нелогичный характер задолго до торжества «политкорректности» и начала вакханалии «борьбы с расизмом». Дело в том, что с точки зрения буржуазных, либерально-демократических норм права отношения между работодателем и наёмным работником являются частным случаем отношений купли-продажи и по логике должны были бы регулироваться исключительно в частном порядке предложением условий и готовностью их принять. Однако объективный кризис капитализма как системы породил вполне реальную угрозу его полного краха и замены принципиально иными социальными отношениями, подразумевающими национализацию средств производства и монополию государства на найм рабочей силы. В попытке избежать такого исхода, а также в ходе длительной и сложной социально-классовой борьбы западная система в вопросе трудового законодательства и пошла по пути сложных и весьма замысловатых ситуативных компромиссов и сделок, не вписывающихся ни в логику буржуазного, ни в логику социалистического права, и, говоря откровенно, плохо вписывающихся вообще в какую-либо логику. Замысловатая громоздкость и внутренняя нелогичность трудового законодательства, сформированного в XX веке оппортунизмом западноевропейской социал-демократии, сделала его совершенно бессильным сопротивляться каждой очередной смене баланса социальных сил, каждому очередному политическому тренду. Это и проявилось в полной мере в условиях торжества «политкорректности».

В данном случае речь, разумеется, идёт о знаменитом принципе «положительной дискриминации» при приёме на работу. Хотя в большинстве западных стран пока не существует буквального законодательного квотирования рабочих и учебных мест, однако полугласные нормы зачастую фактически принуждают работодателя (особенно в крупных компаниях) ради обеспечения «разнообразия» предоставить фиксированное число рабочих мест представителям тех или иных якобы «дискриминированных» расовых, этнических, социальных и сексуальных меньшинств. В отдельных случаях подобное квотирование осуществляется прямо и открыто, вплоть до законодательного закрепления, но чаще реализуется de facto без юридического оформления, однако под вполне реальным и действенным давлением. Здесь уже речь идёт не только о нарушении базового для либерально-буржуазной правовой системы принципа свободы вступления в деловые отношения - в данном случае права предпринимателя вступать в отношения покупки рабочей силы и свободно выбирать того работника, который ему нужен по профессиональным и деловым качествам. Здесь мы нагляднейшим образом видим, как идеология «борьбы с расизмом» на деле с неизбежностью оборачивается самым очевидным и открытым расизмом: ведь в случае выделения мест по квоте (даже если она негласная и не закреплена законодательно), найм сотрудника будет определяться не его личными качествами, образованием, квалификацией, навыками, опытом работы и т.д., а фактом его принадлежности к той или иной расовой, этнической или какой-либо ещё группе. То есть, вопреки всей провозглашаемой «антирасистской» идеологии, права конкретного лица на занятие должности в этом случае в итоге прямо зависят от его расы, пола или принадлежности к иной группе. Таким образом, при декларации независимости прав личности от расовой и иной принадлежности логика лоббирования прав «меньшинств» в конечном счёте приводит как раз к фиксации и закреплению прямой зависимости права от таковой принадлежности. Ещё одна занятная иллюстрация того, как неизбежно т.н. «антирасизм» проявляет свою истинную сущность в качестве расизма. Мы даже не говорим здесь об известном факте, что в США наиболее дискриминированной группой в результате стали белые мужчины среднего возраста, коренного происхождения и нормальной половой ориентации, не имеющие явных физических и психических увечий и уродств. Это уже давно стало банальностью. Речь о том, что женщина («вагиноамериканец» на извращённом новоязе «политкорректности»), негр или латинос получают рабочее место или учебное место в университете не в качестве независимого индивида и гражданина и не по факту своих личных способностей, достоинств, усилий и достижений, а просто по факту своей половой или расовой принадлежности (для полноты коллекции при создании витрины «разнообразия»), то есть путём фиксации прямой зависимости их прав от их расовой или половой идентичности и принадлежности к группе. А такая фиксация индивида как носителя маркера идентичности - это по сути своей тотальное поражение той идеи, ради которой всё якобы затевалось, и прямой путь к сегрегации, апартеиду (принципу «раздельного развития») и возрождение - причём, в чудовищно извращённой и обезображенной форме - принципа кастовой изоляции каждого из «меньшинств», на которые расчленено общество. Понятно, что такое разделение, закреплённое постоянно подогреваемой борьбой каждой из групп за лоббирование своих особых групповых прав и привилегий, оправдываемых выдвижением всё новых исторических обид и претензий к остальному обществу и культивирования представлений о собственной исключительной ущемлённости и обделённости, не только не ведёт к изживанию ксенофобии, но и прямо её продуцирует буквально в промышленных масштабах. Это прямая противоположность провозглашённому на словах либеральному идеалу свободы индивида от детерминированности своей идентичностью, прямое отрицание принципа равенства индивидуальных стартовых возможностей с заменой его принципом баланса интересов социальных групп кланового типа (женщин, негров, латинос, мусульман, инвалидов, содомитов, ВИЧ-инфицированных и т.д.). При реализации принципа политкорректности в его нынешнем понимании обеспечения равенства результата личность как таковая полностью исчезает из поля зрения, то есть человек воспринимается не как личность или индивидуум, а только как представитель той или иной группы, принадлежностью к которой он по существу полносностью исчерпывается.

