1. Философия русской словесности

Предисловие

Отличительной чертой русского самосознания является триединый подход к разрешению самых фундаментальных и глубинных проблем, волнующих человека. Именно эта особенность русского народа определила принятие им христианства, сокровенное исповедание Пресвятой Троицы (отображением чего явились многочисленные храмы в Ёе честь), явление Пресвятой Троицы некоторым русским святым (Александру Свирскому, Сергию Радонежскому), знаменитая икона Андрея Рублева, глубокое и всенародное почитание праздника Троицы. Именно идя по этому пути, мы можем понять и осмыслить явление русской словесности во всей её полноте.

Введение

1.Человек есть образ и подобие Божие. Чтобы выявить и проявить этот образ надо осознать наличие в себе структурного подобия Божия.

Святоотеческое богословие выделяет в Боге три Ипостаси - Отца, Сына и Святого Духа; единую Природу (Сущность); и Божественные Энергии. Соответственно в человеке существуют три начала: личность, человеческая природа (сущность) и жизненность. Все творчество человека имеет эту триединую структуру. Культура не является исключением и литература в частности. В ней существует три типа словесности: художественная, мифологическая и личностная или персоналистическая.

2. «Иисус Христос есть путь, истина и жизнь». Отсюда три типа людей: люди поступка, люди мысли и люди жизни. В мировой литературе мы можем найти таких людей в их сугубой односторонности.

Дон-Кихот - человек немедленного поступка.

Гамлет, человек мысли, с его раздумьями, «быть или не быть».

Человек жизни - Матрена из рассказа А.И.Солженицына «Матренин двор».

Матрена новый образ в русской литературе, образ человека, который больше отдает, чем берет от жизни и людей.

И литература помогает нам найти свой прототип и понимать, а значит и не осуждать людей другого склада словесности. Заметим еще.

Дон-Кихот это еще и путь к себе. Когда мы утверждаем в своей жизни честь, достоинство, благородство, качеств, не ценимые окружающими нас людьми и обществом. И здесь человек поступка находит себя. Исполняя завет Сократа: «Познай самого себя» как человека благородного.

Глава I. Три типа словесности.

1.Художественная словесногсть.

1.1. В художественной словесности главным является Образ, Образ Второго Адама. Задача увидеть и показать наличие в человеке подлинности (совершенства), т.е. каких-то черт Иисуса Христа, всегда была главной в великой русской литературе. (А.С.Пушкин, Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, А.Фет, И.А.Бунин, Н.Рубцов). Она же способна увидеть в природе «райские черты», сохранившиеся в ней даже после грехопадения человека, «погубившего» окружающий мир. «Остаток Рая» не просто существует в природе, он взывает к нам, а еще глубже, первичнее - к Богу.

«Все хочет петь и славить Бога - // Заря, и ландыш, и ковыль,

И лес, и поле, и дорога, // И ветром зыблемая пыль.

Они зовут за словом слово, // И песню их из века в век

В иных созвучьях слышит снова // И повторяет человек.

Федор Сологуб

И человек откликается, выражая ответное излияние Природе:

«Благословляю вас, леса, //Долины, нивы, горы, воды,

Благословляю я свободу // И голубые небеса!

И посох мой благословляю, // И эту бедную суму,

И степь от краю и до краю, // И солнца свет, и ночи тьму.

И одинокую тропинку, // По коей, нищий я иду,

И в поле каждую былинку, // И в небе каждую звезду!

О. если б мог всю жизнь смешать я, // Всю душу вместе с вами слить;

О, если б мог в мои объятья // Я вас враги, друзья и братья,

И всю природу заключить!» А.К.Толстой.

Люди этого начала обладают исключительной волей и стремлением к Истине, Красоте и Подлинности (Совершенству). По словам митрополита Кирилла (Гундяева) эту волю «как неотъемлемую составляющую человеческой природы», «в античной философии, а также в классическом христианском богословии, называли «нусом». При этом древние считали «нус» наиболее важной частью человеческого естества, которая, как верили древние философы и отцы Церкви, выделяет человека из всего мироздания, ставит его на самую высшую ступень видимого мира». (1.Церковь и время, №4 (33), 2005.С.6). Первая словесность имеет дело с поэтическими струнами сущности человека. Струны или чувства возвышенного, лирического, драматического, эпического и иронического соединяют нас с идеальным миром. Они резонируют с всемирными струнами величия, печали, восторга, умиления и т.д.

