«С вами я горжусь моим разрывом...»

 

                                              I

 

Об этом замечательном произведении написано очень и очень много. Нет, наверно, ни одного заметного литературоведа, который бы не коснулся, хотя бы мельком, бессмертной комедии. Однако в океане этих публикаций есть один серьезный изъян: все они написаны со светских позиций. К большому сожалению, до сих пор нет ни одной статьи, которая бы рассматривала грибоедовский шедевр с духовной, то есть с Евангельской точки зрения. О советских исследователях и говорить нечего, для них этот путь был просто закрыт. Иван Александрович Гончаров написал большое, подробное, очень глубокое исследование о комедии, затронув в нем такие моменты, о которых никто до него не говорил. Но и он, несмотря на то, что был глубоко верующим человеком, оставил в стороне духовную сторону произведения.

Попытаюсь с Божией помощью восполнить досадный пробел.

Действие комедии происходит в доме Павла Афанасьевича Фамусова, «управляющего в казенном месте», то есть в московском обществе далеко не последнего человека. Перед нами проходит целая галерея разных лиц, начиная с лакеев и слуг и кончая влиятельными аристократами. Главный герой пьесы - Александр Андреевич Чацкий, молодой умный образованный человек; после трехлетнего отсутствия он прибывает в Москву и наносит визит Софье, дочери Фамусова, с которой прошли его детские и юношеские годы и к которой он питает самые пылкие чувства. Но - сэ ля ви! - неожиданно получает, мягко говоря, холодный прием.

Очень скоро выясняется, что Софья увлечена Молчалиным, секретарем Фамусова, пустейшим, ничтожнейшим человеком, который ухаживает за нею не по зову сердца, а по совету своего отца:

 

       Мне завещал отец:

         Во-первых, угождать всем людям без изъятья -

         Хозяину, где доведется жить,

     Начальнику, где буду я служить,

     Слуге его, который чистит платья,

     Швейцару, дворнику, для избежанья зла,

     Собаке дворника, чтоб ласкова была.

 

Он лицемер до мозга костей; кроме того, он тяготеет к Лизе,

служанке Софьи, и расточает ей свои комплименты, ну, а Лиза, в свою очередь, к Петрушке. Любовная линия, таким образом, полна горького комизма - этот ход позднее использует А. П. Чехов в своей комедии «Чайка».

Перейдем к хозяину дома - Павлу Афанасьевичу Фамусову. Поговорив некоторое время с Чацким и услышав от него нелицемерное мнение о «веке нынешнем и веке минувшем», а также о карьеристах, «чья чаще гнулась шея», и об охотниках «поподличать везде», он заключает:

 

                        Строжайше б запретил я этим господам

                        На выстрел подъезжать к столицам...

 

  И объявляет его карбонарием, опасным человеком, кто «вольность хочет проповедать».

Жить надо совсем по-другому; у Павла Афанасьевича множество примеров того, как именно надо жить; вот один из них:

 

                 Покойник был почтенный камергер,

                 С ключом, и сыну ключ умел доставить,

                 Богат, и на богатой был женат;

                 Переженил детей, внучат;

                 Скончался; все о нем прискорбно поминают.

                 Кузьма Петрович! Мир ему! -

                 Что за тузы в Москве живут и умирают!

 

И когда Софья заикается о бедном женихе, которого она видела во сне, Фамусов восклицает:

 

                 Ах, матушка, не довершай удара!

                 Кто беден, тот тебе не пара.

 

Служанка Лиза в разговоре с Софьей дополняет его характеристику:

 

                 Как все московские, ваш батюшка таков:

                 Желал бы зятя он с звездами да с чинами,

                 А при звездах не все богаты, между нами;

                 Ну, разумеется, к тому б

                 И деньги, чтоб пожить, чтоб мог давать он балы;

                 Вот, например, полковник Скалозуб:

                 И золотой мешок, и метит в генералы.