7. Антисемитизм

Как писал когда-то Джордж Оруэлл, «все животные равны, но некоторые животные равнее других». То же самое относится и к «расизму». То есть как бы по умолчанию расизм в современном обществе считается неприемлемым вообще, однако дискриминация (даже вполне реальная) одних групп (не только расовых, но и этнических, конфессиональных, социальных) в лучшем случае рассматривается исключительно в общем контексте проблемы «расизма» вообще (а то и вовсе упорно игнорируется), в отношении других же групп не только дискриминация, но и любое вообще к ним неприязненное или даже просто критическое отношение выделяется в заслуживающую особого и специального общественного внимания проблему. В этом плане, безусловно, с точки зрения «борцов за равенство» равнее всех прочих оказались евреи. Для любого неодобрительного или критического отношения к этой общности изобретён специальный, отдельный ярлык - «антисемитизм», по раскрученности, обвинительному пафосу и стигматизирующему эффекту способный потягаться со всеми прочими формами «расизма» вместе взятыми.

Как всегда в случае изобретаемого под цели «политкорректности» искусственного новояза, сами вводимые понятия, если только их проанализировать, обнаруживают свою лживость и полное смещение смысла используемых слов. Возьмём, к примеру, тот же «антисемитизм». Слово состоит из двух элементов: «анти-», то есть против или вместо чего-либо, и «семитизм», то есть некое обобщающее движение семитов, какового на самом деле не существует и никогда в истории не существовало. К семитам, помимо множества древних прекративших своё существование народов, из числа современных относятся арабы, ассирийцы и ряд народов Эфиопии. Безусловно, семитским и по языку, и по происхождению народом были древние библейские евреи. Однако поскольку современные евреи - это группа, явно не имеющая ни общего кровного происхождения (вплоть до того, что среди лиц, позиционирующих себя в качестве евреев, представлены как европеоиды самых разных расово-антропологических типов, так и вполне типичные негроиды и монголоиды), ни единства языка, следует признать, что, как минимум, существенная часть современных евреев - не семиты, в то время как подавляющее большинство нынеживущих семитов - не евреи. В то же время, слово «антисемитизм» вообще не предполагает ни какого-либо отношения ни к несуществующему в природе «семитизму», ни к подавляющему (более 95%!) числу семитов-неевреев, абсолютное большинство из которых - арабы. Слово это означает исключительно негативное отношение к евреям и еврейству, и самое смешное, когда при таком извращённом словообразовании «антисемитом» зачастую оказывается чистокровный по своему семитическому происхождению и говорящий на языке семитской группы араб в случае конфликта с не владеющим ни одним из семитских языков и вообще не имеющим семитских предков евреем. Впрочем, в данном случае это всего лишь комментарий по поводу терминологии, которая уже даже сама в себе обнаруживает явную недобросовестность, манипулятивность и заведомую лживость.