«Летят журавли величаво.// Их плачи мы ловим сердцами.

Вселенские струны печали // Они задевают крылами» (Всеволод Будрин).

Весь мир связан поэтическими струнами идеального мира. Журавли задевают одни струны, соловьи другие, петухи третьи и т.д. Хотя конечно не только поэтическими. Есть и разумные струны (субстанции), соединяющие нас с абсолютным, единым, становящимся в мире; есть эстетические струны, соединяющие нас с красотой в разных видах искусства.

1.2. Художественное слово через образ несет людям особое очарованье. «Как хороши, как свежи были розы в моем саду» (Мятлев, Тургенев, Северянин). Это очарование поэтическая душа видит во всём.

«В очарованье русского пейзажа // Есть подлинная радость, но она

Открыта не для каждого и даже // Не каждому художнику видна».

Н.Заболоцкий.

Эта тайна очарованья и есть художественность как таковая. Если её нет, то перед нами просто слова, а не поэзия. Хотя эти слова могут быть поэзией, но уже в другом звучании, и тогда перед нами мифологическая или гражданская поэзия. Обратимся к ним.

2 Мифологическая словесность.

«Как океан объемлет шар земной,

Земная жизнь кругом объята снами;

Настанет ночь - и звучными волнами

Стихия бьет о берег свой».

2.1.Мифы - это дневные сны. Таинственная стихия мифов властно влечет нас к себе; как сказал поэт, «нудит нас и просит». И никуда нам от этой стихии не уйти, не скрыться, не спрятаться. Бездна или стихия мифов неизменно требует своего. Перефразируя слова Тютчева, можно сказать: «и мы живем, пылающею бездной со всех сторон окружены». Другими словами, мы являемся существами «мифическими», а не только, как принято считать, разумными и личностными. И как существует потребность человека в разумной и личностной жизни, точно так же всем людям свойственна «потребность мифического», соответствующая самым сокровенным глубинам человеческого «я». Как во сне мы бессильны изменить события и сюжет сна, так и «объятые» мифами - мы подчиняемся им буквально во всем. Никакие доводы разума и требования воли не в состоянии освободить нас от магии мифа. И потому вопрос не в том, жить с мифами или без них, а в том, какими мифами жить - подлинными или мнимыми.

«Для мифического сознания всё явлено и чувственно ощутимо. Не только языческие мифы поражают свежей и постоянной телесностью и видимостью, осязаемостью. Таковы в полной мере и христианские мифы, несмотря на общепризнанную и несравненную духовность этой религии. И индийские, и египетские, и греческие, и христианские мифы отнюдь не содержат в себе никаких специально философских и философско-метафизических интуиций или учений, хотя на их основании возникали и могут возникать соответствующие философские конструкции. Возьмите самые исходные и центральные пункты христианской мифологии, и вы увидите, что они суть нечто чувственно явленное и физически осязаемое. Как бы духовно ни было христианское представление о Божестве, эта духовность относится к самому смыслу этого представления; но его непосредственное содержание, то, в чём дана и чем выражена эта духовность, - всегда конкретно, вплоть до чувственной образности. Достаточно упомянуть «причащение плоти и крови», чтобы убедиться, что наиболее «духовная» мифология всегда оперирует чувственными образами, невозможна без них». (А.Ф.Лосев «Диалектика мифа»). «Всякий миф есть символ, но не всякий символ есть миф» (2.А.Ф.Лосев «Проблема символа и реалистическое искусство», М.,1978.С.174).

И потому для мифологической словесности главным является Символ. Здесь наблюдается живая связь с архетипами своего племени и особое чувство магического (сакрального). «Миф всегда магичен и мистериален» (2.С.85). В Священном Писании это, прежде всего, притчи. Почти вся народная словесность здесь. В высокой литературе это все творчество Н.В.Гоголя, Ф.И.Тютчева, М.А.Булгакова, Ю.П.Кузнецова. Сюда следует отнести «Приглашение на казнь» Владимира Набокова, «До третьих петухов» Василия Шукшина, «Медный всадник» Александра Пушкина, «Незнакомку» Блока. Ю.П.Кузнецов в эссе «Воззрение» пишет: «В 1967 году у меня, наконец, прорезалось мифическое сознание в «чистом виде»... К этому времени я прочитал три тома А.И. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» и уверился в себе. И, сам того не сознавая, послал вызов богу искусств Аполлону, написал стихотворение «Поэт».

