Империя, национал-большевизм и русская культура

Критика «русского исторического опыта»

«Нация, у которой нет ничего святого, не имеет права на существование». На первый взгляд, истина неопровержимая. Однако с нею следует обращаться осторожно. Кто и по каким признакам будет судить народные святыни? Сама нация в целом, та или иная её «элита», успех нации в мировой истории? Однако свои и чужие «элиты», скорее всего, будут заведомо пристрастны, тем более, что понятия об успехе у них разные...

В 2005 году Президент РФ В.В.Путин в своем послании Федеральному Собранию заявил, что считает распад Советского Союза главной геополитической катастрофой ХХ века. Не меньше оснований усматривать такую катастрофу в февральско-мартовском перевороте 1917 года, разрушившем последнее Православное Царство. В этом плане Первая мировая война и Февральская революция в России суть ключевые события ХХ века, потянувшие за собой всю дальнейшую их судьбоносную цепь - в том числе Октябрь 1917 года и Великую Отечественную войну.

В предлагаемой статье речь пойдет о более позднем времени, о 1930-х - 1950-х годах ушедшего века. Споры о нем не только не утихают, но обостряются. Не так давно парламентская ассамблея ОБСЕ приняла резолюцию «Воссоединение Европы», в которой фактически уравняла фашистскую Германию и советскую Россию в качестве зачинщиков Второй мировой войны. Отечественные «друзья народа» тоже не остаются в стороне. В 2009 году вышла в свет концептуальная книга Т.Д. и В.Д. Соловей «Несостоявшаяся революция: исторические смыслы русского национализма». Красной нитью через указанный текст проходит утверждение абсолютной чуждости и даже враждебности российской государственности (во всех её исторических формах, включая советскую) интересам русских как нации. Авторы, правда, оговариваются, что «причудливое соединение вражды и отчуждения с сотрудничеством и взаимозависимостью народа и государства составило в подлинном смысле диалектику русской истории», однако фактически всю силу своей аргументации направляют на доказательство изначальной и постоянной чуждости русских их собственному державному строю (и наоборот). «В исторической ретроспективе хорошо заметно, что эксплуатация русских этнических ресурсов превосходила все мыслимые и немыслимые размеры, что людей не жалели (знаменитое «бабы рожать не разучились»), что русскими затыкали все дырки и прорехи имперского строительства, взамен предлагая лишь сомнительную моральную компенсацию - право гордиться имперским бременем. Временами имперская власть принимала откровенно антирусский характер, как при Петре I, чья фактически оккупационная политика привела к колоссальной убыли населения, дезорганизации социальной жизни и социокультурной деградации России» (1). Редкие обращения к национальной тематике, вроде «бюрократического национализма» Николая Первого, «русского стиля» Александра Третьего или сталинского национал-большевизма, с точки зрения авторов, не более чем приманки, но никак не направляющий принцип. В общем, вольно или невольно, Т. и В. Соловей выносят смертный приговор русским как нации, которая не только не способна была сопротивляться давящей мощи державы, но и внутри себя заключала некую «экзистенциальную червоточину», обусловившую её интеллектуальную и политическую слабость, отсутствие воли, и, как следствие, вечные расколы, предательство и взаимную ненависть. Справедливо ли это, особенно применительно к 1930-м - 50-м годам? Может быть, как раз эти годы и показали, что для русского народа свято?

История у нас одна

В декабре 2008 года телеканал «Россия» провел убедительное аргументированное обсуждение образов и дел наиболее известных деятелей отечественной истории. Цифры последовавшего затем народного (50 млн. человек) голосования «имени России» говорят лучше слов: из двенадцати деятелей нашей истории зрители выбрали четырех царей и двух генсеков, среди которых такие «крутые», как Иван Грозный, Петр Великий и Иосиф Сталин. И хотя первое место по официальной версии занял Петр Столыпин, есть немало поводов полагать, что реально большинство голосов получил именно Сталин.

Вот тут-то и выходит на поверхность своеобразие русской истории - и современности - которых то ли не могут, то ли не хотят понять либерал-демократы и либерал-националисты. Их главная ошибка - неумение мыслить конкретно, в полноте истины, которая - особенно применительно к России - как правило, не укладывается в рамки одного категорического суждения, и нуждается, как сейчас говорят, в множественном дискурсе, то есть в системе взаимодополняющих суждений. В свое время выдающийся филолог и историк Г.Д.Гачев назвал это способностью пойти на подвиг противоречия, однако такая задача почти непосильна для позитивистского сознания...

