Антропологический опыт К. Н. Леонтьева - истоки его консерватизма

Гептастилизм, как ключ к зарождению «новой исторической антропологии»

Дискуссии о русских перспективах, идеалах, национальной идентичности кипят сейчас не только в элитных научных и политических кругах, но и во всем, развернутом с помощью современных технологий культурном, информационном и медийном пространстве.

В российской науке явно недостаточно поликультурных исследований раскрывающих границы русской идентичности. Книга Ольги Леонидовны Фетисенко «Гептастилисты»: Константин Леонтьев, его собеседники и ученики (Идеи русского консерватизма в литературно-художественных и публицистических практиках второй половины XIX - первой четверти ХХ века)», вышедшая в издательстве «ПУШКИНСКИЙ ДОМ» в 2012 году, является именное такой целостной монографией.

Обращение филолога-исследователя к проблематике, связанной с историей русского консерватизма, полезно хотя бы потому, что может внести новые литературные звучания в освоение этого направления, позволяя более цельно увидеть движение русской мысли, соединить разрозненные культурные пласты.

Возможно, достижение цели исследования : - реконструкция и рассмотрение леонтьевского учения об основах «новой восточной культуры» (гептастилизма) как целостного явления, характерного для русского консерватизма второй половины XIX в., и описание на его примере взаимодействия консервативного дискурса с публицистикой и художественной литературой, перегружено множеством исследовательских задач и чрезмерным иллюстрированием доказательной базы. Но с другой стороны масштабный текстологический материал, богатая историография позволяют создать наиболее полный эффект погружения в исторические реалии леонтьевского времени.

«Гептастилизм» Константина Леонтьева, представленный в книге, можно использовать, как метод кросскультурных исследований русского самосознания. В тоже время разнообразный и содержательный текстологический материал порою уводит в различные мысленные ответвления, создавая «гирлянду все новых ассоциаций».

Рассматривая книгу О.Л.Фетисенко через признаки антропологически ориентированной истории, можно проследить истоки зарождения леонтьевского консерватизма.

«Итак, нужно знать, что же именно охраняет охранитель. Ответ прост: конечно, национальные традиции, устои, основы, то, что соединяет формирует нацию, образует своего род ее священное предание. Тут вспоминается леонтьевское определение охранителей: люди «порядка и преданий» стр.6 Хотя, охранение и есть «охранение «существующего» оно «ненадежно» без «творчества» стр.10 Автор показывает, как идеи творческого развития, аналитического осмысления происходящего обогащают всю жизнь и деятельность К.Н. Леонтьева. Жизненный путь публициста-мыслителя полный поисков и открытий иллюстрируется автором монографии заметками о еще только зарождающихся в 19 веке науках. Рассказывая о знакомстве Леонтьева с Одоевским, не случайно появляется термин «аналитическая этнография» стр.16

Говоря о его «футурологической утопии славяно-восточной цивилизации» -гептастилизме в третьей главе книги впервые в леонтьеведении уделяется широкое внимание к «одной из загадок его творчества». Здесь, наверное, и находится ключ к зарождению «новой исторической антропологии».

Исследователь наглядно показывает леонтьевский «проектный подход», как использование взаимосвязей и синтез различных наук (социологии, этнографии, психологии). «Проектный подход», опережающий свое время, мы наблюдаем сейчас почти во всех научных и практических сферах жизни.

Автор показывает, что «проективно» Леонтьев мыслил еще с молодых лет. Первым его проектом скромно подписанным «лекарь Леонтьев», оставшимся погребенным во входящих бумагах Министерства просвещения и впервые опубликованным только в 2006году был подробно обоснованный план устройства «учебницы естествознания в Крыму»(1857-1859). стр.22

Мы видим в монографии, Леонтьева человеком, апеллирующим к последним открытиям современной науки, характеризующим Крым, как страну «по преимуществу антропологическую». Читатель Карла Бэра подчеркивает, что ни в одном университете нет кафедры антропологии, тогда как именно этой науке, понимаемой широко, принадлежит будущее, именно она осуществит предсказанное Т.Н. Грановским слияние гуманитарных и естественных наук. В антропологию Леонтьев включает анатомию, физиологию, этнографию, «рациональную психологию». (Прошу обратить внимание на очень точный термин для исследователей других «иррациональных» психологий.)

