Волынь

Одним из самых своеобразных регионов Украины является Волынь. Целую тысячу лет жители Волыни упорно боролись за сохранение свой русскости, в начале XX столетия Волынская губерния была оплотом партии Союз Русского Народа и отличалась истинно-русскими настроениями. Но в двадцатилетие между мировыми войнами Волынь была украинизирована, и до нашего времени остается «жовто-блакитной» областью Украины, хотя проявляется это не столь ярко, как в Галиции.

Исконная земля Руси

Расположена Волынь в верховьях Западного Буга и притоков Припяти. Леса и болота, патриархальный уклад жизни, некоторая медлительность, искренние душевность и простоватость людей - все это было свойственно Волыни и в прошлом и по сей день. Впрочем, есть на Волыни и Кременецкие горы, отроги Карпат, отделяя бассейн Черного моря от бассейна Балтийского. Земли Волыни очень плодородны, и традиционно волынские черноземы давали земледельцам богатые урожаи зерновых. По берегам рек тянулись луга, что весьма способствовало скотоводству. В летописные времена Волынь славилась и богатым животным миром. Водились туры (зубры), олени, бобры, медведи, лисы. Северная часть, т.н. Волынское Полесье представляет собой сплошные топи. Впрочем, Полесье как особый этнографический регион необходимо рассматривать отдельно.

Волынь может относиться и к Правобережной Украине, и к Западной Украине, но фактически всегда была как бы в стороне. Волынь занимает территории современных Волынской и Ровенских областей, хотя их северная часть относится к Полесью. Исторически также к Волыни относятся западная часть Житомирской области и северную часть Тернопольской и Хмельницкой областей. Наконец, исторически к Волыни в прошлом относились Холмская земля и некоторые другие области, расположенные западнее Буга, в Закерзонье. (Напомним, что так называли территории, находящиеся западнее «линии Керзона», по которой проходила довольно условная линия этнического разграничения восточных и западных славян).

Волынь была заселена славянами с глубокой древности. Вероятно, земли Волыни являются частью исторической прародины славян. Несомненно, славяне жили здесь еще до нашей эры[1]. Летописцы упоминают племена дулебов и бужан, а затем и волынян. Дулебы вели во второй половине VI века (примерно в 561 году) войну с аварами, в которой потерпели поражение. Летописец описал издевательства аваров над дулебами, когда авары впрягали женщин славянского племени дулебов в свои колесницы. Древний летописец отметил, что «бяху бо обры телом велице, а умом горды». Но именно гордыня и погубила их: «и истребил их Бог - и умерли все, и ни остался ни один обрин.. и есть притча в Руси и до сего дня: погибоша аки обре, их не несть ни племени, ни наследка...».

Название Волынь происходило от города Волынь (или Велынь), расположенного примерно в 20 км от современного города Владимир-Волынский при впадении реки Гучвы в Западный Буг. В настоящее время территория вокруг исторического города принадлежит Польши, и на месте города Волыня находится населенный пункт Гродек Надбужный. Племя волынян оставалось достаточно многочисленным, культурным и богатым. Анонимный баварский географ IX века писал, что у волынян насчитывается 70 укрепленных городов. В X веке у волынян были города Луцк (Луческ), Бужск, а впоследствии - Брест, Дорогочин, Пересопница, Холм, Кременец и др. Волыняне участвовали и в заселении земель, расположенных севернее.

Волынь и волыняне вошли в состав Киевской Руси при правлении князя Владимира около 988 года. Князь в ознаменовании своей победы и с целью укрепления власти над краем построил город Владимир-Волынский недалеко от старого города Волыни. Владимир расположен при впадении реки Смочи в реку Луг, на правом берегу Луга, среди болот, что имело большое значение для обороны.

Непосредственно Волынь стала уделом Всеволода, сына Владимира, за тем уделом Святополка Окаянного. Волынь благодаря плодородию почв считалась весьма важным уделом. В период усобиц после смерти Владимира Волынь стала полем битв между Святополком и поддерживавшим его польским королем Болеславом и Ярославом Мудрым, который и одержал победу. После Ярослава Мудрого в 1054 году Волынь досталась в удел Игорю Ярославичу. Правда, уже через 2 года Игорь стал княжить в Киеве, а на Волыни утвердились потомки Ростислава Владимировича, внука Ярослава Мудрого. С 1118 года на Волыни утвердились потомки Владимира Мономаха.

Примерно в 1078 году Волынское княжество стало практически полностью независимо от Киева. В XII веке Волынское княжество стало одним из самых сильных на Руси. Земли княжества простирались дальше, чем современная историческая область Волынь. Под властью Волынских князей находилась Берестейская земля (с главным городом Берестье, ныне - Брест) и земли, заселенные балтским племенем ятвягов. Показателем процветания Волынского княжества был величественный Успенский собор, построенный при князе Изяславе Мстиславовиче во Владимире-Волынском. Согласно Никоновской летописи, в 1160 году «князь Мстислав Изяславич расписал святую церковь во Владимире Волынском и украсил ее дивно святыми и дорогими иконами и вещами многими чюдными и священными сосудами златыми и серебряными, с жемчугом и с каменьем дорогим». Предание и называет собор Мстиславским. Этот собор по ширине был равен церкви св. Софии в Киеве, а по длине превосходил ее. Под храмом обнаружены шесть великокняжеских и две епископские гробницы, остатки фресок и т. д.[2] Кроме Успенского собора, во Владимире-Волынском существовали и другие храмы. Археологами найдены остатки еще семи древнерусских храмов.

В политической жизни города большое участие принимали горожане. Владимирское вече уже в конце XI столетия заставило князя Давыда подчиниться своим решениям[3].

Впрочем, постепенно само Волынское княжество стало дробиться на уделы. По летописным свидетельствам, существовали удельные Луцкое, Холмское, Белзское, Острожское, Городненское, Степанское княжества. Само появление этих удельных княжеств было показателем развития волынских городов.

Так, Луцк, ранее племенная столица лучан, превратился в киевскую эпоху в крупный город, о чем свидетельствуют сохранившиеся до наших дней фундаменты древних церквей (в частности, церкви Иоанна Богослова построенной примерно в 1175 году), в его окрестностях. Бужск, также ранее племенной центр племени бужан, находившийся на границе с Галицким княжеством, не достиг такого влияния, как Луцк, но все же в нем были свои удельные князья. Город Пересопница впервые упоминается под 1149 году. Название своё город получил, по-видимому, от земляного укрепления - «переспа». Город был хорошо укреплён, в нём сидели особые князья из числа младших членов княжеских родов. Важным городом волынской земли был Дорогобуж. В 30х гг. XI века Ярославом Мудрым был построен хорошо укрепленный Сутейск (ныне - на территории Польши). Детинец Сутейска прямоугольной формы был окружен валом высотой свыше шести метров. В XI-XIII веках на Волыни поднялись города Дубно, Острог, Кременец.

В городах и при храмах существовали школы. Так, в Татищевской летописи под 1097 годом приводится рассказ некоего Василия о том, как он ездил во Владимир-Волынский для инспекции тамошних школ и наставления учителей[4].

Волынский князь Роман Мстиславович в 1199 году захватил Галицкое княжество, результатом чего стало рождение объединенного Галицко-Волынского княжества. По своим размерам объединенное княжество Волыни и Галичины превосходило многие королевства Европы. Роман Мстиславович правил лишь до 1205 года, но оставил после себя весьма крепкое и богатое государство. После гибели Романа в битве с поляками последовали годы усобиц, но все же молодой князь Даниил Романович сумел отвоевать себе Волынь в 1221 году, и лишь после многолетних кампаний против поляков и венгров к 1234 году отвоевать еще и Галич. Сам Даниил оставил княжить на Волыни своего младшего брата Василько (1238-1269), с которым всегда действовал сообща.

В 1238 году Волынь подверглась вторжению Батыя. Были сожжены Каменец и Заславль, во Владимире-Волынском не осталось в живых ни одного человека. Как и везде на Руси, ордынцы встретили упорное сопротивление. Город Колодяжин монголам удалось захватить только обманом, а города Данилов, Холм и Кременец сумели отбиться. Впрочем, сказалось то обстоятельство, что силы монголов были уже изрядно ослаблены в более ранних военных кампаниях на Руси. Ордынские вторжения слабо задели Волынь по сравнению с полностью опустошенными землями южной Руси, но князь Василько и его наследник и преемник Владимир (1269-1289) платили хану дань и участвовали в татарских походах на Польшу и Венгрию.

Волынь потихоньку оживала. Восстанавливались сожженные монголами города, возникали новые (так, с 1283 года в летописях упоминается город Ровно). Показателем определенного культурного и хозяйственного развития Волыни является сохранившаяся до нашего времени в городе Каменец белая башня - Белая Вежа (построена в 1271-88 гг.), давшая название знаменитой лесной пуще. Ещё одна подобная башня сохранилась у села Столп на территории современной Польши. Во Владимире-Волынском сохранилась Васильевская церковь, построенная на рубеже XIII-XIV веков, уникальный пример древнерусского храма-ротонды.

Князь Владимир Василькович проводил политику привлечения иноземных колонистов в восстанавливаемые города. Так, во Владимире-Волынском жили «немцы, сурожцы, новгородцы и жидове»[5]. Под «немцами» понимались западноевропейцы любого происхождения, «сурожцы» - уроженцы Крыма армянского и греческого происхождения, «жидове» - евреи из Польши. Непонятно только, кто такие «новгородцы». Возможно, выходцы из Великого Новгорода, не пострадавшего от Батыева нашествия. Завещание князя Владимира Васильковича было прочитано в соборной церкви, куда он созвал «бояры володимерьския брата своего и местиче русци и немце»[6]. «Местич» - это позднейшее название горожанина. Таким образом, «местичи» были русскими и немцами - наглядное свидетельство этнических изменений волынских городов.

Развивалась и волынская литература. Во Владимире и Холме переписывались церковные книги и составлялись летописи. До нас дошло рукописное «Галицкое Евангелие поповича Евсевия», написанное в Холме в 1283 году и «Холмское Евангелие» (XIII-XIV вв.)[7]. Расцвет литературы падает на время княжения во Владимире-Волынском Владимира Васильковича, которого летописец называет «философом и книжником». Князь лично переписал несколько экземпляров «Апостола» и Евангелий.

Волынь под литовской и польской властью

На 1292 году обрывается Галицко-Волынская летопись, и поэтому историкам весьма сложно составить последовательный ход событий в княжестве в дальнейшем. В конце XIII начале XIV века Волынская земля подвергалась вторжениям литовцев, и была захвачена примерно в 1320 году. По договору с Польшей, Волынь в 1352 году была окончательно присоединена к Великому княжеству Литовскому. При этом Холм и Белз с уделами отошли к Польше. Один из последних представителей местной династии Дмитрий Михайлович Боброк уехал в 1360-е годы в Москву и позднее отличился в Куликовской битве, От него пошел род князей Волынских. Впрочем, первоначально для волынцев при переходе под власть Литвы мало что изменилось. Литовские князья рода Гедеминовичей, правившие Волынью, были православными и уважали местные русские порядки. Владимир-Волынский первым из русских городов получил в 1324 году Магдебургское право, центром литовской Волыни стал Луцк, где князь Любарт Гедеминович (умер в 1386 году) выстроил замок, почти без изменений сохранившийся до наших дней. В первой половине XV века Волынь была владением князя Свидригайло Ольгердовича, лидера православных магнатов Литвы. Сам Свидригайло был довольно отвратительной личностью. Как политик, он прославился своей аморальностью и беспринципностью в борьбе за власть, но православию он не изменял никогда. И не случайно Свидригайло всегда имел поддержку на Волыни. И не случайно дал фамилию Свидригайлов одному из персонажей «Преступления и наказания» - законченному мерзавцу, оказавшегося, тем не менее, способному делать и доброе дело.

В XV-первой половине XVI веков на Волыни существовали самостоятельные русские княжества, формально признающие верховный сюзеренитет Великого князя Литовского. Определенный подъем переживали города. При этом, в отличие от Галицкой земли, в которой русины стали меньшинством городского населения, на Волыни города сохраняли русский характер. Правда, в волынских городах все более росла доля еврейского населения.