Интереснее другое. Как уже было отмечено, современные евреи не имеют единства общего происхождения, поскольку существенная их часть происходит от иудаизированных народов, не имеющих вообще никакого кровного отношения к библейским евреям и Палестине, а ещё более существенная часть представляет собой результат многовековой ассимиляции. Не имеют они также ни общего языка, ни единства территории проживания, ни хозяйственно-экономического единства, ни единства культуры. Поэтому с точки зрения объективных признаков евреи не могут считаться этносом или единым народом. Не являются они и политической нацией: более половины современных евреев - не израильтяне. До недавнего времени понятие «еврей» практически совпадало по своему содержанию с понятием «иудей», то есть фактически обозначало конфессиональную принадлежность, однако, начиная с XX века рост числа евреев, не исповедующих иудаизм, сделал саму принадлежность к данной группе сомнительной с точки зрения её критериев. Некоторые весьма известные и авторитетные авторы, как, например, Карл Маркс, рассматривали еврейство в первую очередь не как религиозно-конфессиональную или этническую общность, а как явление социально-хозяйственной природы - как общность, реальной сущностью которой являются торгашество и финансовые операции. Маркс обнаруживает «в еврействе проявление общего современного антисоциального элемента, доведённого до нынешней своей ступени историческим развитием». В результате неопределённость содержания понятия самого еврейства и критериев принадлежности к нему делает, в свою очередь, сущностно бессодержательным, а потому применяемым совершенно произвольно, и политическое обвинение в «антисемитизме». Превращает его в кистень, который при желании можно обрушить на кого угодно по поводу любого неугодного мнения.

Возьмём, скажем, отношение Христианства к еврейству. Например, вот что пишет об иудеях (а на тот момент иудаизм практически совпадал с еврейством) Святитель Иоанн Златоуст в своём «Первом слове против иудеев»: «Вот почему жалки они; ибо тогда как другие восхищали и усвояли себе блага, им (иудеям) ниспосланныя, сами они отвергли их. Они, призванные к усыновлению, ниспали до сродства с псами, а мы, будучи раньше псами, возмогли, по благодати Божией, отложить прежнюю неразумность и возвыситься до почести сынов (Божиих). <...> Видишь, как бывшие прежде чадами сделались псами?».

«Как животные, когда пользуются обильным кормом, разжирев, делаются буйными и неукротимыми, не допускают к себе ни ярма, ни узды, ни руки возничаго; так и иудейский народ, от опьянения и пресыщения низвергшись в крайнее нечестие, заскакал, не взял на себя ига Христова, и не повлёк плуга (евангельского) учения. <...> А такие животные, будучи негодны для работы, годны бывают для заклания. Это случилось и с иудеями: сделав себя негодными для работы, они стали годными только для заклания».

«Знаю, что некоторые сочтут меня дерзким за то, что я сказал: нет никакого различия между театром и синагогою; а я считаю их дерзкими, если они думают иначе. Если я решаю так сам собою, вини меня; но, если говорю слова пророка, прими решение. Знаю, что многие уважают иудеев, и нынешние обряды их считают священными: потому спешу исторгнуть с корнем это гибельное мнение. Я сказал, что синагога нисколько не лучше театра, и приведу на это свидетельство из пророка; иудеи, конечно, не больше пророков заслуживают вероятия. Так, что же говорит пророк? "Лице жены блудницы бысть тебе, не хотела еси постыдетися ко всем" (Иер. II, 3). А где блудница предается блудодеянию, то место и есть непотребный дом. А лучше сказать, синагога есть не только непотребный дом и театр, но и вертеп разбойников и логовище зверей: "не вертеп ли иенин (гиены), говорится, достояние мое мне" (Иер. XII, 8 и VII, 11), - вертеп не просто зверя, но зверя нечистого».

