«В середине восьмидесятых годов даже в самой смелой фантазии невозможно было себе представить, что скоро один за другим станут открываться старые и уж тем более строиться новые храмы, - рассказывает протоиерей Николай Булгаков. - Но Господь уже готовил новое священство... В небольшом селе Алексино, что в полутора часах езды на электричке от Белорусского вокзала и полем два с половиной километра, в храме Покрова Божией Матери на службу собирались люди, которые не только молились, но и сами читали и пели. По уставу. Даже кафизмы вычитывали полностью, как в монастыре. В рюкзачках привозили продукты, готовили, собирались за большим столом и, главное, отводили душу в беседе с батюшкой - протоиереем Василием Владышевским».
«Впервые я увидела его на Литургии, - вспоминает Анна Евменова, староста Покровского храма (1929 - 2010), - сразу после назначения к нам. Он вышел из алтаря такой величественный, красивый, казалось, даже светится изнутри. Службы были долгие, но никто не роптал: когда служил отец Василий, забывали и о времени, и об усталости. У него для каждого находилось время, он никогда не раздражался, терпеливо вразумляя нас, как маленьких детей. Помню, как-то накануне праздника Казанской Божией Матери сразу после помазания мы решили идти домой: набежали тучи, собрался дождь. Отец Василий благословил на дорогу, но с каким-то хитрым прищуром сказал: «Воля ваша...» Только вышли за порог - началась такая гроза, что мы в испуге бросились обратно в храм. А там улыбающийся батюшка: «Пресвятая Богородица не отпустила». После этого мы всегда оставались на службе до конца».
«Как я попал в Алексино? - говорит протоиерей Алексий Чекмарев. - Кто-то посоветовал, поделился впечатлением о храме и батюшке, подсказал дорогу. Я уже был воцерковлен, ходил в московские храмы, в возрождавшийся Данилов монастырь, знал, как проходит Всенощное бдение, думал, что везде одинаково. И оказавшись в Алексино, поразился не меньше, чем послы князя Владимира в Софийском соборе Константинополя. Прежде всего увлекла атмосфера сосредоточенной длительной молитвы: Богослужение здесь длилось по четыре с половиной часа».
Протоиерей Павел Хондзинский: «Я попал к отцу Василию в восьмидесятых. У нас в Алексино была дача. Знакомый рассказал, что в местном храме служит удивительный священник. Хорошо помню, как первый раз мы с женой попали к нему на субботнюю всенощную. Храм был пуст: до революции Алексино было большим селом, а в пятидесятых дорогу к нему запахали, новую же, чтобы затруднить путь к храму, проложили за три километра в стороне и местные, если приходили, только на Литургию. А отец Василий был знатоком и любителем Устава, служил, как положено, даже в отсутствии молящихся. И в этом пустом храме на клиросе пели два или три человека. Я до сих пор помню поразившее меня ощущение, что здесь происходит главное, что только может быть в жизни. С тех пор я стал прихожанином отца Василия».
«В чем феномен Алексино? - размышляет духовная дочь батюшки Ольга Крашенинникова. - Ведь туда приезжали не то что невоцерковленные люди, а даже вовсе далекие от веры: врачи, художники, рок-музыканты, поэты-концептуалисты, писатели, научные работники, рафинированные интеллигенты, часто из любопытства, просто «посмотреть», - а в итоге оставались, и надолго! Думаю, дело в личности отца Василия: не было в нем ни тени гордости, самолюбования, претензии на некую особую духовность, старчество, стремления играть какую-то роль в жизни обратившегося к нему человека. Он был очень скромен, прост и естественен, но доброта его и любовь, как магнит, притягивали к нему. Лишенные в жизни внимания и сочувствия, как к солнышку, тянулись к батюшке, находили у него утешение и понимание, каялись в грехах, начинали новую, воцерковленную и осмысленную жизнь. Кто-то из прихожан заметил, что отец Василий любит всякого так, что тот уверен: меня любят больше других. Батюшка в каждом ценил его непохожесть, особенность, «чудинку». Характерным его выражением было: «Очень симпатичный человек». Он никого не осуждал, всех оправдывал, в любом видел и ценил талант. Вот почему в Алексино, в атмосфере любви, доброжелательности и взаимопомощи раскрылись столькие дарования: выросли свои регенты и певчие, иконописцы, знатоки Устава, писатели и ученые, воспиталось столько будущих батюшек! Здесь опытно постигались основы приходской жизни, возникло братство, объединенное вокруг одного духовного отца. То, что было забыто и вытравлено из русского сознания за время советской власти, - все это возвратилось вновь!»