«Антропология должна стать на рубеже наук духовных и естественных, не ей ли быть звеном всех факультетов? - Если на факультете естествоведения ей следует дать одно из первых мест, как науке, одухотворяющей посредством эстетического символа фатализм праха, - то разве излишня она врачу, юристу и филологу? Время не ждет антропологии надо спешить, - восклицает Леонтьев. Стр.23

Очень созвучно нашему времени автор пишет о публицистике. «Публицистика, по словам Розанова, - самое естественное выражение времени». Как и сейчас в конце XIX веке публицистика заняла «королевское место в литературе», поставив в подчиненное положение к себе решительно все остальные виды литературы. Автор монографии подчеркивает, что в случае с Леонтьевым это было именно так. Здесь очень интересные размышления о методологии публицистики, это также относится, я считаю, к «новой исторической антропологии».

Публицист обращается «вообще к читателю», желая убедить как можно большее количество людей. Леонтьеву, показывает исследователь, всегда желателен персонифицированный адресат, поэтому он так часто избирал форму письма. С писем к конкретному лицу начиналась даже теоретическая книга «Византизм и славянство» стр.24

Представленные в публицистике и письмах отрасли исторического знания объединяются в творчестве мыслителя вокруг понятия культура. Исследователь отмечает. «Он требует от России, главной представительницы православного Востока, создания новой культуры, имеющей прийти на смену отжившей романо-германской, и верит, что она ее создает. Начала византизма, значительно уже усвоенные нами, остается только развить и донести до пышного своеобразного цвета. стр. 26

Построение и подбор материалов в монографии, уже сами по себе, воссоздают картину цельности мировосприятия К.Н. Леонтьева. Вклад мыслителя в русскую культуру автор монографии убедительно демонстрирует на примере автопортретирования. Убедительный пример леонтьевского автопортретирования приводит автор. Редактируя и дополняя перевод А.А. Александровым статьи А. Портье д`Арка (Чернова) из «Nouvelle Revue» (1889) Константин Николаевич подытоживает оценку своего творчества. По областям политической, в области философии истории, в области религии, в области общественной. Чем не новый «антропологический» подход к самому себе?

Антропологический подход помогает современному историку увидеть необходимость интерпретации мотивации поведения человека в других культурах, понятиях и ценностных категориях. Эти идеи интересно представлены автором в монографии.

Демонстрация наблюдений и размышлений К.Н. Леонтьева с дунайских перекрестков Европы XIX века интересны, как новая культурная история. Специфика его взгляда заключается в использовании эффекта «отстранения», когда Россия XIX века наблюдается и исследуется К.Леонтьевым со стороны, глазами «дунайских» народов того времени.

Исследователь указывает на основной интерес Леонтьева во второй половине 1860-х - «постичь во всей широте историческое призвание России» И помогает в этом даже географическая удаленность от объекта познания: «Вдали от отчизны я лучше вижу ее и выше ценю» стр.57

Автор отмечает. «Находясь в Добрудже, он по-новому видел свою родину, слыша от греков и славян, что в России есть церковное благочестие: «там монастыри многолюдны, и не могу изобразить вам отраду для православного человека, когда видит он этот неизмеримый край, который Бог сохранил для нашего спасения...». Залогом высокого положения России в мире, в тот период жизни, Леонтьев считает своеобразие, «пышность» ее «составных частей». Он верит, что славяно-русская культура «одна только в силах изменить историю», что Россия, выработав своеобразную культуру, «со временем может обновить несомненно стареющий мир». В журнальном варианте статьи «Грамотность и народность» от лица чехов говорится: «Русские обязаны не только для себя, но и для всех нас сохранить свою физиономию и даже стараться создать новое русское или славянское из данных им свыше начал». С Европой, полагает Леонтьев, нужно жить в мире, но в «культурном» отчуждении. Стр.59

