Архитектоника ненависти

В советской историографии начало Гражданской войны относили к 1918 году. Сегодня эту дату пытаются оспорить и в целях якобы поиска истины возложить ответственность за начало конфликта исключительно на большевиков. Истина, между тем, давно установлена, и выясняя «кто первый начал», сказать ничего нового нельзя. Важно, что кроме классового конфликта, гражданские войны всегда обусловлены конфликтом ценностным или цивилизационным. Социолог П.А. Сорокин называл это резким несоответствием «высших ценностей у революционеров и контрреволюционеров». «Гражданские войны, - писал он, - возникали от быстрого и коренного изменения высших ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении». Так было и в России сто лет назад: «красные» и «белые» - это не дикие орды кровавых большевиков и благородные господа в белых перчатках, но люди, избравшие два разных цивилизационных пути. Именно по этой причине царские генералы воевали за Красную армию, а крестьяне нередко восставали против советской власти.

На этом фоне современные контрреволюционеры, неспособные к осмыслению и зациклившиеся на односторонних обвинениях и подсчётах пострадавших, выглядят тоскливо и удивительно. Удивляет упорное нежелание понять, что когда И.А. Бунин писал: «Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. <...> И какие мерзкие даже и по цвету лица, жёлтые, мышиные волосы! <...> А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно ассиметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья, - сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме!..», то имел в виду он именно вас - сегодняшних монархистов, большинство из которых отнюдь не потомки князей Юсуповых или Долгоруких. Иными словами, вы для И.А. Бунина и иже с ним и есть «атавистические особи». Бунину вторит А.В. Колчак, отозвавшийся о своём народе как об обезумевшем, диком, лишённом подобия, неспособном выйти из психологии рабов. Любопытнее всего здесь утверждение о «лишённом подобия», поскольку это чистой воды социальный расизм, разделение рода человеческого на людей и нелюдей, недочеловеков, лишённых богоподобия даже не по причине личного несовершенства, а в силу социального происхождения.

Кто не верит, пусть почитает Н.А. Бердяева: «Объективная незаинтересованная наука должна признать, что в мире существует дворянство не только как социальный класс с определёнными интересами, но как качественный душевный и физический тип, как тысячелетняя культура души и тела. Существование "белой кости" есть не только сословный предрассудок, это есть неопровержимый и неистребимый антропологический факт».

Тоску же наводит вольная, а скорее, невольная русофобия наших «атавистических особей», неизменно сопутствующая всяческим антисоветским выпадам по той простой причине, что выпады эти играют на руку открытым и убеждённым русофобам. Стоит напомнить современным ненавистникам большевиков, о чём писала британская или американская пресса в 1919 г., когда Великобритания и США, в качестве участников интервенции, грабили Советскую Россию. «The New York Sun»: «Красные изувечили американских раненых топорами...» «The New York Times»: «Россия при красных - гигантский бедлам <...> Спасшиеся жертвы рассказывают, что буйные помешанные свободно разгуливают по улицам Москвы <...> вырывают падаль у собак». А «The Daily Telegraph» уверяла, что в Одессе, где наступило царство террора, объявлена неделя свободной любви.

Стоит напомнить и о том, что поручики Голицыны и корнеты Оболенские - если, конечно, отбросить романтически-слащавый тон - оказались отнюдь не защитниками русской национальной государственности, а ставленниками иностранных правительств, воевавших против своего народа на иностранные деньги, иностранным оружием, при непосредственном участии иностранных войск, а именно войск четырнадцати иностранных держав. Гражданская война в России началась, по сути, с интервенции, вступление в эту войну «белых» можно назвать вторичным. Разочаровавшись в «белых», Запад перестал их поддерживать, переключившись со временем на другие силы внутри СССР.