Протоиерей Василий Владышевский родился 9 мая 1935 года в селе Угриновка Винницкой области УССР в православной семье. Прадед его на свои средства построил монастырь, дед был церковным старостой и регентом хора, в котором пели и будущие родители Василия. В Москву родители перебрались в 1927 году.
Родители Феодосий Иванович и Акилина Феодосьевна,1950 г.
Отец Феодосий Иванович был мастером на все руки. Во время Великой Отечественной войны принимал активное участие в защите Москвы, был награжден двумя медалями «За оборону Москвы». Мать, Акилина Феодосьевна, была человеком глубоко религиозным и добродетельным. Она была настоящим центром семьи, прививала детям веру, укрепляя дух братолюбия, взаимопомощи, постоянно читала духовную литературу, молилась и учила этому детей. По церковным праздникам все собирались вместе, на Рождество пели колядки, устраивали домашние концерты. Она была избрана членом «двадцатки» церкви Всех святых на Соколе, и мечтала о том, чтобы кто-нибудь из ее сыновей стал священнослужителем. Ее молитвы были услышаны, и старший сын Василий стал священником, хотя путь его к Богу был непростым.
1951 г. Семья Владышевских В верхнем ряду слева направо Елена, Василий, Галина, Юрий. В нижнем Борис, Феодосий Иванович с сыном Михаилом, Акилина Федсьевна
В семье Владышевских было десять детей - шестеро братьев и четыре сестры. Акилина Феодосьевна была награждена тремя орденами «Материнская слава» 1, 2 и 3-й степеней.
Братья вспоминают, что подростком Василий отличался в семье самым активным атеистическим настроем, долго сопротивлялся уговорам родителей пойти в храм.
Окончив школу, Василий поступил в ФЗУ, потом учился на вечернем отделении института, ради получения собственного жилья подрабатывая на стройке. С четвертого курса по семейным обстоятельствам ему пришлось уйти, и какое-то время он работал на заводе. В конце пятидесятых Василий поступил на рабфак МГУ, получил профессию журналиста и сотрудничал с различными издательствами. Среди прочего он писал статьи о своей семье и, когда обнаруживалось, что семья верующая, его тут же отовсюду увольняли. И Василию приходилось браться за любую работу: разгружать вагоны, натирать полы...
Начало шестидесятых, названных, как по иронии, «оттепелью», ознаменовалось утихшими было гонениями на верующих. Снова стали закрываться храмы и монастыри, прилагались колоссальные усилия по отторжению от Церкви юного поколения (до 18 лет в храм без родителей не допускали). К молодым людям в храме могли подойти сотрудники органов правопорядка и вывести «для особого разговора»... На Пасху у оград выстраивались кордоны, не пропускающие молодежь. Начались облавы, в одну из них попала сестра Василия Татьяна: комсомольский патруль увидел ее однажды в субботу вечером выходящей из храма, повел в милицию. Когда выяснилось, что Татьяна из верующей семьи, для «перевоспитания» к ним был приставлен некий отставной военный, с большим рвением взявшийся за дело: он стал вмешиваться в жизнь каждого из них, навязывать Василию, братьям и сестрам атеистические беседы, ходил по всем учебным заведениям, в которых они учились, дабы поставить руководство в известность о неблагонадежности Владышевских... В школе реагировали не менее рьяно: младших начали притеснять, кого-то одноклассники даже избили. Учителя заявлялись в дом, агитировали, грозили Акилине Феодосьевне: «И в тюрьме посидишь, и материнства лишим за такое воспитание!» Мать это привело к серьезному нервному расстройству, да и всем было несладко: семья испытывала сильнейшее давление, попала в жесткую изоляцию. Но Господь не оставил ее Своим заступлением.