Будут уместны для обсуждаемого в этой статье подхода, история обретение личной духовной и гражданской зрелости Константина Леонтьева «...Я уже с 1862года (30 лет) отступился с ужасом от либерализма, которому поклонялся 18 лет под влиянием Ж. Занда, Белинского, Тургенева и т.д. - Поклонялся его сердечным и благородным сторонам - не понимая еще (до 28 -29 лет) ни глубокой анти-государственности его; ни прозаических последствий того «смешения», без которого либерализм не может быть практикуем.

Анализируя вместе с автором «Гептастилистов» две крупные работы К. Леонтьева: «Византизм и Славянство» и «Русские, греки и юго-славяне», мы отмечаем знаменательность для судьбы К. Леонтьева временного совпадения двух событий: обретения им глубокой «личной веры» и трагической кульминации греко-болгарской церковной распри. Убедившись в том, что цели болгар «вовсе не церковные», дипломат и публицист «начал колебаться» в своей «слепой и пламенной вере в Славянство», а заодно «стал сильно разочаровываться и в наших внутренних русских либеральных преуспеяниях». Автор показывает, как Леонтьева греко-болгарский конфликт толкает к выбору между национальными («племенными сочувствиями», «единением славянской любви», государственным (« Россия - глава славянского мира») и церковным (единство Церкви, основанное на верности ее канонам) и он раз и навсегда выбрал третье. Стр.66

Актуально звучит мысль К. Леонтьева о национальной политике, где говорится, что истинно-национальная политика должна поддерживать не голое племя, а те духовные начала, которые связаны с его силой и славой. Политика православного духа должна быть предпочтена политике славянской плоти. Стр.66

В своей монографии О.Л. Фетисенко кратко излагает реконструированную историю создания главной книги Леонтьева - «Византизм и Славянство», подкрепленному рядом выявленных авторских свидетельств. Сначала Леонтьевым была «записана» уже сложившаяся в его сознании теория «прогресса и развития», потом появились главы о византизме и «славизме» и публицистические «болгарские главы». Подобно «Византизму и Славянству», статья «Русские, греки и юго-славяне» представляет собой соединение политической и теоретической работы. Леонтьев стремится познать «вековую устойчивость бытового типа, общего духа» разных народов, вычислить предопределенные этнопсихологическими особенностями «пределы политических колебаний, возможные для одной и той же нации». Для этого недостаточно только этнографических очерков и актуальной политической аналитики. Нужен новый синтетический жанр, опыт которого и предлагает Леонтьев в своих статьях, начиная с «Грамотности и народности».

Так оформляется Леонтьевская программа «нового созидания» - синтеза религиозных, политических, юридических, философских, бытовых, художественных и экономических идей - гептастилизм.

Разворачивая всю полноту, предложенную для осмысления в теории «Гептастилизма» русского мыслителя К. Н. Леонтьева, хочется направить исследователей и полемистов к термину «русский консерватизм». Этот термин поможет расставить точки над i в определении отношения к истинному патриотизму, который более целостно представлен в философской мысли «русским консерватизмом». Наш русский консерватизм отличается от западных его ветвей, держащихся на политической практике и рефлексии. Круг основных идей русского консерватизма определяется формулой, предложенной еще гр. С. С. Уваровым («Православие - самодержавие - народность»), претерпевшей с течением времени ряд трансформаций - как в официозную, так и в более творческую сторону (например, у славянофилов). С русским консерватизмом связана и деятельность К. Н. Леонтьева. Здесь полезно взять из, обсуждаемого исследования политическое направление К. Н. Леонтьева, по его собственному определению, «прогрессивно-охранительное» и «проектное».

