Золотые львы от лучшей в мире экономики

За настоящую работу, предлагаемую вниманию читателей, я взялся сразу по просмотру телепередачи о разорении нувориша Тельмана Мардановича Исмаилова, сказочно разбогатевшего на «Черкизоне» в правлении Москвой его друга Лужкова. Вчерашнего ещё владельца отеля «Мардан Палас» в турецкой Анталии (пишут, «самого дорогого на континенте») знает всякий, распространяться о нём не стану. В той телепередаче моё внимание привлекли кресло, в котором развалился бывший миллиардер (сейчас, увы, только миллионер), и одна из аттестаций его - «сын цеховика». Кресло, подстать дивану, сработанному для тучного шаха или султана, бросилось в глаза огромными золотыми львами на подлокотниках - образец вызывающей роскоши и безвкусицы. Что до «цеховика», до сих пор мне не приходилось слышать о «бакинском горце» Мардане Исмаиле (наверное) оглы, «крупном цеховике» так в его оф. биографии) на закате советской эпохи, которому в юности, оказывается, помогал отцовская надёжа - смышлёныш Тельман с умными восточными глазами. И вообще, с понятием «цеховик» я был знаком понаслышке. Порылся в справочниках.

Акт 1-й

*

Коротко говоря, цеховиками в советские времена называли организаторов подпольного (т.е. в нарушении закона) производства товара, пользующегося повышенным спросом: одежда, обувь, галантерея, радиодетали, запчасти к автомобилям, др. Эту незаконную экономическую деятельность прикрывали, себе на пользу, (по нынешней терминологии - «крышевали») т.н. теневики - хозяйственные и партийные руководители СССР разных рангов. От «крышевания» преступного бизнеса кормились и скромные начальники промышленного производства, и райкомовская «организующая и вдохновляющая» мелочь, и директора крупных предприятий, и крупные партийные столоначальники, вплоть до наместников Политбюро ЦК КПСС в обкомах и крайкомах, а то бери и выше (тому пример - дело 1-секретаря Львовского горкома партии Овсянко). Есть сведения, что накануне Перестройки подпольное производство товаров лёгкой промышленности составляло треть от валового страны. Как ни старался ОБХСС (вернее, чаще изображал старание), как ни рисковали цеховики и теневики свободой, конфискациями, даже жизнью (при «особо крупных размерах»), свойственные роду человеческому жадность, ненасытность тут же заполняли бреши «редеющих рядов» строителей коммунизма в отдельно взятых квартирах. Здесь каждый сам себя и семью финансировал «по потребности» из тайников в стенах и подполе или из матраса больной бабушки, 10 лет не встающей с постели.

О существовании теневой экономики в СССР впервые открыто поведали массам в 1963 году в связи с казнью двух «крупноразмерных» цеховиков-миллионеров. Но появились таковые уже в конце 20-х, начале 30-х гг., с ликвидацией частной собственности на средства производства и внедрением государственного планового управления экономикой. Это явление не затухало даже в годы войны, а потом разрослось до труда 15-и миллионов человек, подавляющему числу которых внушали на открытых партсобраниях, что они трудятся во имя социализма. Тому способствовали неучтённое сырьё и его излишки на государственных предприятиях местной промышленности, толкачи-снабженцы, лёгкая подкупаемость низкооплачиваемых лиц, которые призваны были по долгу службы раскрывать и пресекать экономические преступления; также катастрофическое воровство на государственных предприятиях буквально всего, что мог вынести так или иначе «несун» любого масштаба и ранга. А «многозвёздные несуны» могли воровать грузовиками и даже эшелонами. О «тенях» социалистической экономики советского образца, с жиреющими в них цеховиками, образно рассказал А. Нилов в «Записках подпольного миллионера». Сказанное мной выше - это общие слова. У любого возникнет вопрос, как могло случиться, что в последние два десятилетия Советской власти теневая экономика могла так глубоко укорениться в социалистической легальной экономике. Чтобы хотя бы приблизительно ответить на этот вопрос, надо оглянуться, внимательно осмотреть пройденное и задуматься.