 

Фамусов - решительный противник просвещения и образования, от которых, по его мнению, только один вред:

 

                 Ученье - вот чума, ученость - вот причина,

                 Что нынче пуще, чем всегда,

                 Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

 

Тут он, конечно, кидает камешек в огород Чацкого.

И добавляет:

 

                                               Уж коли зло пресечь:

                 Забрать все книги бы да сжечь.

 

И тогда, только тогда в государстве наступил бы полный порядок, потому что не было бы ни вольнодумцев, ни смутьянов.

Павел Афанасьевич часто дает балы и званые вечера, его дом знает вся Москва, но... он совершенно не разборчив в людях:

 

                                       ...возьмите вы хлеб-соль:

                 Кто хочет к нам пожаловать, - изволь;

                 Дверь отперта для званых и незваных,

                 Особенно из иностранных;

                 Хоть честный человек, хоть нет,

                 Для нас равнехонько, про всех готов обед.

 

Для него важно, чтобы о нем и его хлебосольном доме шла по городу хорошая молва, а кто разносит эту молву, ему совершенно безразлично. Ему знакома почти вся Москва, все знатные и влиятельные, а главное, богатые люди, в них он души не чает, поэтому и произносит такие слова:

 

                 Возьмите вы от головы до пяток,

                 На всех московских есть особый отпечаток, -

 

и далее как бы вбивает гвоздь:

 

                 Решительно скажу: едва

                 Другая сыщется столица, как Москва.

 

Он имеет в виду, что в Первопрестольной живут такие уважаемые и достойные люди, как он сам, как полковник Скалозуб, князь Тугоуховский, графини - бабушка и внучка - Хрюмины, у которых многому можно поучиться и которые задают тон всей московской жизни. Однако автор комедии вкладывает в эти слова совсем другой, потайной смысл - о нем я скажу ниже.

Какими еще отличительными чертами отмечен уважаемый Павел Афанасьевич? Было бы странно, если бы он не любил пиров и не страдал чревоугодием:

 

                 Куда как чуден создан свет!

                 Пофилософствуй - ум вскружится;

                 То бережешься, то обед:

                 Ешь три часа, а в три дни не сварится!

 

Впрочем, этот «дар» присущ не только ему, но и всем завсегдатаям светских салонов.

 

                                              II

 

Полковник Скалозуб - один из самых почетных гостей в доме Фамусова; Павел Афанасьевич так и вьется около него: как же! такой выгодный жених для его дочери! У того есть заветная мечта, и о ней он может говорить всегда и везде:

 

                 Я с восемьсот девятого служу;

                 Да, чтоб чины добыть, есть многие каналы;

                 Об них как истинный философ я сужу:

                 Мне только бы досталось в генералы.

 

Ну, а когда это сбудется (в этом не сомневается никто - ни он сам, ни Фамусов, ни другие гости), то для него откроется новое поприще, где процветут его несомненные таланты:

 

                 Я вас обрадую: всеобщая молва,

                 Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;

                 Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;

                 А книги сохранят так: для больших оказий.

 

Что касается морали или элементарной порядочности, а также важных государственных вопросов то, простите, они не для него; между ними и Скалозубом «дистанции огромного размера». Поэтому не будем докучать господину полковнику разными учеными рассуждениями, а сразу же перейдем к другому персонажу, ну, например, к Антону Антоновичу Загорецкому. Много гостей собралось на пышный бал в дом Фамусова, но Загорецкий - один из самых-самых. Вот как аттестует его Платон Михайлович Горич:

 

                 Как эдаких людей учтивее зовут?

                 Нежнее? - человек он светский,

                 Отъявленный мошенник, плут:

                 Антон Антоныч Загорецкий.

                 При нем остерегись, -

 

советует он Чацкому, -

 

                                                     переносить горазд,

                 И в карты не садись: продаст.

 

В этот момент появляется старуха Хлестова, свояченица Фамусова, она приехала с девкой-арапкой, которая служит у нее для разного рода услуг; она, Хлестова, дополняет портрет героя:

 

Представь: их (то есть девок-арапок), как зверей, выводят напоказ...