С конца XV века католицизм и полонизация получили распространение на Волыни. Вольная жизнь магнатов и шляхты весьма привлекала волынских князей и бояр. Впрочем, и православные иерархи не могли устоять перед «золотой вольностью» высших слоев Польши и Литвы. Луцкий и Острожский епископ Кирилл Терлецкий вел праздную жизнь магната, даже вел частные войны против своих соседей. Неудивительно, что Терлецкий стал одним из инициаторов унии с папством. Впрочем, еще целое столетие Волынские магнаты были преимущественно православными, и только после 1569 года, после слияния Польши и Литвы в Речь Посполитую, господствующий класс Волыни стал полностью католическим. Князья Острожские, Чарторыйские, Корецкие, Любецкие, Сангушко, Четвертинские, Массальские, Огинские, Ходкевичи, Хребтовичи, Воловичи, Корсаки и другие волынские княжеские роды, потомки Рюрика и Гедемина, приняли католичество и ополячились.

Конечно, произошло окатоличевание волынских князей не сразу. Боролся за православие крупный магнат князь Константин Острожский. В своем городе Остроге он в 1576 году создал Академию - первый университет на русских землях. Первым ректором Академии был Герасим Смотрицкий, крупный публицист и педагог, отец создателя русской грамматики Мелетия Смотрицкого. Одновременно князь Острожский открыл типографию, в которой работал, в частности, московский первопечатник Иван Федоров. Он в 1581 году издал «Острожскую Библию» невероятным для той эпохи тиражом в 1500 экземпляров. Греческий аутентичный текст Библии специально привез в Острог крупный церковный деятель греческих земель Дионисий Ралли (в миру - Дионисий Палеолог, представитель последней династии византийских императоров).

Но после смерти князя в 1608 году его наследники перешли в католичество и ликвидировали все дела своего предка. Академия пришла в упадок и закрылась, типография была передана униатам. Князь Константин Острожский среди волынских князей был исключением, остальные магнаты Речи Посполитой на Волыни не желали иметь ничего общего с верой своих крепостных.

Постепенно на Волыни, как и по всей Малороссии, сложилась положение, когда господа считались поляками, говорили по-польски и исповедовали католицизм, а крепостные «хлопы» оставались верны своему языку и вере. Своего рода посредниками между панами и хлопами стали евреи. Они занимались торговлей и ростовщичеством. Кроме того, евреи часто были управляющими панскими имениями, часто выступали в роли их арендаторов. Они не только следили за выполнениями крестьянами всех феодальных повинностей, но даже имели право предавать провинившихся крестьян смертной казни[8]

Восстания Наливайко, Хмельницкого и другие социальные движения Малороссии на Волыни имели массовую поддержку населения, но для самого края не имели никаких последствий. Крепостное право на волынских плодородных землях носило особенно жестокий характер. Города были заселены евреями и в меньшей степени ополяченным мещанством. Русское крестьянство, однако, сохраняло свой язык и веру. Упорно сопротивлялись католицизму Иово-Почаевская Лавра, Дерманскй монастырь, но постепенно и они попали в руки униатов. Уния распространилась на Волыни только в 1711 году, причем обряд оставался византийским, не воспринимая никаких латинских новшеств.

Общий кризис Речи Посполитой со второй половины XVII века отразился и на Волыни. Пришли в упадок волынские города. 9/10 городов были частновладельческими, в которых мещане были фактически приравнены к крепостным. Торговля и ремесла в таких городах работали на обслуживание панского двора. Остальные города, именовавшиеся «свободными», также переживали упадок, сокращалась численность населения, при этом немалая часть жителей «свободных» городов относилась к зависимым категориям населения, неподвластную магистратам. Постепенно волынские города превратились в еврейские местечки.

Основными очагами хозяйства и культуры стали панские усадьбы. Магнаты и шляхта на Волыни были людьми весьма амбициозными, считая себя столпами Речи Посполитой. Не случайно именно волынские паны активно участвовали в восстании барских конфедератов против короля Станислава-Августа Понятовского, когда тот пытался дать равные права «диссидентам» (то есть всем некатоликам) и ограничить произвол магнатов. Когда же в Польше т.н. Четырехлетний сейм провозгласил 3 мая 1791 года конституцию, то именно волынские магнаты активно выступили в защиту старых «вольностей» Речи Посполитой. И конец Речи Посполитой был предрешен господством такой магнатской олигархии.

Волынская губерния Российской империи

В 1795 году после третьего раздела Речи Посполитой Волынь вернулась в состав единого Русского государства. На землях Подолья и Волыни, по переписи 1795 года, общая численность крестьян составляла - 2 млн. 946 тыс. чел. Из них крепостных - 2 млн. 511 тыс. или 85%. (Для сравнения, в 1795 году общая численность крестьян Великороссии - 20 млн. 689 тыс. чел., из них крепостных - 12 млн. 223 тыс. или 59%, причем подавляющая часть крепостных была в губерниях, прилегающих к Москве и Петербургу). Таким образом, нигде крепостничество не было столь массовым и не выглядело настолько похожим на плантационное рабство, как в правобережной Украине. Это, разумеется, не мешало польским авторам писать о гибели «свободы» вместе с Речью Посполитой. Почти все крепостные и сразу после 1795 года остались под властью польской шляхты.

Уже в 1794 году, то есть до окончательного воссоединения Волыни с Россией, местные польские помещики пытались поднять восстание, примкнув к восстанию Костюшко. Впрочем, на Волыни восстание было очень быстро усмирено, прием главную роль сыграли даже не действия русских войск, а страх перед всеобщим восстанием крестьян, которые собирались истребить всю шляхту (а заодно и евреев)[9]. Угроза того, что на Волыни может случиться нечто вроде Уманской резни 1768 года, подействовало отрезвляюще на поляков. И неслучайно один волынский помещик писал: «В некоторых отношениях теперь нам лучше, чем в польское время; в значительной мере мы имеем все, что давала нам отчизна, но мы не несем тягот и опасностей Уманской резни. И хотя без Польши, мы находимся в Польше и остаемся поляками»[10].

Волынские земли составили Волынскую губернию со столицей в Житомире площадью 71 851 км2. Жителей Волынской губернии в 1805 году насчитывалось 1 073 459 человек. Население быстро росло, несмотря на высокий уровень смертности, несколько опустошительных эпидемий и масштабные переселения в Сибирь. К 1881 году население Волынской губернии достигло 2 050 929 чел., в 1897 году - уже 2,3 млн.

В первые десятилетия российской власти на всем Правобережье Днепра, казалось, сохранялись времена Речи Посполитой. Примерно 7 тысяч польских помещиков владели к середине XIX века 3 миллионами «душ» крепостных. До 1839 году существовала униатская церковь. Волынская губерния в этом смысле не отличалась от Подольской и Киевской правобережных губерний. Сохранив почти полностью всю полноту экономической власти, польские помещики пытались себе власть политическую, как во времена Речи Посполитой. С этой целью началась массированная полонизация (ополячивание) местных малороссов. Главным орудием этого стала система просвещения. Вплоть до пореформенных времен местное образование находилось в руках католической церкви и попечителей из числа местных польских помещиков. Русских школ не было вовсе. На государственные средства в школах западных губерний откровенно пропагандировались русофобию и «полонизм». Доходило до таких трагических парадоксов, как использование польского языка в качестве основного языка преподавания в православных духовных семинариях на правом берегу Днепра. В первой половине ХIХ века для украинца и белоруса получение образования означало принятие католичества и ополячивание. Не случайно через несколько десятилетий после падения Польши ополячивание восточных славян шло несравненно более быстрыми темпами, чем за несколько веков пребывания в составе Речи Посполитой. Из числа ополяченных восточных славян и литовцев вышел целый ряд вождей польского националистического движения и большинство деятелей культуры.

«Полонизм» был привлекателен и для многих русских дворян в западных губерниях. Деятель просвещения на Украине М. В. Юзефович вспоминал, что в царствование благоволившего полякам Александра I целый ряд русских помещиков на Киевщине принял католичество, что в тех условиях означало и ополячивание. Польские католические учебные заведения в западных губерниях долгое время пользовались покровительством официального Петербурга.

Центром польской культурной пропаганды стал Виленский учебный округ, попечителем которого долгое время был А. Чарторыйский. Уже в 1803 г был открыт Виленский польский университет (в самой Варшаве свой университет был создан в 1817 году). Курьезно, что в созданном в 1804 году Харьковском университете, преподавание первоначально так же велось по - польски, хотя Слободская Украина, центром которой был Харьков, вообще никогда не входила в состав Польши.

В польских школах, вузах, книгах и газетах, открыто велась пропаганда восстановления Речи Посполитой в границах, далеко отстоящих от этнографической Польши. При этом в польско - католическом духе воспитывались молодые поколения местного русского (малорусского и белорусского) населения. В своих мемуарах А. Чарторыйский, говоря о своей деятельности на посту попечителя Виленского учебного округа, честно признавал: «Несколько лет спустя вся Польша (имелись в виду белорусские и украинские земли, входившие в состав Речи Посполитой до разделов, - авт) наполнилась училищами, в котором польское национальное чувство могло совершенно спокойно развиваться... Данное мною направление никого тогда не поражало; только впоследствии оно возбудило против себя негодование русского общества, но тогда император ему великодушно ему покровительствовал... Само собою разумеется, что я воспользовался счастливым расположением государя и главное мое усилие на народное образование, которому я дал национальный характер»[11]. Таким образом, высокий уровень образования в западных губерниях только способствовал подрыву российского влияния в крае.

Среди самых важных и знаменитых образовательных учреждений Волыни был Кременецкий лицей, созданный в 1805 году по инициативе видного польского деятеля Тадеуша Чацкого, (того самого, который впервые писал, что по Днепру живет, оказывается, некий народ украинцев, потомков древних укров, создав, таким образом, теорию самостоятельного происхождения украинцев). Содержался лицей на средства российского правительства и пожертвования меценатов. Лицей имел свою астрономическую обсерваторию, ботанический сад. В библиотеке было собрано свыше 34 тысяч томов, среди которых - уникальные рукописные и первопечатные издания. В учебной галерее висели полотна Рафаэля, Рубенса и Гвидо Рении. Правда, происхождение этих полотен было не очень почетное - их подарил один из попечителей лицея Джевицкий, участник итальянского похода Наполеона, который в Италии и награбил эти картины[12]. Не удивительно, что в 1830 году, во время польского восстания, поголовно все лицеисты, в том числе и волынские православные с промытыми мозгами, примкнули к мятежникам. После усмирения мятежа лицей был закрыт.

Огромные земельные владения имела в крае католическая церковь. В 1831 киевский губернатор сообщил, что в его губернии католическая церковь владеет 5 209 крепостными, из которых только 17 католиков и 3 униата[13].

Когда вспыхнул польский мятеж 1830-31 гг., то волынские помещики, несмотря на свое сочувствие мятежникам, все же не бунтовали, резонно опасаясь ответных бунтов своих крепостных, надеющихся получить волю из рук царя. Вторгшиеся в марте-апреле 1831 года на Волынь польские войска генералов Дверницкого и Колышко не получили никакой поддержки, (к ним примкнули лишь несколько десятков человек, включая студентов Кременецкого лицея, не имевших оружия и боевого опыта), были разбиты русскими войсками при активной помощи местного ополчения и вытеснены на территорию Австрии.

Только после польского восстания 1830-31 гг. официальный Петербург обратил внимание на местное дворянство, совершенно нелояльное, но фактически заправляющее всеми делами на юго-западных губерниях империи. В 1837 году генерал-губернатором трех правобережных губерний (Волынской, Киевской и Подольской) был назначен генерал Дмитрий Гаврилович Бибиков (1792-1870). Участник войн с Наполеоном, потерявший руку при Бородине, Бибиков отличался личными качествами, которые были особо нужны на этой должности. Он был прекрасным администратором, отличался феноменальной работоспособностью, имел большой административный опыт, будучи ранее вице-губернатором во Владимире, Саратове и Москве, и возглавляя департамент внешней торговли министерства финансов. На этих постах Бибиков прославился борьбой с хищениями и злоупотреблениями чиновничества. Самым же главным качеством Бибикова было то, что по взглядам он был государственником, готовым во имя государственных интересов ограничивать права дворянства. В те времена это было чем-то удивительным. В условиях, когда российская власть не могла опереться на польскую дворянскую элиту юго-западного края, Бибиков сделал ставку на ослабление польского дворянства, католицизма и облегчения участи русских крепостных. Свое кредо он сформулировал в одном из докладов: «Нельзя ручаться за будущее спокойствие края и его безопасность, доколе положение крестьян не будет улучшено и обеспечено мерами, исходящими от верховной власти».[14]

Это не были только слова. Вскоре Бибиков начал действовать. Им были разработаны так называемые Инвентарные правила, нормировавшие отношения крестьян и помещиков. Этими правилами устанавливался высший предел крестьянских отработок за земельные участки и другие угодья. Правила были утверждены Николаем I вопреки мнению министров государственных имуществ и внутренних дел. В 1847-1848 годы в крае были инвентаризованы помещичьи имения и зафиксированы размеры земельных наделов крепостных крестьян. Была установлена земельная норма, которая не могла быть уменьшена помещиком. Реформа встретила яростное сопротивление, у губернатора появилось немало врагов, в Петербург валом пошли доносы, но Бибиков проводил реформу «с большой настойчивостью и резкостью».