«Спор держу ли в родимом краю, // С верной женщиной жизнь вспоминаю

Или думаю думу свою - // Слышу свист, а откуда - не знаю.

Соловей ли разбойник свистит, // Щель меж звезд иль продрогший бродяга?

На столе у меня шелестит, // Поднимается дыбом бумага

Одинокий в столетье родном, // Я зову в собеседники время.

Свист свистит все сильней за окном -// Вот уж буря ломает деревья.

И с тех пор я не помню себя: // Это он, это дух с небосклона!

Ночью вытащил я изо лба // Золотую стрелу Аполлона».

Аполлон не стал сдирать с меня кожу, как с Марсия, но удостоил меня ответом: послал смертоносную стрелу. От одного свиста его стрелы поднялась буря и ломала деревья. Удар был сокрушительным, но я устоял.

«Ночью вытащил я изо лба // Золотую стрелу Аполлона».

Очень важно, что я устоял. Человек с обыденным сознанием усмехнется и скажет: «Какая чепуха! Это всё произошло на бумаге». Не на бумаге, а внутри поэта. И выразилось в слове. Нельзя же читать стихи как газету» (3.Юрий Кузнецов. Стихотворения. М., 2011 г. С.422). Словесность второго начала (типа) открывает нам ту реальность, что жизнь символична, и учит нас во всём и даже в природе видеть символическое действо.

«Пока человек естества не пытал // Горнилом, весами и мерой,

Но детски вещаньям природы внимал // Ловил её знаменья с верой;

Покуда природу любил он, она // Любовью ему отвечала,

О нем дружелюбной заботы полна, // Язык для него обретала.

Почуя беду над его головой, // Вран каркал ему в опасенье,

И замысла, в пору смирясь пред судьбой, // Воздерживал он дерзновенье.

На путь ему выбежав из лесу волк, // Крутясь и подъемля щетину,

Победу пророчил, и смело свой полк // Бросал он на вражью дружину.

Чета голубиная, вея над ним, // Блаженство любви прорицала.

В пустыне безлюдной он был не одним, // Нечуждая жизнь в ней дышала.

Но, чувство презрев, он доверил уму; // Вдался в суету изысканий...

И сердце природы закрылось ему, // И нет на земле прорицаний».

(Е.Баратынский)

2.2. Поскольку художественная литература выражает природу (сущность) человека, а она у всех народов, племен, рас одна, то она «легко» переводится и волнует многих людей во всем мире. Отсюда слава русской литературы, благодаря творчеству Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, А.П.Чехова, прежде всего. А вот мифологическая словесность почти не переводима, непонятен Н.В.Гоголь, М.Булгаков. Вторая словесность имеет дело с магическими (сакральными) струнами покаяния, жертвенности, жизни и смерти, прежде всего. А они выражены у разных племен не одинаково. (Белый и черный цвет воспринимается русскими и японцами противоположно. Печаль у русских черная, у японцев белая).

Мифологическая литература часто описывает тип человека (сакрально-мифологический). Г.В.Свиридов писал: «Не разоблачать, как не разоблачал Солженицын в «Иване Денисовиче» и «Матрениным дворе», а дать тип, который служит живым укором. Тип прекрасный, идеальный и живой. Сама жизнь и в то же время выше жизни» (4. Георгий Свиридов. «Музыка как судьба. М., 2017. С.83). Это проступающие лики людей. Типы Гоголя - «ниже жизни», это личины героев. В ликах проступают архетипы родного племени, возвышающиеся в вере, нисходящие в неверии.

Вспомним, что такое архетип? Это слово состоит их двух греческих слов arche- начало и typos- образ. То есть архетип - это изначальный тип племени. Архетипы разных племен отличаются друг от друга. И могут быть даже непримиримыми по отношению друг к другу. Вспомним у Н.С.Лескова: «Что русскому хорошо (здорово), то немцу смерть». (Разность архетипов людей, оказавшихся в США, опровергла теорию «плавильного котла»).