1960 г. Николай Павлович Иванов, тайный священник, протоиерей
Однажды по пути в Троице-Сергиеву Лавру Татьяна познакомилась в электричке с Николаем Павловичем Ивановым, как выяснилось позже - тайным священником. Она привела его в дом, и он сделался настоящим духовным отцом для Владышевских и их друзей. Николай Павлович преподавал в Саратовской духовной семинарии, долго работал редактором в Издательском отделе Московской Патриархии, прекрасно знал Священное Писание. Будучи человеком высокой духовной жизни, собственным примером показывавшим, что значит быть достойным христианином, жить по-христиански, Николай Павлович сыграл неоценимую роль в духовном воспитании семьи.
1965 г. Архиепископ Саратовский и Вольский Пимен
Особое место отец Николай занял в жизни Василия. Умевший выразить словом красоту православного Богослужения, его глубину и значительность, он стал истинным наставником будущего священника. Кроме того, Иванов был дружен со многими замечательными представителями высшего духовенства, особенно с архиепископом Саратовским и Вольским Пименом (в мiру Дмитрий Евгеньевич Хмелевский, 1923-1993+), с которым и познакомил семью Владышевских. Владыка, приезжая в Москву, часто у них останавливался. Человек высокой культуры и энциклопедических знаний, архиепископ Пимен оказал огромное влияние на семью, и особенно на Василия.
Митрополит Ярославский и Ростовский Иоанн
Н.П.Иванов был также тесно знаком с митрополитом Ярославским и Ростовским Иоанном (в миру Константин Николаевич Вендланд (1909-1989+), который в 1969 году и поставил Василия в чтеца, а потом рукоположил в диакона. Полгода прослужив в Ярославле, отец Василий был хиротонисан во пресвитера и продолжил служение под омофором владыки Иоанна в Рыбинске и Переславле-Залесском.
1969 г. Василий Владышевский перед поставлением во чтецы
После хиротонии отец Василий Владышевский поступает на заочное отделение Московской Духовной семинарии. За двадцать семь лет священства ему пришлось многократно сменить место службы. С середины восьмидесятых до самой своей кончины в 1996 году отец Василий служил в Покровском храме села Алексино Рузского района Московской области.
Долгое время регентом хора в Покровском храме был Александр Торик - ныне протоиерей, автор известной книги «Флавиан», а также многих других. Вот что он рассказывает:
«Основной прототип отца Флавиана - замечательный батюшка, покойный протоиерей Василий Владышевский. Он был первым моим настоятелем, у него я в 1984-м году начал служение в качестве алтарника, потом стал чтецом, певцом и несколько лет был регентом, пока в 1989-м не ушел рукополагаться в диаконы.
Это был настоящий добрый пастырь: истинно русский сельский батюшка - такой, каким он должен быть. Многие черты отца Василия: любовь к людям, общительность, - легли в основу образа отца Флавиана.
Приход, где мы с ним познакомились, находился в селе Алексино, немного за Дороховым, у станции «Партизанской» по Белорусской дороге, теперь на этом приходе служит его сын. Это было, если не ошибаюсь, его пятнадцатое место службы. Отец Василий в полной мере ощутил на себе давление безбожной власти Советов. Его гоняли по всей Московской области. Кто? Конечно, не епархиальное начальство - уполномоченные по делам религии, КГБшники. За что же? Потому что служение свое он исполнял искренне, от сердца: назначают на место - через год уже вокруг него община, молодые, стоят на службе, внимают проповеди, исповедуются, просят совета; на другой конец области посылают - и там через год община, еще и со старых мест приезжают.