Одновременно Бибиков проводил политику на окончательное слияние Юго-западных губерний со всей Россией. В 1840 году был отменен Литовский Статут (местное законодательство) и введено общероссийское законодательство. Вместо польского языка теперь был введен русский язык для всех инстанций. Многие чиновники-поляки были уволены и заменены на русских чиновников. Впрочем, поскольку чиновников из центральной России было мало (никаких прибавок к жалованию и льгот Петербург чиновникам предложить не мог, а объем работы был несравненно больше, так что притока желающих занять канцелярии Юго-Западного края было немного), то в основном аппарат чиновников стал комплектоваться за счет местных православных.

Социальной базой польских восстаний была весьма шляхта, очень многочисленная. В трех губерниях Юго-Западного края шляхтичей было огромное количество - примерно 240 тысяч человек (7 % всего населения)[15]. Почти вся эта шляхетская масса была бедна и полностью зависима от знати. Российские власти и ранее пытались сократить эту склонную к анархии группу населения. В одной Киевской губернии к 1823 году 7 тысяч человек, которые не смогли доказать свое шляхетство, просто деклассировали, то есть вычеркнули из списков дворянства. Но только Бибиков организовал полную проверку прав шляхты на российское дворянство, после которой значительное число лиц обращено в податное сословие. Всего деклассированию по Российской империи подверглось 340 тысяч шляхты[16]. Лишь 70 тысяч сохранили дворянство. Результаты деятельности Бибикова сказались в 1863 году, когда юго-западные губернии оказались почти не затронуты очередным польским мятежом.

Хотя польские подпольные организации действовали в Юго-Западном крае очень активно, но особым успехом похвастаться они не могли. Еще в 1860 году поляки создали подпольный Волынский комитет, возглавляемый писателем Аполлоном Корженёвским с центром в Житомире, который выпустил ряд прокламаций и организовал ряд польских патриотических манифестаций. Впрочем, вскоре Корженёвский был арестован и выслан. Готовясь к восстанию, поляки назначили военным командиром на Правобережье Днепра Эдмунда Ружицкого, уроженца Волыни, бывшего офицера русской армии. В апреле 1863 года поляки подняли было восстание, но никакой поддержки ни среди русского крестьянства, ненавидевшего польское дворянство, ни среди польского дворянства, боявшегося русского крестьянства, не получили. Пытаясь взбунтовать крестьян, Ружицкий распространял подложные «золотые грамоты» о наделении землей крестьян, которые примкнут к восстанию. Но крестьяне справедливо относили к этим обещаниям как к обману. Русский царь действительно освободил их от власти помещика, и ласковые обещания бывших душевладельцев на крестьян не действовали. Крестьяне действительно бунтовали, но против панов, разгромив ряд помещичьих усадеб, чьи хозяева пытались было примкнуть к мятежникам. Правда, в отличие от Белоруссии, где генерал-губернатор М. Н. Муравьев поощрял крестьян выступать против польских мятежников, генерал-губернатор Юго-Западного края Н. Н. Анненков рассматривал крестьян, бунтующих против бунтовщиков, как опасных возмутителей, которые не должны выступать против своих господ. Доходило даже до подавления правительственными войсками крестьянских бунтов против помещиков. Так, в Звенигородском уезде Киевской губернии крестьяне отказались работать на помещиков, примкнувших к мятежникам, но против них были посланы войска, о чем с негодованием писала русская консервативная пресса[17].

Накануне мятежа польские деятели начали активно развивать украинство, надеясь привлечь украинофилов к мятежу. Польские мятежники в отряде Ружицкого были одеты в шаровары и одежду запорожских казаков, во время марша они пели украинские песни. Но на них смотрели с усмешками как на ряженных. В то время на Волыни украинство не имело распространения, и, самое главное, отнюдь не было пропольским. Ружицкий был быстро разгромлен, и с остатками своего воинства бежал за кордон. Волынь, как и все губернии на правом берегу Днепра доказали, что они населены русским народом и показали свою верность России.

Черносотенная губерния

Во второй половине XIX века и до 1914 года Юго-западные губернии развивались, хотя на фоне быстрого промышленного роста Донбасса и Российской империи в целом подъем правобережной Малороссии и Волыни мог считаться замедленным. Получило развитие сахарная промышленность, промышленное табаководство. Через губернию прошли линии железных дорог. Но в целом губерния оставалась аграрной. Польское дворянство постепенно разорялось. К 1914 году польские помещики владели лишь половиной земельной собственности в губернии. Заметим, что это было не следствием конфискации (поскольку польские дворяне Волыни не бунтовали, то и не пережили конфискаций своих имений), а именно разорением, вызванным неумением и нежеланием заниматься хозяйством при тяге к «красивой жизни». Вообще польское дворянство во всех трех губерниях Юго-Западного края замыкалось в себе. Польские аристократы заключали браки только между собой, в основном в пределах губернии. За 1815-1880 гг. 440 браков соединили всего 130 семей[18].

Население достигло численности 2 989 тысяч человек в 1897 году, и 3 501 600 человек к началу 1913 году. Уровень грамотности был очень невысокий - в 1897 году лишь 7,8 % малороссов - жителей губернии умели читать и писать. Помимо малороссов, поляков и евреев в конце XIX века на Волыни появилась еще две этнические группы - немцы и чехи.

В 1860-х гг., сразу после усмирения очередного польского восстания 1863 года, в ходе которого местные немцы поддерживали правительственные усилия, российские власти стали только поощрять расселение в губернии немцев, считая, что они окажут культурное воздействие на местных украинцев. Плотность населения на Волыни была высока, целинных земель, как в Поволжье веком раньше, здесь не было, так что власти надеялись не на поднятие целинных земель, а на культуртрегерскую миссию грамотных, обладающих капиталами и технологиями переселенцев. Численность немцев в губернии действительно стала расти очень быстро, и согласно переписи 1897 г. на Волыни проживало уже 171 тыс. немцев или 5,7% населения губернии. В Житомирском уезде они составляли 20%, в Луцком -12% от общей численности населения. Большинство переселенцев составляли выходцы из польских губерний, (то есть не были иммигрантами из-за рубежа, а лишь российскими подданными, сменивших место проживания). Лишь меньшая часть прибыла из Пруссии и Австрии. Согласно данным переписи немецкое население Волыни в 1897 году насчитывало 172 330 человек, которые в то время жили в 550 селах. К 1914 году число волынских немцев превысило 200 тысяч человек.

В 1863-м, на Волынь переселилась первая группа крестьян из Чехии - 17 семей. В Дубенском уезде они основали поселение Людгардовку. Продолжающая иммиграция и высокий уровень рождаемости очень быстро сделали чехов заметной этнической группой в губернии. Так, в 1878 году на Волыни проживало свыше 13 тыс. чехов, а до конца века - более 40 тыс. 97% чешских семей осели в селах. Чешские поселенцы выращивали разнообразные культуры, которые на Волыни, из-за нехватки средств для возделывания, почти не сеяли - кроме зерновых, а также сахарную свеклу, картофель, клевер, люцерну. Прежде поля в этой местности обрабатывали деревянной сохой, жали и молотили вручную. А чехи привезли с собой металлические плуги, бороны, культиваторы. На Волыни переселенцы разрабатывали каменоломни, имели в собственности кирпичные заводы, цеха для изготовления черепицы, мастерские для ремонта сельскохозяйственных машин, большие слесарни и другие мастерские. Отличались чехи высоким уровнем грамотности. Не случайно в губернии было свыше 30 чешских школ. Издавалась чешская газета «Hlas Volyne»[19].

В целом 73,6 % составляли русские (преимущественно малороссы), 13,2 % евреи, 6,2 % поляки, 5,7 % - немцы, 3,5 % великороссы. Города Волынской губернии почти не отличались от уездных городов центральной России, за исключением только тянущихся в небо шпилей католических костелов да обилию евреев на улицах. Губерния отличалась истинно-русскими настроениями.

Местные православные называли себя русскими, реже - русинами, иногда - малороссами. В Полесье жители называли себя полещуками и тутэйшими. О самосознании волынских крестьян лучше всяких социологических исследований ответил в своем рассказе «Без языка» волынский уроженец, писатель В. Г. Короленко: «Сторона спокойная, тихая, немного даже сонная. Местечко похоже более на село, чем на город, но когда-то оно знало если не лучшие, то, во всяком случае, менее дремотные дни... Невдалеке от этого местечка, над извилистой речушкой, стоял, а может быть, и теперь еще стоит, небольшой поселок. Речка от лозы, обильно растущей на ее берегах, получила название Лозовой; от речки поселок назван Лозищами, а уже от поселка жители все сплошь носят фамилии Лозинских. А чтобы точнее различить друг друга, то Лозинские к общей фамилии прибавляли прозвища: были Лозинские птицы и звери, одного звали Мазницей, другого Колесом, третьего даже Голенищем... Трудно сказать, когда этот поселок засел под самым боком у города. Было это еще в те времена, когда на валах виднелись пушки, а пушкари у них постоянно сменялись: то стояли с фитилями поляки, в своих пестрых кунтушах, а казаки и «голота» подымали кругом пыль, облегая город... то, наоборот, из пушек палили казаки, а польские отряды кидались на окопы. Говорили, будто Лозинские были когда-то «реестровыми» казаками и получили разные привилегии от польских королей. Ходили даже слухи, будто они были когда-то и за что-то пожалованы дворянством. Все это, однако, давно забылось. Сами они (лозищане) давно уже запахали в землю все привилегии и жили под самым местечком ни мужиками, ни мещанами. Говорили как будто по-малорусски, но на особом волынском наречии, с примесью польских и русских слов, исповедовали когда-то греко-униатскую веру, а потом, после некоторых замешательств, были причислены к православному приходу, а старая церковка была закрыта и постепенно развалилась... Пахали землю, ходили в белых и серых свитах, с синими или красными поясами, штаны носили широкие, шапки бараньи. И хотя, может быть, были беднее своих соседей, но все же смутная память о каком-то лучшем прошлом держалась под соломенными стрехами лозищанских хат. Ходили лозищане чище крестьян, были почти все грамотны по церковному, и об них говорили, что они держат себя слишком гордо. Правда, это очень трудно было бы заметить постороннему, потому что при встрече с господами или начальством они так же торопливо сворачивали с дороги, так же низко кланялись и так же иной раз целовали смиренно господские руки. Но все-таки было что-то, и опытные люди что-то замечали. О лозищанах говорили, что они что-то вспоминают, о чем-то воображают и чем-то недовольны».

Итак, волынские крестьяне и мещане в большинстве своем говорили на местном малороссийском диалекте, который, впрочем, был гораздо ближе к литературному русскому языку, чем изобретаемая в это время украинская мова. И считали себя русскими. Это они наглядно продемонстрировали в ходже смут начала XX столетия.

В период первой русской революции 1905-07 гг. правобережные губернии Юго-Западного края стали оплотом Союза Русского народа (СРН), а Волынская губерния стала считаться «черной», то есть черносотенной. Фактически правящей партией между 1905 и 1914 гг. стал Почаевский Отдел Союза Русского Народа. Несмотря на то, что формально это было лишь местное отделение всероссийской партии, по существу почаевцы стали совершенно самостоятельной организацией и по идеологии, и по проводимым действиям.

Почаевский отдел Союза Русского Народа (ПО СРН) был создан в 1906 году и центром его стала Почаевская Лавра. Председателем отдела стал архимандрит Лавры Виталий (Максименко), духовное и идейное руководство отделом осуществлял архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий). Почаевский отдел СРН открыто выступил против столыпинской реформы. Собравшийся в январе 1907 года съезд уполномоченных местных отделов, помимо критики правительственных мероприятий, требовал ликвидации польского помещичьего землевладения и передачи земель малорусским и белорусским крестьянам под лозунгом «Власть - царю, землю - крестьянам»! Одновременно шла яростная кампания против еврейских торговцев и ростовщиков. За такие проповеди Синод закрыл в 1909 году газету «Почаевские Новости», полиция неоднократно проводила аресты черносотенных агитаторов.