Не зря писал генерал М.Д. Бонч-Бруевич: «Суд истории обрушится не на нас, оставшихся в России и честно исполнявших свой долг, а на тех, кто препятствовал этому, забыв интересы своей Родины и пресмыкаясь перед иностранцами, явными врагами России в её прошлом и будущем». Не мог же не понимать адмирал Колчак того, что понимал генерал Бонч-Бруевич! Сами же эти иностранцы всюду кричали о горячем своём желании помочь народу России. «Мы пришли, - объявила Великобритания, - чтобы помочь вам спасти вашу страну от расчленения и разорения, которыми вам угрожает Германия. Мы торжественно заверяем вас, что не оставим себе ни пяди вашей территории. Судьба России в руках русского народа. Он и только он может выбрать себе форму правления и разрешить свои социальные проблемы». С таким же торжественным заверением выступил и Вашингтон: «Военные действия в России допустимы сейчас лишь для того, чтобы оказать посильную помощь чехословакам против вооружённых австро-немецких военнопленных, которые нападают на них, а также, чтобы поддержать русских в их стремлении к самоуправлению и самозащите, если сами русские пожелают принять такую помощь». И хоть война никем и никому не объявлялась, фактически Россия вела на своей территории войну против четырнадцати иностранных государств, вторгшихся в её пределы, убивавших граждан и вывозивших ценности. «Советская власть ещё не окрепла, а враги уже готовились задушить её в колыбели» - под врагами советская историография подразумевала не только Савинкова, Деникина и Шульгина, но и «западных партнёров». Правда, считалось, что интервенты, приглашённые «белыми», явились исключительно ради уничтожения большевизма. Отрицать этого и нельзя - большевики, создававшие новое государство и ставшие в этом примером, оказались для буржуазного мира костью в горле. И всё-таки пожаловали западные, да и восточные тож, партнёры не только и не столько ради большевиков и Советов. Причиной их появления в наших палестинах стала обычная русофобия. Ну конечно, речь идёт не о бытовой, а о, так сказать, теоретической русофобии, когда определены и цели, и средства к их достижению, и помехи на пути к ним.

Но для начала вспомним несколько фактов столетней давности. Ещё до Октябрьской революции - 31 октября 1917 г. в США появился меморандум Морского министерства, озаглавленный «Заметки о положении в России и о том, каким образом оно затрагивает интересы союзников». В меморандуме предлагалось начать интервенцию в Россию и выражалась надежда, что войска союзников станут «оплотом закона, власти и правительства». Оккупация России рассматривалась как гарантия выплаты долгов союзникам. Возможно, революция отодвинула эти замыслы, но к лету 1918 г. вопрос об отправке американской экспедиции в Россию был решён положительно. Причём советник президента США В. Вильсона полковник Э. Хаус говорил, что необходимо защитить Дальний Восток от Японии. Вместе с тем, Хаус известен как русофоб, для которого Россия была «слишком велика и слишком гомогенна», именно поэтому полковник «хотел видеть Сибирь как отдельное государство, а Европейскую Россию расчленённую на три части». Для Парижской мирной конференции Госдепартаментом США была составлена карта «Предлагаемые границы в России». В приложении к карте говорилось: «Всю Россию следует разделить на большие естественные области, каждая со своей экономической жизнью. При этом ни одна область не должна быть настолько самостоятельной, чтобы образовать сильное государство». И вот, 6 июля 1918 г. США приняли решение об участии своих войск в оккупации Дальнего Востока и Сибири. Правда, воевать американские войска не стремились. Зато грабить, глумиться, убивать безоружных - в этом они преуспели, оставив после себя разор и горы трупов. Кроме того, А.В. Колчак передал американцам 2118 пудов золота, за три месяца 1919 г. они вывезли свыше 3 млн. шкурок пушнины, за 1919 г. - 14 млн. пудов сельди. Остались разрушенными железные дороги, разорёнными дальневосточные порты, пароходства и склады.

Не лучшую память оставили по себе и представители других «цивилизованных» стран. Например, чехословаков ещё долго величали в Сибири «чехособаками». Так называемый Чехословацкий корпус был сформирован из пленных чехов и словаков в октябре 1917 г. Временным правительством. Поначалу чехословаки вели себя спокойно и понемногу продвигались к Владивостоку для эвакуации на Родину. Но 14 мая 1918 г. в Челябинске возникла стычка с пленными венграми, в результате которой несколько чехословаков были арестованы представителями советской власти. И несмотря на то, что на другой же день арестованные были отпущены, чехословаки подняли восстание, захватили местный арсенал и двинулись в разные стороны, занимая города и свергая советскую власть. Ещё 2 мая 1918 г. Верховный Совет Антанты принял решение использовать корпус в интервенции на Севере и Дальнем Востоке. Что и было сделано. Соединённым Штатам даже пришлось оказывать чехословакам «посильную помощь».

