С радушием и русским гостеприимством
принимала игуменья Тамара и сестры первых паломников. По прибытии на Елеон
некоторым молодым мужчинам из числа паломников не терпелось взобраться на
монастырскую колокольню, именовавшейся «русской свечой». С ее высоты открывался
впечатляющий вид Святого Града Иерусалима и его окрестностей. Некоторые
паломники уверяли тех, кто стоял у подножия колокольни, что с нее «можно
обозревать было почти круговую панораму Святой Земли». «...Ветер реет в широких
окнах, когда поднимаешься по винтовой лестнице, срывает, пытается сбросить с
огромной высоты. Один за другим опускаются мимо, в колодезь башни, тяжелые
колокола со славянской вязью. Каким образом дотащили их сюда! Колокольня гудит.
Кажется, вот все рухнет, такое жуткое ощущение высоты, когда посмотришь в
очередное окно на крошечные деревья и дома, что остались где-то там, на земле;
на верблюдов величиной с блоху, проходящих гуськом по Иерихонской дороге. Но
вот ограда последнего этажа. Ветер безумствует. Внизу тихо и душно, а тут, как
буря. И вот Палестина перед вами, весь Иерусалим, как на ладони, узенькие
ленточки дорог, проходящие среди холмов, и кубики арабской деревушки, и
песчинками ставшие надгробья Иосафатовой долины, и оливы, и кипарисы, и
далеко-далеко, среди лунного пейзажа Иудейской долины, голубое Мертвое
море...», - так писал об елеонской колокольне известный в русской эмиграции литератор Антонин
Ладинский, опубликовавший в 30-х годах в Софии свои воспоминания о Палестине.
«Здесь настоящий русский уголок», - эти слова тоже принадлежат Антонину Ладинскому, чье творчество было знакомо и
матушке Тамаре. В порядке исключения она разрешала смелым паломникам в
сопровождении дежурной «звонарки» подниматься на колокольню. Они восхищались ловкостью молодой монахини, раскачивающей
тяжелый нижний колокол и все другие колокола. По рассказам монахинь Екатерины
(Самара), Христины (Диаб) и Феоктисты (Ягнам), в 50-60-е годы обычно только
архимандрит Димитрий, «обладавший феноменальной памятью и красивой речью»,
выступал перед паломниками в роли рассказчика об истории доставки в 1885 году
на Елеон самого большого колокола. Это подарок
русского купца Александра Васильевича и его сына Василия Александровича
Рязанцевых из Соликамска. Отлит колокол
был в 1883 году Ксенофонтом Веревкиным - талантливым мастером литейного дела на
Финляндском заводе. Рассказывают, что более ста мужчин-паломников в течение
недели тащили этот колокол из Яффской пристани в Иерусалим. Отец Димитрий
подробно рассказывал паломникам о том, как иерусалимские жители торжественно
встречали в городе этот русский колокол-гигант.
Паломники задавали батюшке массу
вопросов о том, как возносили колокол-богатырь
на гору Елеон и как
потом его устанавливали на
монастырской колокольне. В рассказ батюшки иногда вступала и матушка Тамара.
Паломники слышали из ее уст краткие истории возведения колокольни и главного
храма на Елеоне, а также изготовления
красивого иконостаса. Всем гостям Елеонского монастыря хотелось под диктовку записывать рассказ матушки о
содержании отлитой на огромном колоколе надписи, чтобы потом в своих приходах
рассказывать об увиденном и услышанном на Елеоне. Матушка знала желания паломников, поэтому заблаговременно
перед приездом в монастырь очередной группы гостей просила старшую сестру
Феоктисту подготовить с помощью юных воспитанниц десятки тетрадных листков с
одним и тем же текстом. Детским старательным почерком на листках была выведена
такая надпись: «Пожертвован в Святый Град Иерусалим на Святую Гору Элеонскую ко
храму Вознесения Господня... Лит в царствование благочестивейшего
самодержавнейшего великого государя императора Александра III Александровича
при супруге его благочестивевшей государыни императрицы Марии Федоровне, при
наследнике его благоверном государе цесаревиче и Великом Князе Николае
Александровиче, при председателе попечительства православного общества Великом
Князе Сергее Александровиче и при начальнике русской миссии в Иерусалиме
архимандрите Антонине...»
В 50-х годах первых паломников матушка Тамара принимала в гостиной игуменского
корпуса. По воспоминаниям современников,
игуменская представляла тогда собою «большую парадную приемную».
Передняя стена была вся увешана большими старыми иконами в окладах и киотах. На
остальных стенах портреты государей, государынь, архиереев, начальников Русской
духовной миссии, елеонских игумений и др. Посредине - большой длинный стол во
всю комнату. Вдоль стен - мягкая старомодная мебель в белых чехлах с вышитыми
полотенцами на них. Перед диванами - овальные столики, покрытые вязанными на русский
манер скатертями. В углах игуменской находились в огромных кадках разросшиеся
почти до потолка фикусы [1]. К рождественским праздникам здесь устраивали
новогоднюю елку, где присутствовали воспитывавшиеся в монастыре арабские дети,
сестры и почетные гости обители.