Однако именно почаевские черносотенцы получили массовую поддержку. В 1908 году Почаевский отдел СРН имел 1155 подотделов, объединяющих 104 289 членов.[20] Год спустя делегация почаевских черносотенцев привезла в Петербург миллион подписей под верноподданнейшим адресом царю[21].

Для того чтобы вырвать волынских крестьян из рук евреев-посредников и освободить их от поземельной зависимости от польских помещиков стараниями председателя ПО СРН архимандрита Виталия в начале 1911 года был открыт специальный банк «Почаево-Волынский народный кредит». Капитал банка состоял из членских взносов и займов от Министерства финансов. Основным полем деятельности банка была выдача ссуд крестьянам на покупку земли.

ПО СРН также были открыты несколько кооперативных коммерческих предприятий, стремившихся ликвидировать монополию евреев-посредников в торговле продуктами крестьянского труда и повысить тем самым рентабельность и экономическую устойчивость крестьянских хозяйств.

Показательно, что вопреки распространенным взглядам, что черносотенцы занимались только еврейскими погромами, как раз в Волынской губернии погромов и не было, что признает даже еврейская конфедерация Украины[22].

Увы, деятельность почаевцев, несмотря на самоотверженность большинства его членов, оказалась малоэффективной. В первую очередь это объяснялось отсутствием поддержки официального Петербурга. Движение, одновременно верноподданническое в отношении к монархии и политическому строю России, и оппозиционное к социальным порядкам в крае, могло поднять под своим знаменем социальные низы, но вызывало опасение правящих кругов империи.

Увеличить политическое и экономическое значение русского населения западных губерний могло распространение на них земского самоуправления. В свое время земства не были введены в губерниях, бывших польских владениях, из-за обоснованного недоверия официального Петербурга к польскому дворянству. Если в великорусских губерниях, Новороссии и Левобережной Малороссии земства контролировались дворянством (а после «Указа о земских начальниках» 1890 года этот контроль стал всеобщим), то в губерниях с польским дворянством земства решили ввести потом, когда созреют условия. К началу XX века условия действительно могли считаться созревшими. В 1911 году земские положения были распространены на 6 западных губерний, включая Волынскую. Главной особенностью западных земств было введение национальных курий, в том числе отдельной избирательной курии для польского дворянства. Это гарантировало, что большинство гласных (депутатов) земских органов будут русскими. Законопроект долго обсуждался в Государственной Думе, и был отвергнут в Государственном Совете. Сказалась дворянская солидарность русских и польских помещиков. Тогда по просьбе П.А. Столыпина закон о западных земствах был введен именным императорским указом. Но западные земства ничего не успели сделать - началась война.

Снова под Польшей

Первая мировая война превратила Волынь в поле сражений. Именно здесь прогремели кровопролитные бои на реке Стоход, под Луцком было главное направление Брусиловского прорыва. Затем на Волыни сходились в схватках воюющие армии в период Гражданской и советско-польской войн. По Рижскому миру Волынь (точнее, западная часть дореволюционной губернии) отошла к Польше, в составе которой пребывала до сентября 1939 года. Как все «восточные кресы» (восточные окраины) Польши, Волынь переживала застой, нищету населения, острые социальные конфликты, которые в тех конкретных условиях чаще всего носили этнический характер. Еще в период войны многие жители Волыни были эвакуированы из прифронтовой полосы, немцы и часть поляков как не внушающие доверия были депортированы. Лишь часть из них смогли потом вернуться назад. Многие евреи эмигрировали. В результате население сократилось весьма серьезно. В 1921 году по официальным польским данным, на Волыни (Волынском воеводстве) проживали 1 487 тысяч жителей. Впрочем, высокий уровень рождаемости сохранялся, и население вновь стало быстро увеличиваться. Через 10 лет, в 1931 году, на польской Волыни проживали 2 085 тысяч жителей. Плотность населения была 48 человек на км2. По российским меркам плотность населения была высокой, хотя в собственно Польше значительно выше - 83 человека на километр.

Польские власти постарались восстановить польское помещичье землевладение, хотя все же полного восстановления прав собственности добиться не удалось. Зато польское правительство объявило о национализации поместий, ранее принадлежавших русским помещикам, земель, брошенных прежними хозяевами, а также земельных угодий, бывших во времена Российской империи казенной собственностью. Многие волынские крестьяне, которые не имели на руках документов о своем праве на владение землей (что в условиях военного хаоса было понятным), лишились своей земли, или, по крайней мере, стали считаться арендаторами на земле, которую считали своей многими поколениями.

С целью изменения этнического состава населения и усиления польского элемента власти возрожденной Польши на Волыни стали активно расселять «осадников» - отставных солдат и офицеров польской армии, участников только что закончившейся советско-польской войны 1920 года. Цель расселения осадников официальной Варшавой не скрывалась. Так, лидер польской Крестьянской партии (Стронництво людове) Винценты Витос прямо писал, что только польский крестьянин способен закрепить за Польшей земли восточнее Буга[23]. Правитель Польши Юзеф Пилсудский подвел под идею осадничества целую философскую концепцию, изложенную с прямотой солдата. В своем выступлении перед польской общественностью Волыни в январе 1920 года он сказал: «Когда мы говорим о Кресах, мы должны отдавать себе отчет, что это такое. Кресы - это столкновение одного народа с другим, одной культуры с другой, одного воспитания с другим воспитанием. Поэтому самым трудным заданием приграничной политики властей является формирование среди населения крепкого, непоколебимого уважения к самим себе. Во всем мире приграничная политика похожа. Я не знаю другой приграничной политики, кроме выражающейся лозунгом: «Горе побежденным!»[24]

Уже весной 1921 года стали прибывать первые осадники. Они бесплатно или по символической цене получали земельные участки от 12 до 45 га на семью. Затем на «восточные кресы» устремились гражданские осадники, то есть колонисты, не имевшие военных заслуг. Всего на Волыни обосновались 3 159 хозяйств «гражданских» поселенцев, и 3 432 хозяйства «осадников», навербованных из числа демобилизованных военнослужащих. Сюда же были направлены многочисленные чиновники из центральной Польши, а также нахлынули всякие проходимцы, которые стремились обогатиться за счет волынского мужика. Согласно польской статистике, всего было переселено порядка 78 тыс. чел., по советской - 115 -130 тыс. чел[25]. (Советские органы учитывали также тех выходцев из центральной Польши на Волыни, которые юридически не относились к осадникам). Вся эта масса отличалась весьма грубыми манерами, отсутствием всякого желания заниматься трудом в поте лица. При этом осадники имели право владеть оружием, а также имели полномочия вершить суд над местными жителями. Почти 400 осадников занимали должности войтов (глав районной администрации). Все это привело к чудовищному произволу со стороны осадников. Большие льготы и полномочия, предоставленные им официальными властями, совсем не способствовали фермерству на земле. Мало кто из осадников действительно занимался сельским хозяйством. Большинство же предпочли немедленно сдать в аренду предоставленную им землю и вести паразитический образ жизни. Волынские осадники относились к самым крупным должникам (в 1932 году задолженность их оценивалась в среднем по 458 злотых на гектар, при том, что максимальная прибыль на гектар не превышала 90 злотых). В 1935 году власти пошли на погашение долгов на 50%, в следующем году - на очередные 30%, с учетом предыдущего погашения.

Таким образом, надежды Витоса на сельскохозяйственную колонизацию поляками восточных земель не оправдались. Скорее напротив, осадничество только разоряло бюджет и так небогатой Польши.

Впрочем, и в самой Варшаве постоянно опасались всеобщего бунта, и прихода Красной армии. Понятно, что никаких инвестиций в восстановление опустошенной в результате войн Волыни практически не было. Таким образом, к старой классовой и этнической вражде русских крестьян к польским помещикам добавилась теперь жгучая ненависть к осадникам и польской государственности в целом. И очень скоро это дало кровавый результат.

В 1931 году, согласно польской переписи, в Волынском воеводстве проживало, как уже говорилось, 2 085,6 тысяч жителей, из которых украинцы (как официально были переименованы малороссы и полещуки), составляли 1 426,9 тысяч (68,4 %), поляки - 346,6 тысяч (16,6 %), евреи - 205,5 тысяч (9,8 %), немцы - 46,8 тысяч, остальные великороссы, которые поляки выделили в отдельную категорию, а также чехи, и пр. Волынь оставалась аграрным краем, в котором 90 % населения составляли крестьяне. Самым крупным городом был Ровно, имевшим 40 тысяч жителей, в основном евреев. Малороссов в Ровно насчитывалось 3200 человек. Волынь оставалась бедным и отсталым краем, причем бедность и осталось только увеличились с установлением польской власти. Например, на одного врача в 1926 году приходилось 3 130 жителей городов и 15 640 человек, проживающих в селах, а больницы всей Волыни имели всего лишь пятьсот коек (на два миллиона населения!).

Хотя Волынь имела то отличие от малороссийских губерний Российской империи, что в ней имелось довольно крупное польское меньшинство, к тому же представленное не только помещиками и средними городским слоями, но также и большим количеством крестьян, а также осадников, этого все же было недостаточно для твердой польской власти. Уже осенью 1921 года жители Волыни (как, впрочем, и Галиции) бойкотировали перепись населения, проводимую польскими властями. Показательно, что на выборах в сейм в 1922 году от Волыни не был избран ни один поляк. Была сделана попытка признать выборы недействительными, но не было никаких доказательств, что волынские избиратели имели какие-то нарушения, ибо Верховный Суд так и не разрешил это дело.

Подавляющее большинство жителей Волыни считали свое пребывание под польской властью чем-то временным. При этом если в Галиции среди тех, кто считал себя украинцами, господствовало желание создания своего украинского государства, волынцы видели свое будущее в возвращение в состав России. Не случайно на Волыни определенную популярность имела местная компартия. Мир с Польшей был подписан 18 марта 1921 года, но на Волыни продолжали греметь выстрелы. К лету 1921 году партизанским движением были охвачены Дубновский, Ровенский, Сарненский, Острожский, Ковельский и Владимир-Волынский уезды. В последнем уезде действовало до 3 тысяч красных бойцов. Партизанско-диверсионная деятельность на Волыни (как и в Западной Белоруссии) продолжалась до лета 1925 года, когда советский Разведупр принял решение временно свернуть «активную разведку» на территории тогдашней Польши. Волынские партизаны имели полную поддержку среди местного населения. Уверенные в скором крушении Польши, волынские коммунисты в конце 1924 года взяли непосредственный курс на подготовку всеобщего вооруженного восстания. При этом волынцы под руководством Петра Кравченко, известного тогда под псевдонимом «Форналь», действовали самостоятельно, не очень слушая указы из Москвы и не подчиняясь Польской компартии. Но весной 1925 года при помощи своего агента польская полиция произвела массовые аресты, обезглавив всю боевую организацию, арестовав 1500 человек. Впрочем, как раз к этому времени в Москве приняли решение остановить действия партизан. В результате партизаны перешли границу, уйдя в СССР, частью остались нелегально на Волыни, ожидая «часа Икс». Последняя точка в споре за Волынь еще не была поставлена.

Украинизация Волыни

Официальная Варшава в своей политике в отношении жителей «восточных кресов» (восточных территорий возрожденной Польши) стремилась к полной ассимиляции восточнославянского населения. Роман Дмовский, лидер польской партии национал-демократов (эндеков), ставший одним из главных творцов политики Польши, в одной из своих работ, написанной еще в начале ХХ века, задолго до возрождения Польши, откровенно отзывался о белорусах, литовцах и украинцах как о «поляках низшего сорта», неспособных к собственной государственности»[26].