В самом деле, какую бы эпоху (или выдающегося деятеля) в истории или современности России мы ни рассматривали, мы тут же обнаружим внутреннее противоречие - разнонаправленные векторы - в её/его продуктивном действии, служащие предметом ожесточенных споров не только социологов, философов и политиков, но и «широких масс трудящихся». И спорам этим не видно конца.

Для «русских европейцев», например (и, как оказалось теперь, для последовательных русских националистов) вся история русского Православного Царства есть нечто изначально враждебное русскому народу, да и всем остальным цивилизованным народам вообще («рабовладельческая империя»). Напротив, для русских православных христиан - то есть для подавляющего большинства русских - отечественная история и государственность, от св. Владимира до Иоанна 1У, от Иоанна до Петра, и от Петра до свщм. Николая Второго есть их собственная, народная история, русский религиозный и державный выбор (кроме, разумеется, старообрядцев). Для либералов Февральская революция - долгожданное освобождение от ига царизма, Октябрь - сатанинское наваждение, а белые генералы Гражданской войны - подлинные национальные герои. А вот для монархистов-патриотов Февраль - предательство великой Российской империи, а Октябрь - логическое продолжение Февраля. Последующая сталинская сверхдержава для коммунистов (исключая троцкистов, конечно) - предмет гордости, для либералов - концлагерь, а для многих наших современников - наследница целого ряда имперских традиций в их превращенной форме. Наконец, Вторая мировая война для патриотов - война России-СССР с оккультным нордическим рейхом, а для «внутренних» либералов (и их вдохновителей на Западе) - совместное предприятие Гитлера и Сталина против цивилизованной Европы, за которое фашистская Германия и Советский Союз - обе тоталитарные диктатуры - несут равную ответственность.

Сведем для наглядности эти противоречия в таблицу, расположив в левой её стороне известный отрицательный тезис, а в правой - не менее известный положительный:

Диалектика истории

В свое время великий немецкий диалектик Гегель написал статью «Кто мыслит абстрактно?», которую следует время от времени перечитывать всем скорым на расправу радикалам. Приведу небольшую выписку из неё: «Эй, старая, ты торгуешь тухлыми яйцами», - сказала покупательница торговке. «Что? - вспылила та, - мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты? У которой отца вши заели, а мамаша якшалась с французами? <...> Короче, она не может допустить в покупательнице ни зернышка хорошего.

Она и мыслит абстрактно - подытоживает в покупательнице все, начиная с шляпок, кончая простынями, с головы до пят, вкупе с папашей и всей остальной родней, - исключительно в свете того преступления, что та нашла ее яйца тухлыми. Все оказывается окрашенным в цвет этих тухлых яиц, тогда как те офицеры, о которых говорит торговка (если они вообще имеют сюда какое-либо отношение, что весьма сомнительно), предпочли бы заметить совсем иные вещи...» (2).

Если перевести этот веселый рассказ на философский язык, то придется ещё раз подтвердить, что истина конкретна. Легче всего взять одно («белое» или «черное») определение какого либо события или лица, и дать ему на этом тощем рассудочном (а точнее сказать, обывательском) основании категорическую оценку, как это и сделала упомянутая торговка. Где уж «торговочному» рассудку додуматься, что любая вещь - и уж тем более роковые исторические события и люди - содержат в себе множество противоречивых определений, действий, последствий, знать и судить которые во всей полноте может только сам Творец. В начале ХХ века выдающийся русский богослов и философ.П. Флоренский употребил для характеристики подобной ситуации термин «антиномия», означающий по-гречески противоположность в самой сущности вещей (противостояние в законе), а Н.А. Бердяев в своей книге «Судьба России» прямо писал, что Россия может быть охарактеризована только противоречиями. «Эвклидовскому» человеческому уму (ratio) действительно трудно вместить в себя единство, а иногда даже тождество указанных определений. Не случайно в Библии почти отсутствуют формально-логические (субъектно-предикатные) дефиниции: божественный Логос изъясняется большей частью притчами. Высшая Истина содержит в себе всю полноту суждений, которая для конечного ума неизбежно распадается на отдельные части. Можно до бесконечности спорить об «имени России», противопоставляя друг другу левые и правые стороны приведенных антиномий - эти споры слишком напоминали бы прения остроконечников и тупоконечников в известном романе Д.Свифта, если бы они не приводили к расколу общества и, в конечном счете, к холодным и горячим гражданским войнам. Тем более, когда в дело вступает политический радикализм, видящий истину исключительно в самом себе, в своей резкой и, как правило, непримиримой абстракции (3).