Преступления Чехословацкого корпуса не поддаются исчислению. Убийства, грабежи, насилия, разрушения... Когда же наконец они убрались восвояси, то прихватили с собой 8884 т рафинированной меди, 4769 т хлопка, 334 т каучука, а также сотни тонн шерсти, древесины, льна и пр. Меньше чем за год золотой запас Чехословакии вырос в три раза.

Подсчитанный к 1922 г. общий ущерб от «помощи» всех «партнёров» составил 39 млрд. золотых рублей, то есть больше четверти всего довоенного достояния страны. В 1929 г. был издан сборник «К десятилетию интервенции», где приводились данные о том, что в оккупированных районах пострадал каждый десятый житель - либо убит, либо ранен, либо подвергся насилию, ограблению, аресту. Дальнейшие подсчёты добавили к 39-ти ещё несколько млрд. рублей. Намеренно и целенаправленно оккупанты приводили в негодность угольные шахты и нефтяные вышки, металлургические, машиностроительные, текстильные и др. предприятия, спиливали телеграфные столбы, взрывали мосты, разбирали железные дороги.

Австро-Венгрия и Германия к осени 1918 г. вывезли около 2 млн. пудов сахара, 9132 вагона зерна, 22148 вагонов продовольствия, 200 тыс. лошадей и другого скота. Из Закавказья вывезли 31 тыс. т марганца, а также медь, хлопок, шерсть, чай, табак, фрукты. Турция каждый день вывозила из Баку по 40 цистерн нефти. Меньше чем за год Германия вывезла с Псковщины около 2 млн. пудов льноволокна. Помимо американцев, А.В. Колчак передал золота Великобритании - 2883 пуда, Франции - 1225 пудов, Японии - 2672 пуда. Из Крыма П.Н. Врангель увёл 2 линкора, 2 крейсера, 10 эсминцев, 4 подводные лодки, 8 канонерок, 12 тральщиков, 119 вспомогательных судов, транспортов, буксиров. Позднее флот был распродан. Кроме того, из Крыма оккупанты за 1920 г. вывезли 3 млн. пудов зерна, 830 тыс. пудов соли, 120 тыс. пудов льна, 120 тыс. пудов табака и пр. С Севера только леса вывезли на сумму свыше 1 млн. фунтов стерлингов, общая сумма награбленного составила 3,5 млн. фунтов стерлингов. Но главное - к 1922 г. население России (в границах с 1921 по 1939 гг.) сократилось на 12 млн. человек.

Ущерб действительно колоссальный. Но неужели Запад упустил бы возможность воспользоваться хаосом в России, не будь там большевиков? И неужели этот грабёж, эти варварские разрушения оказались чем-то вторичным по отношению к антибольшевистскому походу?

Сегодня историки опять же задаются вопросом: можно ли считать окончание интервенции победой Красной армии, ведь вор, забравшийся в дом, ушёл не с пустыми руками? Если цель Красной армии была в сохранении российского богатства, то, безусловно, победой это нельзя назвать. Но зная противника, зная, зачем обычно Запад появляется в России, можно предположить, что и в 1918-м он пришёл не просто убивать и даже не грабить. Когда падали великие империи, как, например, Византия, не все были убиты, и даже не всё было разграблено. Однако цивилизация погибала. Если считать, что Красная армия вела борьбу за сохранение русской цивилизации, пусть даже и обновлённой революцией, то, безусловно, она одержала победу. Гражданская война и интервенция стали страшным испытанием, как двойной - внутренний и внешний - цивилизационный конфликт. Русская цивилизация претерпевала обновление, ведя борьбу и за право быть обновлённой, и просто за право быть.

Интервенция, как и нашествия Наполеона или Гитлера, это не просто банальный грабёж, это именно конфликт цивилизаций. Во всех случаях задача русской армии заключалась не в том, чтобы сохранить добро, а в том, чтобы Россия смогла сохранить свою собственную форму бытия. Запад в очередной раз явился в Россию с целью уничтожения её как таковой, как цивилизации, как особой формы организации жизни. Конфликт этот не нов, корни его уходят глубоко. Сегодня на Западе существует целая наука «русофобология», пытающаяся выяснить, кто, как, почему и за что ненавидит Россию и русских и во что эта ненависть конвертируется. Неприятие России на Западе имеет, оказывается, множество оттенков и полутонов, направлений и толков. Известный швейцарский писатель и журналист Ги Меттан выделяет французскую, английскую, немецкую и американскую русофобию, как основные направления этого, без сомнения, достойнейшего приложения способностей европейских интеллектуалов.