Первый день несения мной послушания алтарника в Покровской церкви оказался и первым днем служения в этом храме отца Василия, только что назначенного сюда настоятелем. О нем и о сложившемся вокруг него братстве я говорил и писал много, хочу лишь сказать, что возле гроба его, преждевременно скончавшегося на шестьдесят первом году жизни, непосредственных его учеников, тех, кто, как и я, ходил у батюшки в алтарниках, чтецах, певцах, уставщиках, стояло восемнадцать священников и четыре диакона. Я, за несколько месяцев пройдя ступень алтарничества, был поставлен на клирос обучаться петь и читать, а уже через полтора года получил благословение руководить хором и занимался этим вплоть до своего рукоположения в диакона. Еще отец Василий ставил меня, других чтецов и алтарников, читать с клироса поучения святых отцов по запричастном во время, когда сам причащался Святых Христовых Таин: готовил нас к будущему проповедничеству».
В книгах отца Александра описаны многие события, на самом деле произошедшие на приходе в Алексино. Например, эпизод изгнания беса из некой девицы:
«Есть абсолютно реальный прообраз этой девушки, правда, звали ее не Екатериной. И то, как описан момент чтения над ней молитвы святителя Василия Великого «Бог богов, Господь господей», которой отец Флавиан отгнал от нее нечистого, - тоже абсолютная правда. Тем более что происходило это у меня не только на глазах, но и буквально на руках.
Время от времени батюшка служил по «Большому требнику» молебен об изгнании бесов. Приходили двое-трое с алкоголизмом или другими страстями, кто-то с собою сам справиться не мог, рассчитывал лишь на помощь Божию. Отец Василий служил, и определенное облегчение страждущим бывало. Кто и полностью от своей страсти избавлялся.
Я еще был регентом, и вот всенощная, я иду к ящику за свечами, гляжу: барышня стоит незнакомая. Возвращаюсь на клирос: чья, мол, там, братцы? Одна из певчих говорит: «Моя. Болящая. Вместе были в туристическом лагере, жили в одной палатке. Я когда вечером начинала перед сном молиться, она сразу теряла сознание. Только я за молитвослов, «Отче наш...», - она в обморок. Вот, привезла к отцу Василию».
Служба кончилась, девицы пошли вокруг храма прогуляться, мы с ребятами стоим, разговариваем. Вдруг наша певчая бежит: «Скорее сюда, помогите! Подруге моей плохо!» Так вышло, что я подбежал первым, поднял ее на руки, а она как веревка - раз и повисла у меня на руках! И пока я ее нес, ребята, не сговариваясь, стали молиться. Ее как давай судорогами сводить у меня на руках, рот оскалился... Честно признаться, я очень испугался. Зовем отца Василия, тот выбегает, видит: «Все ясно. Несите в храм».
Пока я ее заносил по ступенькам, все поуспокоились, молитва ослабла и девушка опять веревкой на руках повисла. В храме посадил ее на сундук, придерживал только, чтоб не упала. Отец Василий подошел с мощевичком в парчовом мешочке. А дальше все, как описывается в книге про отца Флавиана.
Кладет ей батюшка на голову мощевичок - ее как швырнет метров на пять по полу. Отец Василий мне: «Держи у нее мешочек на голове, я пока требник достану». Я за ней с мощевиком по всему полу гоняюсь, ее от мощей швыряет - я за ней. Тут отец Василий стал молитву «Бог богов» читать - ее забило, забило, а потом она все тише, тише и совсем затихла. Пытаюсь ее с полу поднять, а она без чувств, совершенно разслаблена, снова, как веревка, на руках провисает.
Батюшка останавливает меня и говорит ей: «Встань!» Она тут же на пятках поднялась, как шлагбаум, и стала столбом. Глаза открылись:
«Батюшка, что это со мною было?!»
До назначения отца Василия в храм Покрова Пресвятой Богородицы в Алексино там служил отец Владимир Шибаев, тоже, кстати, неугодный властям. Недовольные его переводом, некоторые прихожане встретили нового настоятеля совсем негостеприимно. Какое-то время даже не было хора. Но батюшке все-таки удалось снискать к себе расположение прихожан, пришла молодежь, сформировалась новая община. Из алексинского прихода вышло много семейных пар, 20 священников, практически воспитанных отцом Василием.