Я слышала, там... город есть турецкий...

А знешь ли, кто мне припас? -

Антон Антоныч Загорецкий.

 

Не совсем ясно, где он приобрел этих девок-арапок - то ли в Турцию успел скатать, то ли в другом месте подсуетился, главное не это, а то, что он занимается куплей-продажей людей, то есть работорговлей, крупно зарабатывая на этом - деньги ведь, говорят, не пахнут.

Старуха Хлестова знает, кажется, всю его подноготную:

 

                 Лгунишка он, картежник, вор.

                 Я от него было и двери на запор;

                 Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье

                 Двоих арапченков на ярмарке достал;

                 Купил, он говорит, чай в карты сплутовал;

                 А мне подарочек, дай Бог ему здоровье!

 

Если бы она, старуха Хлестова, придерживалась строгих нравственных правил, то прогнала бы Загорецкого в шею вместе с арапченками, но нет, приняла, да еще и благодарит его - хочет жить, как другие, и не отставать от последней моды.

Загорецкий, кажется, ничего не боится: ни молвы, ни сплетен, ни злых языков, для него все это - как с гуся вода; хотя нет, есть одна вещица, которой он страшится, как огня:

 

                 ...книги книгам рознь. А если б, между нами,

                 Был ценсором назначен я,

                 На басни бы налег; ох, басни - смерть моя!

                 Насмешки вечные над львами! над орлами!

                 Кто что ни говори:

                 Хотя животные, а все-таки цари.

 

Почему он страшится басен? Да потому что узнает в них себя, погрязшего во грехах человека.

 

                                              III

 

Далеко за полночь званый вечер в доме Фамусова заканчивается; гости разъезжаются восвояси. Графиня внучка Хрюмина, утомленная светской суетой, пока ее укутывают в парадных сенях, кратко, но емко отзывается о вечере:

 

                 Ну бал! Ну Фамусов! Умел гостей назвать!

                 Какие-то уроды с того света,

                 И не с кем говорить, и не с кем танцевать.

 

Приглядимся внимательнее к выражению «какие-то уроды с того света». Кто это такие «уроды», да еще «с того света»? Это, как вы прекрасно понимаете, мои дорогие читатели, бесы. Там, за чертой этого света, в кромешной тьме, могут обитать только силы зла, силы сатаны, то есть бесы. Сказав это, графиня внучка и сама не очень-то разбирается в сказанном, но зато очень хорошо разбирается автор, вложивший в ее уста эти слова.

Дожидаясь своей кареты, Чацкий встречает еще одного представителя бесовского племени - имя ему Репетилов. Враль и пустомеля, он с места в карьер начинает свою «исповедь»:

 

                                               Зови меня вандалом.

                 Я это имя заслужил.

                 Людьми пустыми дорожил!

                 Сам бредил целый век обедом или балом!

                 Об детях забывал! Обманывал жену!

                 Играл! проигрывал! в опеку взят указом!

                 Танцовщицу держал! и не одну:

                 Трех разом!

                 Пил мертвую! не спал ночей по девяти!

                 Все отвергал: законы, совесть, веру!

 

Впрочем, Чацкий, кажется, не верит ни единому его слову. Между тем Репетилов (благо, язык без костей) начинает новую исповедальную речь, сомневаться в которой теперь уже нельзя, настолько она серьезна. Он только что вернулся из Английского клуба:

 

                                                      Чтоб исповедь начать:

                 Из шумного я заседанья.

                 Пожало-ста молчи, я слово дал молчать;

                 У нас есть общество, и тайные собранья

                 По четвергам. Секретнейший союз...

 

Что это за «секретнейший союз»? Это, скорей всего, одна из масонских лож, которые проросли на российской почве и которые собрали весьма богатый урожай среди тщеславных аристократов. Репетилов от них без ума:

 

                 Что за люди! mon cher! Без дальних я историй

                 Скажу тебе: во-первых, князь Григорий!!