Польские власти были озабочены тем, что на Волыни большинство населения православного вероисповедания. По этой причине, в противоположность Галиции, где Польша начала борьбу с украинством с целью окончательной полонизации галичан, на Волыни, напротив, проводилась украинизация. Главную роль играл в этом волынский воевода (с перерывами в 1928-38 гг) Генрик Юзевский. Он был одним из организаторов украинства в новых условиях. Неслучайно во время Гражданской войны он даже был «министром» в «правительстве» Петлюры. Политика Юзевского получила название «волынского эксперимента» и заключалась в «государственной ассимиляции» украинизированных волынцев. Иначе говоря, поскольку быстрое ополячивание большинства жителей Волыни было невозможно, их надлежало дерусифицировать посредством проверенных методик украинизации. Юзевский считал, что необходимо осуществить синтез украинской и польской культур, осуществив «насыщение украинских национальных черт побегами польской» культуры[27]. Ампутация русского самосознания у галичан свидетельствовала, что дерусификация вполне возможна. Таким образом, считающие себя украинцами должны были стать лояльными польскому государству без усвоения католицизма и польского языка. При этом учитывалось также, что украинство может быть эффективной в противоборстве с большевиками, которые сами затеяли украинизацию в Украинской Советской республике. Юзевский считал, что Волынь может стать очередным украинским «Пьемонтом» - основой строительства независимой Украины, естественно, под польским руководством. Подобно Тадеушу Чацкому, Юзевский считал, что для полного отрыва Волыни от Русского мира необходима школа, но не польская школа для элиты, а массовая польская школа для украинцев с идеологически правильной программой. С этой целью Юзевский стал открывать польские школы с обязательным преподаванием украинской мовы, а также т.н. ультраквистские (двуязычные польско-украинские) школы. В 1932-33 гг. в Волынском воеводстве было 853 польские школы с обязательным украинским языком преподавания, 555 польских школ и 520 двуязычных. Русских школ не было вообще, да и сама попытка преподавать по-русски рассматривалась как подрывная деятельность. Впрочем, и «только» украинских школ не было. Украинский язык в школах должен был лишь ускорить усвоение польского. Юзевский, несмотря на нехватку учительских кадров, уволил практически всех «старорежимных» учителей, в том числе и поляков, пригласив на Волынь в качестве учителей из собственно Польши. Украинство в массы должны были нести осевшие на Волыни бывшие петлюровцы и прочие активисты самостийников, слишком запятнавшие свою репутацию, и поэтому не привлеченные «украинизировать» советскую Украину. Впрочем, на Волыни эти бывшие петлюровцы занимались той же работой украинизации малороссов. Только если в СССР «украинцы» должны были стать частью всемирной республики трудящихся, то в восточных кресах Польши от украинцев требовалось стать счастливыми и верными хлопами у пана.

Одновременно Юзевский стал издавать в Луцке газету «Украинская Нива», открывал «Ридны хаты» - клубы для украинской интеллигенции, на селе организовывались «Просвитянски хаты», организовывались различные фольклорные и музыкальные украинские общества. Вся идеология этих обществ была проста - украинцы есть нация, ничего общего с москалями не имеющая, счастливая жить под отеческой властью поляков. При этом все украинские организации из Галиции подвергались на Волыни преследованиям - галичане стали заниматься антипольской деятельностью, а волынцы должны были стать лояльными украинцами.

Особую тревогу у Юзевского и правительства в Варшаве вызывала православная церковь. Власти пытались возродить на Волыни униатство. Впрочем, особых успехов в деле возрождения унии не было. К 1937 году во всей Польше появилось лишь 20 тысяч «католиков восточного обряда», перешедших из православия. Впрочем, учитывая, что униатская церковь в Галиции все более занимала антипольские позиции, реанимация унии стала выглядеть не очень привлекательно в глазах официальной Варшавы. Гораздо большего можно было достигнуть, размывая православную церковь посредством украинизации богослужения.

Юзевский начал активно украинизировать богослужение, удалив большую часть прежней русской иерархии. Украинизация православия, или «размосковление» церкви, собственно, началась еще до воеводства Юзевского, сразу после окончания советско-польской войны. Уж осенью 1921 году в Почаевской Лавре состоялся Волынский епархиальный съезд, на котором было признано необходимым украинизировать церковь путем замены церковнославянского языка на разговорный. Самое курьезное заключалось в том, что предлагаемый язык был галицкий, гораздо меньше понятный волынцам, чем привычные языки - церковнославянский и литературный русский. Главным украинизатором церкви стал очередной профессиональный украинец, епископ Кременецкий, провозглашенный в 1923 году митрополитом автокефальной польской православной церкви Дионисий. Уроженец Центральной России, родом из Мурома, кондовый москаль, Дионисий начал обращаться к пастве на каком-то странном жаргоне, который не понимали даже активисты украинского движения. Украинской мовой Дионисий так и не овладел до конца своих дней (что, впрочем, было понятно, учитывая, что этим искусственным языком, только создаваемым в то время, вообще не владел никто, а крестьяне разговаривали на своих диалектах русского языка).

Украинизаторами церкви стала небольшая, но шумная группа из весьма темных личностей. Как отмечал в 1937 году один эмигрантский автор, «Лидеры этого (церковного) украинства - бывшие псаломщики, ремесленники, учителя, мелкие кооператоры, базарные торговцы»[28]. Ведущим украинизатором церкви был врач по профессии Арсений Речинский, издававший специальный журнал «На Варти». Нашлись, увы, и некоторые иерархи, из корыстных побуждений заделавшиеся «украинцами». Главным украинизатором стал Алексий (Громадский). Некогда член Союза Русского Народа, в новых условиях пошел на службу польскому правительству, покорно выполняя распоряжения об украинизации церкви. В 1932 году он стал правящим епископом всей Волынской епархии, начав масштабную украинизацию. Впрочем, в 1939 году, после воссоединения Волыни с исторической Россией он присоединился к Московской патриархии, но осенью 1941 году в условиях немецкой оккупации был провозглашен «экзархом» Украины. Впрочем, как и большинство профессиональных украинцев, его ждал бесславный конец - Алексий был убит в результате нападения банды самостийников в окрестностях Ровно.

Также видным церковным украинизатором был луцкий епископ Поликарп (Сикорский). Он усердно внедрял наспех сочиненные «украинские» церковные термины в богослужебную литературу, повсюду проповедуя лояльность Польше. Но после падения Польши вернулся в Русскую православную церковь. Наконец, сделал еще один кульбит - в декабре 1941 года все тем же митрополитом Дионисием был назначен «Временным администратором Православной автокефальной церкви на освобождённых (то есть оккупированных немцами) землях Украины». На соборе, состоявшемся в феврале 1942 года, архиепископ Поликарп объявил себя главой Украинской Православной автокефалии. Определением от 28 марта 1942 года за N 12, согласно судебному делу на него, как на изменника Родины, наложено запрещение Русской Православной Церкви[29]. После поражения Германии бежал за границу, где провозгласил себя митрополитом Украинской Автокефальной Православной Церкви. В условиях начавшейся Холодной войны Поликарп со своей малочисленной паствой поступил на службу спецслужбам США. Таковы были церковные (да и светские) украинизаторы. Но это все было впереди, а в 20-30 е гг. украинизаторы церкви настойчиво пытались сделать церковь украинской.

Но даже при полной поддержке властей украинизация церкви не имела ни малейшего успеха. И духовенство, и простые верующие отказывались молиться по - украински. Тогда украинизацию православия стали проводить грубой силой. Летом 1927 года в Луцке был проведен украинский церковный съезд, резко выступивший против русских православных традиций в богослужении. Путем запугивания и откровенного подкупа иереев удалось украинизировать примерно 30 % приходов Волыни. Впрочем, чаще всего эта украинизация была формальной, священник подписывал обязательство, и продолжал служить по староотеческим обрядам. Виновником власти считали Дионисия, хотя тот, как положено ренегату, изо всех сил бился за украинизацию своей паствы. Недовольные медленным ходом украинизации православия, польские власти и самостийники в 1933 году устроили настоящий переворот в церкви, устроив в Иово-Почаевский Лавре демонстрацию с требованием назначить свидомого украинца главой церкви.

В итоге, по данным современной исследовательницы Е. Ю. Борисенок, к концу 1937 года из 687 храмов епархии украинский язык употреблялся в 415. При этом исключительно на украинском языке богослужение совершалось в 124 храмах, поочередно в 40 храмах, периодически в 126 храмах, а в 99 храмах богослужение проводилось на церковнославянском, но чтение Священного писания, молитв «Отче наш» и «Символа веры» ‒ на украинском, в 26 - на церковнославянском языке с украинским произношением [30].

Впрочем, украинизация церкви немедленно сменилась полонизацией. Созданный в 1935 году Комитет по национальным вопросам при Совете министров Польши на своем первом заседании принял решение о том, что «православная церковь должна стать инструментом для распространения польской культуры на восточных землях»[31]. Закон Божий (православный) должен был преподаваться в школах на польском языке. По распоряжению министерства вероисповеданий, начиная с 11 ноября 1936 года абсолютно все богослужения в день польских государственных праздников должны совершаться только на польском языке.

На Волынь, как и на западную Белоруссию, устремились различные протестантские секты. Если в собственно польских землях сектанты подвергались преследованиям, то на оккупированных восточнославянских территориях для деятельности сектантов были созданы все условия. В Варшаве надеялись на углубление расколов среди русского населения. Впрочем, особыми успехами сектанты похвастаться не могли, обратив в свою «веру» примерно 90 тысяч человек.

Православные все равно преобладали среди населения. По данным статистики, состав Волынской епархии на 1 января 1936 года составлял: православных - 1 405 299 человек, римо-католиков - 315 272, евреев - 198 885, евангелистов - 51 555, других сектантов - 39 326 человек.[32].

Для ускорения дерусификации православных священников были реорганизованы на польский лад все духовные православные образовательные учреждения. Единственным языком преподавания всех учебных дисциплин стал польский язык. Расчет был прост: при таком обучении официальная Варшава надеялась получить кадры православных священников, полностью польских по духу. В 1938 году был издан президентский декрет, полностью подчинивший православную церковь в Польше государству. Все церковные должности могли заниматься только с разрешения правительства. Рукополагаться в церковный сан могли только лица, окончившие полонизированные духовные учебные заведения. В армии православные должны были молиться на польском языке (при том, что католики читают молитвы на латыни). Имена православных должны были писаться на польский манер, метрики и выписки из церковно-приходских книг должны были писаться по-польски и все православные имена и понятия должны были писаться по правилам польской орфографии.

Впрочем, уверовав в ослабление православия, польские власти в 1937 году начали кампанию по «возвращению» волынцев в католицизм. При этом сие «возращение» проводилось грубыми полицейскими мерами и имело противоположный результат. Даже формально перешедшие в католичество крестьяне, которых оказалось лишь 4 тысячи человек, исповедовались и каялись православным священникам. Тогда власти начали целенаправленное уничтожение православных храмов. Особый размах этот вандализм принял на территории Холмщины, в которой преобладало католическое население, так что власти могли надеяться на поддержку своих действий у большинства населения. Всего в отдельно взятой Волыни в 1938 году в католические костелы были превращены 139 православных церквей, включая православную церковь XII века в селе Вышгородок, а уничтожено 189. Все эти действия вызвали широкий протест за рубежом, и поставили Волынь, как и Западную Белоруссию, на грань восстания. Поняв, что зашли слишком далеко, польские власти приостановили уничтожение православных храмов в начале 1939 года. Впрочем, жить «Второй Речи Посполитой» оставалось совсем немного.

Политика полонизации волынцев через украинизацию имела парадоксальные последствия: русские Волыни не стали поляками, но превратились в украинцев. Ополячить волынцев не только не удалось, но грубые методы полонизации вызвали резкие антипольские настроения, что и проявилось в ходе войны. Провал полонизации во многом объяснялся также и тем, что сами польские паны стремились лишь выбить из своих бывших крепостных русское самосознание, дабы у работавшего на них быдла не было никаких надежд на объединение с другой частью русского народа - основой великой державы, но не хотели превращения потомков своих крепостных в поляков. Ведь полная полонизация уравнивала панов и бывших малороссов, что совсем не нравилось панам. (Именно по этим же соображениям остзейские немцы в Прибалтике не поощряли германизацию эстонцев и латышей). Украинство, как полагали польские деятели украинизации, сделает малороссов полностью зависимыми от них «младших братьев». Вот что писал в своих мемуарах, изданных в 1980 году, генерал Зигмунд Подхорский, один из военных руководителей в Польши в роковом 1939 году: «...мою хлопоманию усиливало то, что я любил этот украинский народ и, прекрасно зная его язык, с легкостью с ним объяснялся. Мне казалось, что я понял его нужды и я мечтал о том, чтобы создать условия для сосуществования поляков высших слоев и руського крестьянства в симбиозе, в котором поляки были бы наставниками и вели бы этот народ к более высокому уровню культуры и морали, приучая его к идее общей родине, Польской республике, на основе принципов Гадячского договора, под дорогими каждому символами орла, Погони и Михаила Архангела»[33]. Впрочем, где-нибудь на юге США многие плантаторы, вскормленные черными кормилицами и воспитанные черными няньками, да и белая беднота, могли искренне желать успеха «своим» неграм, ценить их музыку и фольклор, заботится об их благосостоянии. Но в то же время эти белые негролюбы всегда считали, что негры пусть остаются неграми и знают свое место в мире белых господ.