**

Крушение в 1917 г. Российской империи (по моей терминологии «Белая империя») было подготовлено известными событиями последних десятилетий её истории. Смертельные язвы и бациллы, ускорявшие естественное старение тысячелетнего государственного организма, задолго до февральской революции наблюдались думающими умами. Их можно было изображать художественными средствами - малым количеством выразительных образов. Но скоропостижная смерть Красной Империи (1917-91 гг.), находившейся, казалось, на вершине военного, промышленного, научного могущества, внезапное падение её в пропасть с космической (в прямом смысле) высоты, ещё ждёт непредвзятого анализа. Сейчас нередки попытки объяснить эту катастрофу теми или иными случайностями, внутренними и внешними. Ни одна из них не выдерживает критики. Поразмышляем и мы:

Гибель СССР в 1-й год последнего 10-летия ХХ в. была неумолимо заложена в начале 20-х гг. в саму конструкцию страны равноправных (якобы!) автономий, собранную теоретиками Нового Мира из обломков уже ветхой от времени державы (практики-то у строителей не было абсолютно никакой, кроме посиделок за самоварами в лондонских и женевских «подпольях»). Врождённая роковая болезнь зрела в глубине государственного тела. На ранних стадиях этого гибельного процесса я останавливаться не стану, не раз писал о них. Отмечу только, что победоносная для народов СССР Великая Отечественная война взбодрила уже обречённый организм и продлила умирание на несколько десятилетий, пока Сталинская воля - воля самовластительного государя, принятая народом, как тяжёлое благо, действовала по инерции. Но в 70-80 гг. процесс распада так убыстрился, что ум человеческий уже не поспевал осознавать его. Отдельные голоса проницательных умов заглушались мощным звучанием официальной пропаганды на мотив «всё хорошо, прекрасная маркиза». Теперь мы можем, сидя на пенёчке, что остался от могучего державного древа СССР, оглянуться, внимательно всмотреться в послесталинское былое и поразмышлять.

***

В советской стране долго ощущалось колебание земли от массового забега с целью «догнать и перегнать Америку». Никита Хрущёв, давший ему старт в мае 1957 года, имел в виду, в основном, производство мяса и молока, но желание добиться максимально быстрого успеха, впечатляющих результатов с наименьшими затратами, породило массу авантюристических инициатив. Среди них - «кукурузная лихорадка», «мясные компании», «молочные рекорды». Начались непродуманные административные реформы. Они повлекли за собой экономические и социальные перегибы, которые привели к серьёзному кризису советской хозяйственной и общественной систем. Догоняли богатую страну босиком, на тощий желудок, с пустой сумой. Так, конечно, бегать сподручней, но только на короткие дистанции.

Реформы тех годов сопровождались сильным давлением центра на местных партийных генералов, руководителей крупных предприятий и председателей показательных колхозов-миллионеров. Республиканское, краевое и областное партийно-хозяйственное начальство с усердием передавало импульсы сверху низшей «номенклатуре», а та погоняла рядовых работников. Конечно, принимались меры по улучшению жизни населения, однако они касались в первую очередь горожан. Широкое жилищное строительство, которое почти удвоило за десятилетие жилищный фонд городов, обошло стороной родные веси. Целина с её фейерверком при праздничном взлёте и скорым стыдливо прикрытым падением, почти не затронула интересы глубинки. Короткая «культурная оттепель» породила неформалов и диссидентов. Большинству советских граждан они представлялись некими марсианами, тем более не соотечественниками. Потребность во фронде покрывали «кукурузные» анекдоты и безудержное зубоскальство по поводу «перехода к коммунизму в 1980 году».

