Прошла четверть века - всего лишь - с тех пор, как весной 1991-го года младший брат подарил мне первые два тома «Властелина колец».
Мне было 28 лет, я училась в заочной аспирантуре университета в Петербурге, работала научным сотрудником в археографической лаборатории Сыктывкарского университета и на лето собиралась в Воронцовку, воронежскую деревню, с четырёхлетней дочкой и годовалым ньюфаундлендом.
В Воронцовке родители мужа купили старый дом на берегу тихой маленькой речки, и этот старый дом с широкими дубовыми половицами и русской печью, старый сад, мостки над речкой в конце огорода, с которых можно было полоскать бельё или нырнуть, велосипед, на котором я ездила в центр деревни в магазин за провизией, усадив дочь на багажник, погреб, в который я по шаткой лестнице спускала на руках в самую жару нашу Лору - всё это как-то соединилось у меня с двумя разноцветными томиками.
Хотя в деревне читать их было некогда, даже не помню точно, брала ли я их туда с собой. Но в середине лета получилось так, что вопрос о Лоре встал ребром: в деревне в ней проснулись инстинкты и соседи грозились пристрелить, если ещё застанут за ловлей утят на реке, а посадить её на привязь было выше моих сил, и пришлось везти её в обратно город.
В жару, на лесовозе, за сколько-то там не то сотен, не то тысяч километров. Во всяком случае мне эта дорога безконечной показалась. Но наконец начались вместо выжженой жёлтой травы и полей - леса и зелень по обочинам, и каким же милым и прекрасным показался мне север в июле месяце: травы в человеческий рост и белые ночи.
И никаких деревенских проблем и хозяйственных соседей. В ожидании обратного отъезда, точнее, отлёта в деревню, лесовозом-то пришлось воспользоваться, потому что в деревне негде было справку Лоре взять, мы с Лорой гуляли по городу и ездили на дачу, и вот тут-то я открыла подаренного братом Толкиена.
До сих пор помню своё впечатление: не оторвалась, пока не дочитала, читала всю ночь, днём заснула, и когда под вечер встала, чтоб идти гулять с собакой, у меня было такое чувство, что проснулась я в каком-то другом мире.
МИР ИЗМЕНИЛСЯ. Его изменили два маленьких хоббита, несущие к Роковой горе кольцо Саурона. Помню, вечер был холодным и ветреным, по окрашенному закатом в тона от золотисто-розового до лилового небу неслись растрёпанные облака, и эти вечерние облака, и этот ветер были какими-то особенными, никогда таких раньше не замечала.
Только теперь я понимаю, что это было. Читать мир как книгу умели средневековые люди, понимающие, что всё в природе - символично. Это понимание присуще каждому нормальному человеку, крестьянину.
Но я родилась в городе, и хотя занималась средневековой литературой, переписывала с рукописей многовековой давности жития русских святых и общалась в экспедициях со староверами, но при этом была заражена всеми вредоносными микробами «культуры» своего времени, слушала на стадионах рок, смотрела какие-то жуткие ужастики, читала всё подряд...
А в Толкиене было что-то настолько живое и настоящее, что словно тоннель во времени пробило, и я вдруг поняла, что хоть тысячу лет назад, хоть пятьсот или триста - настоящее, главное в жизни остаётся неизменным, нужно только увидеть это главное и настоящее.
Поэтому мне никогда не хотелось - хотя, может быть, просто уже не тот был возраст - присоединиться к толкинистам и прочим реконструкторам, наряжаться и играть. Что мне само собой у Толкиена понравилось и вошло в жизнь - так это нелюбовь к технике.
Никаких машин и прочих пылесосов и комбайнов. Велосипед, ручная стирка, готовка и уборка. Держалась я долго и до сих пор в чём-то устояла, хотя со временем кухонный комбайн и стиральную машину пришлось принять в подарок.
И любовь к деревьям. Мысль о том, что у деревьев есть свои пастухи, что деревья живые и когда-нибудь могут проснуться, встать и пойти на помощь сражающимся за правое дело, когда больше некому будет им помочь.
По крайней мере одно дерево - точно. Я пыталась ругаться и спорить с теми страшными людьми с бензопилами, которые перед каждой весной казнят и увечат городские деревья.
- Покажите своё предписание. Видите, тут написано «обрезка ветвей». Это означает, что вы должны стричь, а не брить, не пень после себя оставлять, а формировать крону...