«Могут ли, в самом деле, устрашать обряды их, срамные и постыдные, - обряды людей, прогневавших Бога, подпавших безчестию и осуждению?».

Что для нас интересно в приведённых выше цитатах? Нам в первую очередь интересно в них то, что они принадлежат святому, признаваемому в качестве такового как Вселенской Православной Церковью, так и латинянами. Книга, из которой взяты приведённые цитаты, входит в корпус святоотеческих трудов, то есть является неотъемлемой частью христианского Священного Предания. В то же время как для российского, так и для многих европейских законодательств и правоприменительных практик публичное высказывание даже гораздо более смягчённых формулировок отношения к иудеям дало бы основание для уголовного преследования за «разжигание межнациональной ненависти» и «пропаганду религиозной ненависти и нетерпимости». Иными словами парадигма «борьбы с антисемитизмом» и якобы «недопущения дискриминации» евреев автоматически означает вполне реальную дискриминацию христиан, то есть фактический запрет на исповедание ими святоотеческого Священного Предания, а, следовательно, и исповедания своей веры в её полноте. Возникает уже не раз отмеченная нами выше коллизия: идеология «борьбы с дискриминацией» сама оказывается источником и мощным инструментом дискриминации. То же самое, кстати, относится к «борьбе с гомофобией»: требования «толерантного» отношения к содомитам и прочим половым извращенцам несовместимы с исповеданием Христианства (как, впрочем, и ряда других традиционных религий) и означают фактически запрет на исповедание Христианства в его полноте и чистоте.

Однако вернёмся к т.н. «антисемитизму» и приведём другой пример - отрывок из уже упоминавшейся нами выше работы Карла Генриха Маркса «К еврейскому вопросу»: «Постараемся вглядеться в действительного еврея-мирянина, не в еврея субботы, как это делает Бауэр, а в еврея будней. Поищем тайны еврея не в его религии, - поищем тайны религии в действительном еврее. Какова мирская основа еврейства? Практическая потребность, своекорыстие. Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги».

«Итак, мы обнаруживаем в еврействе проявление общего современного антисоциального элемента, доведённого до нынешней своей ступени историческим развитием, в котором евреи приняли, в этом дурном направлении, ревностное участие; этот элемент достиг той высокой ступени развития, на которой он необходимо должен распасться. Эмансипация евреев в её конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства. Еврей уже эмансипировал себя еврейским способом. "Еврей, который, например, в Вене только терпим, определяет своей денежной властью судьбы всей империи. Еврей, который может быть бесправным в самом мелком из германских государств, решает судьбы Европы. В то время как корпорации и цехи закрыты для еврея или ещё продолжают относиться к нему недоброжелательно, промышленность дерзко потешается над упрямством средневековых учреждений" (Б. Бауэр. "Еврейский вопрос", стр. 114). И это не единичный факт. Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями».

Что опять-таки, для нас здесь важно? Важно для нас то, что в современном мире - и в РФ, и в ряде стран Европы - подобное заявление, безусловно, будет опять-таки достаточным основанием для уголовного преследования. Иными словами, «защита от дискриминации» евреев означает ещё и запрет разделять мнение Карла Маркса, то есть означает прямое репрессирование определённой политической позиции и запрет на её открытое исповедание, прямое покушение на свободу мысли и слова.

