Каждое государство занимается так называемым языковым обустройством.
Ведь языковая среда имеет все классические признаки среды: неконкурентное потребление и невозможность исключения. В местности нашего проживания мы не имеем выбора языковой среды и не можем отказаться от её использования- как не имеем выбора воздуха, которым мы дышим, и не можем отказаться от дыхания.
Зато воздействовать на языковую среду- как и на чистоту воздуха- мы можем.
Языковое обустройство влияет на всех без исключения членов общества, ведь все пользуются языком. Но не все члены общества имеют равное влияние на языковую среду. Решающее значение имеет влияние власти. Решения в области языковой политики в наибольшей степени отражают политические и экономические интересы господствующих в обществе социальных групп, а в меньшей степени- чаяния всего общества.
Нам кажется, что языковая среда вокруг нас образуется сама собой, при равном влиянии всех членов общества. На самом же деле если мы не замечаем целенаправленного воздействия на нашу языковую среду, то это означает, что воздействие на неё производится не в наших интересах, поэтому от нас это воздействие стараются скрыть.
Сейчас, в 21-м веке, значительно усилилось влияние надгосударственных образований на языковую политику (ЯП) государств. Демократичность ЯП, то есть влияние народа на свою языковую среду, заметно снизилась. Вызвано это значительным повышением роли СМИ в жизни каждого человека, и возросшим уровнем образованности общества. Как СМИ, так и система образования, подвластны господствующим социальным группам, которые умело используют эти инструменты для влияния на языки стран и народов.
На первом съезде Общества русской словесности 26 мая 2016 года профессор СпбГУ М.А. Марусенко опроверг распространённое мнение о том, что «глобальная гегемония английского языка есть естественный процесс», и что английский язык распространяется по всему миру благодаря своим достоинствам. На самом же деле проводится целенаправленная политика по его продвижению. Марусенко рассказал о вышедшей в 1992 году книге английского филолога Р. Филипсона, в которой приводились сведения о состоявшейся в 1961 году секретной англо-американской конференции по экспансии английского языка. Тогда многие восприняли эту книгу как «конспирологическую версию». Однако сейчас, после истечения 50-летнего срока давности, отчеты этой конференции рассекречены и доступны в интернете. На этой конференции было принято решение, что «английский должен стать господствующим языком и заменить другие языки и создаваемые ими картины мира».
Главной «приманкой», главным доводом в пользу мирового господства английского языка в науке и образовании, а также широкого использования англоязычных терминов во всех языках мира, является материальная выгода.
Во-первых, господство одного языка, по сравнению с многоязычием, позволяет экономить деньги на переводах. ВУЗам- на переводах лекций иностранных преподавателей, научному сообществу- на переводах книг, пособий, статей. Это- немалая экономия. Например, Евросоюз тратит на переводы до миллиарда ЕВРО в год.
Во-вторых, отсутствие национального словообразования позволяет экономить на органах, этим словообразованием ведающих. Не нужно институтов языка, терминологических комиссий, долностных лиц ответственных за терминологию на предприятиях ... Бери себе бездумно и беззатратно английские термины, и пиши их буквами своей азбуки- и будешь «в тренде».
В-третьих, люди, свободно владеющие английским языком, имеют возможность получить более высокооплачиваемую работу. И даже речь, переполненная англицизмами, даёт больше шансов устроиться на хорошую зарплату в иностранную фирму, где такой жаргон принят.
Господствующее положение английского языка в мире нарушает принцип справедливости, давая неконкурентные преимущества англоязычным странам, коммерческим фирмам из этих стран, и людям- носителям английского языка от рождения.
Поэтому даже если рассматривать вопрос исключительно с финансовой, с рыночной точки зрения, довод материальной выгоды от «прогиба» языковой политики страны под английский язык является весьма спорным.
Потому что выгода от англификации ЯП лишь краткосрочна. Она даёт экономию прямо сейчас, но лишает страну, её предприятия и её граждан, рыночного конкурентного равенства в будущем, отдавая преимущество гражданам и предприятиям из англоязычных стран, и самим этим странам.
Но и этот спорный довод экономии затрагивает лишь рыночную выгоду, совершенно упуская из виду выгоду нерыночную.
Ещё древний Рим использовал насаждение своего латинского языка в завоёванных странах для навязывания своих обычаев, культуры, религии и своей экономической модели общества. Иными словами, для колонизации покорённых стран.
Поэтому главный довод сторонников патриотичной языковой политики, сторонников сохранения своего языка и охраны его от размывания словами из других языков- это отстаивание культурной и духовной независимости, отстаивание возможности потомкам пользоваться духовным и культурным достоянием своих предков.
