|
Геннадий Иванов - поэт, безусловно, христианский, поэт
православный, глядящий на мир и на человека в мире «духовными очами веры»,
впитавший в своём творчестве также и на подсознательном, интуитивном уровне
весь духовный и исторический опыт своего народа, отличавшегося в своём
бытии - когда надо было - непреклонной стойкостью, когда надо - кротостью и
смирением.
Смирение же, по словам великого Исаака Сирина,
«усовершает душу Божественными созерцаниями»; к суждениям этого мудрого
писателя-аскета мы ещё не раз обратимся, в свете его миропонимания
рассматривая и бытие своей души и своё творчество, ибо мало кто так, как он
видел человеческую душу, - а у поэта-лирика главным предметом наблюдения и
описания является мир собственной души, предстояние её перед мирозданием,
перед Богом.
Творчество поэтов-лириков, Г. Иванова, в
частности, напоминает мне глубокую, глубинную русскую реку с её почти
незримым необоримым движением, исполненным величия и покоя, несущей в своём
течении мистически зримые поэту образы-символы: Бог, Родина, небо, земля,
вода, память, народ, женщина, любовь, природа, молитва, вера, смерть,
надежда...
Эти образы-символы для поэта русской классической
традиции являются точками духовной опоры.
МИСТИЧЕСКИЙ
СМЫСЛ И СТИХИЯ ВОДЫ, МИРОВОЙ ОКЕАН
Свой сборник Геннадий Иванов, словно бы погружаясь
в объявший его мысль и чувство безмерный космос, открывает стихами о
мировом океане:
Таинственно
и безбрежно
Шумит мировой океан.
Земля - это берег надежды,
И он не случайно нам дан.
Мы здесь
наполняемся верой,
Мы здесь открываем исток.
И сущим живя, не химерой, -
Ложимся лицом на Восток...
(«Таинственно
и безбрежно...»)
Или:
Когда
погас на горизонте свет
И от миров повеяло кочевьем,
Я всё глядел на уходящий след
При свете кормового освещенья.
И думал
я, что жизнь, как этот след,
Недолго вьётся, мчится и играет,
Что чуть подальше - и его уж нет,
И он в волнах бесследно исчезает».
(«Когда
погас на горизонте свет...»)
Ровное, бездонное движение воды, отблеск взошедших
созвездий, ровное дыхание стиха.
Читаем и слышим, как где-то в далёких мирах эхом
отзывается сурово-отрешённый Николай Заболоцкий:
Когда
вдали угаснет свет дневной
И в чёрной мгле, склоняющейся к хатам,
Всё небо заиграет надо мной,
Как колоссальный движущийся атом...»
(« Когда
вдали угаснет свет дневной»).
Заболоцкий,
что во «Сне», в инобытии
...тонкий
свет исчезнувшей земли
Отталкивал рукой неторопливой.
Какой, однако, уровень философского,
миросозерцательного притяжения!
Здесь уместно вспомнить и одного из поэтических
учителей Геннадия Иванова, замечательного лирика Василия Казанцева, в чьём
творчестве тема воды как материально-духовной субстанции и стихии занимает
особое место:
Еду по
полой воде
Вечером ясным. Куда?
К дальнему зареву, где
С небом сомкнулась вода.
(« Еду
по полой воде...»)
Давайте посмотрим и на ещё такую казанцевскую воду
- мягкую, умиротворённую:
Вода
была сияньем, громом,
Летящим шумом ветровым.
В вершинах дрогнула изломом -
К корням упала вековым.
И
улеглась в ложбинке длинной
У темнокорого ствола.
Остыла, стихла... Мягкой тиной,
Как сном, себя обволокла...
(«Вода
была сияньем, громом...»)
А вот другое стихотворение Василия Казанцева,
выдающее в нём глубокого поэта-мистика:
Ты в эту
реку весь войдёшь
(И словно чуя дуновенье:
«Ты в эту землю весь войдёшь»),
Растаешь в ней. С собой сольёшь.