И вот украинизация действительно увенчалась успехом. За два межвоенных десятилетия Волынь приобрела особые черты, став областью, населенной «украинцами».

«Золотая осень» 1939 года

В сентябре 1939 года начался новый этап истории Волыни. После разгрома польской армии и бегства за границу польского военного и политического руководства Красная армия 17 сентября 1939 года перешла границу и быстро заняла «восточные кресы» бывшей Польши. Местное население Волыни, как и в Западной Белоруссии (но не в Галиции и Виленщине) восторженно встречало Красную армию. Уже к 19 сентября Красная армия вышла на линии разграничения с немецкими войсками. Наступил «золотой сентябрь», как называли в массах сентябрь 1939 года (заметим, что в советской пропаганде этого понятия никогда не употребляли). Хотя на Волыни и не было народных восстаний против польской власти, как в Западной Белоруссии, и не действовали антисоветские формирования, как в Галиции, все же советские органы отметили со стороны волынских крестьян многие случаи самосуда и расправ над осадниками, польскими чиновниками и военными.

Советизация Волыни началась немедленно. Уже 28 сентября был подписан советско-германский договор «о дружбе и границах», юридически закрепивший очередной раздел Польши между Германией и Россией. Линия разграничения войск стала государственной границей. 22 октября 1939 г было создано Народное собрание Западной Украины, состоявшее из крестьян, рабочих, служащих, представлявших все национальности края. На основе обращения Народного собрания V внеочередная сессия Верховного Совета СССР (1-2 ноября 1939 г) приняла закон о включении Западной Украины в состав СССР и воссоединении ее с Украинской ССР. 13-15 ноября 1939 г. состоялась внеочередная третья сессия Верховного Совета УССР, единогласно одобрившая Закон о вхождении Западной Украины в состав УССР. На вновь присоединенной территории Волыни были образованы Волынская и Ровенская области.

Начались социалистические преобразования. Частная собственность заменялась общенародной. Было экспроприировано большинство промышленных предприятий (впрочем, в отсталой Волыни их было немного, да и сами предприятия были скорее кустарными). Значительная часть помещичьей земли, а также земель осадников, вместе со скотом, семенами и техникой была передана безземельным и малоземельным крестьянским хозяйствам. Расширилась сеть больниц, поликлиник. Реорганизована система народного образования. Но, как и в других «западноукраинских» территориях все местные русские были объявлены украинцами, мова стала языком преподавания и официальных документов.

Вскоре начались депортации «классово чуждых» категорий населения. «Сталинские депортации» стали таким же образцом тенденциозного преувеличения, как и «ГУЛАГ». Поэтому некорректны цифры в миллионы депортируемых, о которых писали некоторые историки (так, канадский украинец О.Субтельный называл цифру в 1 200 тыс. поляков и 400 тыс. украинцев депортируемых в 1939-41 гг. из Западной Украины). Огромные цифры присутствуют в любом сочинении про пакт Молотова-Риббентропа и «оккупацию» восточной Польши. Но закордонные историки подводят под категорию «депортированных» всех - и интернированных солдат польской армии (это более 190 тыс.), и призванных в Красную Армию в 1940 году, и местных безработных, трудоустроенных в других местах УССР (от 50 до 140 тыс.), и отселенных из погранзоны (более 36 тыс.), и даже беженцев, самовольно уезжавших вглубь УССР (около 78 тыс.). Заметим, что один человек при этом мог быть сосчитан несколько раз. По данным современной исследовательницы В. С. Парсадановой, всего депортированных из Западной Украины и Западной Белоруссии бывших польских граждан, было 387 932 чел[34]. По данным Центрального архива ФСБ РФ на август 1941 года, когда последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР о предоставлении амнистии польским гражданам, содержащимся в заключении на территории СССР, численность арестованных, осужденных к заключению в лагерях, высланных, военнопленных и интернированных польских граждан составляла 391 575 человек (то есть данные почти совпадают с цифрами Парсадановой).

К февралю 1940 года были депортированы осадники общей численностью 140 тысяч человек (из них 18 тысяч из Волыни). Вторая волна депортации охватила семьи польских военнопленных (напомним, что 18 декабря 1939 года правительство Польши в изгнании объявило войну СССР, что автоматически сделало интернированных польских военных в СССР военнопленными), а также семьи политических заключенных из тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии и семьи военнослужащих, бежавших за границу. Третья волна - беженцев с территории Польши, оккупированной немцами, среди которых самой многочисленной группой оказались польские граждане еврейской национальности.

К лету 1941 года не только резко сократилось число волынских поляков, но и практически полностью исчезла немецкая этническая община.

16 ноября 1939 года в Москве был подписан советско-германский договор о переселении этнических немцев, ранее проживавших на территориях Польши, отошедших к СССР, на «историческую Родину». Переселение проходило довольно быстро, и уже к 5 февраля 1940 года с Волыни выселились 66 297 немцев[35]. Понятие «волынские немцы» ушло в историю.

На Волынь вернулись уроженцы края, которые в сентябре 1939 года находились за пределами новых советских территорий. СССР и Германия заключили соглашение, по которому все военнопленные, призванные в польскую армию с территории, отошедшей СССР, но взятые в плен немцами, передавались Советскому Союзу, и наоборот. В результате обмена в октябре и ноябре 1939 года СССР было передано около 25 тысяч военнопленных - граждан бывшей Польши, уроженцев территорий, отошедших Советскому Союзу, а Германии - более 40 тысяч. Большую их часть, рядовых и сержантов, распустили по домам.

Война и этнические чистки

22 июня 1941 года Волынь оказалась на острие немецкого удара. В первую неделю Великой Отечественной войны развернулось грандиозное танковое сражение между Луцком, Бродами и Ровно, закончившееся тяжелым поражением советских войск. Волынская и Ровенская области были полностью заняты немцами уже к началу июля. Рейхскоммисар Эрих Кох, полный хозяин оккупированных территорий, разместил свою резиденцию в Ровно. Это вызвало повышенное сосредоточение немецких войск и полиции на Волыни, а также особенно жесткий режим надзора за местным населением.

На оккупированной территории установился гитлеровский «новый порядок». Но в отличие от «старых» земель СССР (в границах 1939 года) новоприсоединенные регионы, включая Волынь, отличались своими этническими и социальными особенностями, что отразилось на ходе всех событий в военный и послевоенный период в этих краях. В отличие от Галиции и Прибалтики, где немецкие захватчики встретили довольно массовую поддержку населения, Волынь была несравненно более просоветской. Но этнические противоречия привели к тому, что на Волыни была не только война с немецкими оккупантами, но одновременно и несколько местных гражданских войн.

На Волыни действовали советские партизаны. 20 -летний бывший батрак Николай Струтинский создал партизанский отряд из членов своей семьи, друзей и знакомых в полсотню человек и начал действовать в волынских лесах против немцев и самостийников. Летом 1942 году на Волынь был заброшен отряд «Победители» под командованием Дмитрия Медведева. Объединившись с отрядом Струтинского и установив связь с городским подпольем в Ровно, Луцке, Здолбунове и других городах, «Победители» развернули очень эффективную диверсионно-партизанскую деятельность. Партизаны повели более 120 боевых акций, уничтожив свыше 2 тысяч немцев. Легендарный разведчик Николай Кузнецов, переброшенный вместе с группой Медведева, действовавший под видом немецкого офицера, лично застрелил нескольких видных нацистов, а также сообщил в центр о готовящемся покушению на «Большую Тройку» в Тегеране.

Осенью 1942 года по Правобережной Украине прошел рейд партизанского соединения А. Н. Сабурова. В конце 1942 года северную часть Волыни прошли партизанские части С. А. Ковпака. В декабре 1942 года ковпаковцы парализовали железнодорожный узел Сарны. Летом 1943 годы был создан оперативно-разведывательный центр во главе А.П. Бринским, действовавший в районе городов Ковель и Каменец-Подольский.

Но вместе с тем самостоятельно возникли и другие партизанские группы, устанавливавшие свой контроль над определенными территориями и вступавшие в боевые действия со всеми, кто был другой национальности и придерживался другой политической ориентации. Советская власть не успела провести мобилизацию волынцев, так что многие крестьянские парни предпочли укрыться в лесах, чтобы не быть угнанными на работы в Германию. «Идейными» борцами им предстояло стать позднее, причем «идеи» эти понадобились потом, когда надо было найти оправдание своим действиям. Уже осенью 1941 года воспользовавшись тем, что южнее Припяти никаких активных действий в начале войны не велось, некий Тарас Боровец, действовавший под кличкой «Бульба», попытался на временно ничейном куске украинской земли основать «Новую Украину». Набранные Бульбой-Боровцом небольшие группы дезертиров (называющие себя «Полесской Сечью»), заняли оставленный Красной армией без боя городок Олевск и провозгласили свою самостийную республику. Немцы, у которых и так в разгар войны хватало забот, зато не хватало солдат, что бы контролировать всю оккупированную территорию, 8 августа 1941 года дали Боровцу разрешение на формирование полка в одну тысячу штыков. «Бульбовцы» оказали немцам помощь в захвате и зачистке Ровенской области от рассеявшихся в лесах красноармейцев, а также участвовали в убийствах сторонников Советской власти и ликвидации евреев в Сарнах, Олевске и Дубровицах. В октябре 1941 года у «волынских» появилось новое название - «Украинская повстанческая армия - Полесская Сечь» (УПА-ПС). Однако просуществовала она недолго и вскоре была разоружена немецкими войсками, а её бойцы разбрелись по хатам. Впрочем, уже весной 1942 года бульбовцы вновь сбились в стаю и захватили бесхозные территории Волыни и Житомирщины. Немецкие военные оценивали УПА-ПС на сентябрь 1943 года в 350 чел.[36]

Появились на Волыни и группировки ОУН (организации украинских националистов), причем сразу обеих фракций - и мельниковцы (с которыми Боровец заключил союз) и бандеровцы. Результатом была война между мельниковцами и бандеровцами, которые, впрочем, иногда объединялись для борьбы с советскими партизанами.

Собранная немцами из местных жителей вспомогательная украинская полиция активно участвовала в «окончательном решении еврейского вопроса» на Волыни.

Появились волынские польские партизанские группы, считающие себя частями Армии Крайовой. Впрочем, как и повсюду, в основном аковцы «стояли с оружием у ноги».

Таким образом, в 1941-43 гг. на Волыни действовали сразу несколько воюющих сторон: немецкая оккупационная армия и подчиненная им украинская вспомогательная полиция, советские партизаны, «полесская сечь», ОУН-мельниковцы, ОУН-бандеровцы, Армия Крайова. Впрочем, реально действующих сил было еще больше, поскольку многие отряды «бульбовцев» и мельниковцев представляли из себя совершенно независимые группы, чисто формально признавая над собой командование своих атаманов и поэтому их сложно считать структурами «Полесской Сечи» или ОУН. И все они воевали друг с другом. В общем, Волынь напоминала восточную Украину в 1918-1919 гг., когда в каждом уезде был свой «батька»-атаман, и действовали никому неподконтрольные банды.

Осенью 1942 года ОУН-бандеровцы сумели разгромить и уничтожить ОУН-мельниковцев. Одновременно им удалось перетянуть на свою сторону многие независимые бандгруппы в лесах, в том числе и многих бульбовцев. Осенью 1942 года ОУН объявили о создании некоей Украинской Повстанческой армии (УПА). В исторической литературе эта УПА часто называется ОУН-УПА, что бы подчеркнуть идеологическое и политическое руководство ОУН фракции Бандеры. Впоследствии датой создания УПА стало считаться дата 14 октября 1942 года. Собственно, об этом числе только несколько лет спустя после войны объявили украинские эмигранты, указывая на дату праздника Покрова Богородицы, всегда чтимый на Украине. Историк А. Волк отмечает, что деятельность первых повстанческих подразделений и сотен, подконтрольных ОУН, относится к февралю-марту 1943 года. Вскоре бандеровцы начали насильственную мобилизацию в свои ряды местных украинцев, причем родственники мобилизованных рассматривались как заложники. Ряды УПА стали быстро расти за счет притока бывших украинских полицейских, которые как бы «дезертировали» целыми частями из вспомогательной полиции оккупационного режима. Например, 20 марта в лес ушёл Хозяйственный батальон из Луцкой полицейской школы общей численностью в 320 человек[37]. Разумеется, поверить в то, что немцы не увидели ухода сразу пяти тысяч полицейских, уже успевших показать себя при уничтожении евреев, могут только современные украинские историки. Могло быть дезертирство отдельных полицаев, на худой конец, целого взвода, но немцы немедленно пресекли бы все попытки дезертирства любого крупного подразделения, и при этом спокойно ликвидировали всех недостаточно верных им унтерменшей. Немецкие правила предусматривали убийство всей семьи украинского полицая, дезертировавшего со службы, и уничтожение всей деревни украинского полицая, дезертировавшего с оружием в руках. Таким образом, просто «уйти в леса», оставив всю семью и родную деревню под немецким контролем, украинским полицаям было затруднительно.