После службы все непременно шли на трапезу, тесно общались, приход неуклонно рос. Батюшка горячо любил свою паству, храм называл родным домом, а общину - братством. Братство это было чудом духовного единения и взаимной любви.
Отец Василий обладал живым и мягким нравом. Он не был выдающимся проповедником, но слова его отличались простотой и искренностью. Энергичный и общительный, он вместе с тем был очень внимательным собеседником. Немалый духовный опыт позволил ему глубоко понимать людей, вникать в их жизнь, давать верные наставления.
Вспоминает протоиерей Александр Волохов:
«В детстве меня водили в храм, все, что надо делать, я знал. С 60-х годов мы жили по-церковному: постились, праздники отмечали, иконы были в доме. В юности я все забыл, окончил театральный, стал актером. Неверующим я никогда себя не ощущал, но у меня был период, когда церковь не любил, не понимал.
Мама моя общалась с духовенством, помогала, как могла: шила подрясники, подризники, поэтому у нас бывали батюшки. Приходил и отец Василий Владышевский. Он вызывал во мне не самые дружелюбные чувства: высокий, красивый, открытый и весьма энергичный человек. А я, вероятно, был уверен тогда, что Церковь должна быть маленькой, тихой и скрюченной.
И вот как-то, году в 85-м, приятель говорит мне: «Слушай, я тут в одно место езжу, давай тебя свожу!» И повез меня под Можайск, в Алексино, в храм, где этот самый отец Василий был настоятелем. И все как-то мгновенно перевернулось, буквально за вечер. Оказалось, батюшка - очень глубокий человек. Кстати, именно глядя на него, я понял, что талант дается человеку прежде всего как способность проникать в жизнь. Картины, романы, спектакли - прикладное. Главное в таланте - способность постигать жизнь. Отец Василий был талантливым человеком.
Разом вспомнилось все, что осталось с детства. Каждые субботу-воскресенье я стал ездить к нему. Алтарничал, пел на клиросе, с удовольствием все постигал. Человек я был богемный, считал, что это просто... такая другая жизнь. Приезжали в субботу, служили всенощную, ночевали, утром - Литургия. Потом возвращались, и я продолжал жить, как жил.
Однажды отец Василий смотрит-смотрит на меня в алтаре и говорит вдруг: «Слушай, почему бы тебе в священники не пойти?» Я отвечаю: «Да ну! Что вы! Куда мне теперь!» А он: «Чего? Вроде нет никаких канонических препятствий». Я: «По сегодняшней жизни моей это абсолютно нереально. Никогда об этом не думал, не предполагал». - «А давай попробуем!»
Через месяц меня рукоположили.
Ольга Крашенинникова:
«Есть встречи, безповоротно меняющие жизнь, наполняющие ее смыслом и ясным осознанием дальнейшего пути. Я безконечно благодарна Богу, что юность моя озарена знакомством со священником Василием Владышевским, наполнена счастливейшими годами, проведенными у него на алексинском приходе. Не только в моей, но, уверена, в судьбе каждого из приезжавших тогда к отцу Василию это время стало важнейшим этапом, полностью определившим будущее.
В тяжелый период жизни Алексино стало для меня спасительным пристанищем, в котором забывались все горести и искушения мiра, обреталось утешение, даровалась радость. Жизнь начинающей учительницы русского и литературы делилась на две части - Алексино и остальной мiр. Всю неделю я ждала субботы, когда, незаметно выскользнув за школьную дверь (директор не любила, когда учителя рано уходят), не заходя домой, летела на крыльях к станции «Рабочий поселок», чтобы успеть во второй, заветный вагон можайской электрички, где ехали в Алексино все «наши»: Александр Торик, Георгий, Нина и Игорь Фомины. Знали, что там, у окна церковной сторожки, с подзорной трубой уже стоит батюшка, вглядываясь вдаль: «Кто-то сегодня приехал ко мне на всенощную?» Иногда зимой приходилось идти в полной темноте полем, по колено проваливаясь в снег. Только вдали путеводной звездою верно светил фонарик на колокольне Покровского храма.
