Об отречении Императора Николая II от престола

(под редакцией В.В. Бойко-Великого, РИЦ им. Святого Василия Великого Москва, 2015)

 

Часть 1

 

 

Как выглядел псковский «манифест»?

 

Доказательством подделки манифеста об отречении служит то обстоятель­ство, что описания манифеста самым существенным образом отличаются друг от друга.

Как известно, имеющийся текст манифеста напечатан на одном обыкновен­ном листе бумаги.

А вот что пишет об этом Шульгин в книге «Дни»: «Через некоторое время Государь вошел снова. Он протянул Гучкову бумагу, сказав:

- Вот текст...

Это были две или три четвертушки - такие, какие, очевидно, употребля­лись в Ставке для телеграфных бланков. Но текст был написан на пишущей машинке»[1].

То же самое Шульгин повторил на допросе ВЧСК: «Царь встал и ушел в сосед­ний вагон подписать акт. Приблизительно около четверти двенадцатого царь вновь вошел в вагон - в руках он держал листочки небольшого формата. Он сказал:

- Вот акт отречения, прочтите»[2].

Как мы уже говорили, описываемые Шульгиным телеграфные «четвертушки» действительно имели место при составлении Государем его телеграмм в Ставку. Наверняка Шульгин видел образцы таких телеграмм. Либо ему специально их показывали, чтобы он знал, как выглядят Царские телеграммы. Поэтому Шуль­гин так «правдоподобно» и лгал об этих «четвертушках». То, что его старшие по­дельники решат разместить свой подлог на большом листе бумаги, Шульгин в 1917 г. предположить не мог, и один раз заявив о »четвертушках», он был вы­нужден «вспоминать» о них и далее, даже вопреки здравому смыслу, когда уже стал широко известен «оригинал» на большом листе.

Кстати, по свидетельству Евгения Соколова, ставшего уже в советские годы крестным сыном престарелого Шульгина, который после освобождения из ГУЛага доживал свой век во Владимире, «Шульгин [...] напрочь отказывался пересказывать момент отречения Николая II и отправлял интересующихся к своей книге «Дни»«[3].

Не иначе как опасался запутаться в собственной лжи.

В отчете графа Нарышкина манифест становится рукописным: «Его Величество ответил, что проект уже составлен, удалился к себе, где собственноручно исправил заготовленный с утра манифест об отречении в том смысле, что престол передается Великому Князю Михаилу Александровичу. [...] Приказав его переписать, Его Величество подписал манифест и, войдя в вагон-салон, в 11 час. 40 мин., передал его Гучкову. Депутаты попросили вставить фразу о присяге конституции нового Императора, что тут же было сделано Его Величеством»[4].

Как мы понимаем, приписать можно только от руки. Кстати, Нарышкин не пишет, что после правки Царем манифест вновь переписывался. Значит, он был с правкой?

Журналист Самойлов, с которым Рузский беседовал летом 1917 г., уверял: «В заключение ген. Рузский показал мне подлинный акт отречения Николая II. Этот плотный телеграфный бланк, на котором на пишущей машине изложен известный текст отречения, подпись Николая покрыта верниром (лаком)»[5].

Чем отличается телеграфный бланк от простого листа бумаги? На телеграфном бланке стоит минимум слово «телеграмма», а максимум название телеграфа. Ничего этого на бумаге с текстом манифеста нет.

О телеграфных бланках говорит и Мордвинов: «Первый экземпляр (манифеста. - П.М.), напечатанный, как затем и второй, в нашей канцелярии на машинке, на телеграфных бланках, Государь подписал карандашом»[6].

Из всех «участников событий», только Гучков на допросе ВЧСК дал описание манифеста, похожее на найденный в Академии наук оригинал. «Через час, или полтора, Государь вернулся и передал мне бумажку, где на машинке был написан акт отречения, и внизу подписано «Николай»«[7].

Но Гучков, как мы помним, утверждал, что текст не имел шапки «Начальнику Штаба».

Гучков утверждал также, что, по настоянию Шульгина, Императором были сделаны поправки в тексте манифеста, но манифест более не перепечатывался. Опять-таки получается, что он был с поправками?

Примечательно, что известные нам образцы пресловутого «манифеста» имеют иногда существенные, а иногда небольшие отступления от «оригинала», что совершенно было бы невозможно, если бы этот текст был действительно составлен и подписан Государем.

В камер-фурьерском журнале над текстом «манифеста» появляется шапка: «Акт об отречении Государя Императора Николая II от престола Государства Российского в пользу Великого Князя Михаила Александровича». Далее следует общеизвестный текст, в конце которого следует приписка, которой заканчивались все Высочайшие манифесты: «На подлинном собственною Его Императорского Величества рукой написано: «НИКОЛАЙ». Гор. Псков, 15 час. 5 мин. 1917 г. Скрепил министр Императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс»[8].

Как мы знаем, этой приписки нет в оригинале «манифеста», как и нет названия документа «Акт об отречении».

 

Манипуляции с манифестом после отъезда думских депутатов из Пскова

 

Сразу же после того как Гучков и Шульгин уехали из Пскова, захватившая власть оппозиция начала новый виток политической игры. На этом витке М.В. Алексеева стали отодвигать от активного участия в дальнейшем развитии событий.

В час ночи 3 марта генерал М.В. Алексеев в своей телеграмме объявил командующим о получении им телеграммы генерала Н.В. Рузского об отречении Императора Николая II в пользу Великого Князя Михаила Александровича. Руководство Ставки и Северным фронтом, которых М.В. Родзянко так настойчиво убеждал в необходимости скорейшего манифеста об отречении, были уверены, что о манифесте можно и нужно немедленно объявить армии и начать присягать новому Императору Михаилу. Главнокомандующий армиями Западного фронта генерал А.Е. Эверт 3 марта поспешил послать из Минска в Петроград на имя Родзянко телеграмму, в которой известил, что он и войска фронта по получении манифеста Государя Императора Николая II возносят «молитвы Всевышнему о здравии Государя Императора Михаила Александровича, о благоденствии Родины, даровании победы» и приветствуют «в вашем лице Государственную думу, новое правительство и новый государственный строй».

Однако эта телеграмма генерала А.Е. Эверта никогда не была передана адресату, так как была задержана в Ставке генералом Алексеевым. Когда 5-6 марта А.Е. Эверт стал допытываться, почему никто не знает о его проявлении лояльности «новому государственному строю», он пожаловался Гучкову в Петроград. Временное правительство запросило М.В. Алексеева, и тот ответил, что телеграмма А.Е. Эверта от 3 марта не была передана «из Ставки, так как ее редакция уже не соответствовала тому государственному строю, который установился к моменту получения телеграммы»[9].

За этой туманной фразой скрывалась интрига, которая развернулась вокруг «манифеста» Николая II и »манифеста» Великого Князя Михаила Александровича. Алексеев в телеграмме Данилову приказал об отречении сообщить войскам округа, а »по получении по телеграфу манифеста, также по телеграфу передать (его) в части войск открыто и кроме того напечатать»[10].