Отсюда неудача идеи «плавильного котла» в США. Нельзя искусственно создать нацию, тем более из племен с чуждыми (разными) архетипами.

Попытки создать европейскую нацию также обречены на провал. Романские, германские и славянские племена имеют разные архетипы, а может быть в чем то, даже и чуждые друг к другу.

3. Персоналистическая словесность

3.1. В персоналистической словесности говорит Время (время) или точнее Вечность. В третьей литературе через людей говорит Бог, Родина, Нация, современники. Отсюда пророческий след в этой литературе.

«Настанет год, // России страшный год,

Когда царей корона упадет; // Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь...» (М.Ю.Лермонтов)

И.А.Ильин писал: «Великие русские поэты - и Державин, и Жуковский, и Пушкин, и Лермонтов, и Баратынский, и Языков, и Веневитинов, и Тютчев - выговаривали, что художник имеет пророческое призвание; не потому, что он» предсказывает будущее (хотя и это возможно), и не потому, что он «обличает порочность людей», а потому, что через него прорекает себя созданная Богом сушность мира и человека». Он ей и предстоит, как живой тайне Божией; ей он и служит, становясь её «живым органом» (Тютчев)... Её вздох есть его вдохновение; её сокровенная глубина есть его художественный Предмет; её пению о самой себе он и призван внимать, кто бы он не был: музыкант, поэт, живописец, скульптор или архитектор». (5. Иван Ильин. Собр.соч. в 10 т.т. т.6.М.,1996г.,с. 55).

Варлам Шаламов пишет: «В «Двенадцати» время говорило с Блоком, и он услышал его. Во всем остальном Блок говорил о времени, и оно слушало его, изредка более внимательно, изредка менее. «Скифы», поэма, не уступающая по своим достоинствам «Двенадцати», была голосом человека ко времени, а не голосом времени к нему. Мне кажется, что то, что Блок не писал стихов целых четыре года, а написал за это время ряд статей принципиальных, говорит о том, что Блок все ждал голоса Бога, такого же, который поднял его с кровати в 1918 году»

(6. Варлам Шаламов. ВСЁ или НИЧЕГО. СПб., 2016.с.439).

Пришло новое Время, пришли новые люди, «железные» в своей основе. (7. Дверницкий Б.Г. Железный век России. СПб. 2016). И в авангарде 12 ниспровергателей существующих порядков Блок увидел Иисуса Христа, но не в «рабском виде», а в «белом венчике из роз».

«Так идут державным шагом, // Позади - голодный пес,

Впереди - с кровавым флагом, // И за вьюгой невидим,

И от пули невредим, // Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной, // В белом венчике из роз -

Впереди - Иисус Христос».

Долготерпенье русского народа, о котором писал Ф.И. Тютчев, кончилось.

(«Эти бедные селенья, // Эта скудная природа -

Край родной долготерпенья, // Край ты русского народа!

...

Удрученный ношей крестной, //Всю тебя земля родная,

В рабском виде Царь Небесный // исходил, благословляя»).

И были тщетными попытки остановить Время, вернуться «назад».

И кончился, в частности, «литературный подход к жизни», о котором писал И.А.Бунин и который сейчас пытаются возродить некоторые деятели культуры. Бунин писал: «Вообще, литературный подход к жизни просто отравил нас. Что, например, сделали мы с той громадной и разнообразнейшей жизнью, которой жила Россия последнее столетие? Разбили, разделили её на десятилетия - двадцатые, тридцатые, сороковые, шестидесятые годы - и каждое десятилетие определили его литературным героем: Чацкий, Онегин, Печорин, Базаров...Это ли не курам на смех, особенно ежели вспомнить, что героям этим было одному «осьмнадцать» лет, другому девятнадцать, третьему, самому старшему двадцать!» (8. Иван Бунин. Окаянные дни. СПб., 2000,с.172-173).

3.2 Нередко своя судьба открывается поэту: «Я умру в крещенские морозы...». И Н.М.Рубцов погиб в крещенские дни 1971 года.

Ранее М.Ю. Лермонтов также предсказал свою кончину на Кавказе в «долине Дагестана».

Для персоналистов-словесников чрезвычайно важна внутренняя независимость. Их всех отличает особая приверженность к свободе как таковой и обостренное чувство совести. В третьей словесности задействованы идеальные струны привязанности, соработничества, верности, героизма и совестливости личностного начала человека.