Но вспоминать ты будешь всё ж
Лишь первое прикосновенье -
Воды затрепетавшей дрожь».
Заболоцкий, Казанцев, Рубцов, вся плеяда русских
поэтов-философов, традиционалистов, «тихих лириков» - вершины, маяки по которым
сверяет свой поэтический путь Геннадий Иванов.
...С точки же зрения религиозной вода в таинстве
Крещения является символом, образом и запечатлённой в одной из земных
стихий - реальностью, исходящей от Отца - благодатью Святого Духа.
Откроем описание Страстей Христовых и прочтём, как
один из римских воинов пронзил Его ребра, и тотчас из тела истекла кровь и
вода.
Кровь Христова имеет силу очищать верующих в
Господа от греха, вода же знаменует собою и сообщает благодать Божию.
В таинстве Евхаристии вино смешивается с водой в
знак того, что из прободённого ребра Спасителя истекли кровь и вода.
Поэтам дано ощущать мистическую сущность воды,
чувствовать её подсознательно, тянуться к великому чуду воды вопрошающе,
благоговейно и изумлённо.
Геннадий Иванов знает, о чём пишет - о
родном, о родственном: он многие годы прожил в Кандалакше, в бараке на
берегу Белого моря, уходил в арктическое плавание...
Проверено, как грубо, но верно говорится в народе,
«на своей собственной шкуре».
...«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над
бездною, и Божий Дух носился над водою» (Быт. 1:1-2)
ДРЕВО
Вчитаемся
в стихотворение Г. Иванова «Свидетель»:
Я видел
поэтическое дерево -
Я видел Соколова, Передреева,
И Кузнецова, Тряпкина, и Сухова...
Я видел их, и слышал и любил.
Казанцева,
Жигулина, Горбовского,
И Решетова, но березниковского...
Думаю, что Г. Иванова не обвинили бы в излишнем
пафосе, назови он это изумительное явление русского духа не дерево, а
по-старославянски - древо.
В нём, древе, есть всё, достойное восхищённого взгляда,
долгого созерцания и размышления: глубинная корневая система; ствол,
устоявший пред пагубными бурями века; крона, уходящая в благословенное
небо, к Отцу Светов, от которого «нисходит всякое даяние доброе и всякий
дар, совершаемый свыше».
Мысль, звучание русского поэтического «древа»
выражено классическим стихом, чуждым всякого внешнего украшательства,
искусственной и надуманной метафоричности; в нём - ясность, строгость и
простота стихотворного размера; в его звучании - искренность и задушевность
исходящих из сердца интонаций; напевность, достигающая порой потаённого
трагического накала.
Поэтическая линия, принадлежность коей
традиции Тютчева и Фета, Есенина, «новокрестьянских поэтов», Заболоцкого -
несомненна.
Размышления о взаимосвязи всего сущего в мире,
взгляд и стремление вырваться за пределы земного бытия («стихии чуждой,
запредельной стремясь хоть каплю зачерпнуть!» А.Фет) делают эту поэзию
философской и религиозной по устремлённости своего духовного вектора.
«Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда,
когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность
и жизненная характерность настроений, переживаний, размышлений», - писал Н.
Рубцов, ярчайший представитель данного поэтического направления,
которого Геннадий Иванов
«... не
видел, но поистине
Он рядом, ближе многих ближних был»...
Вадим Кожинов считал, что сила воздействия
стихотворного текста обратно пропорциональна его длине, - очень верное
наблюдение!
И лучшие стихи «тихих» лириков отличаются
немногословностью...
Шумит вековечное древо «тихой» русской поэзии с
его, почти религиозным, непререкаемым культом родной природы.
Ушли уже многие из названных Ивановым творцов
поэтического чуда «тихой лирики», ушли и более молодые, не вкусившие
по-настоящему литературной славы Г. Ступин, В. Лапшин, Н. Никишин, С.
Васильев из Волгограда, но остались ещё в строю представители старой
русской поэтической гвардии: В. Казанцев, Г. Горбовский, Ст. Куняев...