Имперская государственность России

Главная ошибка вышеупомянутых критиков «русского исторического опыта» (как либералов, так и националистов) - это отделение личности от Бога и государства. Личность ведь не просто самодовлеющая юридическая или телесная единица. Личность в православно-русской цивилизации есть индивидуальное преломление «симфонического» (по выражению Л.П.Карсавина) образа народа. Точно так же народ не сводится к своей этнической, биологической составляющей. Исторический большой народ (суперэтнос) - это нация, обладающая религиозным, культурным и государственным самосознанием. По существу, именно об этом твердили все сколько-нибудь чуткие к своеобразию своего отечества мыслители XIX - ХХ веков, причем как традиционалисты, так и либералы. Именно К. Д. Кавелину - теоретику русского либерализма - принадлежит глубокая формулировка (правда, со ссылкой на славянофила Ю. Ф. Самарина): «В идеале русском представляется самодержавная власть, вдохновляемая и направляемая народным мнением. Сама история заставляет нас создать новый, небывалый своеобразный политический строй, для которого не подыщешь другого названия, как - самодержавной республики» (4).

Вот в этом всё дело. Русское государство - это всегда Царство, не только в форме истинной народной монархии (Третий Рим), но и в модусе петербургского абсолютизма, и даже в превращенной форме советской власти - например, сталинского национал-большевизма. Либералы и националисты согласно молчат о том, что у них идет игра на понижение человеческого образа: личность (юридическая или биологическая) оказывается абсолютной самоцелью, своего рода causa sui. Вот тут-то и выходят на поверхность парадоксы русской истории. Недаром царская, а затем советская власть держалась на Руси (сравнительно с буржуазной Европой) так долго: православный народ предпочитал царя - а затем генсека - власти денег.

Вспомним, для сравнения, царя Петра Великого. В ходе петровской революции население страны уменьшилось почти на четверть. Именно Петр разрушил древнюю православную симфонию Церкви, народа и державы, отменил патриаршество и пытался построить нечто вроде европейского абсолютизма в протестантском духе. Однако где бы мы были сейчас без Петра? Можно сколько угодно осуждать его кровопийство («указы написаны будто кнутом», «утро стрелецкой казни», «варварская борьба против варварства»), или считать, что Святая Русь после него кончилась, а Церковь в параличе - всё последующая судьба Отечества подтверждает его общерусскую и мировую правоту. Петровская Россия - Русь Серебряная, с её Санкт-Петербургом, Пушкиным, Достоевским и Блоком - это вечный памятник воле и делу Петра. Непостижимо для ярых реформаторов («перестройщиков»), и, может быть, для себя самого - Петр оставил в неприкосновенности сердцевину Святой Руси, хотя и переодел столицу по-немецки. В таком плане Петр Александрович Романов стал первым русским интеллигентом, предшественником того же Родиона Романовича Раскольникова, который ведь тоже земного рая («парадиза») захотел и для этого через кровь переступил.

Нравится нам это или нет, Россия - страна веры и верности (vs их нарушения), но не юридической механики «общественного договора». В классическом народном представлении московский царь, петербургский император и даже советский генсек- это сакральные религиозно-политические фигуры, стоящие рядом с патриархом (симфония властей) в деле спасения Руси, а не просто «регуляторы рынка», как это оказалось в Европе после буржуазных революций XVII - XVIII веков. Именно эту особенность «русского исторического опыта» отмечали - уже после катастрофы 1917 года - такие разные мыслители, как И.А.Ильин и П.Б.Струве. «Россия росла и выросла в форме монархии не потому, что русский человек тяготел к зависимости и к политическому рабству - писал Ильин, но потому, что государство, в его понимании, должно быть художественно и религиозно (курсив мой - А.К) воплощено в едином лице - живом, созерцаемом, беззаветно любимом, и укрепляемом этой всеобщей любовью» (5). Что касается Струве, этого бывшего «легального марксиста» и оппонента Ленина, то он прямо утверждал, что «в государстве есть, помимо социальной техники, нечто от божественного начала. В любви к государству находит выражение не материализм, а, наоборот, бескорыстное, преодолевающее заботу о личном благополучии, религиозное отношение к сменяющему друг друга на земном поприще бесчисленному ряду человеческих поколений, почтение к предкам, которых мы никогда не видели, к потомкам, которых мы никогда не увидим» (6).