Пророки не только возвещали будущее, они говорили правду о настоящем, весьма нелицеприятную для многих. Отсюда и их судьба. Сам Иисус Христос свидетельствовал, что «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем» (Мф. 13:57). Отсюда, нередко, трагическая судьба и непонимание со стороны соотечественников писателей персоналистов. (А.И.Солженицын, В.П.Астафьев).

Правда современности остается в вечности, как и всё то, что сотворил человек, исполняя свое предназначение. Надо видеть и находить это вечное в настоящем. Жажда этого, потребность в этом заложена в каждом человеке. Без этого лютое одиночество «наваливается» на человека и он метется по жизни по жизни, ища чистого и вечного, не соглашаясь с тем, что говорят ему лукавые люди, «что вечного нету - что чистого нету». Как об этом написал Ю.П.Кузнецов:

«Завижу ли облако в небе высоком, // Примечу ли дерево в поле широком -

Одно уплывает, одно засыхает...// А ветер гудит и тоску нагоняет

Что вечного нету - что чистого нету.// Пошел я скитаться по белому свету.

Но русскому сердцу везде одиноко...// И поле широко, и небо высоко».

«Бог знает, как шел я по жизни // Дальше некуда, дальше везде,

По святой и железной отчизне // По живой и по мертвой воде».

Замечу, Ю.П.Кузнецов нашел (обрел) вечное и чистое в жизни, и служил ему до конца своих дней.

3.3. Конечно, вечное говорит (прорывается, существует) во всякой великой поэзии, будь она художественная или мифологическая. В самом метафизическом стихотворении Н.М.Рубцова «Старая дорога» читаем:

«Как царь любил богатые чертоги,

Так полюбил я древние дороги,

И голубые вечности глаза!».

Тот, кто увидел голубые глаза России, навечно Ёй свой, как приобщившийся русского духа.

«Здесь каждый славен - мёртвый и живой!

И оттого, в любви своей не каясь,

Душа, как лист, звенит перекликаясь

Со всей звенящей солнечной листвой,

Перекликаясь с теми, кто прошел,

Перекликаясь с теми, кто проходит...

Здесь русский дух в веках произошёл

И ничего на ней не происходит.

Но этот дух пройдет через века!

И пусть травой покроется дорога,

И пусть над ней, печальные немного,

Плывут, плывут, как мысли облака».

3.4.Для третьей литературы важнейшим является реальная жизнь человека, отраженная также в письмах и воспоминаниях (Иван Шмелев «Солнце мертвых», Иван Бунин «Окаянные дни», «Другие берега» В.В.Набокова), либо в документах и дневниках. (Дневники А.А.Ухтомского, М.Пришвина, А.Блока, Ф.Шаляпина, Г.В.Свиридова, Ольги Бергольц, Тани Савичевой).

Варлам Шаламов: «Бальзак - истинный отец романа, умершего на наших глазах, говорил: «Вальтер Скот давал отчет о событиях, я предлагаю описание событий». Для нынешнего времени описаний мало. Новая проза - само событие, бой, а не его описание. То есть - документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза, пережитая как документ. Эффект присутствия, подлинность, только в документе». (6. с.226).

Правдивость отличает всех этих литераторов. За это её не любят «власть предержащие». Ссылка М.Ю.Лермонтова на Кавказ в действующую армию за стихотворение «На смерть поэта». Его прочли и переписали 10 тысяч человек (столько было отобрано переписанных списков), а весь тираж «Современника» Пушкина составлял 2 тысячи экземпляров. Еще раньше, в 1795 году Державин за переложение 81 псалма был передан в распоряжение кнутобойцы Шешковского, заведующего «тайной экспедицией», учрежденной Екатериной II. Вспомним этот злободневный псалом:

«Восстал всевышний Бог да судит // Земных богов во сонме их;

Доколе, рек, доколь вам будет // Щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы // На лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны / Сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинных, // Несчастливым подать покров;

От сильных защищать бессильных, // Исторгнув бедных их оков.

Не внемлют! Видят - и не знают! // Покрыты мздою очеса;

Злодейством землю потрясают, // Неправда зыблет небеса.

Цари! Я мнил, вы боги властны, // Никто над вами не судья:

Но вы, как я подобно, страстны // И также смертны, как и я.