Но в 5 часов утра 3 марта Рузский был вызван по прямому проводу Родзянко и Львовым. Родзянко заявил Рузскому, что «чрезвычайно важно, чтобы мани­фест об отречении и передаче власти Великому Князю Михаилу Александровичу не был опубликован до тех пор, пока я не сообщу вам об этом». Далее Родзянко заявил Рузскому, что «с регентством Великого Князя и воцарением Наследника Цесаревича помирились бы, может быть, но воцарение его как Императора абсолютно неприемлемо»[11].

Ответ Рузского Родзянко не может не поражать отношением первого к личности Монарха и его воле, которая якобы была выражена только что подписанным манифестом. Рузский спросил: «Михаил Владимирович, скажите для верности, так ли я вас понял: значит, все остается по старому, как бы манифеста не было?».

Узнав от Родзянко, что сформировано Временное правительство с князем Львовым во главе, Рузский сказал: «Хорошо. До свидания. Не забудьте сообщить в Ставку, ибо дальнейшие переговоры должны вестись в Ставке»[12].

Родзянко «не забыл» сообщить в Ставку то, что он сказал Рузскому. В 6 часов утра он связался по телеграфу с Алексеевым и повторил свою просьбу не печатать никакого манифеста «до получения от меня соображений, которые одни сразу смогут прекратить революцию».

В ответ Алексеев, плохо сдерживая раздражение, заявил, что манифест уже сообщен главнокомандующим и Великому Князю Николаю Николаевичу.

Тем не менее в 6 час. 45 мин. Алексеев своей телеграммой запретил ознаком­лять с манифестом всех, кроме «старших начальствующих лиц». Но нет никаких признаков того, что с этим текстом ознакомились даже они. Шло время. Ни из штаба Рузского, ни из Петрограда никаких сведений о дальнейшей судьбе мани­феста в Ставку не поступало. Среди военного руководства все больше нарастало недоумение и безпокойство.

3 марта в 15 часов на связь с М.В. Алексеевым вышел генерал А.А. Брусилов. «Дальше войскам трудно не объявлять (о манифесте. - П.М.), - сообщил он. - Слухи до них дошли, многое преувеличено и просят отдачи какого-либо приказа».

А.А. Брусилов сделал М.В. Алексееву предложение, которое свидетельствует о том, что командующий Юго-Западным фронтом ничего не знал об отречении Николая II в пользу своего брата. «Мне кажется, - уверял он Алексеева, - что нужно объявить, что Государь Император отрекся от престола и что вступил в управление страной Временный комитет Государственной думы, и что состав­лен комитет министров, и воззвать к войскам, чтобы они охраняли своей грудью Матушку-Россию».

Алексеев поддержал Брусилова и сказал ему, что «не может добиться, чтобы Родзянко подошел к аппарату и выслушал мое решительное сообщение о невоз­можности далее играть в их руку и замалчивать манифест»[13].

Не дождавшись разговора с Родзянко, генерал Алексеев в 18 часов 3 марта до­бился разговора по прямому проводу с Гучковым. Алексеев настаивал на скорей­шем опубликовании манифеста, доказывая, что «скрыть акт столь великой важ­ности в жизни России - немыслимо». В ответ Гучков сообщил, что обнародование манифеста невозможно, так как «Великий Князь Михаил Александрович, вопре­ки моему мнению и мнению Милюкова, решил отказаться от престола. Обнаро­дование обоих манифестов произойдет в течение предстоящей ночи»[14].

Поздно вечером 3 марта состоялся разговор по прямому проводу между А.С. Лукомским и М.В. Родзянко, в котором Лукомский передал председателю Го­сударственной Думы настойчивое требование главнокомандующих «об опубли­ковании акта 2 марта».

Между тем от командующих армиями стали поступать интересные предло­жения, что следует делать далее с »манифестами». Так, командующий 3-й армией генерал от инфантерии Л.В. Леш рассуждал, что «раз манифест объявлен в не­которых местностях, то мне кажется, лучше его придерживаться».

Командующий 10-й армией генерал от инфантерии В.Н. Горбатовский пред­лагал исправить манифест, «вернув» престол цесаревичу Алексею, а регентом сделать Великого Князя Николая Николаевича.

Вопреки запретам Ставки о недопустимости разглашения сведений о манифесте, отдельные командующие, не в силах молчать перед вопрошающим давлением сотен тысяч людей, официально о нем объявляли[15].

Когда военные круги стали узнавать об отречении Михаила Александровича, их недоумение и тревога стали возрастать. Лукомский по аппарату заявил генералу Квецинскому, что «манифест Великого Князя Михаила Александровича может быть апокрифичен»[16].

Только в 14 час. 43 мин. 4 марта в Ставку пришла телеграмма А.И. Гучкова, извещающая, что оба манифеста «опубликованы четвертого утром в номере 8 «Известий»«[17].

В камер-фурьерском журнале за 1917 г. имеется следующая запись от 2 марта: «Сего числа прибыли в г. Псков представители Временного правительства военный министр Гучков и член Государственной Думы Шульгин, и в 9 часов 40 минут были приняты в Императорском поезде и доложили о происходящем в Петрограде революционном движении»[18].

Однако из протоколов допроса ВЧСК самого Гучкова видно, что он уезжал в Псков, не будучи еще назначенным военным министром. Ничего не знали об этом назначении ни в Ставке, ни в штабе Северного фронта. В 16 час. 50 мин. 2 марта 1917 г. генерал Данилов из Пскова телеграфировал генералу Алексееву, что «около 19 часов Его Величество примет члена Государственного Совета Гуч­кова и члена Государственной Думы Шульгина». В 20 час. 48 мин. того же дня Данилов телеграфировал генералу Клембовскому, что «поезд с депутатами Гучковым и Шульгиным запаздывает»[19].

В стране и армии о назначении Гучкова военным и морским министром стало известно только днем 3 марта 1917 г.

Свою телеграмму из Пскова от 2 марта Гучков подписал просто своей фамилией, без указания какой-либо должности.

Наконец, первые сведения об образовании и составе Временного правитель­ства в Ставке получили лишь днем 3 марта[20].

Таким образом, делопроизводитель камер-фурьерского журнала, делавший запись 2 марта 1917 г., не мог называть Гучкова «военным министром». Последнее приводит нас к выводу о том, что камер-фурьерский журнал оформлялся после происшедших событий, то есть фальсифицировался.

 

Отъезд Государя в Ставку. Последнее обращение к войскам и официальный арест Государя

 

В 1 час 28 мин. ночи 3 марта генерал Ю.Н. Данилов сообщил генералу Алексееву, что «Его Величество выезжает сегодня, примерно в 2 часа, на несколько дней в ставку, через Двинск»[21]. Эта последняя поездка Николая II в Ставку, якобы для того, чтобы проститься с войсками, похоже, была также инспирирована генералитетом по соглашению с Временным правительством.