И всё-таки первичная разница и последовавшее противостояние России и Запада объясняются церковным расколом. В XI в. христианская Церковь разделилась на восточную и западную. Заключалось это не только в административном разделении, но и в религиозных разночтениях, то есть взгляды тогдашних христиан на мироустройство оказались в чём-то несхожими. Нельзя сказать, что это был вопрос исключительно теологический, Церковь использовалась в политических целях обособления Запада и подчинения Востока. Между тем Восток, в отличие от Запада, был в то время центром цивилизации - богатым и просвещённым. Но Запад, отделившись с помощью Церкви, стремился утвердить и своё превосходство. Когда же в XV в. Византия не выдержала турецкого натиска, Запад не пришёл ей на помощь. Британский историк Стивен Рансимен написал об этом: «Западная Европа с её восходящей к предкам ревностью по отношению к византийской цивилизации и духовными наставниками, осуждавших православных как еретиков и схизматиков, с преследующим её чувством вины за то, что она бросила великий город (Константинополь - С.З.) в беде, предпочла забыть о Византии...». Что касается людей Востока, то им Запад запомнился хитростью, вероломством и непреходящим стремлением доминировать.

Интересно, что на Западе многие до сих пор уверены, что это восточная Церковь откололась от западной, а не наоборот. А дело в знаменитых фальсификациях, затеянных папами вскоре после раскола с целью внушить пастве превосходство над схизматиками и, как следствие, вседозволенность по отношению к ним. Так что фальсификации и переписывание истории - это старая добрая традиция «цивилизованного мира», уже много веков пребывающего в уверенности по поводу собственной исключительности и права присваивать всё, что плохо лежит.

Но ещё до падения Византии Запад начал свой Drang nach Osten с целью окатоличить и подчинить. Именно с тех пор русские или московиты стали считаться дикарями и язычниками с ужасными варварскими обычаями. Правда, темы восточных походов не очень популярны в западной историографии, поскольку, очевидно, не вяжутся с образом агрессивной России. Например, Ливонский поход на Русь не рассматривается западными историками как достойный внимания эпизод. Зато знаменитые слова старца Филофея «два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти» очень заинтересовали западных историков, усмотревших тут претензии на мировое господство и корень русского экспансионизма. Россия, провозгласив себя преемницей Византии и Третьим Римом, всего лишь определилась с идеологией и смыслом жизни, заключавшемся в том, чтобы, никому больше не подчиняясь, строить собственное независимое государство и хранить истинную веру.

Независимое государство и независимая вера - вот основа русского самосознания, заложенная ещё во времена Ивана III. И здесь же суть конфликта с Западом, чьё самосознание связано с иными влечениями. Сколько бы ни обвиняли Россию или другие страны в дикости и агрессии, но это именно католики по сей день захватывают православные храмы, а никак не наоборот; это именно Запад под сфальсифицированными предлогами начинает войны там, где можно установить контроль за энергопотоками, открыть для себя новые рынки, продать оружие или присосаться к нефтяной скважине. Главное - вовремя сфальсифицировать факты, найти подходящее оправдание и обвинить другого. Именно так обстоит дело уже сотни лет. При этом Запад ещё и патологически неблагодарен: он не желает помнить ни роль СССР в борьбе с нацизмом, ни уничтожение Россией Наполеона, ни того, что Византия и Русь долгое время сдерживали натиск то арабов, то османов, то монголов, подарив тем самым Европе возможность развиваться и богатеть. Получив же такую возможность, ограбив всех, кого можно было ограбить, Запад с высокомерием и превосходством взирает на тех, кому обязан своим благополучием.