В некоторых странах юго-восточной Азии, переживших в последние годы эпоху бурной индустриализации и глобализации, уже бабушки не могут говорить со своими внуками- настолько изменились их языки[1].
Автор этих строк упорно занялся вопросами языковой политики после того, как услышал от школьника фразу: «зачем мне учить наизусть Пушкина- он ведь жил в другой стране и писал на другом языке». Разве 25 лет назад у советских школьников возникала такая мысль? Значит, именно в последнее поколение, в течение минувших 25 лет, наш язык изменился настолько, что дети стали ощущать язык Пушкина чужим.
Именно это- отрыв народа от корней его предков, лишение его самобытности- и является конечной целью агрессивной языковой политики англоязычных стран.
Знаменитый французский социолог Пьер Бурдьё даже назвал целью «символического насилия языком»- «всеобщую покорность».
Ключевой вопрос самобытности народа- «что такое хорошо а что такое плохо»- решается в значительной мере путём прочтения и осмысления классической литературы именно своего народа. Таким образом, размывая наш язык, англоязычные народы навязывают нам и свои понятия добра и зла.
Россия же проводит языковую политику колонии. Мы отказываемся от слов, которыми пользовались наши предки, заменяя их чужими словами.
«Ямщик сидит на облучке в тулупе, в ярком кушаке»- лишь два слова из шести остались в употреблении. Но не у всех народов выход из употребления предмета означает выход из употребления слова, этот предмет обозначающего.
«Повозка» стала обозначать «автомобиль» в турецком (арба), французском (voiture), испанском (coche)- а в русском вышла из употребления.
«Сундук» (coffre) во французском стал обозначать багажник автомобиля или мотоцикла- а в русском вышел из употребления. Более того, мы переняли французский «коффр» в значении багажника мотоцикла.
«Сабо» стали обозначать новый вид обуви- а в русском слово «лапти» вышло из употребления.
Но самое печальное- это колонизация массового языкового сознания русских. При возможности выбора между своим словом и чужим, между русским названием и иноязычным- большинство выбирают, увы, чужое, иноязычное. Пусть даже длинное и неблагозвучное в нашем языке.
Языковая политика является составной частью общей политики государства, направленной на его выживание и на достижение более выгодного положения в мире и в своём регионе относительно других стран.
Языковую политику воплощают деятели СМИ. Они воздействуют на корпус языка, внедряя в общее употребление либо иноязычные (английские), либо русские слова.
Воплощают её и деятели образования, воздействия как на корпус, так и на статус языка- решая, на каком языке проводить обучение, издавать учебные пособия и научные работы.
И те и другие знают как проводить ту или иную языковую политику.
Образно говоря, деятели СМИ и образования знают как построить здание. Но что мы строим, чем будет это здание- храмом или супермаркетом- решают идеологи.
Не случайно Сталин, не будучи деятелем ни СМИ, ни образования, написал статью «Марксизм и вопросы языкознания» (кстати «языкознание» после Сталина успело стать «лингвистикой»).
Сталин был идеологом, и видел политическую важность языкового обустройства страны.
Направлять языковую политику должны идеологи, определяющие систему ценностей и общее направление развития общества. Решающие, что мы строим- храм духа или храм рынка.
Стремимся ли мы к достижению краткосрочной материальной выгоды, отказываясь от материальной выгоды в будущем и от духовных и культурных ценностей наших предков- тогда мы должны продолжать следовать либеральным курсом языковой политики нынешнего правительства России, при котором «государство не должно вмешиваться, деньги сами решат всё».
Или мы стремимся к полной независимости нашей страны, причём не в краткосрочной перспективе, а на поколения. Независимости во всём- в экономике, внешней политике, в культурах и в религиях народов России, в нашем понимании добра и зла.
Тогда мы должны :
- возродить русское словообразование;
- избавляться от размывания нашего языка чужими словами;
- ограничить преподавание в наших учебных заведениях на иностранных языках;
- ограничить издания научных трудов, статей и прочих публикаций на иностранных языках;
- защитить церковнославянский язык, возобновить его преподавание в ВУЗах России;
- наладить обмен словами со славянскими народами;
- любить и уважать наш русский язык, как мы любим и уважаем нашу Россию!
Есть и возможность совмещения экономии на переводах за счёт использования одного иностранного языка во всех областях деятельности во всём мире, с сохранением справедливости и равноправия всех народов на мировом рынке. Это- замена английского на язык эсперанто.
Но о нём- в следующей статье.
[1] М.А. Марусенко. Языковая политика Европейского союза. СпбГУ, 2014