Говоря о мотивах поездки Николая II в Ставку, нельзя забывать, что Царь не был свободен в своих действиях. Вечером 3 марта свергнутый Император прибыл в Могилев, где он был встречен со всеми подобающими почестями[22]. Но, несмотря на кажущуюся почтительность руководства Ставки, Император в Могилеве продолжал оставаться несвободным. Когда 5 марта Николаю II наконец разрешили связаться по телефону с семьей, он в разговоре с Императрицей сказал: «Я думал, что смогу приехать к вам, но меня не пускают»[23].

Для А.И. Гучкова отправление Императора в подконтрольную Ставку никакой опасности не представляло. Наоборот, он был уверен, что именно там Царь будет находиться под надежным контролем. Недаром А.А. Бубликов вспоминал, что на его недоуменный вопрос, почему Николай II находится в Ставке, Гучков спокойно ответил: «Он совершенно безвреден»[24].

4 марта 1917 г. в Могилеве состоялся последний доклад Императору Николаю II о положении дел на фронте. Делавший доклад генерал М.В. Алексеев заметно волновался, но под влиянием вопросов Императора Николая II, его замечаний и указаний, стал докладывать как обычно[25].

С 4 по 8 марта Царь регулярно встречался и общался со своей свитой, со своей матерью, вдовствующей Императрицей Марией Федоровной, приехавшей к нему из Киева 4 марта (с 1919 года в эмиграции и на родине, в Дании).

8 марта Государь попытался в последний раз обратиться к своим войскам. Обращение получило название «Последний приказ Императора Николая II». Текст этого обращения широко известен. Однако он представляет собой не текст, составленный Императором Николаем II, а текст, изложенный в приказе начальника штаба М.В. Алексеева. Между тем имеется документ с подлинным обращением Императора Николая II к войскам. Он написан рукой Государя и направлен с сопроводительным письмом для подшивания к делу. Приведем полностью этот документ:

«Текст обращения Николая II к войскам после отречения от престола. Генерал-квартирмейстеру при Верховном Главнокомандующем 10 марта 1917 г. N 2129. Дежурному генералу при Верховном Главнокомандующем. По приказанию Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего препровождаю при сем собственноручную записку отрекшегося от Престола Императора Николая II Александровича, каковую записку Начальник Штаба приказал подшить к делу Штаба Верховного Главнокомандующего для хранения, как исторический документ.

Приложение: записка. Генерал-лейтенант Лукомский. Генерального штаба подполковник: Барановский.

К вам, горячо любимые мною войска, обращаюсь с настоятельным призывом отстоять нашу родную землю от злого противника. Россия связана со своими до­блестными союзниками одним общим стремлением к победе. Нынешняя небы­валая война должна быть доведена до полного поражения врагов. Кто думает те­перь о мире и желает его, тот изменник своего Отечества - предатель его. Знаю, что каждый честный воин так понимает и так мыслит. Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию изо всех сил. Слушайте ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы (дисциплины) только на руку врагу. Твердо верю, что не угасла в ваших сердцах безпредельная любовь к Родине. Да благословит вас Господь Бог на дальнейшие подвиги и да ведет вас от победы к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий»[26].

Попав под цензуру М.В. Алексеева, обращение Царя претерпело значительные изменения. Обращение Императора Николая II было искусно подправлено Алексеевым и отпечатано на машинке. Генерал Н.М. Тихменев, уже находясь в эмиграции, в 1939 г. свидетельствовал о событиях марта 1917 г.: «8 марта, вернувшись в свой кабинет, я нашел на столе вот этот самый листок, который я держу в руках. Это - приказ начальника штаба от 8 марта, напечатанный в штабной типографии. «Приказ начальника штаба верховного главнокомандующего 8 мар­та 1917 г. N 371. Отрекшийся от престола Император Николай II, перед своим отъездом из района действующих армий, обратился к войскам с следующим прощальным словом: [далее идет текст обращения с поправками Алексеева. - П.М.]. 8 марта 1917 г. Ставка. Подписал: Начальник штаба, генерал Алексеев»[27].

После правки Алексеева в текст обращения были добавлены фразы, которых не было в Царском обращении, о том, что «после отречения моего за себя и за сына моего от престола Российского, власть передана временному правительству, по по­чину Государственной думы возникшему. Да поможет ему Богъ вести Россию по пути славы и благоденствия», и »повинуйтесь временному правительству»[28].

8 марта 1917 г. Император Николай II был арестован в Могилеве прибывшими из Петрограда представителями Думы во главе с А.А. Бубликовым. Объявить Царю об аресте посланцы Думы поручили генералу Алексееву, который не погнушался его исполнить. На слова генерала М.В. Алексеева, что он в своих действиях руководствовался любовью к Родине, Николай II пристально посмотрел на генерала и ничего не сказал[29].

В тот же день новый командующий Петроградским военным округом генерал Л.Г. Корнилов по приказу Временного правительства арестовал в Александровском дворце Императрицу Александру Феодоровну и Царских Детей.

 

Выводы.

 

Сегодня можно говорить с большой степенью уверенности о подделке «манифеста» Императора Николая II.

Самым веским косвенным доказательством подделки, полной или частичной, дневников Императора Николая II служат слова самого Императора, сказанные им А.А. Вырубовой после того, как он был доставлен из Могилева в Александровский дворец. Говоря о пережитых им днях в Пскове, Николай II сказал ей: «Видите ли, это все меня очень взволновало, так что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника»[30].

Еще одним косвенным доказательством может быть фальсификация дневников Императрицы Александры Феодоровны. Ю. Ден вспоминала, что 6 марта 1917 г. она «совершила акт наихудшей формы вандализма, убедив Ее Величество уничтожить свои дневники и корреспонденцию. На столе стоял большой дубовый сундук. В нем хранились все письма, написанные Государем Императрице во время их помолвки и супружеской жизни. Я не смела смотреть, как она разглядывает письма, которые так много значили для нее. Государыня поднялась с кресла и, плача, одно за другим бросала письма в огонь. После того, как Государыня предала огню письма, она протянула мне свои дневники, чтобы я сожгла их. Некоторые из дневников представляли собой нарядные томики, переплетенные в белый атлас, другие были в кожаных переплетах. «Аутодафе» продолжалось до среды и четверга»[31].

Дневник Николая II за февральские и мартовские дни не совпадает с официальными документами Ставки и Северного фронта. Имеется разница в дате приема Царем генералов Рузского, Данилова и Савича, во времени отъезда Николая II из Пскова ночью 3 марта и во времени прибытия в Могилев 4 марта и т.д[32].

Начиная с 28 февраля 1917 г. и заканчивая днем убийства 17 июля 1918 г. (по Григорианскому стилю) Император Николай II был не просто лишен свободы, но находился в полной информационной блокаде[33]. Вместе с ним, начиная с марта 1917 г. и заканчивая Ипатьевским домом, в такой же блокаде находилась его семья и приближенные. Многие, с кем Государь мог говорить на тему событий в Пскове, были убиты.

Император Всероссийский не мог говорить о делах государственной важности с любыми окружавшими его людьми, как бы хорошо он к ним ни относился.

Общаться на такие темы Государь мог только с равными себе. Таким человеком в свите Государя в дни его царскосельского и тобольского заточения был князь В.А. Долгоруков, убитый большевиками в Екатеринбурге. Кто знает, о чем разговаривал с ним Государь? О чем он разговаривал с графом И.Л. Татищевым, еще одним верным представителем русской знати, пошедшим за своим Царем в заточение и на мученическую смерть?