При всей своей внутренней неоднородности (католичество - протестантизм, спорные территории, сепаратизм, былые обиды и пр.) Запад создан из одного материала, это единое культурное и мировоззренческое пространство. Несмотря на то, что русский человек внешне не отличается от европейца, как, например, арабы или китайцы, устроен он во многом иначе, непонятно, а то и противоестественно для Запада, чьё восприятие России сформулировал У. Черчилль: «загадка, завёрнутая в тайну и помещённая внутрь головоломки».

Именно эта непонятность и стала причиной русофобии. Разные страны Запада сталкивались с Россией при разных обстоятельствах и в разное время, а потому характер, возникновение и распространение русофобии в разных странах имеет свои особенности. Так, например, русофобия французского толка настаивает на существовании российского деспотизма и российского агрессивного экспансионизма. Любопытно, что многие французские теоретики в России никогда не были, а утверждения свои основывали на рассказах разных иностранцев, побывавших в Москве во времена Ивана Грозного или несколько раньше. Правда, цели этих иностранцев не всегда были миролюбивыми, а восприятие не всегда лишённым предрассудков. Само собой, что посланники Ватикана описывали русскую жизнь таким образом, что ни у кого не оставалось сомнений: грех не окатоличить этих несчастных. Благодаря горе-путешественникам, за Россией до сих пор тянется слава дикой, деспотичной, отсталой и варварской страны. Какие бы зверства и дикости ни водились за европейцами, в собственных глазах они всё равно остаются цивилизованными и просвещёнными. И ни одна война, ни одно завоевание, где Запад умылся чужой кровью, не разрушили его самоуверенности.

Вскоре после смерти Петра Великого, в Европе появилось так называемое «Завещание Петра I», имеющее хождение и влияние вплоть до сегодняшнего дня. В мнимом завещании Пётр якобы призывал соотечественников к завоеванию Европы. Спустя время, перед походом на Восток Наполеон издал какую-то книжонку о чудовищной природе российской власти, тем самым объясняя и оправдывая свой неразумный замысел. И уже в то время, благодаря этим фальшивкам, родилась идея о санитарном кордоне между Европой и Россией. Но удивительнее всего то, что «просвещённая» Европа более склонна к навешиванию ярлыков, чем к изучению и правильному восприятию непонятных явлений. Стоит, например, представлениям русских о природе власти, о свободе, об устройстве общества или взаимоотношениях полов в чём-то разойтись с европейскими представлениями, как тут же всё объясняется варварством.

Если от французов пошло убеждение в генетическом рабстве и деспотизме каждого русского, то англичане внесли свой вклад в развитие русофобской мысли, выказав себя людьми практическими, не интересующимися отвлечёнными рассуждениями о неправильной генетике. Для Великобритании Россия стала удобной внешней угрозой, на борьбе с которой обычно спекулируют в парламентах. Кроме того Россия вольно или невольно составила туманному Альбиону конкуренцию во внешнеполитических делах; в частности, что касается доминирования в Азии, на Балканах, в Средиземном море. Опасаясь влияния России, британские политики XIX в. принялись её демонизировать и пугать весь мир пресловутой ныне «российской агрессией». В конце концов британская русофобия пришла к тому же, что и французская: Россия - страна деспотическая, агрессивная, отсталая и варварская. Но если Франция пришла к таким выводам из-за непохожести России на Европу, то Англия - из-за конкуренции в геополитике. Так что даже поддержку турецкого султана в войне с Россией Британия назвала «войной за христианские ценности».

К середине 80-х гг. XIX в. Англия так разошлась, что пособия по русофобии стали выходить в этой стране одно за другим. Основной подтекст каждого такого памфлета - опасения, как бы Россия не завладела Константинополем, Босфором, Дарданеллами и не потеснила бы Великобританию в Индии. Бедняжка Британия так разнервничалась, что в обличениях России сорвалась на истерику, после чего впала в паранойю, от которой не исцелилась по сей день, бесстрашно сражаясь с российскими шпионами то в кино, то на просторах Солсбери. А вот другой пример русофобской паранойи: всем хорошо известен «Дракула» Брэма Стокера, ставший рекордсменом по числу экранизаций. Но многие ли знают, что английский роман о трансильванском графе-вампире посвящён... России? Об этом писали западные исследователи, указывая на намёки, русские имена и анаграммы и отмечая, что Дракула - это собирательный образ России в представлении впечатлительного и трепетного британца. В конце романа, как все помнят, доблестные англичане уничтожают кровавое логово и расчищают от российского влияния отличный плацдарм на Балканах - Косово как предчувствие.