Среди самых ближайших помощниц матушки в игуменской были молодые монахини и
послушницы арабского происхождения. Игуменское послушание несли в разное время
и три пожилые русские монахини, прибывшие на Елеон еще из дореволюционной
России. Одна из них, вспоминала старшая сестра Феоктиста, «была очень опытной
поварихой», чьи «постные и праздничные блюда, приготовленные по старинным
русским рецептам, всегда хвалили высокие гости».
В игуменском корпусе располагалась и келия матушки Тамары, а ее стены,
вспоминала одна из ее келейниц, украшали фотографии родителей, братьев и
портреты государей российских, в том числе новомучеников императора Николая II
Александровича с детьми и императрицы Александры Федоровны. В настоящее время в
России сохранился текст письма от 17 августа 1915 года на имя «Дорогого Дяди
Ники» (так называла в письме императора Николая II 25-летняя Татьяна
Константиновна. - Примечание автора). В письме есть такие строки: «...При каждом
известии войны моя бессловесная мольба да укрепит Тебя Господь прежде всех и
радует сердцу Твоему мир и уверенность воздвигнуть Родину нашу от
опасности»[2]. Здесь же (с. 393) княгиня писала императору Николаю II: «Моя
жизнь сложилась так, что благодарность Тебе не сходит с моих уст. 24-го
(августа. - Примечание автора) минет 4
года со дня нашего венчания - дня счастливейшего, дарованного Тобою. Весною
1914 г. Ты пожаловал нас и командировкою моего мужа в Крым, сократил нам тягостную разлуку.
Радостно, хотя кратко, было наше супружество, когда Богу стало угодно взять к
Себе Костю, но благодаря Тебе, ему возможно было отдать жизнь свою там, куда
влекло его сердце, среди славных уроженцев далекого родного ему Кавказа. Теперь
я пишу потому, что сердце переполнено новою Твоею милостью. Помимо великой материальной
поддержки, назначенной мне Тобою, которая позволяет мне устроиться
самостоятельно и даст даже возможность купить дом (Дяденка [т. е. великий князь
Дмитрий Константинович. - Примечание
автора] осмотрел для меня на Каменном о[стро]ве
деревянную дачу - особняк с
садом) помимо всего этого, я вижу особое благоволение в том, что единовременное
пособие и пенсия эта даруется мне Тобою
за заслуги возлюбленного мужа моего, освященные его бесстрашным подвигом и
смертью на бранной сечи за Тебя и
Отчизну».
На горе Елеон матушка Тамара
возносила молитвы обо всех членах царской семьи и погибших своих
родственниах. В день расстрела императора Николая игуменья была очень замкнута, мало с кем
общалась и запиралась в уединенной келии. «...Не смыть всем водам яростного моря // Cвятой елей с монаршего чела. // И не
страшны тому людские козни, // Кого Господь наместником поставил...» (У.
Шекспир). В своей келии игуменья молилась об упокоении своих близких родных и
о царственных предках, поминала и умершую в младенческом возрасте свою первую
сестру «Наталию («Натуся»; 10 марта - 10 мая 1905 года), в память о которой
была позже названа ее дочь - княжня Наталия.
Перед алтарем соборного храма и в келии матушка Тамара молилась о спасении Российского Отечества и его
православных людях. Как истинная дочь своей Родины она молилась о России и
преследуемых там властями представителей духовенства и всех православных
верующих, переживала за измученных русских людей в изгнании и за всех чад
русского рассеяния, верила в возрождение в России. Приведем фрагмент письма от
15 марта 1918 года, где 28-летняя княгиня Татьяна Константиновна не без грусти
рассказывает великой княгине Татьяне Николаевне, дочери императора Николая, об
одном «предсказании»: «...Россия, Россия, когда же она воспрянет. Крепко верю,
что это будет. Мы увязли в грехах, но где, в какой стране было и есть таких
подвижников и угодников... «Умом Россию не понять, в Россию можно только верить».
Мне нравится следующее предсказание о том, как война кончится ( Первая мировая
война. - Примечание автора). Царица Небесная поглядит, поглядит, да скажет,
«дурачки вы, дурачки русские, ничего-то вы не умеете, уж так и быть, спасу Я
вас еще один раз» [3].
В Мюнхенском архиве хранится редкая фотография скромного иконостаса начала 50-х
годов в елеонской келии матушки Тамары. Здесь находились деревянный крест,
Евангелие, иконы Божией Матери, маленькие иконки-складни, привезенные еще из
России, и др. В углу келии висели бумажные и картонные копии икон «Одигитрии»,
«Неопалимой Купины», «Исцелительницы», «Скоропомощницы» из Гефсиманской
обители. К ним позже добавлены иконы Божией Матери «Елеонской Скоропослушницы»
и «Взыскание погибших», врученные в дар матушке архимандритом Димитрием 14
сентября 1951 года.