                 Чудак единственный! нас со смеху морит!

                 Век с англичанами, вся английская складка,

                 И так же он сквозь зубы говорит,

                 И так же коротко обстрижен для порядка.

 

Репетилов не понимает, что попал в западню, так же как князь Григорий и его единомышленники; все они оказались в лапах сатаны, который очень ловко, с помощью лжи и искусных маневров, затуманил им мозги и увлек на пагубный путь. А. С. Грибоедов вскрыл один из острых социальных гнойников русской жизни, поразивший высший свет и принесший нашей стране много зла и катастроф.

 

                                              IV

 

В фамусовском доме Чацкий чувствует себя чужаком: ему не нравятся его обитатели, их пустопорожние разговоры, их невежество и лицемерие, отсутствие каких-либо высоких интересов, странная мода («хвост сзади, спереди какой-то чудный выем»).

 

                 Да мочи нет: мильон терзаний

                 Груди от дружеских тисков,

                 Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,

                 А пуще голове от всяких пустяков.

                 Душа здесь у меня каким-то горем сжата,

                 И в многолюдстве я потерян, сам не свой.

                 Нет! недоволен я Москвой.

 

Особенно поразила его одна сцена, свидетелем которой он был; с большой душевной болью он поведает о ней Софье:

 

                 Французик из Бордо, надсаживая грудь,

                 Собрал вокруг себя род веча

                 И сказывал, как снаряжался в путь

                 В Россию, к варварам, со страхом и слезами;

                 Приехал - и нашел, что ласкам нет конца;

                 Ни звука русского, ни русского лица

                 Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;

                 Своя провинция. - Посмотришь, вечерком

                 Он чувствует себя здесь маленьким царьком;

                 Такой же толк у дам, такие же наряды...

                 Он рад, но мы не рады.

                 Умолк. И тут со всех сторон

                 Тоска и оханье, и стон.

                 Ах! Франция! Нет в мире лучше края! -

                 Решили две княжны, сестрицы, повторяя

                 Урок, который им из детства натвержён.

                 Куда деваться от княжён! -

                 Я одаль воссылал желанья

                 Смиренные, однако вслух,

                 Чтоб истребил Господь нечистый этот дух

                 Пустого, рабского, слепого подражанья...

 

Язва «слепого подражанья» поразила князей и княгинь, графов и графинь, коллежских асессоров, министров, фрейлин и проч., и проч. Французский язык заполнил все аристократические гостиные и салоны, дворцы и особняки, частные пансионы и учебные заведения. Променять самый лучший, самый выразительный, самый богатый русский язык на французский, который и в подметки ему не годится, - это ли не абсурдная картина!? это ли не величайшее заблуждение?! это ли не сатанинское помешательство?!

Вместо того, чтобы самим воспитывать своих детей, богатеи нанимали гувернеров и гувернанток из Франции (да, да, не откуда-нибудь, а непременно из Франции), так как считали, что они-то уж по-настоящему воспитают их чад, научат их всему самому хорошему. И ошиблись - они научили их самому плохому.

Не отстал от моды и Павел Афанасьевич Фамусов, хотя и понимал, что делать этого не надо:

 

                 Берем же побродяг, и в дом и по билетам,

                 Чтоб наших дочерей всему учить, всему -

                 И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам!

                 Как будто в жены их готовим скоморохам.

 

Негативные результаты от вторжения в его дом этих «побродяг» сказались очень скоро, и Фамусов с горечью восклицает:

 

                 А все Кузнецкий мост, и вечные французы,

                 Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:

                 Губители карманов и сердец!

                 Когда избавит нас Творец

                 От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!

                 И книжных и бисквитных лавок!

                

Что-нибудь изменилось у нас с тех пор? Ровно ничего. Наоборот, нашествие иностранной моды, «книжных и бисквитных лавок» во много раз увеличилось.