А чем же обогатил копилку русофобской мысли «сумрачный германский гений»? До расовой теории нацистов, в соответствии с которой русские зачислялись в недочеловеки, Германия не была рассадником русофобии. Дело изменилось в начале XX в., когда бурно развивавшейся Германии стало тесно в собственных границах, а соседняя необъятная Россия вдруг представилась недостаточно способной дать отпор в случае посягновения на её территории. И уже перед Первой мировой войной Германия, утвердившись в собственном культурном и экономическом превосходстве, принялась тиражировать идеи о русском дикарстве, о бедности, о безграмотности, об азиатчине и чуждости цивилизации, о бестолковости русской многонациональной государственности, о варварском иррационализме. И вновь всё свелось к одному и тому же: за критикой панславизма и российской агрессии прятался пангерманизм и захватнические планы Германии. Мало-помалу словоблудие на тему об исключительности немецкого государства и немецкой культуры привело к тому, что Гитлер провозгласил: «Мы, национал-социалисты, <...> хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше старое развитие 600 лет назад <...> и определённо указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. <...> Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены». А тут, как нельзя кстати, Россия стала советской, и борьба с «большевистской заразой» в головах неугомонных европейцев обрела ореол святости, встав в один ряд с необходимостью освобождения Гроба Господня или поиска Чаши Грааля. Никогда прежде Россия не подавала такого прекрасного повода быть уничтоженной. Антибольшевизм стал самой изощрённой формой русофобии, с лихвой оправдывающей любые антироссийские выпады. Стоило исчезнуть СССР, и русофобия вернулась в европейский обиход в своём чистом, неразбавленном виде. Только теперь первую скрипку в русофобском оркестре стали играть США.

Американцы не просто синтезировали все прежние европейские наработки, но и сделали то, что они умеют делать лучше всех - распространили по всему миру и заставили поверить. Весь мир знает McDonald's, Coca-Cola и Hollywood. И чем ниже развитие страны, чем ниже уровень образования, тем выше доверие к этим образцам американской, с позволения сказать, культуры. С помощью Hollywood`а американцы вынудили весь мир поверить немецким послевоенным вракам о равноценности нацизма и коммунизма, о вторичности нацизма по отношению к коммунизму. Ведь немцы, по понятной причине, вскоре после войны принялись усиленно тиражировать идеи о том, что Сталин хуже Гитлера и что именно Россия ответственна за преступления нацизма.

Как и Германия когда-то, США заявляют сегодня о своей исключительности; как и Франция, они борются за свободу и демократию против деспотизма и рабства; как и Англия, стремятся к завоеванию мира, расширению своего влияния и господству на море, о чём американский адмирал А. Мэхэн ещё в конце XIX в. говрил: «Могущество на море необходимо прежде всего ради торговли, дабы она следовала наиболее выгодными путями. Оберегать торговлю и содействовать ей должна военная мощь».

Считается, что кроме Мэхэна американцы прислушиваются к английскому геополитику Х. Маккиндеру, убеждённому в англосаксонском превосходстве и необходимости владения Хартлендом для управления миром. Под этим самым Хартлендом Маккиндер понимает не что иное, как Восточную Европу и Россию. Позже, правда, американцы несколько «отрихтовали» теорию Хартленда, решив, что важнее утвердиться в Римленде, то есть по дуге Западная Европа - Ближний, Средний и Дальний Восток. Но Россия от этого не перестала быть помехой на пути к мировому господству, причём помехой, которую необходимо всё время сдерживать. Поэтому нет ничего удивительного, что с исчезновением СССР Россия не перестала быть врагом, которого необходимо изолировать, а в идеальном случае - расчленить, поскольку иначе контролировать такую огромную территорию невозможно. Но для того чтобы контролировать, расчленять, изолировать и сдерживать, нужны какие-то веские основания. А веские основания может дать только русофобия, то есть взгляд на Россию как на непреодолимо враждебное и опасное образование.