Насчет того, воевали ли бандеровцы против немцев, ответ дали сами немецкие историки. В архивах Германии нет документальных свидетельств о боевых операциях отрядов ОУН-УПА против подразделений гитлеровской армии. Однако у немецких историков есть приблизительные сведения о нескольких нападениях украинских националистов на тыловые склады. Об этом говорится в письмах ряда немецких научных учреждений, располагающих обширными архивами документов времен Второй мировой войны, присланных в ответ на запрос председателя Союза советских офицеров Крыма Сергея Никулина[38]. Как видим, мародерством в тыловой полосе бандеровцы, как, впрочем, и другие бандгруппы самостийников, действительно занимались, но считать это «вооруженным сопротивлением», мягко говоря, невозможно.

Вслед за странным уходом украинцев немцы мобилизовали новую полицию преимущественно из поляков, кроме того, на Волынь был переброшен польский батальон вспомогательной полиции («шуцманов»). К тому же весной 1943 года немецкие органы очень своевременно разоблачили «Катынское преступление», что привело к разрыву отношений между СССР и эмигрантским правительством Польши в Лондоне. Так что в таких условиях советские партизаны могли смотреть на волынских поляков как на врагов. Зато на территории собственно Польши (в т.н. «генерал-губернаторстве») немецкие власти активно привлекали украинцев. Еще в 1941 году на территории Закерзонья действовало 929 украинских школ и 2 украинские гимназии[39]. Подготовка к межславянской резне шла полным ходом. Понятно, что в условиях развертывающегося советского партизанского движения на Волыни оккупационные власти с удовольствием стравили между собой две одинаково для них чуждые расово-неполноценные группы населения. При этом масса крестьян, как украинских, так и польских, которые потенциально могли присоединиться к «красным», теперь уничтожали друг друга, а заодно и «красных». Самым главным же было то, что приняв участие в массовых убийствах поляков, которые считались, так же как и западные украинцы, гражданами СССР, участники этих событий, в большинстве своем крестьянская беднота, то есть социально близкие, по советской терминологии, к советской системе, были повязаны кровью. Для них после расправ над такими же крестьянами (помещики и осадники, то есть главные эксплуататоры волынского крестьянства, были депортированы еще в 1939-40 гг) теперь оставалась одна дорога - в лагерь к бандеровцам. Так на Волыни появились «национально-сознательные украинцы» с оружием в руках.

На руку бандеровцам летом 1943 года играло и то обстоятельство, что крупные советские партизанские отряды Сабурова, Федорова и Ковпака были отведены в начале зимы 1942-1943 гг. на белорусское Полесье и зимовали в основном в белорусских лесах. Отряд Медведева в основном должен был обеспечивать разведывательную деятельность Н. Кузнецова. А польские части АК на Волыни существовали только в передачах лондонского радио. Поскольку некоторые волынские поляки начали вступать в ряды советских партизан, Делегатура (командование АК на Волыни) выступила с воззванием, в котором объявило, что сотрудничество с русскими является таким же преступлением, как сотрудничество с немцами[40].

Уже скоро после создания УПА начала истреблять польские деревни. Хотя большинство волынских поляков были потомками принявших католичество малороссов, именно они должны были уничтожены во имя украинской идеи. Впрочем, в ответ следовали кровавые акции возмездия со стороны поляков. Своего пика взаимная резня достигла летом 1943 года. 11 июля этого года считается датой начала «Волынской резни», поскольку УПА атаковала сразу 167 польских деревень. Отряды бандеровцев окружали и методично уничтожали польские деревни и хутора, поголовно вырезая население ножами, топорами и косами. Общее количество погибших польских крестьян историки оценивают между 30 тысячами до 100 тысяч человек. В ответ на это отряды АК также начали совершать налеты на украинские деревни, истребив несколько тысяч украинцев.

Советские партизаны пытались защитить местных жителей, независимо от национальности. Заместитель Ковпака, а затем - командир прославленной Первой партизанской дивизии Петр Вершигора писал о буднях советских партизан лета 1943 года: «Один раз мы спасаем польскую деревушку от украинских националистов, другой - украинскую от польских полицаев... Одно только типично для тех и других: ни разу ни те, ни другие не оказали нам вооруженного сопротивления. Как шакалы по следам крупного зверя, так и эта мразь ходила по кровавым тропам немецкого фашизма и делала свое шакалье дело. И, подобно шакалам, бежала при первом чувствительном ударе палкой по хребту. А затем снова нападала из-за угла».[41]

Многие поляки, видя, что только советские партизаны защищают их, вступили в их ряды. Кроме того, возникли и чисто польские партизанские отряды просоветской ориентации. Уже в августе 1943 года их было четыре[42].

Но зато украинское население, ограбившее своих польских соседей, и нередко также ими ограбленное, теперь не симпатизировало советским партизанам. Не случайно комиссар партизанского отряда С.А. Ковпака Семён Руднев во время прохождения по территории Волыни 22 июня 1943 года записал в дневнике такую фразу: «Все сёла заражены национализмом»[43].

В целом Волынь была основательно «зачищена» от польского (как ранее - от еврейского) населения. В отчете Службы Безопасности ОУН (Б) района Млынив Ровенской области казенным бюрократическим языком было отмечено: «За отчетный период было ликвидировано 17 польских семей (58 человек)...Местность в целом очищена. Ляхов чистокровных нет. Дело смешанных семей рассматривается»[44].

Какие же были последствия этой кровавой вакханалии? По мнению современного исследователя Ю. Шевцова, «Главный итог резни поляков на Волыни и Полесье в 1943 г. - это формирование непримиримой, неспособной к примирению с Советским Союзом критической массы украинского националистического движения фашистского толка. Этой критической массы хватило для того, чтобы сдержать действия советских партизан в критический для немцев на восточном фронте момент и обеспечить немцам более менее устойчивые транспортные коммуникации между Германией и фронтом»[45].

В самом деле, летом 1943 года партизаны на оккупированных территориях СССР проводили операцию «Рельсовая война». Но через Волынь немецкие воинские эшелоны шли на Курскую дугу без всяких проблем. Приходится признать, что Волынская резня оказалась одной из наиболее эффективных операций германских спецслужб во время Второй мировой войны.

Польская «Буря» на Волыни и конец волынской «Полонии»

Поздней осенью 1943 года Красная армия вплотную приблизилась к довоенным границам Польши. Это обстоятельство напугало не только немецкое руководство, но и эмигрантское «правительство» Польши в Лондоне. В течение октября 1943 года лондонским «правительством» были разработаны директивы операции с красивым названием «Буря» (Burza). Предусматривалось поднять восстание и занять территорию Польши в границах 1939 года перед тем, как ее займет Красная армия. На польских лидеров магнетически действовал опыт 1918 года, когда поляки, как они считали, смогли обхитрить и немцев, и москалей, и западные демократии. «Буря» весной и летом 1944 года ознаменовалась партизанскими действиями на Волыни, восстаниями в Вильне, Львове и Варшаве. Все эти восстания отличались мужеством и храбростью повстанцев и феноменальной бездарностью проведения операции.

Зимой 1944 года Красная армия освободила Луцк, Ровно, и некоторые другие города Волыни. После этого фронт стабилизировался вплоть до июля 1944 года, до проведения Львовско-Сандомирской операции.

Затишье на фронте старались использовать в своих интересах польские эмигрантские круги. В январе-марте 1944 года Армия Крайова сформировала 27-ю пехотную дивизию (Волынскую), численностью в 6 558 человек. Следует заметить, что желая произвести впечатление и на врагов, и на друзей, поляки называли свои отряды по номерам и названиям армейских частей довоенной польской армии. Именно этим объясняется наличие в Армии Крайовой «полков», «бригад» и «дивизий» с длинными порядковыми номерами, которые в реальности могли насчитывать несколько десятков невооруженных бойцов. Также необходимо учитывать, что точная численность для подпольных организаций всегда условна. Так что рассуждение о сотнях тысяч бойцов подпольных организаций в оккупированной Польше, которые за 1939-44 гг. убили целых одну тысячу немцев, являются патриотическим преувеличением. 27-ая Волынская дивизия АК, впрочем, была действительно боевой частью, сражавшейся с УПА, ведь она возникла на базе польских отрядов самообороны. Эта «дивизия» была единственным реально сражавшимся подразделением АК.

В конце марта командир дивизии Ян Войцех Киверский встретился с советским генералом Сергеевым и договорился о взаимодействии своей дивизии с частями Красной Армии, В оперативных вопросах 27 я Волынская дивизия АК переходила в распоряжение советского командования, но пользовалась определенной свободой действий. В марте-апреля АК пыталась начать самостоятельные боевые действия против немцев и взять Владимир-Волынский и Ковель. Но сидевшее в Лондоне командование АК не рассчитало, что эти города укреплены, и к тому же в ожидании удара Красной армии на Волынь прибыли свежие подкрепления вермахта. В результате поляки были быстро разгромлены, понеся большие потери. На помощь полякам прибыли части 13-й кавалерийской дивизии Красной армии. 18 апреля 1944 года «дивизия» вместе с советскими частями попала в окружение, а затем прорвалась в Полесье и с боями перешла на западный берег Буга, потеряв большую часть своего личного состава. На этом закончилась «Буря» на Волыни. Впрочем, последствиями «Бури» на Волыни стало подозрительное отношение не только политического руководства СССР, но и советского военного командования с совместным военным операциям с поляками. Все это непосредственно отразилось в период польских восстаний в Вильне, Львове и Варшаве.

Несколько позднее, 3 августа 1944 года на переговорах в Москве премьер-министр эмигрантского правительства С.Миколайчик гордо заявил, что «поляки создали в Польше подпольную армию», Сталин резонно заметил: «Борьбы с немцами она не ведет. Отряды этой армии скрываются в лесах. Когда спрашивают представителей этих отрядов, почему они не ведут борьбы против немцев, они отвечают, что это не так легко, так как если они убивают одного немца, то немцы за это убивают десять поляков... наши войска встретили под Ковелем две дивизии этой армии, но когда наши войска подошли к ним, оказалось, что они не могут драться с немцами, так как у них нет вооружения... отряды польской подпольной армии не дерутся против немцев, ибо их тактика состоит в том, чтобы беречь себя и затем объявиться, когда в Польшу придут англичане или русские»[46].

Волынь была освобождена летом 1944 года. Вскоре Волынская и Ровенская области были окончательно украинизированы. Польское население стремительно таяло. Из-за действий бандеровцев поляки в массовом порядке бежали из сёл. Они сосредотачивались в райцентрах, городах или больших лагерях в лесах, где их охраняли либо польские коллаборационисты, либо польские партизаны из АК. Десятки тысяч поляков с Волыни, а позже и из Галиции бежало на территорию оккупированной немцами Польши[47]. Но назад на Волынь они не вернулись. Советская военная администрация в Польше и новое просоветское правительство в этой стране вежливо объявили волынским полякам, оказавшихся на территории собственно Польши, что им надлежит остаться на своей «исторической Родине». В скором времени добровольно-принудительно выехали с Волыни и остальные поляки.

Уже с конца 1944 года началась репатриация поляков на территорию собственно Польши, а также на земли, отошедшие к Польше от Германии. Польское население почти полностью исчезло. Так пришел конец волынской «Полонии» (как традиционно называют польские этнические общины за пределами собственно Польши).

Также за время войны почти исчезло некогда многочисленное еврейское население, уничтоженное нацистами и бандеровцами.