Кроме Императрицы, Николай II мог делиться информацией о подложности манифеста только с ними.

То, что Император не говорил с окружающими его в заточении людьми, или даже не отрицал факта отречения, вовсе не означает, что он подписывал манифест. Молчание Императора Николая II заключалось еще и в том, что он увидел во всем происшедшем Божию Волю, пред которой, как православный человек и Монарх, он не мог не склониться.

Совершенно очевидно, что операция «Отречение», осуществленная заговорщиками в феврале-марте 1917 г., хотя и является неслыханной по своим масштабу, цинизму и тяжким последствиям, не была, тем не менее, исключительным и самостоятельным явлением. Через год и 8 месяцев подобная же «операция» была осуществлена в Германии при свержении с престола германского императора Вильгельма II. И хотя между личностями Императора Николая II и кайзера Вильгельма существует принципиальная разница морального характера, нельзя не заметить, что свержение Вильгельма II было осуществлено теми же силами и по тому же сценарию, что и свержение русского Государя.

Режиссерами переворота в Германии в ноябре 1918 г. были те же люди, что организовали Февральский переворот в России. Сразу же после свержения монархии в России «серый кардинал» тайного банкирского сообщества Уолл-Стрит «полковник» М. Хаус заявил: «Теперь мы начнем сбивать кайзера с насеста». Интересно, что революционные волнения начались в Берлине после того, как Император Вильгельм уехал в свою ставку в бельгийский город Спа. 9 ноября 1918 г. кайзер приказал войскам двигаться на подавление мятежа и услышал от своего начальника Генерального штаба генерала В. Гренера, что армия «больше не является оплотом вашего величества». Гренер был тесно связан с заговорщиками, которые обещали ему пост рейхсканцлера. Рейхсканцлер принц Макс Баденский позвонил кайзеру из Берлина и заявил, что только отречение может спасти страну от гражданской войны. После того как Вильгельм II отказался от отречения, на него стали оказывать давление его генералы, в частности генерал-фельдмаршал фон Гинденбург. Пока Вильгельм II пребывал в раздумье, Макс Баденский, не дожидаясь манифеста, объявил в Берлине об отречении кайзера в пользу сына. Накануне принц получил заверения от американского президента, что речь идет только об отречении императора Вильгельма, но никак не о свержении монархии в Германии. Но как только было объявлено об отречении кайзера, депутат Рейхстага социал-демократ Филипп Шейдеман провозгласил Германию республикой.

Мы видим, что свержение императора Вильгельма II обошлось безо всякого его манифеста об отречении, хотя о таковом было объявлено всему миру!

Таким образом, совершенно очевидно, что ни с юридической, ни с моральной, ни с религиозной точки зрения для подданных Государя никакого отречения от престола со стороны Царя не было. События в феврале-марте 1917 г. были ничем иным, как свержением Императора Николая II с прародительского Престола; незаконное, совершенное преступным путем, против воли и желания Самодержца, лишение его власти.

Следует отметить, что в июле-августе 1917 года Временным правительством был разработан проект о введении новых государственных праздников, среди которых был и «День Великой Русской Революции», 27 февраля. Проект был представлен на рассмотрение Синода обер-прокурором А.Карташевым 3 августа 1917 года. Есть основания предполагать, что этот проект был принят, так как в декрете СНК России от 29 октября 1917 года «О восьмичасовом рабочем дне» упоминается выходной день 27 февраля. Позднее был установлен праздничный «День низвержения самодержавия», 12 марта (27 февраля). Этот «праздник» был официально введен в календарь 10 декабря 1918 года, когда ВЦИК принял Кодекс законов о труде, содержавший «Правила об еженедельном отдыхе и о праздничных днях», где среди праздников был и «День низвержения самодержавия, 12 марта. Отмечался большевиками вплоть до 1940 года, когда был отменен Иосифом Виссарионовичем Сталиным (Постановление СНК СССР от 27 июня 1940). Таким образом, и большевики, и некоторые февралисты датировали свержение Самодержавия четырьмя днями раньше опубликования так называемого «манифеста» об отречении.

 

«Отказ» Великого Князя Михаила Александровича воспринять престол. Свержение русской Монархии

 

Ночью 3 марта 1917 г. руководство Временного комитета Государственной Думы получило известие о »манифесте» Императора Николая II и о передаче престола Великому Князю Михаилу Александровичу. Для главы Комитета М.В. Родзянко это известие не стало неожиданным. П.Н. Милюков вспоминал: «Родзянко и Львов ждали в военном министерстве точного текста манифеста, чтобы выяснить возможность его изменения. В здании Думы министры и временный комитет принимали меры, чтобы связаться с Михаилом Александровичем и устроить свидание с ним утром. Родзянко принял меры, чтобы отречение Императора и отказ Михаила были обнародованы в печати одновременно. С этой целью он задержал напечатание первого акта. Он, очевидно, уже предусматривал исход, а может быть, и сговаривался по этому поводу».

Эти слова Милюкова лишний раз доказывают, что манифест об отречении в пользу Михаила Александровича был задуман заговорщиками заранее.

Сразу же Родзянко и Керенский заявили, что вступление на престол Великого Князя невозможно. «С регентством Великого Князя, - заявил Родзянко генералу Алексееву, - и воцарением Наследника Цесаревича, быть может, и помирились бы, но кандидатура Великого Князя как Императора ни для кого не приемлема, и вероятна гражданская война». То же самое сообщил он и генералу Рузскому.

Вслед за Родзянко и Керенским против кандидатуры Великого Князя выступил и В.В. Шульгин, только что вернувшийся из Пскова. «Не объявляйте Манифеста, - сказал он Милюкову. - Произошли серьезные изменения. Нам передали текст... Этот текст совершенно не удовлетворяет... совершенно... необходимо упомина­ние об Учредительном собрании... Не делайте никаких дальнейших шагов, могут быть большие несчастия. Немедленно приезжайте на Миллионную, 12. В квартиру князя Путятина. Там Великий Князь Михаил Александрович... и все мы едем туда... пожалуйста, поспешите...».

Из слов В.В. Шульгина об Учредительном собрании, главном требовании Керенского, становится понятно, что Шульгин действовал с Керенским заодно.

Великий Князь Михаил Александрович был обманом приглашен Родзянко приехать из Гатчины в Петроград и затем насильственно содержался («был заперт» - по определению полковника Б.В. Никитина) на улице Миллионной, дом 12, в квартире князя П.А. Путятина.

Не случайно, как пишет Б.В. Никитин уже после февральских событий, Великий Князь высказывал «совершенно особенное недовольство против Родзянко»[34].

В конце дня 1 марта его посетил Великий Князь Николай Михайлович и английский посол Бьюкенен. Решение о встрече с Великим Князем Михаилом Александровичем было принято сразу же после того, как стало известно об объявлении манифеста Государя с отречением в пользу брата в целом ряде воинских частей, вопреки намерениям временщиков.