Многие священники, получив сегодня в наследство от советской эпохи руины вместо храмов, осваивают профессии строителей, архитекторов, реставраторов, иконописцев, забывая о своей главной миссии - быть ловцами человеческих душ. Необходимо, конечно, заниматься возстановлением, - но все-таки важны не стены и убранство церквей, а то, скольких ты как пастырь привел к вере и скольких оттолкнул - холодностью, резкостью, нелюбовью. Для нас, мiрян, церковь начинается не с икон и куполов, а с душевной теплоты и участия, сопереживания и любви. Именно этого так не хватает в жизни и именно это мы ищем в храме. Пастыри-реставраторы не всегда ощущают потребность и необходимость быть миссионерами, примером христианской любви и смирения, за стенами не разглядев живых людей. Отец же Василий целью своего служения полагал именно привлечение в Церковь людей, участие в спасении человеческих душ.
На сегодняшних приходах общение христиан между собой и со священником мне представляется, как правило, формальным, лишенным непосредственности, любви, духовной близости. Потеряно ощущение братства, единой семьи, преданности общему духовному отцу. Все реже встретишь священника, который не пожалеет времени выслушать тебя, понять, способен проявить искреннее сочувствие, действительно помочь решить проблему. Тогда, в восьмидесятые, все давалось нам как благодать, как чудный дар. Правда, и мы были другими - скромными, безкорыстными, не меркантильными. Клирошанам, к примеру, и в голову не приходило, что пением в церкви можно зарабатывать. Счастьем было уже позволение встать на клирос!
Особо скажу об алексинском Великом посте, прежде всего, первой его седмице. Любимейшее время церковного года! Приехать старались на всю неделю, чтобы не пропустить ни одной службы. Благодаря батюшке, полюбили не только великое повечерие с чтением канона, но и многочасовые утренние службы с поклонами и полным вычитыванием кафизм, без таких служб для нас и поныне Великий пост немыслим. Между службами - трапезы без масла и чтение патериков. Венчал седмицу праздник Торжества Православия, общего причастия, становившийся всецелым и ощутимым духовным торжеством. За неделю, проведенную по монастырскому уставу, мы так отрешались от всего мiрского, что с большим трудом возвращались к светской жизни.
Сегодня часто сетуют на «обрядоверие» - православие, заключающееся в формальном посещении храма, внешнем исполнении ритуалов, христианство, ограниченное церковным порогом. Алексино во всей полноте раскрыло нам живую реальность полнокровной церковной жизни, показало красоту ее и глубину, способную переродить душу человека, определить его дальнейшую судьбу.
Все мы, воспитанники отца Василия, в подавляющем большинстве трудимся ныне на церковной ниве, сохраняя неослабную связь друг с другом. Семена, щедро посеянные батюшкой, дали свои обильные всходы».
Анна Топорова:
«Лет в пять, вскоре после крещения, у меня появился первый религиозный опыт. Очень ярко это помню. Вечером сидела на кухне в одиночестве, и внезапно в голову пришла мысль, явно превышающая возможности ребенка: «Для чего я живу?» И тут же за ней вторая: «Поймешь это позже».
В юности, при внешне вполне благополучном течении жизни - поступила на филфак МГУ, увлеченно занималась, окрыленная перспективами. Откуда ни возьмись появилась тоска, доселе незнакомое чувство стыда за себя, неудовлетворенности... Я услышала в этом отголосок того далекого детского опыта.
Поделилась с папой. Он, сам в церковь не ходивший, неожиданно убежденно ответил, что надо обратиться к священнику, что от коллеги знает об одном очень хорошем батюшке. Несколько месяцев я медлила с решением, но в конце концов отправилась вместе с этим папиным коллегой в Подольск. Так состоялось мое знакомство с отцом Василием.
Я абсолютно ничего не знала о церковной жизни, никогда не общалась со священником, поначалу даже обращалась к батюшке по имени-отчеству, обо всем без изключения имела свое суждение и в тот первый раз, ощущая себя максимально скованно, конечно, натворила уйму ошибок и нелепостей.