 

                                              V

 

Чацкий говорил горькую правду, говорил не в бровь, а в глаз, но это не нравилось Фамусову и его гостям, потому что они жили по искаженным нравственным законам, исповедовали ложные жизненные принципы. («А как Я говорю истину, то не верите Мне» - Ин. 8, 45).

Что мог Александр ожидать от них? Да ничего хорошего. Он пришелся не ко двору - «с ним говорить опасно», - его оклеветали, объявили якобинцем и наконец сумасшедшим.

Если внимательно разобраться, то сумасшедшие как раз фамусовы, скалозубы, загорецкие, хрюмины, молчалины, а не Чацкий - все наоборот, перед нами перевернутый мир, в котором ложь процветает пышным цветом, а истина отвергается.

Как тут не вспомнить печального рыцаря Дон Кихота Ламанчского; он был единственным здравомыслящим человеком среди многих и многих людей, с которыми сводила его изменчивая судьба. Александр Чацкий и славный идальго Дон Кихот Ламанчский - это духовные братья.                

Редко кто из нас может похвастать тем, что его ни разу в жизни не оклеветали. Книжники и фарисеи оклеветали Самого Христа, говоря, что в Нем бес (Ин. 8, 48), что уж говорить о других людях.

 

                 О! если б кто в людей проник:

                 Что хуже в них? душа или язык? -

 

задается вопросом Чацкий.

Ответа на поставленный вопрос он не дает.

 

                                              VI

 

А. С. Грибоедов показал общество, которое поражено духовной проказой. «Выражение лиц их свидетельствует против них, и о грехе своем они рассказывают открыто, как содомляне, не скрывают: горе душе их! ибо сами на себя навлекают зло» (Ис. 3, 9).

(Вот тот подтекст, который автор вложил в свои слова о Москве).

Где искать причину такой нездоровой ситуации? Все дело в том, что Фамусов, его домочадцы и гости живут вне Церкви, вне Христа. В Москве очень много церквей, каждое утро и каждый вечер раздается звон колоколов, созывающий на богослужение, но эти люди не слышат его, как будто живут в дикой пустыне. Говорить о том, чтобы зайти в храм и поставить свечку во спасение своей грешной души, - это, простите, не для них - в храмы ходят только такие смутьяны, как Чацкий и ему подобные.

Фамусовы, хрюмины, молчалины, горичи не знают Евангелия, не знают заповедей Христовых, не знают ни постов, ни молитв, ни канонов, - а где нет Христа, там хозяином является некто другой, диктующий им свои правила и свои законы (Ваш отец диавол - Ин. 8, 44).

Автор несколькими меткими штрихами показал безбожие фамусовского дома. Пригрозив дочке тем, что сошлет ее «в глушь, в Саратов», Фамусов не сомневается, что она будет «за святцами зевать». А за святцами зевает только совершенно равнодушный к вере и к храму человек.

Слуге Петрушке хозяин однажды утром говорит: «Читай не так, как пономарь...» В его словах сквозит презрение и к церковному чтению, и к церковной жизни, - мы знаем, что пономарь во время богослужения читает, не в пример Петрушке, очень красиво и внятно.

Лишь однажды Фамусов во время разговора с Чацким сказал правильные слова:

 

                 Хоть душу отпусти на покаянье! -

 

но это пустая, ничего не значащая фраза - каяться Фамусов не собирается ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, это занятие не входит в круг его жизненных интересов.

Или вот Лиза, Софьина служанка. Она говорит, что «грех не беда», причем говорит об этом как о вещи давно проверенной, не подлежащей сомнению. Впрочем, эти слова автор мог бы вложить в уста любого героя своей комедии, кроме Чацкого.

Павел Афанасьевич и другие персонажи в разговорах частенько упоминают имя Господа Бога, но упоминают его всуе, по давно укорененной привычке.

Фамусовское общество - это бесплодная смоковница (Лк. 13, 7-8). У этого общества нет будущего. А впрочем, есть - 1917-ый год. После этой даты Россия оказалась в большевистском болоте, яды которого отравили абсолютно каждого человека, - выздоровление не наступило до сих пор.