Рано утром члены ВКГД Родзянко, Милюков, Керенский, Гучков, Шульгин прибыли на Миллионную улицу. То, что произошло там, покрыто таким же мраком, как и обстоятельства отречения Императора Николая II. Все, что сегодня известно, основывается на воспоминаниях заговорщиков, а потому вызывает весьма сомнительное доверие. Интересно, что в дневниках Великого Князя Михаила Александровича полностью отсутствуют какие-либо сведения об этой исторической встрече.

Особняк, где находился Михаил Александрович, полностью контролировался вооруженными людьми Керенского. По собственному признанию, Керенский сказал Великому Князю: «Я не ручаюсь за жизнь Вашего Высочества»!

3 марта 1917 г. заговорщиками был сфабрикован документ, в результате которого Монархия в России перестала существовать. Под диктовку лидеров ВКГД масон В.Д. Набоков написал текст, который либо дали подписать Великому Князю Михаилу Александровичу, либо подделали его подпись. Имеются большие сомнения, что Михаил Александрович подписал акт 3 марта. Когда Великий Князь Михаил Александрович находился уже в ссылке в Перми, к нему 26 мая (по новому стилю) 1918 г. пришел журналист С.В. Яблоновский и взял у него интервью. При этом присутствовал секретарь Великого Князя Н. Джонсон. Он рассказал журналисту о событиях 3 марта: «После беседы с общественными деятелями, из которых, как известно, одни стояли за отречение от Престола, а другие - за принятие власти, было решено, что на другой день (4 марта) все отправятся к военному министру (т.е. Гучкову), и там вопрос решится окончательно. В Петрограде в это время было неспокойно, шла перестрелка, поездка представлялась небезопасной. Я отправился вперед, чтобы по возможности устранить эти опасности. К удивлению, я узнал, что ни одно из лиц, которые должны были ехать с Великим Князем к министру, не явились. Великий Князь отправился к министру один, и результатом их беседы было окончательное отречение от Престола»[35].

Таким образом, 3 марта Великий Князь Михаил Александрович никак не мог подписать следующий текст:

«Тяжкое бремя возложено на меня волею Брата моего, передавшего мне Императорский Всероссийский Престол в годину безпримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твердое решение в том случае восприять Верховную Власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием чрез представителей своих в Учредительном собрании установить образ правления и новые основные законы государства Российского.

Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. 3-III. 1917 г. Михаил». Интересно, что сам В.Д. Набоков называл этот «акт» «пустой бумажкой».

Глубинную сущность этого документа хорошо понял эмигрантский историк И.П. Якобий: «В чем заключается смысл этого акта? Ведь было совершенно очевидно, что Учредительное собрание, созванное под давлением правительства государственного переворота, никогда не признает прав Великого Князя. Итак, его условный отказ был, в действительности, замаскированным отречением. Но для чего гг. Набокову, Нольде, Шульгину и их хозяевам нужен был этот лицемерный обман? Цель здесь совершенно ясна: если бы Великий Князь Михаил Александрович, или, точнее, Император Михаил II, формально отрекся от Престола, то, согласно Основным Государственным законам, право на Престол автоматически перешло бы к следующему по старшинству Представителю Императорского Дома; отрекись и он, право это переходило бы последовательно к другим представителям Династии, и среди них могло оказаться лицо менее покладистое, чем Великий Князь Михаил Александрович. Этого ни в коем случае допустить не хотели. Нужно было положить вообще конец Монархии в России, и потому одного отречения Великого Князя Михаила Александровича было недостаточно. Но, не отрекаясь от Престола, а лишь временно отказываясь от «восприятия» верховной власти, Великий Князь парализовал на неопределенный срок всякую возможность не только реставрации, но хотя бы предъявления другим лицом права на Престол, который вакантным еще не мог почитаться». О полном беззаконии, совершенном в марте 1917 г., писал выдающийся русский правовед и историк М.В. Зызыкин: «Когда Император Николай II 2 марта 1917 г. отрекся за себя от Престола, то акт этот юридической квалификации не подлежит и может быть принят только как факт в результате революционного насилия. Так как право на наследование Престола вытекает из закона и есть право публичное, то есть прежде всего обязанность, то никто, и в том числе Царствующий Император, не может существующих уже прав отнять, и таковое его волеизъявление юридически недействительно; таким образом, отречение Государя Императора Николая II за своего сына Вел. Кн. Цесаревича Алексея ни одним юристом не будет признано действительным юридически. Отречение за него было бы недействительно и в том случае, если бы происходило не при революционном насилии, а путем свободного волеизъявления, без всякого давления. Великий Князь Алексей Ни­колаевич мог отречься только по достижении совершеннолетия в 16 лет. До его совершеннолетия управление государством в силу ст. 45 Основных Законов должно было перейти к ближнему к наследию Престола из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора, то есть к Вел. Кн. Михаилу Александровичу. Последний также сделался жертвой революционного вымогательства, а малолетний Великий Князь Алексей Николаевич был пленен вместе с своими родителями так называемым временным правительством. Осуществить свои права на Престол, как подобает посредством Манифеста, в таковых обстоятельствах он не мог.

Великий Князь Михаил Александрович издал так называемый манифест. Предположим, что это акт свободного волеизъявления; как тогда надо опреде­лять его юридическую силу? Вел. Кн. Михаил Александрович отказался сделаться Императором, но не в виду того, что он не имел права вступить на Престол при наличности в живых Великого Князя Алексея Николаевича, он не заявил и того, что он считает себя обязанным настаивать на правах Великого Князя Алексея на Престол, а себя считать лишь Правителем Государства. Он, напротив, заявил, что готов принять Престол, но не в силу Основных Законов, от чего он expresisverbis отказался, а в силу права революции, выраженного через учреди­тельное собрание по известной четыреххвостке. Если бы даже таковое собрание состоялось и, установивши новый образ правления, избрало бы его Государем, то Великий Князь Михаил Александрович вступил бы уже не на Трон своих предков Божьей Милостью, а на волею народа созданный трон по избранию от воли народа; вместе с тем это было бы упразднением православно-легитимного прин­ципа Основных Законов, построенных на монархическом суверенитете. Признание права за учредительным собранием устанавливать образ правления есть отказ от монархического суверенитета и устроение политической формы правления на народном суверенитете, то есть на «многомятежном человечества хотении». Этим он упразднил бы все традиции предшествующей истории и продолжил бы ее на радикально противоположном принципе в европейском демократически-эгалитарном стиле».

Таким образом, 2 и 3 марта 1917 г. в России была насильственно, путем небывалого подлога, свергнута многовековая русская Самодержавная Монархия. К власти преступным путем пришло нелегитимное Временное правительство, состоящее из февральских заговорщиков.

 

 

КОММЕНТАРИЙ ИЗДАТЕЛЯ

к главе 7 об отречении Императора Николая II из книги Петра Мультатули «Россия в эпоху Царствования Императора Николая II»

 

Издатель не во всем согласен с изложением обстоятельств свержения Государя Императора Николая II с прародительского престола.