Батюшка никоим образом не дал мне этого почувствовать. Предложил поехать к нему, дал молитвослов (тогда их невозможно было купить, он до сих пор хранится у меня - старенький, растрепанный, дореволюционный), сказал, что необходимо молиться утром и вечером. Я заявила, что не нахожу смысла повторять одно и то же по два раза в день. В ответ он крайне кротко поинтересовался, люблю ли я стихи, нравится ли мне повторять их, читать по многу раз. Стихи были моей страстью, я была помешана на серебряном веке: ясно, что аргумент этот оказался абсолютно убедительным. Какое-то время спустя я говорила ему, что молитвенное правило слишком длинное, равно как и службы в церкви, а он так же тихо и спокойно отвечал, что не обязательно вычитывать всё, достаточно одной-двух молитв, но каждый день («чтобы ниточка не прервалась»). И на службу приходить минут на двадцать-тридцать, но стараться изо всех сил вслушиваться в то, что произносится. На мои жалобы о непонятности церковнославянского языка он замечал, что если малограмотные старушки в состоянии понять его, то уж филолог, без сомнения, вполне способен его освоить. При этом ни словом, ни взглядом, ни интонацией он никогда не давал мне поводов понять всю несуразность моих претензий.
С отцом Василием было наредкость легко и радостно. Его любовь, понимание, готовность всё брать на себя ощущались как удивительный дар, чудо, преддверие вечного блаженства. Стоило сказать ему на исповеди о своих недоумениях, проблемах, страстях, которые самой не под силу преодолеть, - и всё как рукой снимало. Только после смерти батюшки я поняла, что сама ни с чем не могу справиться, даже не привыкла трудиться над собой, всю работу проделывал он. На осознание этого потребовались годы.
Слова, когда-то им сказанные, по сей день направляют мою жизнь, неожиданно всплывая из глубин памяти в самый необходимый момент: его советы следовать «царским путем», хотя бы немного заниматься Иисусовой молитвой, Великим постом самостоятельно прочитывать Псалтирь, его слова о радости и утешении, которое дает чтение Псалтири. Когда они произносились, не всегда было понятно их отношение именно ко мне, а теперь, спустя годы, они вдруг прорастают в душе и соделываются ориентиром.
После смерти отца Василия постоянно вижу сон: стою к нему в очереди на исповедь, радуюсь, что наконец-то смогу поговорить, так много всего накопилось за годы разлуки. Но когда наступает мой черед, сон прерывается и я просыпаюсь в великой печали. Утешает лишь то, что моя очередь однажды подойдет и тогда наша встреча обязательно состоится. Дай Бог!»
Иеромонах Антипа (Никаноров): «Я попал к батюшке случайно, хотел устроиться работать при храме, и одна знакомая посоветовала поехать в Алексино, говорит, там нужен кочегар. Приехал, с трудом нашел, познакомился с отцом Василием. Спрашивает: «Ты что ж, умеешь печки топить?» - «Дело нехитрое, - отвечаю, - научимся!»
К батюшке приезжали многие с разными судьбами и проблемами, и отец Василий был предельно снисходителен к немощам человеческим, старался всем помочь, боль каждого из них становилась его личной болью.
С благословения батюшки я был послушником Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. Как-то отец Василий говорит мне: «Через два года будешь иеромонахом». Я говорю, так молодой еще совсем, лет через десять, может. А прошло два года, и, как сказал отец Василий, так и стало.
Мы постоянно видели и сопереживали, как молится отец Василий за Божественной литургией. Спустя много лет по смерти батюшки этот опыт литургической молитвы остается для нас главным источником духовной жизни».
Отец Василий любил красоту и уставной порядок Богослужения, был хорошо знаком с древнерусским Богослужением. Этому способствовала его дружба со старообрядческим священником Евгением Бобковым, знатоком Устава, икон и певческой культуры. Тесное общение с отцом Евгением, изучение древних святынь помогали отцу Василию глубоко понять церковное наследие, искусство, стать подлинным знатоком и ценителем иконописи, архитектуры, звона, церковного пения. Для него крайне важно было эти традиции сохранить. Ко всему древнерусскому - искусству, ремесленничеству - он питал неподдельный интерес, все вызывало в его душе живой отклик.