А вот первый искусственный спутник, Гагарин, женщина-космонавт, посадки аппаратов на Луну и Венеру радостно впечатляли не только подростков и молодёжь. Успехами СССР в космосе гордились все, как и сбитым американским самолётом-шпионом. Это помогло пережить унижение Карибским кризисом. Любили Фиделя Кастро, как Спартака современности, тем более, что и внешность он имел фракийского героя, хотя герой современности намертво присосался к нашим полупустым закромам. Презирали невозвращенцев, вроде тех «уродов на коньках», Белоусову и Протопопова. Их и подобных им массово перевешивали возвращенцы из «учреждений» ГУЛага, которые, в массе своей, несмотря ни на что, остались советскими людьми. Разделяли глухое возмущение старших по поводу очередной трусливой расправы с прославленным маршалом Жуковым. Ненавидели китайцев, покусившихся на наш остров Даманский. События в Чехословакии озаботили, не более того.

Дефицит товаров первой необходимости и продуктов питания с каждым годом столь победоносно очищал полки магазинов, что перестал вызывать отрицательные эмоции. Наоборот, дефицит полюбили «странною любовью», как Миша Лермонтов - Родину. «Достать» - это эмоционально совсем не то, что «купить». Купить каждый дурак может, будь в кармане деньги, а на прилавках - продукты питания и промышленный товар. А вот, «достающий» то, что как бы и не существует в природе, должен надеяться не только и не столько на удачу (идёт мимо, а тут выкинули, и очередь ещё не набежала), сколько на личные специфические качества - ловкость, сообразительность, умение заводить полезные знакомства и тэ пэ. Вот тогда в твоих руках могут оказаться, к примеру, гэдээровское моющее средство «Бадузан» (для жены и не жены, в чьих глазах ты при этом взлетаешь) или полкило копчёностей, или банка эмалевой краски на всякий случай. Существуй особый всеохватный советский дефицит в эпоху Геракла, античному герою пришлось бы ставить победную точку в своей славе на тринадцатом подвиге. Иначе бы не признали. Особенности же советского дефицита состояли в том, что им могли стать яйца куриные, масло коровье, лезвия для бритья, интимные резиновые изделия, гречка, обыкновенный хлеб (в разгар покорения Целины!), обручальные кольца, посуда, постельное бельё, бычки в томатном соусе, словом, буквально всё, что производится для «блага и во имячеловека» (в «кавычках» - один из девизов правящей партии).

Взрослые обязаны были посещать политинформации. Там им объясняли преимущества развитого социализма перед загнивающим капитализмом. Если кто из них и задавал вопросы «с подковыркой», то они звучали лояльно, и вопрошающий кивком головы или молчанием, разумеется, согласным, принимал ответ, которым объяснялись «временные трудности» длиной во всю советскую эпоху. Дети и зелёная молодёжь, со свойственным им максимализмом, вслух и про себя уличала родителей и школьных наставников, прессу и другие средства массовой информации во лжи. Так усугублялся конфликт поколений, обострялся молодёжный нигилизм.

Беспокойное время шарообразного «верного ленинца» сменилось, как и положено череде времён, тихим застоем в царствовании благообразного гениального секретаря (так в анекдотах) Брежнева. Его даже своеобразно любили, видя в генсеке «тишайшего» правителя, отмахиваясь от слухов про «психушки» для инакомыслящих. Много горячих, пристрастных разговоров вертелось вокруг очередной экономической реформы. Последняя началась возвратом к министерской централизации от «вольности» Хрущёвских совнархозов. Вместе с тем предприятия получали некоторую автономию. Жизнь требовала рынка, хотя бы, на худой конец, «социалистического», а страна получила слабосильный «хозрасчёт». Даже из этого можно было выдавить немало полезного при компетентности кадров. Только среди партийных руководителей на местах уже укоренились отношения личной преданности, в которых верность патрону превалировала над компетентностью. Советский феодализм с его семейственностью партийно-хозяйственной номенклатуры вступал в апогей. Другой причиной постоянных сбоев в экономике оставался принцип вертикального подчинения в системе министерского планирования и управления. Отсутствие горизонтальных связей продолжало множить трудности. Становилось ясно, что новейшая реформа представляет собой набор разрозненных и противоречивых мер.