Хотя отречение Царя как юридическая процедура не была прописана в Законах Российской Империи, тем не менее Император Самодержец как источник власти в России своим решением мог изменить Законы Российской Империи или сделать из них исключение, в том числе и в вопросе сложения с себя полномочий, передачи власти или определения порядка престолонаследования. Установленное одним Государем - может быть изменено другим. Что один Государь, Император установил, другой может изменить. Так, к примеру, Великий Князь и Государь Всея Руси Иоанн Васильевич Великий в 1498 году венчал своего внука Димитрия Иоанновича как наследника и соправителя Русского Государства, хотя по традиции, установленной со времен Великого Князя Димитрия Донского, престол должен был принять сын Великого Князя Иоанна Васильевича Василий Иоаннович, что впоследствии в 1502 году и произошло, также по решению Великого Князя. Царь Петр I установил в 1722 году Закон о престолонаследии, также отменяющий установление Великого Князя Димитрия Донского о передаче престола старшему сыну и определил, что наследника назначает правящий Император. Император Павел I в начале своего Царствования в 1797 году в Акте о Престолонаследии вернулся к установлениям Великого Князя Димитрия Донского. Конечно, все эти изменения законов и исключения из них совершались совсем в другой обстановке, чем та, которая была в заблокированном Императорском поезде 1-2 марта 1917 года в Пскове. Поэтому автор правильно цитирует слова князя Жевахова и епископ Арсения (Жадановского), прекрасно понимавших, что для верных Николай II остается Царем, тем более, что Великий Князь Михаил так и не принял переданный ему престол. Передавая престол брату Великому Князю Михаилу, Император Николай II делал исключение из законов Российской Империи, но не отменял их. В соответствии с этими законами, сын Великого Князя Михаила, Георгий, рожденный вне брака, не мог наследовать отцу, поэтому Наследником по-прежнему оставался Царевич Алексей.

Отказ Великого Князя Михаила от принятия Престола (постоянный или временный), на который он имел полное право, тем не менее лишал его Царских полномочий: он не имел права изменять Законы Российской Империи и делать какие-либо исключения из них, например, не мог передать власть Временному Правительству. То есть, до осуществления законного перехода власти Императором по-прежнему оставался Николай II, поэтому слова составленного В. Набоковым «Манифеста Великого Князя Михаила» от 3 марта 1917 года о передаче власти над Россией Временному Правительству не имели никакой силы. Это понимала большая часть Российского образованного общества. Святой Патриарх Тихон совершал в июле 1918 года отпевание Царя как действующего Императора.

Все обстоятельства, относящиеся к описываемым автором в этой главе событиям, свидетельствуют о глубоком грехопадении российского общества, и прежде всего, правящей военной и духовной элиты. В открытом предательстве и клятвопреступлении повинны генерал-адъютанты Императора и командующие фронтами, прежде всего, начальник Генерального штаба Михаил Алексеев, командующий Северо-Западным фронтом генерал Николай Рузский, генерал-адъютант Алексей Брусилов, генерал Алексей Эверт, Великий Князь Николай Николаевич и другие. Несомненно, то, что происходило 2 марта в Пскове вокруг Императора, никоим образом не может считаться законной передачей власти. Переворот готовился заранее, в его участии принимали самые различные силы; свержение Самодержавия в России готовили несколько «колонн»: боевики социал-демократических партий большевиков и меньшевиков, эсеры-террористы, революционная группа Керенского, «прогрессивный блок» во главе с Милюковым и Гучковым, руководители Земских Союзов России во главе с Георгием Львовым, и многие другие представители российских элит. Предательство свило себе гнезда в самом близком окружении Государя, Самодержцу все труднее было находить верных людей, способных занимать высокие государственные должности. Существующая правящая элита была разложена принадлежностью к масонству, а тем, кто был верен Богу, Царю и Отечеству, «наверх» пробиться было сложно.

Первой откровенной попыткой свержения Самодержавия в Царствование Николая II была организация поражения России в японо-русской войне и напрямую связанные с этим революционные действия. Министр финансов Сергей Витте во многом способствовал недостаточной подготовленности страны к этой войне, военная верхушка во главе с генералом Алексеем Куропаткиным всячески препятствовала победе России в войне. Впоследствии Витте, пользуясь полученными от Государя полномочиями, безосновательно отдал Японии пол-Сахалина, хотя японцы готовы были подписать мир и без этого, то есть, по существу «вничью». Однако тогда, в 1905 году, попытка государственного переворота не удалась - в целом армия и народ остались верны Государю.

Повеления Императора открыто не исполнялись задолго до 1917 года. Царь неоднократно повелевал генералу Куропаткину разгромить японцев, однако тот приложил все усилия, чтобы мастерски создавать видимость борьбы с японцами, но не победить их.

Ближайшее Царское окружение, которому Государем было запрещено преследовать Друга Царской Семьи, крестьянина Григория Ефимовича Распутина-Нового, не просто преследовало его, но и соучаствовало в его убийстве.

Начальнику Генерального Штаба Гурко Государь неоднократно еще в конце 1916 года указывал на необходимость заменить части, стоявшие в Петрограде, с запасных на гвардейские, но под разными предлогами этот приказ не выполнялся и так и не был выполнен. Подобные примеры не единичны.

Автор подробно и четко расписывает то, как в 1917 году военное руководство в Петербурге и руководители генштабов и фронтов блокировали все попытки Государя подавить февральский мятеж, по сути, отказываясь бороться со смутой. К 28 февраля мятежниками был захвачен Петроград и контролировались министерства, в том числе и железнодорожное сообщение. Ко 2 марта в их руках оказалась и вторая столица, Москва. Фактически, Государь, находившийся 1-2 марта под арестом в своем поезде в Пскове, лишенный не только связи с семьей, но и возможности командовать войсками, был поставлен в безвыходное положение. С юридической точки зрения, в такой ситуации даже совершенно правильно оформленный манифест не мог считаться свободным волеизъявлением Государя, а посему и для русского народа, для нас, не может считаться законным отречением. Попытки масонских заговорщиков заставить Государя подписать составленный ими текст никоим образом не могут считаться в этой ситуации законными для русского народа.

К тому же, по законам Российской Империи процедура передачи власти была регламентирована и должна быть точно и неукоснительно соблюдена. Даже квартиру мы не можем передать другому лицу, не оформив надлежащим образом договор и не зарегистрировав переход права собственности в государственных органах, что же говорить о передаче правления всей державой Российской, со всем движимым и недвижимым имуществом.