Стремительно летит время, меняется мир, стоит душа
человеческая вместе с Россией перед последним испытанием, но так же
утешительно-животворно звучание таинственного поднебесного дерева, древа
жизни...
«Древо жизни - оно есть любовь Божия» (авва Исаак
Сирин)
ПРИРОДА,
ПЕЙЗАЖ
Может быть, ни в чём другом так исповедально и
открыто не проявляется и не изливается душа поэта-лирика, как в описании
родной неброской природы, в русском пейзаже.
Не об этом ли замечательные строки внимательного к
миру природы поэта-философа Николая Заболоцкого:
В
очарованье русского пейзажа
Есть подлинная радость, но она
Открыта не для каждого и даже
Не каждому художнику видна.
(«Вечер
на Оке»)
В подлинной поэзии степень близости души поэта и
окружающего Божьего мира, природы такова, что они на лирической странице
превращаются как бы в одно нераздельное гармоническое «я».
Примером такой, почти физической слитности можно
найти у родоначальника нашей «тихой лирики» А. Фета:
Ночь и
я, мы оба дышим,
Цветом липы воздух пьян,
И, безмолвные, мы слышим,
Что, струей своей колышим,
Напевает нам фонтан.
(«Ночь и
я...»)
Любовью к природе пронизано всё творчество наших
лучших поэтов, к которым я отношу и Геннадия Иванова.
Мягкостью, гармонией, умиротворённостью дышит на
читателя со страниц сборников, написанных поэтами тютчевско-фетовской
плеяды.
В русской поэзии, надо сказать, важен некий
мистический момент творческой преемственности, когда один поэт как бы
благословляется другим, - предшествующим, - учителем, передающим ученику
своё мировидение и даже особенности интонацию поэтической речи, - можно
сказать «из полы в полу», - как некогда в Оптиной пустыни старец Лев
передал старцу Макарию будущего великого старца Амвросия.
Сравнение и пример: стихотворение уже упоминаемого
Василия Казанцева о прощании со своим умирающим селом (привожу полностью,
грех «резать» такое стихотворение):
Когда
вдали, за лесом, показался
Умершего села безглазый дом,
Я постыдился плакать, я сдержался.
Когда по улице потом
Я шёл, и
улица забыто, опустело,
Без радости, без горести, без сил,
Дворами тихими в лицо глядела,
Я ком, застрявший в горле, проглотил.
Не
плакал и тогда, когда среди дороги,
Невольно потупляя взгляд,
Я на краю села, как на пороге,
Ещё раз поглядел назад.
Чрез
много-много лет, на дальнем расстоянье,
Приснился мне тот мёртвый уголок
И с ним последнее моё свиданье...
И слёз во сне я заглушить не мог.
Геннадий Иванов вернулся на родину, но неспокойно
на душе у поэта, что-то необъяснимое тревожит и бередит его душу:
Зачем
надо пробовать клевер на сладость?
Зачем нам нужна эта малая радость?
Зачем это надо - ходить целый день
И слушать, и слушать тоску деревень?..
(«На
родине»)
«...слушать тоску деревень», - в этой строке можно,
пожалуй, различить и сухой сдержанный голос Ивана Бунина...
Но прикосновение к родной земле столь целебно, что
поэт уже с благодарностью за дарованное Господом время жизни, растворяет
свою душу в памяти; сам, подобно тёплому ветру, - припадает душой к любимой
природе:
Тёплый
ветер прогибает поле -
По цветам бежит и по пшенице.
Годы... годы... я уже без боли
Вспоминаю канувшие лица.
В мире
зримом стёрты их морщины,
В мире зримом стёрты их улыбки.
То, что было жизнью и кручиной,
Стало где-то новым полем зыбким.
И в
незримом мареве и свете
Что-то и цветёт и колосится.
Наша память - это тёплый ветер.
По цветам бежит и по пшенице...
...«Стяжи мир в себе, и будут иметь мир с тобою небо
и земля» (авва Исаак Сирин).