Действительность раздражала людей внешними проявлениями какой-то странной, происходящей изнутри разрухи. Например, глаза повсеместно видели продукцию низкого качества, к тому же поступающую с предприятий на прилавки магазинов нерегулярно. Многие понимали и причины такого положения (и не боялись о них говорить): недостаточное, нерегулярное снабжение предприятий исходными материалами (отсюда простои и авралы), их низкое качество, отсталая технология, изношенное оборудование. Но мало кто обвинял во всём этом социалистическую экономику.

Центристская политика правящей группы жёстко предусматривала разрешение внутренних конфликтов «при закрытых дверях», обязательное достижение консенсуса ради политической стабильности и удержания власти, что исключало подлинное решение жизненно важных для страны проблем. До середины семидесятых годов главными протагонистами в выборе экономической стратегии были генсек Брежнев и премьер Косыгин. Для первого приоритеты выстраивались в следующем порядке: сельское хозяйство, тяжёлая индустрия, оборона, освоение Сибири. Предпочтения второго были отданы лёгкой промышленности - основе повышения уровня жизни граждан. Окружению Косыгина была присуща склонность решать политические проблемы, исходя из прагматических соображений, оставляя в стороне аспекты, относящиеся к доктрине и идеологии. Брежнев же и бдительный страж чистоты марксизма-ленинизма член Политбюро ЦК КПСС Суслов не переставали подчёркивать ведущую роль «партийности» - первого условия, необходимого для занятия ответственного поста в любой области деятельности. Эти консервативные тенденции возобладали после ХХV съезда КПСС в марте 1976 года. Причём, дряхлеющий генсек не на шутку увлёкся погонами и боевыми орденами за прошлые подвиги.

Правящая группа «организовывала и вдохновляла» деятельность Вооружённых сил через армейские политорганы. Преследуя собственные интересы, армия активно поддерживала сторонников приоритета тяжёлой промышленности, военно-промышленного комплекса и оборонных отраслей, то есть Брежнева и Суслова. Генсек, торжественно облачившись в форму Маршала Советского Союза, тем самым утвердил симбиоз коммунистических и военных интересов, смешав идеалы партии и армии. Последняя, образец социальной организации, укрепила своё положение благодаря приоритету, отданному военным расходам, что позволяло стране вести международную политику сверхдержавы.

Молодые глаза плохо различают язвы времени, не читают предупредительных надписей, тем более не чувствуют угроз, таящихся под лакированной поверхностью вещей и явлений. Личная жизнь кажется соизмеримой с вечностью. Мы жили, кто лучше, кто хуже, в «Союзе нерушимом», были лояльны к власти, хотя критиковали её без устали. Она казалась вечной, единственно возможной. Гордость победителей, властелинов полумира (от Никарагуа до Камбоджи), освоителей Космоса и 6-го континента смягчала стыд, когда люди толкались в очередях у прилавков в магазинах за импортными тряпками, когда съезжались со всех необъятных сторон в Столицу всего прогрессивного человечества в «колбасных поездах».

Акт 2-й

*

Кто тогда мог помыслить о скором крахе системы с названием СССР! Тем не менее, долгосрочные тенденции уже начинали своё разрушительное действие. Экономика натолкнулась на демографический барьер - естественное уменьшение доли трудоспособного населения. И теперь темпы её роста зависели только от производительности труда. Правительство решило вместо реформы организации труда пойти по пути закупки иностранной техники и технологий, чувствуя неспособность обеспечить эффективное использование человеческих ресурсов и интеллектуального потенциала общества. Ведь пришлось бы пойти на ломку централизации, директивного планирования, признать рыночное ценообразование, отказаться от контроля за материальным стимулированием, от ограничения всех видов индивидуальной трудовой деятельности. Позднее, когда было уже поздно, академик Заславская не оставит выбора: чтобы выйти из кризиса, вызванного прежде всего провалом системы организации труда, необходимо допустить частную инициативу, именно ту, которая считалась нелегальной и относилась к теневой экономике. Здесь прошу особого внимания: эта фраза касается героя, подсказавшего тему настоящего очерка.