Однако это ещё далеко не самый яркий пример фактической ликвидации свободы слова и превращения «политкорректности» в систему репрессивной цензуры, многократно превзошедшую реальную историческую Святую инквизицию и вплотную приближающуюся к тому образу Инквизиции, который рисует «чёрная легенда» Реформации и наследовавшей ей эпохи лжеименного «Просвещения». В частности, одно из наиболее гротескных проявлений разнузданного мракобесия господствующей «политкорректности» (то есть безусловного господства того, что объявляется «политически целесообразным», как над принципом свободы мысли и слова, так и над принципом стремления к объективной научной истине) связано с введением в ряде стран законодательных запретов (sic!) на любые исторические исследования, подвергающие сомнению официально утверждённую в качестве безоговорочной истины версию о шести миллионах евреев, ставших жертвами т.н. «холокоста». Речь не идёт даже о запрете отрицания «холокоста» как такового, речь идёт именно о запрете на любую критику директивно (политически) установленного в шесть миллионов числа его жертв! В частности, даже не в административном, а в уголовном порядке (не говоря уж о санкционированной в этом случае государством кампании травли) любое публично выраженное сомнение в числе «жертв холокоста» преследуется законодательством Германии, Франции, Канады, Австрии, Швейцарии, Португалии, Бельгии, Люксембурга, Лихтенштейна, Чехии, Словакии, Словении, Польши, Венгрии, Румынии, Литвы, РФ и Израиля. Обратим внимание на то, что в рамках настоящей статьи мы не рассматриваем вопрос о том, происходили или нет события, обозначаемые как «холокост», в реальности и, если да, то каково реальное число его жертв и соответствует ли оно цифре 6000000. Мы не будем здесь даже вкратце и конспективно ни перечислять имена историков-ревизионистов, ни обсуждать их аргументы. Эта тема потребовала бы академического исследования профессиональными историками (и это как раз и запрещено законами РФ и большинства стран Европы), что, конечно, далеко выходит за рамки темы и объёма настоящей статьи, да и не позволило бы её опубликовать. Мы обращаем лишь внимание на совершенно вопиющую и на самом деле шокирующую ситуацию попирающего базовые принципы права уголовного запрета на любое объективное научное исследование данного исторического вопроса, поскольку установленное российскими и европейскими законами репрессивное преследование любой критики установленной догмы делает беспристрастное научное обсуждение данной темы по определению заведомо невозможным. По сути, мы сталкиваемся здесь в чистом виде с религиозным культом, догматы которого защищаются от любой критики и любого сомнения чисто инквизиторскими методами, и именно эта вопиющая в своём мракобесии дикость наводит на мысль, что на самом деле речь идёт о защите от любых покушений не столько самого культа, сколько политических и, в особенности, глобальных коммерческих интересов, для которых он является обоснованием и прикрытием. Особенно примечательно, что столь демонстративно репрессивный и попирающий базовые права человека запрет на любое свободное мнение, на любую критику (причём, в особенности, на аргументированную) и на любое беспристрастное исследование религиозного по своей сути догмата не вызывает в обществе никакого выраженного возмущения и активного противодействия, в то время как копья постоянно ломаются вокруг в общем-то совершенно невинных законов об «оскорблении чувств верующих», никак не ограничивающих ни свободу развития научной мысли, ни права исповедовать атеистические взгляды.

(Продолжение следует)

В печатном виде статья впервые опубликована в журнале «Репутациология», 2019, № 1-2 (51-52), С. 5-32.

Библиографический список:

[1] Строев С.А. Итоги 2010: закат «революции 60-х». // Репутациология. ISSN: 2071-9094. Январь-апрель 2011. Т. 4, № 1-2 (11-12). С. 12-24.

[2] Строев С.А. Соблазн суррогатности. // Репутациология. ISSN: 2071-9094. Январь-апрель 2012. Т. 5, № 1-2 (17-18). С. 54-66.

[3] Строев С.А. Великая Октябрьская Социал-Консервативная Революция. // Вестник Петровской Академии. Петровская академия наук и искусств. Санкт-Петербург. 2017. № 3-4 (49-50). С. 156-204.

[4] Строев С.А. Нация с точки зрения биологии. // Репутациология. ISSN: 2071-9094. Январь-апрель 2014. Т. 7, № 1-2 (29-30). С. 10-15.