Думается, что пусть - хотя бы и на краткое время, - но поэт
«стяжал мир в себе», стяжал, - пусть хотя бы и в стихотворении.
СМЕРТЬ
«Страх смерти печалит человека с нечистой
совестью, а не осуждаемый совестью желает одинаково как смерти, так и
жизни»
(авва Исаак Сирин)
Для восьмидесятилетней старухи из стихотворения
Геннадия Иванова «Ожидание», пожалуй, скорее утешительно, чем печально, ибо
путь земной пройден; «обновы», в которых положат, приготовлены; проводить в
последнюю дорогу есть кому, оттого и радостно ей «открывать на гроб похожий
ларь»:
Тёмный
ларь. В нём разные одёжи.
Среди старых лоскутов, белья
Есть обновы - в них её положат,
Чтобы любо приняла земля.
Восемьдесят
лет ей миновало,
Дочка с мужем будут хоронить -
И она сама уже устала
По избе да у крыльца ходить.
Всё же
что-то радость доставляет -
Лучик солнца или печка в хмарь,
Но всего ей радостно бывает
Открывать на гроб похожий ларь.
(«Ожидание»)
Гроб-ларь, образ зрительно точный, исполненный
также глубокого внутреннего смысла.
Схожее отношение к смерти мы встречаем и в
творчестве Бориса Пастернака, поэта, казалось бы, с другой «стилистической»
стороны, но человека тоже православного и тоже мыслящего о вечности.
Герой его стихотворения «В больнице» на улице
попадает в аварию, откуда его увозят в больницу, где он понимает, что не
выживет, умрёт, и за всё благодаря Господа, смиряется перед Его благой
волей:
Мне
сладко при свете неярком,
Чуть падающим на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным своим сознавать.
Кончаясь
в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень в футляр».
У Пастернака гроб (загробный мир) дан в образе
футляра, у Иванова, как мы помним, в образе ларя - всё это уже не столь
важно, важна покаянная примирительная интонация этих стихов, их
христианская подлинность и глубина.
...Поэты-человеколюбцы, поэты-утешители!
ЖЕНЩИНА,
ЖЕНА
Смеялась
и пела, смеялась и пела -
Стирать и готовить, и шить не умела.
Но это
до срока, потом то и дело
Стирала, готовила, шила - и пела.
И
счастья другого вовек не хотела!
(«Счастливая»)
Стихотворение - образец большого поэтического
мастерства.
В такой краткой форме «схватить» характер, суть
женской души и женского начала может только большой мастер,
настоящий, повидавший жизнь поэт.
Всего-то навсего пять строчек, а прожитая жизнь и
судьба человека - как на ладони.
«И счастья другого вовек не хотела», - пример
радостного служения своему женскому предназначению, своей выпавшей доле. Другое
стихотворение Геннадия Иванова:
У меня
от тоски загражденье
В три - не меньше - кольца.
И скажу я себе в день рожденья,
Что хранит меня Бог подлеца.
Снова
радуюсь марту родному,
Снова радуюсь новой весне...
От метро продвигаюсь я к дому.
Солнце в небе! Наталья в окне!
(«У меня
от тоски загражденье»)
Да за такие строки («Солнце в небе! Наталья в
окне!») любящая женщина должна простить «подлецу» любые грехи - явные и
мнимые!
«При собеседовании с женщиной нельзя пребывать в
чистоте и не оскверниться»
(авва Исаак Сирин)
Очень строго и очень верно, но это уже для
монахов...
Прости, великий авва!
БОГ,
МОЛИТВА, МИРОЗДАНИЕ
Глаза поэта Геннадия Иванова устремлены в
небо, в вечность.
Падает ли наш лирический герой или восстаёт -
везде, где бы он не находился, что бы он ни делал, - всегда своим
внутренним взором видит себя предстоящим перед лицом Божиим, чувствует себя
малой, но - частицей, родственной всему сотворённому Господом мирозданию.
Всем известны слова апостола Иакова о том,
что «Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать».