Становилось угрожающим фактором истощение традиционной сырьевой базы, которая сдвигалась на восток, что вело к росту себестоимости сырья, обостряло положение с транспортом, ещё одной проблемой в СССР. О физическом износе и моральном старении оборудования и основных фондов и говорить не приходится. Одна из наибольших опасностей целостности страны таилась в неудержимом росте удельного веса военных расходов, что тормозило гражданское производство. Военно-промышленный комплекс буквально пожирал страну, далеко перешагнув за разумно достаточный уровень обороноспособности. Когда СССР достиг способности одним ядерным ударом уничтожить, в случае крупномасштабного конфликта, США (а вместе с ними - всю планету), то нет уже необходимости наращивать вооружения. Такое могли себе позволить богатые янки - бессмысленное занятие, вызванное их страхом.

Превращение деревенской страны в городскую и, как следствие урбанизации, повышение общего уровня образования также содержало в себе разрушительный для «страны колхозных депутатов» заряд. Со второй половины семидесятых годов стало проявляться общее недовольство своей работой молодых специалистов, получивших хорошее образование и высокую профессиональную подготовку. Инженеров и учёных всё чаще использовали не по специальности, в то время как на ответственные посты, исходя из «личной преданности», выдвигались «серые», некомпетентные люди. Огромное большинство людей не имело возможности в условиях тотального дефицита, многих запретов на недвижимость и технику удовлетворить свои потребности, чему свидетельство - головокружительный рост вкладов в сберегательных кассах.

Диссидентов было слишком мало, чтобы поколебать такую махину, как СССР. Но развитие городской субкультуры, повышение общего уровня образования породили общественную структуру, отличавшуюся гаммой «неформальных образований», «микромиров» и уголков «самоуправления» со своей социальной базой, культурой и «контркультурой». Она наполнялась исследователями и учёными, молодёжными группами, профессиональными и межпрофессиональными ассоциациями. Эта «неформальная» жизнь мало-помалу заставляла власть прислушиваться к её мнению и требованиям. Началась она с культурного поля. Вспомните Высоцкого! «Неформалы» и зачали гражданское общество в стране. Они находились под контролем партии, не являлись оппозицией к государству. Однако, пользуясь некоторой автономией, становились противовесом по отношению к официальным учреждениям. Придёт время, и неформалы первыми выйдут на улицу...

**

Как гром среди... не совсем ясного неба, грянула Перестройка. Разрешили дозированную гласность - горбачёвский, со единомышленниками, спектакль либерализации советского режима, на котором теряющие доверие государственные идеологи разыгрывали гармонию между критикой недостатков «развитого социализма» и его якобы неоспоримыми ценностями. Но существовавшие под спудом мнения вырвались, как горячие газы из жерла вулкана. Автором этого масштабного действа не мог быть один человек даже с многочисленной группой реформаторов. Его породил смертельный кризис советской экономики. Выйти из него можно было лишь путём «встряски» всей страны, подобной той, что пережила Россия с отменой крепостного права в 1861 году. Требовалось изменить условия производства и методы управления экономикой, избавиться от оков «административно-командной» системы. Она была оправдана в период начальной индустриализации после разрухи революции и гражданки, оказалась спасительной в годы войны. Но стала тормозом хозяйственного развития в последнюю треть века. Выплыть на вольный простор из идеологического, политического, экономического и социального тупика реформаторы предполагали на «трёх китах», названных гласностью, ускорением и перестройкой.