Особенно любил он полноту древнего Богослужения, старался привить эту любовь молодым. По словам Алексея Пентковского, «нас увлекало познание всех литургических особенностей, мы стремились изучить Типикон, познать все оттенки православного Богослужения». Участники служб называли их «алексинской школой», на этих службах по старому Уставу воспитались не только будущие священнослужители, но и сформировались исследователи - историки, вышедшие из алексинского прихода: Алексей Пентковский свою работу посвятил раннему Студитскому Уставу в Русской Церкви, Ольга Крашенинникова - истории Октоиха.
Алексинская община была очень активной, члены ее участвовали в открытии новых храмов. Храм Благовещения в Крылатском, где на паперти полуразрушенного здания отец Василий служил первый молебен, был возстановлен в том числе и прихожанами из Алексина.
Отец Василий любил современную живопись, ценил ее, дружил со многими художниками и, как мог, стремился помочь им в нелегкой жизни. В числе его друзей был известный художник-шестидесятник Олег Гостев. Особая постоянная связь была у него с художниками-реставраторами и иконописцами. В алексинском храме сохранились прекрасные резные и раскрашенные иконы, подаренные иконописцами, его друзьями.
Кончина отца Василия наступила после продолжительной болезни 24 февраля 1996 года.
Прощание состоялось в Прощеное воскресенье, погребальное Богослужение - в первый день Великого поста. Прихожане и духовенство съехались со всех уголков России, среди них восемнадцать священников, вышедших из алексинского прихода. Похоронен протоиерей Василий Владышевский в церковной ограде за алтарем родного храма.
Добрый десяток младенцев назван в память об отце Василии, в том числе и двое его внуков. С 1996 года настоятелем храма служит его сын, протоиерей Вадим Владышевский.
Отец Василий на крыльце храма в Алексино в окружении семьи и прихожан
Все эти двадцать два года в день кончины батюшки 24 февраля и в день его рождения и именин 9 мая в Алексино на Богослужение и панихиду неизменно приезжают его духовные чада. По традиции все приехавшие собираются потом за большим столом. Поговорить, вспомнить, рассказать...
Марина Ильичева: «К величайшему сожалению нашему, тяжелая болезнь батюшки стала забирать у него все силы. Безчисленные медицинские действия желаемого не приносили. Болезнь прогрессировала. Мы усердно молились, но, увы, 24 февраля 1996 года, в праздник всех преподобных отцов, в подвиге просиявших, накануне Великого поста, батюшка наш протоиерей Василий Владышевский преставился ко Господу».
Отпевание прот.Василия Владышевского 24.02.1996
Татьяна Ильичева: «В день отпевания, первый день Великого поста, храм был набит битком. Но ощущения смерти не было, было ощущение Пасхального торжества. Хотелось плакать, но в то же время было чувство истинной радости. До сих пор в памяти остались слова батюшки, когда он уже сильно болел, что Великим постом мы еще обязательно помолимся».
Протоиерей Василий Владышевский всего себя отдал служению Богу.
Жизнь его была трудной, протекала в русле жизни Русской Церкви и жизни всей страны. Его коснулись война, разруха, восстановление хозяйства, хрущёвские гонения, он был участником духовного возрождения и строителем церковной жизни конца прошедшего века. Господь помогал ему всегда.
Идут годы, все дальше и дальше отстоим мы от даты ухода батюшки, но воспоминания о нем, пример его жизни во Христе Иисусе Господе нашем заставляют нас ощущать полноту и истину Святого Православия, учат служить Христовой Церкви так, как служил ей до последнего дня своей земной жизни настоятель Покровской церкви села Алексина протоиерей Василий Владышевский.
Вечная и светлая память дорогому нашему отцу Василию!
Над текстом работали: протоиерей Вадим Владышевский, настоятель Покровского храма с. Алексино, Петр Ромашков, Виктория Саунина