Резко сократилось чешское население. С 1944-45 гг. чехов стали призывать в армию, но не все попали в красную армию. Согласно призывным протоколам, почти 12 тыс. чехов из Волыни вступили в 1-й Чехословацкий армейский корпус в СССР. 1480 волынских чехов погибли, умерли от ран или пропали без вести. Почти 650 человек чешской национальности отдали жизнь, воюя в Войске Польском, советских партизанах и польской Армии Крайовой. В июле 1946 года Сталин по личной просьбе президента Чехословакии Эдварда Бенеша подписал договор о репатриации волынских чехов на историческую Родину. Первый транспорт из Дубно выехал 30 января 1947 года, а операция возвращения чехов на родину продолжалась 109 дней. Переселились более 33 тыс. человек. Правда, некоторые чехи отказались выезжать. Но ассимиляция и смешанные браки еще более сократились численность чехов Волыни. После провозглашения независимости Украины в 1991-93 гг. еще почти 2 тысячи чехов уехали в Чехию. В 2001 году на Волыни проживали 2 тысячи чехов. Но после «майдана» 2013-14 гг. и начавшейся гражданской войны последние волынские чехи покидают Волынь.

Волынь советская и постсоветская

Восточнославянское население Волыни, впрочем, осталось на своей Родине. Более того, численность украинцев даже возросла, поскольку прибыли украинцы из Закерзонья, в основном из Холмщины.

В целом, в конце 1944 года освобожденная Волынь еще не стала полностью «своей». В тылу Красной армии действовали бандформирования, которые обычно называли словом «бандеровцы». Это было не вполне справедливо, поскольку среди бойцов антисоветских формирований были бульбовцы, мельниковцы, различные идейно немотивированные бандиты, и только некоторые бандгруппы из ОУН-УПА. Ряды бандфорирований стали расти после того, как в леса устремились уклонисты, не желавшие вступать в ряды Красной армии. С ними поступали соответственно с законами военного времени.

Еще в ходе боев за освобождении Волыни в тылу Красной армии развернулась деятельность украинских самостийников. Только с января по февраль 1944 в Ровенской области было зарегистрировано 154 нападения на подразделения и отдельных военнослужащих Красной Армии, в результате чего было убито 439 советских военнослужащих. В феврале 1944 года в результате нападения диверсионной группы ОУН неподалеку от Ровно был смертельно ранен выдающийся советский военачальник генерал армии Н.Ф. Ватутин.

УПА уже тогда пыталась объявить себя также антинемецкой группировкой. В наши дни украинские историки вовсю трубят о том, что бандеровцы сражались против Сталина, и против Гитлера. Сами немцы, впрочем, и не знали, что бандеровцы, оказывается, «воюют» с ними, да еще за самостийную Украину. Так, 23 мая 1944 года немцы раскидали с самолёта листовку в тылу 1-го Украинского фронта, в которой называли УПА армией, «борющейся против сталинской власти, за народную власть без большевиков, помещиков и капиталистов»[48]. Таким образом, бандеровцы были действовавшей в тылу вражеской группировкой.

Главной задачей восстановленной советской власти стала ликвидация украинского националистического подполья. На Волыни, где действительно было много лиц, запятнавших себя участием в уничтожении евреев и резне поляков, борьба предстояла нешуточная. Достаточно сказать, что в Волынской области в 1945-46 гг. было размещено 3 400 бойцов внутренних войск, в Ровенской - 3 100[49]. Работали «вевешники» весьма эффективно, и бандеровщина на Волыни была ликвидирована довольно быстро. Под влиянием поражений внутри бандеровского движения начались внутренние разборки. Руководить СБ (службы безопасности) ОУН(Б) на Волыни М. Козак в течении января-сентября 1945 года рассмотрел дела 938 боевиков, и по обвинению в измене ликвидировал 889 человек из их числа[50]. Интересно, что непосредственно в боях с советскими внутренними войсками и частями министерства госбезопасности (МГБ) к лету 1945 года в Волынской области были убиты 186 боевиков, в Ровенской - 1 604. В целом, в отличие от Галичины, бандеровское движение было подавлено к 1946 году, хотя отдельные бандгруппы действовали еще до конца 40-х годов.

Но борьба была все же серьезная, трудная и кровавая. Бандеровцы не рисковали вступать в бои с армейскими частями и спецгруппами МГБ. В основном они занимались диверсионно-террористической деятельностью. В Ровенской области сожжено и уничтожено 50 школ, поголовно уничтожались члены семей красноармейцев и сторонников советской власти. В двух волынских областях от рук бандеровцев погибли 7,5 тысяч человек, большинстве своем мирных жителей, а также бойцов истребительных батальонов, сотрудников НКВД-МГБ, военнослужащих, а также сдавшихся по амнистии бывших боевиков ОУН.

После разгрома бандеровщины начались мирные будни края, ставшего чисто украинским и по официальным анкетам и по самоощущению своих жителей. Поскольку все местные малороссы были объявлены украинцами, то советская власть закончила украинизацию. Свыше 90 % жителей Волынской и Ровенской областей согласно переписям, называли себя украинцами. В школах образование шло в основном на украинской мове, так что именно местный вариант мовы стал языком общения. При этом Волынская и Ровенская области оставались преимущественно аграрными, самыми крупными промышленными предприятиями были азотно-туковые предприятия, сахарные заводы, деревообрабатывающие предприятия и переработка сельскохозяйственной продукции. Главная энергетическая мощность региона - Ровенская АЭС. Каких-то огромных «великих строек» здесь не было, соответственно, не было и массового притока новых переселенцев. В результате украинский язык даже в городах имел сильные позиции. Урбанизация обеих областей исторической Волыни была слабой. Самым крупными городами были Луцк (с 200 тысячами жителей), Ровно (240 тысяч), Ковель (60 тысяч). Остальные города имели меньше 50 тысяч жителей. В целом сельское население составляет половину всех жителей. Зато Волынь отличалась высоким естественным приростом. Население выросло за советские времена, превзойдя довоенную численность. Даже в первые годы независимости Украины на Волыни продолжался рост населения. И лишь с середины 90-х гг. Волынь стала вымирать вместе со всей Украиной.

Но почти полностью украиномовная Волынь сохраняет верность православию. Большинство верующих относятся к церкви Московского патриархата. Автокефальщики, а также расплодившиеся за годы «незалежности» сектанты вместе взятые составляют около трети верующих. Волынцы остаются лояльными украинской государственности. На выборах волынцы голосовали за самостийнические партии. В период военных действий на Донбассе во время «Русской весны» Новороссии уроженцы Волынской и Ровенской областей в отличие от национально-свидомых галичан, не говоря уже о русскоязычных неонацистах из Киева или Днепропетровска, воевали весьма стойко. Но это объясняется, впрочем, традиционной крестьянской лояльности к власти.

Так чем же является Волынь сегодня и в обозримом будущем? Может ли она вновь стать частью Русского мира, вспомнят ли волынцы, что они часть Союза Русского народа? Или же украинство окончательно и бесповоротно овладело помыслами жителей исконного русского края? Хочется верить, что Волынь была и останется Волынской Русью. Конечно, рерусификация не произойдет быстро и просто. Перестрелять всяких бандеровцев было лишь вопросом техники, а вот вернуть русское самосознание - это задача для целых поколений. Но край, который целое тысячелетие был русским, должен русским и остаться.

---

[1] Андрияшев А. М. Очерк истории Волынской земли. Киев, 1887, С.23

[2] Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М, Государственное издательство политической литературы 1956, с. 317-318

[3] Там же, с. 320

[4] Батюшков П. Н. Волынь. Исторические судьбы Юго-Западного края. СПб, Общественная польза, 1888,, с. 26

[5] Андрияшев А. М. Очерк истории Волынской земли. Киев, 1887, С.197.

[6] Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М, 1956, с. 320

[7] Нудьга Г. А. Література XI-XIII ст. Торжество історичної справедливості, Львів, 1968, с. 63.

[8] Батюшков П. Н. Волынь. Исторические судьбы Юго-Западного края. СПб, Общественная польза, 1888,, с. 118

[9] Батюшков П. Н. Волынь. Исторические судьбы Юго-Западного края. СПб, Общественная польза, 1888, с. 232

[10] Любавский К. М. История западных славян. М, Парад, 2004, с. 468

[11] Белоруссия и Украина. История и культура. Ежегодник. 2003. М., 2003, с. 141

[12] Даниэль Бовуа. Гордиев узел Российской империи: власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914). Новое литературное обозрение. 2011.,с. 255

[13] Там же, с. 493

[14] Табачник Д. Как вешатели спасали Россию.// еженедельник "2000" (608) 1 - 7 июня 2012 г, №22

[15] Даниэль Бовуа. Гордиев узел Российской империи: власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914). Новое литературное обозрение. 2011, с. 51.

[16] Там же, с. 410

[17] Катков М. Н. Собрание передовых статей по польскому вопросу. 1863 - 64 гг., в 3-х тт., М., 1887 г., Т. 1, с. 442.

[18] Там же, с. 880-881

[19] http://gazeta.zn.ua/history/cheshskaya-epopeya-volyni-_.html.

[20] Политическая история России в партиях и лицах. М, 1993, с.345

[21] Шульгин В. Годы. Дни. 1920. М, 1990, с. 96-97

[22] http://www.jewukr.org/content/index.php/2012-01-30-00-01-01/185-2012-01-29-22-18-34

[23] Яковлева Е. В. Польша против СССР. 1939-1950гг. М, Вече, 2007, с. 22

[24] Бухарин С. Н. , Ракитянский Н. М. Россия и Польша. Опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации. М, Институт русской цивилизации., 2001, с. 610

[25] Савченко В.Н. Восточнославянско - польское пограничье 1918-1921 гг. (этносоциальная ситуация и государственно - политическое размежевание). М., 1995. с. 153-154.

[26] Mironowicz E. Białorusini i Ukraińcy w polityce obozu piłsudczykowskiego. Białystok: Trans Humana, 2007. S. 8.

[27] Борисенок Е. Ю. Концепции «украинизации» и их реализация в национальной политике в государствах восточноевропейского региона (1918‒1941 гг.). Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. - М., 2015. С. 360.

[28] Попов А. Пора проснуться! Гонение на православие и русских в Польше в XX веке. СПб- Париж. 1993, с. 30

[29] http://www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_5711

[30] Борисенок Е. Ю. Концепции «украинизации» и их реализация в национальной политике в государствах восточноевропейского региона (1918‒1941 гг.). Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 2015. , С. 358

[31] Загiдулiн А. Беларускае пытанне ў польскай нацыянальнай i канфесiйнай палiтыцы ў Заходняй Беларусi (1921-1939). С. 117.

[32] http://www.bibliofond.ru/view.aspx?id=135743

[33] Даниэль Бовуа. Гордиев узел Российской империи: власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914). Новое литературное обозрение. 2011, с. 683-684

[34] Парсаданова В.С. Депортации населения из Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939-1941 гг.// Новая и новейшая история.-1989.-№2.-С.30-37.

[35] Энциклопедия изгнаний. Депортация, принудительное выселение и этническая чистка в Европе в XX веке. М, РОССПЭН, 2013, с. 340

[36] Гогун А. С. Деятельность вооруженных националистических формирований на территории западных областей УССР (1943-1949). //Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Северо-западная академия государственной службы. СПб, 2005, С 75

[37] Гогун А. С. Деятельность вооруженных националистических формирований на территории западных областей УССР (1943-1949). //Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Северо-западная академия государственной службы. СПб, 2005, С 62.

[38] http://korrespondent.net/ukraine/events/461883-nemeckie-istoriki-otryady-oun-upa-ne-voevali-protiv-vermahta

[39] Гогун А. С. Деятельность вооруженных националистических формирований на территории западных областей УССР (1943-1949). //Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Северо-западная академия государственной службы. СПб, 2005, С с.48.

[40] Яковлева Е. В. Польша против СССР.1939-1950. Вече, 2007, с. 219

[41] Вершигора П. Люди с чистой совестью. М, 1948, С.17

[42] Яковлева Е. В. Польша против СССР.1939-1950. Вече, 2007, с.217.

[43] Гогун А. С. Деятельность вооруженных националистических формирований на территории западных областей УССР (1943-1949). //Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Северо-западная академия государственной службы. СПб, 2005 с.108

[44] Игнатов В. Д. Агентура НКВД-МГБ против ОУН-УПА. М, Вече, 2015, с. 389.

[45] http://guralyuk.livejournal.com/1042747.html

[46] Из Варшавы. Москва, товарищу Берия... Документы НКВД СССР о польском подполье. 1944-1945 гг. М.-Новосибирск, 2001., с. 13.

[47] Семиряга М.И. Коллаборационизм: Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. - М., 2000. С. 526.

[48] Кентій А.В. Українська повстанська армія в 1944-1945 рр., Київ. С. 49.

[49] Игнатов В. Д. Агентура НКВД-МГБ против ОУН-УПА. М, Вече, 2015, с.391

[50] Игнатов В. Д. Агентура НКВД-МГБ против ОУН-УПА. М, Вече, 2015, с. 401-402.