На путях спасения собственной души поэт прибегает
к молитве, к самоукорению, к спасительным таинствам церковным:
Окропи
меня, батюшка, грешника,
Намолённой святою водой -
Разных бесов большого приспешника.
Окропи меня, батюшка, грешника,
И спасительных тайн удостой.
Я в
грехах бесконечных покаялся
И мечтаю быть чистым, как свет.
Я в грехах бесконечных измаялся,
Дни и ночи похожи на бред.
(«Окропи
меня, батюшка, грешника...»)
Таким кающимся грешникам (а кто из нас без греха!)
в утешение адресованы слова великого Исаака Сирина: «Сподобившийся увидеть
самого себя (свои грехи и немощи) лучше сподобившегося видеть ангелов»...
И жизнь свою, временны?е периоды своей жизни поэт
мерит и соотносит с церковными циклами и церковным календарём: январь -
Рождество, звезда Вифлеемская (Свято - Данилов монастырь); апрель -
Страстная неделя, Великий четверг... и так - весь церковный круг, вновь до
его начала - праздника рождества Божией Матери.
Но какая
б ни была эпоха,
А зимой за окнами бело, -
Такие строки мог написать только человек,
молитвенно созерцающий Божий мир, верящий в промысел Господень о своих
людях.
В народе говорят: «Без Бога ни до порога», и ещё:
«Кому церковь - не мать, Тому Бог - не отец».
О том же самом говорит и поэт из народа Геннадий
Иванов:
Говорил
один священник -
С жалостью, а не надменно:
Сразу за порогом церкви
Разверзается геенна.
Это
трудно понимать нам.
Трудно стать пасомым стадом.
Это трудно даже перед
Разверзающимся адом.
(«Говорил
один священник»)
Принимая всё выпавшее на его долю как из руки
Божьей, исполненный нелёгких раздумий о своей судьбе и о судьбе своей
земли, следуя рекой времени, уносящей в вечность, поэт встречает конец лета
- праздник Успения Божией Матери, и его тихая лира исторгает щемящую ноту
(стихотворение привожу тоже полностью):
Со мною
разговаривает рожь.
Колосья шепчут, что уходит лето,
Что скоро поле всё пойдёт под нож...
И вспомнилось из Нового Завета -
Что мы
колосья тоже, и придёт
Великий срок последней самой жатвы,
Снопы свезут на Божий Обмолот,
И будет всё, о чём писали жадно.
И будет
всё, о чём писали впрок,
Что страшно, и таинственно, и дивно.
Но так должно быть. Милосерден Бог.
Мука и мука - это неразрывно.
Со мною
разговаривает рожь.
Колосья шепчут, что уходит лето.
По
сердцу зябко пробегает дрожь -
То дрожь любви из Нового Завета.
Высокий образец христианской поэзии!
Верю, что этому стихотворению, как и всей поэзии
Геннадия Иванова, суждена долгая жизнь.
Нелёгок путь следования заповедям Господним, слаб
и немощен человек, подвержен искушениям и напастям, и всё же он упорно
следует кровавым (молиться - кровь проливать!) путём спасения, ибо «между
царствием небесным и геенною нет среднего места (авва Исаак Сирин).
Спаси тебя Христос, брат Геннадий!..
ИЗ
РАЯ
Поэт смотрит на земную жизнь, как на чудный Божий
подарок, понимая, что и земля, и природа, и все твари бессловесные,
призванные подчиняться человеку - лишь отражение иного, горнего мира.
Преподобный Варсонофий Оптинский , - ещё и
глубокий, замечательный религиозный поэт-философ, - так сказал о
красоте, окружающей обитель: «сподобился я видеть отблеск рая».
Не тот ли самый отблеск рая сподобился видеть и
Геннадий Иванов (стихотворение «Говорят...»):
Говорят,
что ласточки - из рая.
А цветы? А дождика вода?
Всё из рая, то, что умирая,
Нам хотелось видеть бы всегда.