Уже тогда все окружение Императора и армия прекрасно понимали, что отречение за Наследника, Цесаревича Алексея, которому в тот момент было 13 лет, не соответствует законам Российской Империи и должно быть особо оговорено в Царском манифесте. Документ, свидетельствующий о сложении Государем своих полномочий и передаче их Наследнику престола, должен называться Манифестом и обладать всеми необходимыми в этой ситуации реквизитами. По законам Российской Империи любой манифест Императора вступал в силу только тогда, когда он был оглашен и утвержден в Сенате и опубликован в правительственной газете по поручению Императора, а никак не в «Известиях совета рабочих депутатов» по поручению неизвестных лиц. Только после публикации манифеста Императора то лицо, которому передавалось правление, могло бы высказывать свое мнение о возможности принятия или отклонения принятия престола. Одновременная же публикация двух документов: якобы подписанного Государем манифеста и, так называемого, отказа («четырехвостки») от принятия престола Великим Князем Михаилом, является юридической бессмыслицей, не влекущей за собой никаких последствий как противоречившая Российским законам. Поэтому можно твердо и уверенно сказать, что независимо от того, была ли или не была подписана Императором 2 марта в Пскове какая-то бумага об отречении, фактически в России происходило именно свержение Самодержавной власти, беззаконное действие, осуществленное преступниками, нарушившими и воинскую, и гражданскую присягу.

Однако, именно поэтому необходимо очень точно определить, что произошло в эти дни с позиции Государя и что же сделал сам Государь.

Безусловно, никакой инициативы в отречении со стороны Императора не было, и поэтому широко известная и распространенная легенда (о слабости и безволии Царя, страхе перед народным негодованием, заставившим его добровольно отречься) является просто большевистской фальшивкой, не имеющей ничего общего с фактами (и Петр Мультатули это блестяще доказывает). Но и представлять Императора в данной ситуации беспомощной жертвой обстоятельств, не имевшей никакого выбора, мы тоже не имеем права.

Мы знаем, что Император Николай II был человеком сильной воли, острого ума и большой духовной силы. Поэтому, несмотря на внезапность и страшную тяжесть ситуации (нравственную, духовную тяжесть, именно об этом слова об измене, трусости и обмане), Государь имел возможность взвесить все возможные последствия и, исполняя свое Царское служение, принял сознательное, ответственное решение о своем отходе от власти. Сам он это свое решение называл отречением, и этим же словом это решение называли и самые близкие ему люди: мать, Императрица Мария Федоровна, и жена, Императрица Александра Федоровна. И как бы двусмысленно это слово не звучало, мы должны его принять.

Для Государя как человека наиболее важным в жизни было его Царское служение, он ощущал себя Хозяином земли Русской, а не временщиком, и все его поступки как государственного деятеля определяло его ощущение глубочайшей ответственности перед Богом за сохранение и укрепление Самодержавной России, чтобы, когда придет час, передать ее Наследнику Цесаревичу еще более сильной и крепкой, чем он сам получил от своего отца. И даже оказавшись перед лицом позорного предательства своих генералов и депутатов Госдумы он прежде всего думал о России.

Безусловно, Россию Государь видел только Самодержавной, и ни о каком отступлении от этого государственного устройства речи не могло быть. Что же было наиболее важным для России в тот момент? Прежде всего - успешное продолжение боевых действий и спокойствие и стабильность в тылу. Стабильность в той мере, в какой она была возможна. Любое нарушение еще существовавшего равновесия (хотя уже и расшатанного провокаторами и предателями, организовавшими беспорядки в Петрограде) могло повлечь за собой стремительное наступление еще достаточно сильной германской армии на Петроград, до которого от Риги было недалеко, а вслед за этим - еще большие беспорядки и гражданскую войну на территории России.

В этой ситуации мог ли Государь предпринять какие-то активные действия, как-то активно сопротивляться заговорщикам? Стрелять в генерала Рузского? Обратиться за помощью к войскам? В защиту Государя была готова выступить гвардия, возможно, и многие другие командиры дивизий и полков, но между ними и Императором стояло высшее армейское руководство, которое было на стороне мятежа. Он был окружен придворными, в верности которых он не мог быть уверен, по существу, заблокирован, пленен. Обе столицы и железные дороги были уже в руках мятежников. Высока степень вероятности, что при попытке освободиться из-под «опеки» Рузского и Алексеева Государь был бы убит (и, как мы знаем, такой вариант заговорщики также предусматривали). Естественно, прямым следствием этого было бы немедленная дестабилизация ситуации в стране, наступление немцев, начало гражданской войны, которую заговорщики были бы уже не в силах остановить. Государь не имел права рисковать своей жизнью. Впрочем, даже если бы Государю удалось связаться с верной присяге воинской частью и начать вооруженные действия, по сути, эти действия у линии фронта также были бы сигналом к началу гражданской войны, которая означала бы немедленное поражение России в войне и скорое полное разрушение страны, в которой уже не было бы Искупителя Царя-мученика Николая II.

В этой ситуации единственной возможностью попытаться сохранить российское государственное устройство и стабильность была передача престола брату Михаилу, так как Наследника Цесаревича Алексея изменники-революционеры постарались бы физически устранить, «залечив» или отказав ему в правильной медицинской помощи.

В начале марта 1917 года еще оставалась надежда, что народ вразумится, придет с покаянием к Царю и попросит его вернуться на трон. И этот исход в сентябре-октябре 1917 г. был вполне вероятен: если бы Керенский со своими подручными остался во главе Временного правительства еще полгода или год, их бездарность и лживость стала бы всем очевидна, и русский народ мог одуматься и с покаянием просить Царя вернуться на Царство. Именно поэтому, выполняя указания своих масонских хозяев с Запада, Керенского сменили большевики, люди, стремившиеся к безграничной власти любым путем, через любую кровь, через открытый массовый террор и геноцид русского народа.

Редакция не может согласиться с утверждением автора о том, что Государь лишь после 2 марта увидел Волю Божию в том, что происходит, и не стал противиться обнародованию своего якобы не бывшего на самом деле отречения. Ни в одном из воспоминаний ни одного из близких к Государю людей мы не встречаем ни одного упоминания, ни одного намека на такой ход событий.

Напротив, из дневниковых записей и воспоминаний как самого Государя, так и его близких (приведенных ниже), видевших его вскоре после страшных и трагических событий 1-2 марта, следует, что Государь увидел и мужественно, с невероятной стойкостью принял Волю Божию об удалении от престола, об оставлении власти ради сохранения страны. В подлинности дневниковых записей Императора Николая II и Императрицы Марии Федоровны нет оснований сомневаться (подробней об этом указано в примечании на странице 24). Перечитаем эти краткие записи.

«Дневники Государя 2-12 марта.

1-го марта. Среда

Ночью повернули с М. Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского. Он, [Юрий] Данилов и [Сергей] Саввич [генералы штаба Северного фронта] обедали. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!

2-го марта. Четверг

Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется соц[иал]-дем[ократическая] партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2½ ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с кот[орыми] я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!

3-го марта. Пятница

Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилёв. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9½ перебрался в дом. Алексеев пришёл с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрекся. Его манифест кончается четырехвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились - лишь бы так продолжалось дальше.

4-го марта. Суббота

Спал хорошо. В 10 ч. пришёл добрый Алек [Принц Александр Петрович Ольденбургский]. Затем пошёл к докладу. К 12 час.поехал на платформу встретить дорогую мам'а, прибывшую из Киева. Повёз её к себе и завтракал с нею и нашими. Долго сидели и разговаривали. Сегодня, наконец, получил две телеграммы от дорогой Аликс. Погулял. Погода была отвратительная - холод и метель. После чая принял Алексеева и Фредерикса. К 8 час.поехал к обеду к мам'а и просидел с нею до 11 ч.

