Был Колька Артемьев средь новожиловской ребятни отчаянным коноводом. Где Колька, там и веселенькая затея. Зимой на лыжах несется с горы, заснеженной и крутой, и обязательно, чтоб с трамплином. Летом бежит по реке, где выступающие пороги, и надо их обязательно покорить. А то и на озеро Воже махнуть, чтоб сплавать на маленький остров, где поселилась косматая россомаха, и не худо б ее подразнить, чтоб узнать, может или не может она оскаливаться от злости.
Красная армия гнала немцев по Западной Украине. Полк, в котором служил Артемьев, вышел на берег Днепра. Приказано: переправиться за реку. Но сделать подобное невозможно. С утра до вечера в воздухе, словно шершни, носились снаряды. Самолеты, пушки и минометы сосредоточены на одном - все, что вдоль берега затаилось, превратить в молчаливый погост.
Ночью, прохладной и темной, с инеем по траве, с инеем на пилотках и гимнастерках, солдаты двинулись к переправе. Бойцы и саперы смешались, таща на себе понтоны и лодки. Плавучих средств не хватало. Потому тут и там, словно на верфи, затюкали топоры. Рядом были разрушенные дома. Были и баржи с проломленными бортами. Было, где взять строительный материал. А уж сладить плоты, к этому был готов почти каждый солдат.
Артемьев с двумя новобранцами, еще не нюхавшими войны, несли к реке шлюпку. Как вдруг, заныв, вонзилась в нее яркая, как из золота, мина. Попадали переправщики. Артемьев, вставая, расстроенно стиснул зубы. Напарники же его, растерявшись, метнулись было назад, подальше, подальше от переправы. Однако Артемьев остановил, крикнув обоим в спину:
- Туда-а! - и рукой вскинул к правому берегу: - Другого пути у нас нет!
От малодушия к послушанию, все равно что вслепую броситься в темень Днепра и барахтаться в ней, обрекая себя на гибель. Артемьев снова вскинул рукой, показывая на бревна, что выпирали, как в свалке, из новой баржи, пострадавшей, видимо, от бомбежки.
- Вяжем плот!
Что ж. Три длинных бревна, выбранных из баржи, могли стать основой для переправы. Слава богу, в тех же обломках обнаружили и катушку с канатом.
Четверть часа - и бревна связаны. Судёнце, покачиваясь от тяжести трех бойцов с автоматами за спиной, тронулось к той стороне. Скрип да скрип. Доски, врубаясь в гравийное дно, направляют плот к той стороне, где толпятся клочья тумана, кусты и невидимые фашисты.
Выстрелы по реке продолжаются, однако вслепую, ориентируясь лишь на всплески . Левый берег с остатками от баржи и силуэтами тех, кто ищет бревна для переправы, медленно отставал. Правый берег, где высаживался десант, скрывал в себе полную неизвестность.
Проплыли до середины Днепра. Плот сносило течением. Руки от досок, какими греблись по воде, полыхали огнем. И вдруг страшный треск с фонтаном воды от попавшего в плот взорвавшегося снаряда. Переправщики только что были вверху. И вот все внизу среди черной воды.
- Это как? - взмолились двое, к кому война прикоснулась только сейчас.
Артемьев, как , успокаивая:
- К берегу, парни!Смелее, смелей!
Днепр широк. Да и ноги в кирзовых сапогах тянут вниз, где немеряная могила.
Четверть часа, кажется, продержались. Николай впереди. То и дело пытается встать, чтоб нащупать ногами дно. Но оно неизвестно и где. Надо, надо терпеть, да и силы где-то искать, чтоб навечно не окунуться.
Неожиданно от бойца, кто бросал свое тело яростными толчками, стон и голос:
- Не..Не могу-у...
Артемьев мешкотно развернулся. Подождал на струе, вскинув вверх подол гимнастерки:
- Цепляйся.
Тут и второй боец, захлебываясь:
- И я...
- Цепляйся и ты...
И вот втроем, как три лебедя, которые погибают. Артемьев - в середке, бойцы - по бокам. Плывут, отфыркиваясь, к кустам, что низко кланяются воде. Кабы не эти ракитники, все бы трое ушли на топкое дно. А так, подминая тонкие деревца, все трое и выкарабкались на сушу.
Отдохнуть бы. Да нет. Артемьев кивает к поднявшейся впереди перемычке из свежей глины.
- За мной! - Он поднялся и побежал. Побежали и те, кто переправился на понтонах, однако лежал, не смея поднять головы, словно ждал командира крутой атаки.
Заварилась схватка, где танцевали пули, штыки, гранаты и кулаки. Половина фашистов осталась на дне траншеи. Там же и наши десантники с автоматами в мертвых пальцах. И все-таки часть фашистов, пытаясь спастись, сбежала к задней траншее, которая находилась около перелеска.
Показался кто-то в фуражке. Хоть и было темно, но бойцы узнали ротного капитана. Тот задористо улыбался. Похлопал Артемьева по плечу:
- Браво, ребятки! Ждите ракеты. Как взовьется, так и вперед!
...Вспыхнуло весело и безмолвно. Артемьева так вперед и метнуло. Бежал и видел, как впереди, далеко-далеко, может даже по за Берлином, вставала заря. В свете ее колыхнулся наполненный немцами грузовик. Один. Потом и второй, тоже весь загруженный немцами в темных касках. Отступают, почувствовав в русских силу, которая усмиряет.
За мужество и находчивость при форсировании Днепра командование части представило Николая Михайловича Артемьева к званию Героя Советского Союза. Указ о награждении этой высшей наградой был подписан 30 октября 1943 года.
Удивительно было то, что до конца войны оставался год и шесть месяцев, и за все это время Артемьев, безвылазно находясь в боях, не был ранен. А то, что он воевал в полную силу, говорят дополнительные награды. Среди них орден Отечественной войны, орден Красного знамени и пять боевых медалей.
Бойцы, с кем Николай Михайлович воевал, в день 9 мая, принимая налитое в солдатские кружки, спрашивали его:
- В пехоте, да чтоб пройти всю войну и остаться живым? Это же невозможно! Как, Николаша, это тебе удалось?
Артемьев сдержанно улыбался:
- Не меня
спрашивайте об этом, а ангела моего, кто всю войну охранял мою жизнь. - Николай поднял
кружку. - За ангела и за вас! За воинов-пешеходов, кто шагал от звонка до
звонка в высокую гору! И сейчас шагает, однако с горы. С облегченьем, пехота!.