А не из рая ли бабочки, что «играют - Настиной
касаются руки...», не из рая ли:
Белые
хлопья каштанов цветущих
С розовым светом внутри»,
«И одуванчиков
жёлтые краски,
Зелень и листьев, и трав...»,
Не из
рая ли стрекоза, что:
«...напротив
села,
На листе передо мной,
Затрещала,
Зазвенела
Перетянутой струной»? -
Какая, однако, зрительная точность!
Всё из рая, к чему прикоснулась любящая душа
поэта.
«Бог промышляет не только о человеке, но и о
птицах, и о тварях неодушевлённых» (авва Исаак Сирин)
«Бог есть любовь» (Иоанн Богослов)
РОССИЯ -
НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА, «ИСКАНДЕРЫ»
Филаретом - выдающимся святителем московским и
духовным собеседником и наставником Пушкина, - было сказано как-то о
том, что «худой гражданин земного отечества и Небесного недостоин».
По той боли и упованию на возрождение России,
которую в своей груди носит Геннадий Иванов - он, несомненно, гражданин
земного отечества - и гражданин достойный.
Кому, как не достойному сыну и гражданину земного
отечества могут принадлежать такие строки:
Держитесь,
люди русские, держитесь!
Друг другу помогайте, не ленитесь.
Нам надо выжить, выстоять, подняться,
Чтоб никого на свете не бояться.
Чтоб не
грозили нам, не унижали,
Чтоб наконец-то мы соображали -
Кто друг, кто враг, что в нас самих спасение.
Тогда и будет наше Воскресение!
(«Держитесь,
люди русские, держитесь!)
В стихах Геннадия Иванова звучит волевая нота
сопротивления, призыв защищать себя, свои победы и свои святыни («Что будет
с нами?»):
Что
будет с нами, да что будет с нами...
Если не будем себя защищать,
Нам не позволят быть даже рабами -
Нас убивать будут, не укрощать.
В нашей
безвольной, безропотной стыни
Всё нам припомнят и всё нам зачтут:
Наши победы и наши святыни
Испепелят, изолгут и сотрут...
И всё же в сердце поэта живёт вера, что Россия
соберётся с силами, воскреснет, воссияет в своём былом величии:
НЕОПАЛИМАЯ
КУПИНА
Россия то живёт, то умирает,
То снова миру слово говорит...
Терновый куст горит - и не сгорает.
Так и - горя - Россия не сгорит...
Так на кого же и на что уповает поэт в деле защиты
и возрождения
России? - на великий наш народ, -
доверчивый, обманутый и обворованный, но мастеровитый и не потерявший своих
высоких трудовых и научных прозрений и навыков, но «в закрытом
городе Заречном» творящий ракетные комплексы, грозные «Искандеры».
Поэт
уверен, что:
...надо
жить, пути торить
с чувством крепкой веры.
Надо жить, любить, творить,
Делать «Искандеры»!
(«В
Заречном»)
Погружаясь в размышления о спасении России, поэт
приходит к выводу, Что спасёт Россию:
Монах
спасёт Россию и священник,
Спасут Россию воин и крестьянин.
Спасут Россию тихие молитвы
И громкие орудия спасут.
(«Куда
бегут все эти «мерседесы»)
Верим, что молитвами нашей заступницы и
предстательницы пред Господом - Пресвятой Богородицы - так оно
непременно и случится, ибо неложны слова преподобного Серафима Саровского:
«Но Господь помилует Россию, и приведёт её путём страданий к великой
славе».
ПОСВЯЩЕНИЕ
ПРАВОСЛАВНОМУ
ПОЭТУ
Сонет
Божественная
лишь звезда
В твоих твореньях заблистала, -
Как мира
древнего вражда
И злоба на тебя восстала.
Крепись
оружием поста
И жертвенною изначала
Небесной силою креста
Во тьме вселенского провала.
Грядущему
не прекословь,
И душу к бедам уготовь,
Поскольку нет путей бескровных
В безжалостной пучине лжи...
И что за
дело нам, скажи,
До мненья мертвецов духовных?
(Николай
КОНОВСКОЙ)
|