Таковы глубинные метаисторические корни губительного и одновременно спасительного (антиномического) феномена советской власти, особенно её национал-большевистского периода 1930-х - 1950-х годов.

Февральская революция 1917 года была не только (и даже не столько) политическая или даже социальная - это был системный религиозно-мировоззренческий и экзистенциальный переворот, разрушение последнего в Европе христианского Царства. Англичане и французы казнили своих королей лет на двести раньше, но эти страны уже оказались к тому времени de facto вполне буржуазными, а значит, и нехристианскими, по сути, цивилизациями. Русская же монархия в 1917 году пала жертвой либеральной «прогрессивной общественности» (сегодня она называет себя «креативным классом), восставшей прежде всего против духовной власти Удерживающего (Катехона) на одной шестой части планеты. Потому падение российской Империи и было таким катастрофическим. Не могу не привести в этой связи удивительно точные слова А.С. Изгоева из статьи «Социализм, культура и большевизм» (сборник «Из глубины», написанный авторами знаменитых «Вех» летом 1918 года уже по следам революции, против которой они в свое время предупреждали): «Все главные политические, социально-экономические и психологические идеи, в которых столетие воспитывалась (и продолжает воспитываться до сих пор - А.К.) русская интеллигенция, оказались ложными и гибельными для народа <...> Напрасно интеллигенция пытается спасти себя отводом, будто она не отвечает за большевиков. Нет, она отвечает за все их действия и мысли. Они лишь поставили точки над i, вывели все следствия из посылок. Добросовестность велит признать, что под каждым своим декретом большевики могут привести выдержки из писаний не только Маркса и Ленина, но и всех русских социалистов и сочувственников как марксистского, так и народнического толка... Единственное возражение, которое с этой стороны делалось большевикам, по существу сводилось к уговорам действовать не так стремительно, не так быстро, не захватывать всего сразу. Это - не принципиальные возражения, а оговорки трусливого оппортунизма. Чхеидзе, Чернов, Церетели, Скобелев. Некрасов, Керенский говорили и проповедовали то, что принципиально должно было привести к господству большевизма, решившегося, наконец, воплотить в делах их речи» (7).

Разумеется, «ленинско-троцкистская гвардия» - это настоящие демоны революции («красная русофобия»). Политику красного террора («диктатуры пролетариата») развернули в октябре семнадцатого именно они. Один из первых совдеповских концлагерей - знаменитый СЛОН на Соловецких островах - заработал на полную мощность уже в 1923 году. Вместе с тем, нравится это кому-либо или нет, именно большевики собрали рухнувшую в феврале семнадцатого Россию почти в прежних имперских границах. Вопреки наследственному интеллигентскому презрению к собственному Отечеству (8), и поддержке германского генштаба и нью-йоркских банков, на которые они опирались, Ленин и Троцкий ввели «отчалившую» Русь в жесткие дисциплинарные берега, выиграв Гражданскую войну. Великая, Малая и Белая Россия, Средняя Азия и Кавказ к 1922 году опять стали частями единой страны. Если бы действия советской власти сводились к заговору пассажиров «пломбированного вагона», проехавшим в апреле 1917 года через линию фронта, и в котором действительно не было ни одного русского человека - и рассуждать было бы не о чем. Но дело идет о судьбе России, всего её многомиллионного народа вплоть до сего дня. В своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма» Н.А. Бердяев квалифицировал советскую власть как превращенную форму русской идеи, и по сути он был прав. Смысл знаменитой Декларации митрополита Сергия (Страгородского) 1927 года и заключался в констатации этого факта, по сути признанного теперь зарубежной Церковью, воссоединившейся в 2006 году с московским патриархатом. Византинизм, абсолютизм, социализм в нашей истории, в конечном счете - только модусы (хотя и не «равночестные») русской идеи: живи не так, как хочется, а так, как Бог велит.

Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор

(Продолжение следует)