Не помогало, эти люди тупо смотрели в бумагу и на меня, и стоило мне уйти - принимались за прежнее. Но одно дерево я спасла, большой старый клён в бабушкином саду, который помнит нас с братом детьми.
Растёт он у самой ограды, и когда нынешняя хозяйка меняла забор - собралась его спилить, иначе невозможно было прямо поставить новую ограду, старая была ниже и клён прямо над забором изогнулся.
Я сначала её уговаривала, а потом перестала, поняла, что уже сказала всё, что могла, и говорила только с клёном и его Творцом.
- Потерпи, не бойся, я про тебя всё время помню.
- Услышь, помоги!
И произошло чудо, у людей с бензопилами и прочими агрегатами то ли сломалось что-то, то ли просто не сложилось, на этом участке сначала осталась старая ограда, а потом нашёлся способ как переделать новую так, чтобы клён остался на своём вековечном месте...
Профессор Толкиен был старомодным чудаком: в 16 лет встретил свою любовь, пять лет ждал совершеннолетия, чтобы сделать предложение, женился и прожил всю жизнь с этой женщиной, Эдит Толкиен, матерью своих четверых детей.
Для которых и написал свои сказки. «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». Не совсем, но почти так, и точно похоронены в одной могиле.
Один сын, Кристофер, ещё жив и возмущается экранизациями. Ещё один старомодный чудак. Разве он не понимает, что кино - это деньги, деньги и ещё раз деньги.
Я не настолько старомодна, начало мне понравилось. Потом, правда, чем дальше, тем хуже, и третий фильм «Хоббита» смотреть целиком я уже не стала, так, вполглаза, перемотала в основном.
И, видимо, не только я, так что продолжение вряд ли будет. В плюсе то, что я поняла: Новая Зеландия очень красива, там есть и горы, и равнины, это прекрасный остров.
И если получится так, что благодаря экранизации Толкиена там удастся сохранить хотя бы часть первозданных пейзажей - это прекрасно.
Пусть лучше стада туристов бродят по Хоббитании, чем люди с бензопилой.
Кажется, это называется эскапизм. Ну и прекрасно, какая разница, каким словом называется прекрасная сказка. Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок.
Какой урок? Это уже каждый сам усваивает - насколько способен... Если кратко: рыцарь ничто без оруженосца (Дон Кихот без Санчо Пансы, Фродо без Сэма).
У каждого рыцаря рано или поздно появится не только истинный слуга, но и коварный, втёршийся в доверие... Отношения между Фродо, Сэмом и Горлумом - это история про то, что зло не всесильно, потому что на каждого Горлума найдётся свой Сэм, простой садовник.
Тут смычка между двумя широкими, как полноводные реки, темами Толкиена: о живых деревьях и слугах Саурона, Властелина колец.
Если бы не садовник Сэм - Властелин колец победил бы всех рыцарей, вместе взятых. Но на его пути встал мирный хоббит, маленький крестьянин, который, когда у Фродо истощились все силы - понёс его вместе с кольцом на своих плечах.
Вот такая история. Обожаю её и её автора. Хотя давно уже не перечитывала, 10 лет. В последний раз читала, когда долго лежала в больнице, на сохранении, и нужно было во что бы то ни стало куда-то спрятаться от реальности, от унылых больничных стен и будней.
Тогда я взяла себе за правило часть дня вышивать, часть читать «Властелина колец», понемногу, чтобы хватило на весь срок. И поскольку с моим английским быстро и тогда уже не получалось (сейчас, наверное, совсем не получилось бы) - вот так потихоньку и выкарабкалась.
Правда, ещё часть дня я читала другую Книгу:
Новый Завет на церковнославянском.
Но никакого противоречия между моими занятиями
не возникало, одно плавно перетекало в другое: с утра
Евангелие, потом капельница, потом вышивание, снова капельница, и вечером, на ночь - сказка. Рекомендую.
Впрочем, это до планшетов с айфонами было, и сейчас выглядит старомодно. Вот и хорошо. Приятно сознавать, что имеешь нечто общее со старомодным профессором: общее прошлое. Вплоть до того, что иногда кажется, что это он сам рассказал мне свою любимую сказку.
Но ведь так и есть! Неважно, что сначала скользило по бумаге перо, потом рукопись попала в типографию, а уж потом ко мне. Важно, что я поняла, о чём эта сказка - а теперь вот и вам смогла рассказать.