«У подавляющего большинства сестер кельи были чистыми, - вспоминал епископ
Серафим. - В красном углу всегда множество икон - целый иконостас. За
занавеской - маленькая кухня, где на табурете стояли примус или керосинка. Если
у сестры был примус, это был явный показатель того, что его владелица была в
состоянии прирабатывать или у нее есть родственники и знакомые, которые
поддерживали ее материально» [4]. Многим елеонским сестрам уже было далеко за
70 лет, поэтому епископ Серафим называл их «Божиими старицами» и «мудрыми
девами, у которых «светильники полны чистого благовонного молитвенного елея».
Сохранились воспоминания и о том, как игуменья Тамара и все елеонские сестры,
выйдя из своих домиков и отдельных келий, встречали в начале 50-х годов в
монастыре священнослужителей из Русского Зарубежья. Так, известный нам епископ
Серафим был очень растроган самой первой сердечной встречей, какую в начале
ноября 1952 года устроили ему матушка Тамара и елеонские сестры. Взволнованная
и плачущая от радости, она встречала его с хлебом-солью у открытых монастырских
ворот. Она даже не смогла сказать приветственное слово и только молча подала
владыке хлеб-соль. Высокий гость тоже был очень взволнован: «вот уже 14 лет
никого из высшего духовенства не было в этой обители». Далее у епископа
Серафима читаем: «...По бокам у нее [игуменьи] - монахини и дальше виден
длинный строй монашеского воинства в два ряда, один против другого. Облачают
меня в мантию. Ведут со славой в церковь. Монахини, стоящие в два ряда,
кланяются в пояс, пропускают и потом следуют за нами. Их много, ибо вкупе
собрались на встречу инокини и насельницы трех русских обителей в Иерусалиме:
Елеона, Гефсимании и Вифании. Гудят, поют колокола. Великий встречный звон «во
вся тяжкая». ...У дверей храма ждет меня духовенство, во главе с архимандритом
Димитрием.... Начинается торжественный молебен. Умилительно поют два монашеских
больших хора. Море монашествующих. Вся церковь - иноческие клобуки или
шапочки-скуфейки послушниц. До двухсот человек. Как будто воскресла святая
Русь! Впечатление совершенно исключительное!» [5].
Владыка Серафим заметил, что игуменья Тамара «старается из более молодых и еще
работоспособных cестер устроить нечто вроде полуобщежития». Иногда сестры
работали осенью и на общих послушаниях, особенно в пору сбора урожая оливок. В
монастыре росло несколько сотен масличных деревьев. Половина собранного урожая
предназначалась для монастырских нужд, а другую половину делили между сестрами.
При хорошем урожае «каждой монахине доставалось почти по ведру маслин» [6]. Не
взирая на многие экономические трудности, «богослужение на Елеоне поставлено на
очень большую высоту, - писал епископ Серафим. - Вечернее богослужение
продолжается в будние дни более трех часов, а всенощные под воскресные и
праздничные дни - четыре часа и более. Утреннее богослужение: полунощница, часы
и литургия, также весьма продолжительно. Помянники вычитываются не только на
проскомидии, но частично и на литургии, на сугубой ектенье. Все службы поет
хор, в праздники - на два клироса. Большинство сестер присутствуют на всех
богослужениях...»
Подводя итог рассказу о жизни Елеонской обители, владыка подчеркнул: «Хорошо
молятся на Елеоне, и, верится, что доходчива до Бога молитва смиренных инокинь.
Большое и святое русское церковное дело творится на любимой Господом, во время
Его земной жизни, Елеонской Горе. Горит там неугасимая лампада за страждущий,
до конца измученный русский народ. Бог в помощь матери игуменье, духовенству
обители и сестрам!»[7].
Литература
[1]. См.:Серафим (Иванов), архиепископ. Паломничество из Нью-Йорка в Святую
Землю (Через Рим, Афины, Константинополь, Бейрут - на самолете), США, 1952. -
Интернет-журнал «Инок», 2008, N 3
[2]. См.: Княжна императорской крови Татьяна Константиновна (1890†1979):
Биография и документы /Сост.Т.А. Лобашкова. - М., 2015, с. 394.
[3]. Там же.
[4]. См.: Серафим (Иванов), архиепископ. Паломничество из Нью-Йорка в Святую
Землю (Через Рим, Афины, Константинополь, Бейрут - на самолете), США, 1952. -
Интернет-журнал «Инок», 2008, N 3
[5]. Там же.
[6]. Там же.
[7]. Там же.
[8]. Там же.
Продолжение следует