Если взглянуть на сегодняшнюю Москву, то распространенные пороки, которые нарисовал А. Грибоедов, нужно возвести не в третью, не в пятую, не в десятую, а в сотую степень. Мы живем в городе, который уже давным-давно по своему нечестию превзошел библейские Содом и Гоморру.

Русский народ ныне похож на «несмысленных» галатов (Гал. 3, 1), не покорившихся истине. А если народ не покоряется истине, то его ждет Божие вразумление. По предсказанию святого Нила Мироточивого, оно наступит - еще раз! - в 2017- ом году. И будет, конечно, еще более грозное, чем сто лет назад.

 

                                                     VII

 

«Горе от ума» - это, скорее, трагикомедия, чем просто комедия.

Главный герой страдает, и очень сильно, от цинизма, мракобесия, пошлости, безнравственности окружающих его людей; он мучается, пожалуй, больше, чем праведный Лот (Быт. 19, 4-9). Его трагизм усугубляется тем, что Софья, которая ему очень нравится, оказалась такой же духовно опустошенной, как и все остальные герои бессмертной комедии.

Пьеса несет в себе далеко идущее обобщение: фамусовский дом - Москва - Россия - весь мiр. Все грешное человечество попало под прицел выдающегося мастера.

Если сравнить произведение А. С. Грибоедова с романом А. Пушкина «Евгений Онегин» и с романом М. Лермонтова «Герой нашего времени», то эти сочинения значительно уступают первому как по высоте мысли, так и по социальной значимости главного персонажа. И Онегин, и Печорин слишком мелки рядом с таким гигантом, как Чацкий, их интересы, желания, а главное поступки не идут ни в какое сравнение с последним.

Кроме того, и «Евгений Онегин», и «Герой нашего времени» - произведения сугубо светские, не выходящие за рамки «обычных» романов того времени, тогда как «Горе от ума» - сочинение духовное, озаренное ярким Евангельским светом.

 

                                              VIII

 

Заключительная сцена комедии поставила все точки над i; последние надежды Александра относительно Софьи рухнули - его пассия, став свидетелем низкого поведения Молчалина, оказалась, мягко говоря, «на мели». Чацкий, наконец, прозрел.

 

                 С вами я горжусь моим разрывом, -

 

заявляет он Софье, а в ее лице всему фамусовскому обществу и продолжает:

 

                 Так! отрезвился я сполна,

                 Мечтанья с глаз долой - и спала пелена;

                 Теперь не худо б было сряду

                 На дочь и на отца

                 И на любовника-глупца,

                 И на весь мир излить всю желчь и всю досаду.

                 С кем был! Куда меня закинула судьба!

                 Все гонят! Все клянут! Мучителей толпа,

                 В любви предателей, в вражде неутомимых,

                 Рассказчиков неукротимых,

                 Нескладных умников, лукавых простаков,

                 Старух зловещих, стариков,

                 Дряхлеющих над выдумками, вздором, -

                 Безумным вы меня прославили всем хором.

                 Вы правы: из огня тот выйдет невредим,

                 Кто с вами день пробыть успеет,

                 Подышит воздухом одним,

                 И в нем рассудок уцелеет.

                 Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок.

                 Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,

                 Где оскорбленному есть чувству уголок!..

 

Чацкий принимает единственно правильное решение - бежать! Но куда? В Санкт-Петербург? Но там точно такая же картина. В Казань? И там не лучше. В Париж? Тут еще хуже. В Мадрид? Боже, упаси! В Лондон? Только безумец выберет этот адрес. Некуда бежать бедному Чацкому. Здесь, на грешной земле, куда бы ни направил свои стопы, он никогда не найдет, «где оскорбленному есть чувству уголок». А где же найдет? Только на Небесах, в Райских Чертогах, куда не приблизится «ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи» (Откр. 21, 27), где нет печали и страданий, предательства и клеветы, а есть несказанная радость и ликование, где разлито дивное благоухание и никогда не смолкает Ангельское пение.