Со свободой слова русские превзошли себя и здесь, добившись воли, то есть, той степени свободы, которая уже не ощущает никаких границ, в том числе моральных. Ускорение, воспринятое вначале как обычный лозунг, отразилось в бешенных, поэтому самих себя сминающих процессах обновления, которое ждали массы, не представляя реально, чего конкретного ждать. При этом сшиблись консерваторы и революционеры, вынудив лавировать между ними «главного затейника» опасного эксперимента, Горбачёва. Тот, как один из его самодержавных предшественников, страну поднял на дыбы над самой бездной, но, увы, не рукой железной. На всё это растратились малые способности и воля реформатора.

С перестройкой же случилось то, к чему применимо образное выражение известного государственного деятеля: хотели как лучше, а получилось как всегда... Непродуманная, поспешная, исполняемая пигмеями, притом, при неблагоприятных внутренних и мировых условиях, «реконструкция всего здания советского общества» привела к разрушению и распаду всей старой система до того, как появилась новая. Произошло крушение Красной Империи, построенной на развалинах Белой три четверти века тому назад. Собственно Россия уцелела в 1991 г. приблизительно в границах царства первых Романовых. И погрузилась в своеобразную Смуту. Ни одна из начатых в экономике реформ не дала положительных результатов. В деревне после колхозных экспериментов почти не осталось инициативных земледельцев. Бывшие колхозники враждебно приняли «новых кулаков», фермеров-одиночек, вроде «Архангельского мужика». Старый бюрократический аппарат выступил против перемен. В государственном секторе воцарилась меновая, бартерная экономика; в частном - «экономика казино». В её рамках новые предприниматели искали немедленной спекулятивной выгоды производства товаров и услуг, в ущерб развитию с дальним прицелом. В условиях нестабильной политической ситуации речь шла о получении максимальной прибыли в кратчайшие сроки, прежде чем в очередной раз изменятся правила игры. Воцарялся примитивный хищнический капитализм. И в нём, уважаемые читатели, мы теперь живём. Есть очень точная гуцульская поговорка, подслушанная мной в Карпатах (за точность произношения не ручаюсь): Якэ йихало, того й здыбало. То есть «какой ехал, такого же и встретил».

***

Зародившийся в перестройку российский хищнический капитализм не мог быть иным и по той причине, что акулами стали акулята, давно освоившие социалистическую экономику, её мутные воды, ставшие мощным самостоятельным течением. Я имею в виду цеховиков, «рыцарей удачи» теневой экономики, один из которых «герой» моего исследования - Тельман Исмаилов. Он плоть от плоти советской экономики, ведь подпольное её отделение - всего лишь тень, а тень не может существовать сама по себе.

По мере «страшного удаления от народа» нашей родной партхозноменклатуры, её кадры, которые воистину решали всё, (вторично обращаю внимание читателей) стали подбираться по личному знакомству, личной преданности... нет, не партии, а вышестоящему лицу. Важную роль стала играть семейственность, а компетентность назначенца сходила на нет, становилась не определяющей. Если тот или иной руководитель не справлялся с занимаемой им должностью, его, как правило, переводили на другую работу, пусть с понижением, но непременно руководящую. Попавший в номенклатурную опричнину мог рассчитывать на пожизненное в ней пребывание. Этим не только самолюбие тешилось. Номенклатурщик, члены его семьи, родственники (а они к концу 80-х гг. составляли 1-1,5% от населения СССР - «честь, ум и совесть эпохи») в той или иной степени приближался к благам Блата и Дефицита и, что важно для стабильности власти, - к отпуску последнего в отдельные руки простонародной массы, в виде наград за безупречную службу, поощрения. А это реальная власть руки дающей над рукой протянутой. Словом, оделяй и властвуй. Уже с первого десятилетия советской власти для нового политически привилегированного сословия были введены и привилегии приобретать недоступные для простонародья товары и продукты (нередко по заниженным ценам) в спецраспределителях, через «столы заказов». А дальше - и больше, и разнообразнее.