Суть современной американской, а значит, повсеместной русофобии выразил британский политолог и журналист А. Ливен, отметив, что «современная русофобия коренится не в идеологических противоречиях, а в прискорбно распространённой национальной розни. В этой архитектонике ненависти выборочные или вовсе подложные исторические "факты" о "враждебной" стране, её культуре и расовой природе вырваны из контекста и встроены в готовые интеллектуальные схемы для предъявления противной стороне обвинений в извечной порочности. При этом любые контраргументы или воспоминания о собственных преступлениях подавляются».

Сегодня антироссийское лобби в США весьма многочисленно и могущественно. А вот пророссийских политических сил в Америке нет. Россия снова на весь мир объявляется деспотичной, авторитарной, отсталой, агрессивной... Именно от влияния этой ужасной России Западу приходится спасать бывшие республики СССР, устраивая там цветные или цветочные революции и помогая отстаивать свободу и европейский выбор. Прибалтика, Закавказье, Украина... Запад успешно добился давным-давно поставленных целей, оторвав от России (pardon, оказав помощь в освобождении от российского гнёта) стратегически важные регионы.

Возвращаясь к интервенции, зададимся вопросом: что может остановить Запад на пути к разрушению и грабежу, особенно присвоению того, что плохо лежит? Только сила. И не будь в России, охваченной хаосом, большевиков, Запад выдумал бы другой повод для расчленения огромной территории, для вывоза пушнины и селёдки, золота и льна. Сегодня мы имеем непреходящее удовольствие наблюдать за уловками Запада, однообразие которых свидетельствует о том, что Запад не то, что загнивает, но, пожалуй, дряхлеет. Однотипные фальшьповоды для начала войны, однотипные обвинения неугодных лидеров в однотипных преступлениях... По крайней мере, раньше он был более изобретателен. Вспомним хотя бы «нападение» Вьетнама на эсминцы «Мэддокс» и «Тэрнер Джой», поджог Рейхстага, интервенцию в Россию, десанты перед вторжением на Кубу... Что же тут удивительного, что и Пёрл Харбор, и 11 сентября 2001 г. представляются многим обычной и привычной провокацией. Весь мир давно уже знает: в достижении своих целей Запад ничем и никогда не гнушается.

 Повод может быть каким угодно - нелепым, неправдоподобным, наглым - это не имеет никакого значения. Такова природа западной цивилизации, изменить которую никому не под силу. Это не значит, что русская цивилизация, созданная, как и на Западе, разными народами, лишена недостатков. Нет никакой необходимости в сотый раз повторять, что «мы ленивы и нелюбопытны», что «русский человек задним умом крепок» и пр., пр., пр. - речь не об этом. Пример начавшейся сто лет назад интервенции должен лишний раз напомнить о том, что Россия не может стать Западом без полной перед ним капитуляции и не может быть другом Западу. Попытки и того, и другого приводят народы России к бедам и поражениям. Запад - это сложившаяся система, и встроиться в неё чужеродному организму, каковым и является Россия, можно только на правах подчинённого и никогда на правах равного.

Немало политиков на Западе призывают к диалогу с Россией, к налаживанию отношений, что, конечно же, рано или поздно произойдёт. Вот только остаётся вопрос: надолго ли их хватит, сможет ли Запад быть постоянным партнёром, а не волком в овчарне, уверяющим ловчих:

Друзья! к чему весь этот шум?

Я, ваш старинный сват и кум,

Пришёл мириться к вам, совсем не ради ссоры;

Забудем прошлое, уставим общий лад!

А я, не только впредь не трону здешних стад,

Но сам за них с другими грызться рад...

К слову, басню И.А. Крылов написал по поводу желания Наполеона вступить в мирные переговоры, отклонённые затем М.И. Кутузовым.

Но если ни за сто, ни за двести, ни за тысячу лет так и не получилось «уставить общий лад», то что же изменилось сегодня? Даже сейчас, пока мы благодушно вспоминаем интервенцию столетней давности, немецкая газета «Die Welt» деловито рассуждает об участи постпутинской России, нисколько не сомневаясь, что стоит пообещать русским «безвиз», как они с радостью откажутся и от Крыма, и от Донбасса, и от поддержки всех мятежных республик, включая Сирию, и от влияния на постсоветском пространстве. Так сколько ещё должно быть западных нашествий, чтобы Россия наконец поняла, что самой историей обречена на самодостаточность?..