Исследователь убеждает нас, что своей жизненной задачей Леонтьев считал проповеди «новой восточной культуры», своеобразной и «антитетичной» (от слова «антитеза») по отношению к современной западной культуре. Прямых своих предшественников Леонтьев видел в старших славянофилах и Н. Я. Данилевском. Антропологические взгляды Леонтьева на проблему «своеобразия» сложились к концу 1860-х гг., обогатившись знакомством с византийской культурой Афона и бытом христианского и мусульманского Востока.

В свете новой исторической антропологии полезно современным публицистам рассмотреть требования Константина Николаевича к публицистике, понимаемой им как род научной (прогностической) деятельности и в то же время как пророчество (здесь он близок Вл. С. Соловьеву). О пророчествах К. Леонтьева подобраны у автора монографии замечательные иллюстрации.

«Много предсказаний сбывшихся, много - «отложенных» или сбывающихся сейчас, как вот это - о китайцах - в исключенном при издании сборника «Восток. Россия и Славянство» фрагменте из статьи 1880 г. «Будущее принадлежит им, если славяне не перестанут все так же умильно и глупо служить обще-европейским гражданским богам...» стр. 29

Интересным для исследователей исторической антропологии является то, что, терминологический и образный ряд широко заимствовался Леонтьевым из естественнонаучных и математических дисциплин, а также медицины. Богатый терминологический ряд, показанный автором в обращениях Леонтьева к социальной психологии. Его занимает историческая психология, национальная психология, психология восприятия и творчества, загадки человеческой памяти. Эти мысли интересно и системно иллюстрированы автором.

Ключом к зарождающейся в те времена «новой исторической антропологии» является «гептастилизм» К.Н. Леонтьева. Автор исследования со всех сторон показывает наполненность этого понятия. «Гептастилизм» (седмистолпие; другие самоопределения: «анатолизм», восточничество; «идиотропизм», учение о своеобразии) - учение, охватывающее все сферы жизни, от бытовой до религиозной. В статье «Письма о Восточных делах» демонстрируется автором перечисление «7 столпов» культуры (они названы Леонтьевым здесь «отвлеченными идеями»): религиозная, философская, политическая, юридическая, экономическая, бытовая, художественная идеи. Все «идеи» существуют в любой культуре, но у Леонтьева получают новое смысловое наполнение. «Срединным столпом» (соответственно, восьмым, вне общего счета стоящим, скрепляющим или несущим на себе всю остальную конструкцию) Леонтьев в записке, адресованной Я. А. Денисову, называет самодержавие. Это говорит о православной цельности понимания К.Н. Леонтьевым российской государственности, опирающимся на учение многих церковных деятелей, например Святителя Филарета (Дроздова). Русское Самодержавие это - наше церковно-государственное, самобытно-русское общественное устройство, содействующее своим гражданам в достижении Царства небесного.

Не всякая монография истории философской мысли пробуждает в современнике яркую историческую ретроспективу. В этом смысле «Историко-литературные раскопки» Ольги Леонидовны Фетисенко, видятся особенно злободневными.

«Геоптастилисты» - самоценный для современника, не только исследовательский, методологический, и историософский материал, но и жизненно - практический материал, помогающий вдумчивому читателю выработать свое отношение ко многим общественно-политическим, социально-психологическим и духовным явлениям современности. Гептастилизм, как система семи «идей-столпов»: религиозных, политических, юридических, философских, бытовых, художественных и экономических, помогает проводить жизненный синтез, создавать «жизненную точку фокуса».

Прочитанная книга помогает понять историческую и антропологическую ценность междисциплинарных и межкультурных исследований, как филологический проектный подход обогащает историческую науку. Предъявленные литературно-художественные и публицистические практики с позиций исторической антропологии - писательская «рутина, повседневность, поведенческая культура» являются самоценным историческим материалом, помогающим более проникновенно почувствовать родную русскую культуру ее хранителей, носителей и охранителей созвучной нашему времени исторической эпохи. Исторические ценности исследования могли бы входить в одну из его задач.

Книга О. Л. Фетисенко своевременное явление в науке и общественной жизни России, удивительным образом синтезирующее картину русского мира, написанную выдающимся русским мыслителем-художником слова Константином Николаевичем Леонтьевым.