И вы подобно так падете, // Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете, // Как ваш последний раб умрет!.

Воскресни, Боже! Боже правый! // И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых // И будь един царем земли!».

В правде всегда есть горечь. Но как без горечи нет полноты вкуса, так без правды нет полноты жизни. Поэтому её можно назвать документально-пророческой словесностью. Родоначальником её у нас можно считать «Житие» протопопа Аввакума. Продолжил эту тему Ф.М.Достоевский: «Записки из мертвого дома», «Дневник писателя». Здесь же «Архипелаг ГУЛАГ» А.И.Солженицына. «Колымские рассказы» и другие сочинения Варлама Шаламова. Ближе к нашему времени это роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты», «Воспоминания о войне» Никулина.

(Один совет Шаламова крайне актуален для нашего времени, впрочем, для любого. Совет не придавать ни малейшего элемента благородства «племени воров в законе»).

В дневниках и воспоминаниях нередко неожиданно для самого автора вырисовывается его назначение (предназначение) и судьба - как две силы, определившие его жизнь. Об этом писали русские философы XIX века. «Назначение и судьба спорят между собой о существовании всякого существа» (П.Е.Астафьев). Отсюда следующие строки Ф.И.Тютчева:

«Из края в край, из града в град

Судьба, как вихрь, людей метет,

И рад ли ты или не рад,

Что нужды ей?.. Вперед, вперед!...

Из края в край, из града в град

Могучий вихрь людей метет,

И рад ли ты или не рад,

Не спросит он...Вперед, вперед!».

(Заметим, судьба без предназначения вовсе не судьба, а бесцельное прозябание, назначение без судьбы - бесплодное мечтательность).

Так мы «проносимся» по жизни. Хорошо еще если к старости или поздней зрелости осознаем, что судьба, так или иначе, способствовала реализации нашего «назначения» (предназначения). Интересно, что даже такой не мистический писатель как В.В.Набоков всю жизнь ощущал некую тайну в своей судьбе и пытался её разгадать. Вот характерные строки из его книги «Другие берега»: «Предлагаемая читателю автобиография обнимает период почти в сорок лет - с первых годов века по май 1940 года. Её цель - описать прошлое с предельной точностью и отыскать в нём полнозвучные очертания, а именно: развитие и повторение тайных тем в явной судьбе. Я попытался дать Мнемозине не только волю, но и закон». Увидеть узор судьбы, он же закон судьбы можно, лишь подняв его на свет искусства.

«И душу из земного праха / поднимешь, как письмо на свет,

Ища в ней водяного знака / сквозь тени суетные лет.

И просияет то, что сонно / в себе я чую и таю,

Знак нестираемый, исконный, / узор, придуманный в раю» («Смерть»).

Заметим, предназначением Набокова было стать пропагандистом русской словесности за рубежом, то есть русского мира, и он его исполнил. А в перечисленных выше дневниках и воспоминаниях - мы можем увидеть «узор» исторических событий, свершавшихся (а не просто происходивших) в России, «узор», свободный от идеологических установок и не всегда сознаваемый авторами, но тем более ценный для нас, когда мало кто заботится о нас, и надо самим выбирать свой путь и пытаться понять свое предназначение и свои «узоры судьбы».

3.5. К документально-пророческой словесности относятся, на духовном уровне, - «Жития святых». На идеальном (душевном) уровне - это книги из серии «Жизнь замечательных людей». Серия была достаточно популярна в СССР и осталась такой и в РФ. Конечно, это книги существенно разного уровня. Спектр подходов от секулярного, даже атеистического, до православного. Тут особенно выделяются книги Н.М.Коняева о русских святых: свирских, карельских, о блаженной Ксении Петербургской («Ангел над городом»), которые проникнуты православным духом. В них поистине «дух - доминанта души».

А вот так называемая литература «факта» сюда не относится, а принадлежит по большей части, к художественной словесности. («Кроткая» Ф.М.Достоевского).

3.6. Завершая этот раздел, отметим следующее. Слова личностные (пророческие) через правду несут людям особое блаженство касания Царства Небесного. Нам сказано: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф.5:6). То есть все призваны жаждать правды! Все!

А тех, кто несет эту правду людям, ждет особое блаженство. «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5: 10).

Продолжение следует