По свидетельству известного высокопоставленного номенклатурщика Л. Кучмы, к 1980-м годам «советская экономика пришла закрытой, теневой и предельно бюрократизированной - и тогда же значительная часть собственности, которая продолжала называться государственной, по сути, перестала быть таковой: многие из тех, кто сидел в партийных кабинетах и имел доступ к управлению и хозяйствованию, сделали всё, чтобы стать владельцами - пусть не юридическими, но реальными, того, чем они распоряжались. Позднее советское государство уже не могло управлять всей своей собственностью». Вернусь к упомянутому выше 1-му секретарю Львовского горкома партии Овсянко, связанному с ним «делу трикотажки». Его финал - самоубийство «теневого» «многозвёздного» коммуниста-бизнесмена. А сколько таких дел было замято и как-то странно нераскрыто!

Подчёркиваю: я говорю не о всей почти 20-миллионной партии коммунистов, простых людей с обычными достоинствами и недостатками, а о её верхушке в несколько сотен тысяч партийных генералов и привилегированных функционеров, которая на разных уровнях, от районного до общегосударственного, жёстко управляла страной, допуская рядовых партийцев к решению второстепенных вопросов местного характера, позволяя им «одобрять и поддерживать» решения вышестоящих органов.

****

Лишь перестали быть вне советских законов их величества Рынок и Частное Предпринимательство, как практически вся советская элита, то бишь партийно-хозяйственная номенклатура, толкаясь, как на дешёвой распродаже, стала менять партбилеты (те самые красные книжечки, что носили «под сердцем») на лицензии, дающие право действовать по-капиталистически. Ещё вчера такие действия ими же расценивалось, правда, «на публику», как преступления. Компарт элита легко отреклась от т. н. развитого социализма, из которого уж кто-кто, а она-то выжала для себя всё и даже больше. Отреклась от религиозногокоммунизма, веселящего анекдотами. От всего марксистско-ленинского учения, известного ей по корешкам не раскрываемых томов за стеклом в кабинетах. Фактически отрекались от Родины, ибо стало незазорно поменять её на другую. Что удивляться! Та элита уже поддалась необоримым официальной идеологией соблазнам капитализма - в турпоездках и командировках в капстраны, через выборочно-адресный импорт сказочных товаров. А пуще того, поверила в преимущества «запретного плода», собирая дань с цеховиков, напрямую участвуя в подпольном производстве товаров и изысканных продуктов питания, их реализации открыто и из-под полы. Здесь мы видим уже не отдельные язвы, а сплошное гниение. Наиболее активные и способные номенклатурщики, продемонстрировав качества отборных оборотней, вместе с удачливыми самородками-предпринимателями из народа, подпольными миллионерами, верховодами криминала составили финансовую элиту новой России, вместе с «разночинными либералами» проникли во властные структуры.

Вижу мысленно улыбающееся лицо «горского миллиардера». Турецкий подданный Тельман Мардан- оглы, сидя в кресле с золотыми львами чуть ли не в натуральную величину, в день той видеосъёмки еще не знал, что вскоре его ждёт разорение, что он потеряет статус миллиардера и погрузится в «нищету» простого миллионера.

Сейчас, наверное, экс-владетель Черкизона и бывший уже владелец «отеля отелей» из сказок 1001 одной ночи с тоской вспоминает благословенные советские времена, когда он с любимым и любящим его отцом тайно от народа и открыто для ОБХСС владел сетью подпольных предприятий, дававших фантастический доход. Да, недальновидно было пропускать партсобрания, надо было тем или иным способом демонстрировать веру в коммунизм. Да, была опасность попасть в число ритуальных преступников с «особо крупным размером хищения», когда власть назначала день и лицо примерного наказания, дабы другие исправно отстёгивали кому надо и сколько надо по ранжиру лиц, принимающих «теневую» дань.

Но зато в Стране Советов не было того жестокого неумолимого капитализма с его конкурентной борьбой, куда ввергла его родная Коммунистическая партия, которой он, тогда почти русский человек Тельман МарданОВИЧ ИсмаилОВ, делал только добро, отоваривая по доступным ценам сограждан, свободных от гнёта капитала.