8-го марта. Среда

Последний день в Могилёве. В 10 ч. подписал прощальный приказ по армиям. В 10½ ч. пошёл в дом дежурства, где простился со всеми чинами штаба и управлений. Дома прощался с офицерами и казаками конвоя и Сводного полка - сердце у меня чуть не разорвалось! В 12 час.приехал к мам'а в вагон, позавтракал с ней и её свитой и остался сидеть с ней до 4½ час. Простился с ней, Сандро[Великий Князь Александр Михайлович], Сергеем [Великий Князь Сергей Михайлович], Борисом [Великий Князь Борис Владимирович] и Алеком [Принц Александр Петрович Ольденбургский]. Бедного Нилова не пустили со мною. В 4.45 уехал из Могилёва, трогательная толпа людей провожала. 4 члена Думы сопутствуют в моем поезде!

Поехал на Оршу и Витебск. Погода морозная и ветреная. Тяжело, больно и тоскливо.

9-го марта. Четверг

Скоро и благополучно прибыл в Царское Село - в 11ч. Но, Боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошёл наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у кот[орой] корь недавно началась. Завтракали и обедали в игральной у Алексея. Видел доброго Бенкендорфа. Погулял с Валей Долг.[оруковым] и поработал с ним в садике, т. к. дальше выходить нельзя! После чая раскладывал вещи. Вечером обошли всех жильцов на той стороне и застали всех вместе».

 

«Дневниковые записи Императрицы Марии Федоровны.

3 марта. Пятница. Могилев. Ставка.

Спала плохо. Находилась в сильном душевном волнении. Поднялась в начале 8-го утра. В 9 ¼ пришел Сандро с внушающими ужас известиями - как будто Н[ики] отрекся в пользу М[иши]. Я в полном отчаянии! Подумать только, стоило ли жить, чтобы когда-нибудь пережить такой кошмар! Он (Сандро) предложил поехать к нему (Ники) и я сразу согласилась. Видела Свечина, а также моего Киру [Кирилл Анатольевич Нарышкин, флигель-адъютант, генерал-майор свиты ЕИВ], который прибыл из Петерб[урга], где на улицах стреляют. Долгор[уков] также прибыл оттуда сегодня утром и рассказывал о своих впечатлениях. Бедняга Штакельберг [начальник военно-лечебных заведений, генерал-лейтенант, граф] также убит в своей комнате. Какая жестокость! Навестила Беби [Великая Княгиня Ольга Александровна] в надежде, что она тоже поедет с нами, но она еще не выздоровела. Я нахожусь от всего в полном отчаянии! Мы попрощались в 8 часов. Поехала даже не на своем собственном поезде, который в настоящий момент находится в Петерб[урге].

4 марта. Суббота.

Спала плохо, хотя постель была удобная. Слишком много волнений. В 12 часов прибыла в Ставку, в Могилев, в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание! Мы отправились вместе в его дом, где был накрыт обед вместе со всеми. Там также был Фредерикс, Сер[гей] М[ихайлович], Сандро, который приехал со мной, Граббе [А.Н. Граббе, Начальник собств. ЕИВ Конвоя, граф, ген-майор], Кира, Долгоруков, Воейков [В.Н. Воейков, генерал-майор свиты ЕИВ, флигель-адъютант], А.Лехтенбергский, Ежов [М.Г. Ежов, инспектор Императорских поездов] и доктор Федоров. После обеда бедный Ники рассказал о всех трагических событиях, случившихся за два дня. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять ситуацию с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию, затем - чтобы спасти страну - предложил образовать новое правительство и Ники [невероятно!] отречься от престола в пользу своего сына. Но Ники, естественно, не мог расстаться с сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он наконец сдался и подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величественен в этом ужасно унизительном положении. Меня как будто оглушили. Я ничего не могу понять! Возвратилась в 4 часа, разговаривали с Граббе. Он был в отчаянии и плакал. Ники пришел в 8 часов ко мне на ужин. Также был Мордвинов. Бедняга Ники открыл мне свое кровоточащее сердце, и мы оба плакали. Он оставался до 11 часов [неразборчиво] - прибытие в Могилев.

5 марта. Воскресенье.

Была в церкви, где встретилась с моим Ники, молилась сначала за Россию, затем за него, за себя, за всю семью.

..........

Ники был чрезвычайно спокоен. Все те страдания, которые он испытывает, выше всякого понимания! Я возвратилась обратно в 4 часа. Фредерикса хотят арестовать, поэтому он хочет ехать в Крым! Настоящая беспричинная подлость лишь из-за его титула. Мы попрощались. Он настоящий рыцарь.

6 марта. Понедельник.

...На сердце ужасно тяжело - что еще может произойти? Господи, помоги нам! Какая жестокость! За все происшедшее очень стыдно. Главное, чтобы все это не повлияло на ход войны, иначе все будет потеряно! К ужину пришел Ники. Оставался у меня до 11 часов. Мы узнали, что по дороге арестовали беднягу Фредерикса. Он, к сожалению, был очень неосторожен и отправил шифрованную телеграмму о том, что едет в Петерб[ург]. Как глупо и как жаль! Прямо на глазах у Ники над Гор[одской] думой вывесили два огромных красных флага!»

9 марта. Четверг.

...Господи, помоги нам и защити моего бедного Ники! К чаю пришли Борис [Великий Князь Борис Владимирович] и Сергей [Великий Князь Сергей Михайлович]. Они все присягнули новому правительству. Как же все это отвратительно!..

(Окончание следует)

 

---

[1]Отречение Николая II. С. 184.

[2]Там же. С. 171.

[3]Вопросы истории. 2010. № 5.

[4]ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2099. Л. 3.

[5]Отречение Николая II. С. 145.

[6]Там же. С. 119.

[7]Там же. С. 192.

[8]РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (доп.). Д. 25. Л. 10. ² Переписка Ставки // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1759 (1). Л. 12.

[9]Там же. Л. 8.

[10]Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1 (доп.). Д. 1756 (1). Л. 3.

[11]Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1754 (2). Л. 79-80.

[12]Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1754 (2). Л. 89.

[13] Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1754 (3). Л. 136.

[14] Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1754 (3). Л. 173.

[15] Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1756 (1). Л. 5.

[16] Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1756 (2). Л. 57.

[17]Донесения и переписка командующими армиями об отречении Николая II // РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. (доп.). Д. 1756 (2). Л. 99.

[18]РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (доп.). Д. 25. Л. 9.

[19]РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1754 (3). Л. 141.

[20]РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1754 (3). Л. 163.

[21]Телеграмма генерала Ю.Н. Данилова генералу М.В. Алексееву от 3 марта 1917 г. // Красный архив. 1927. Т. 2 (21). С. 48.

[22]Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России // Отречение Николая II. С. 75.

[23]Ден Ю. Подлинная Царица. Воспоминания близкой подруги Императрицы Александры Федоровны / пер. с англ. В.В. Кузнецова. СПб., 1999. С. 119.

[24]Бубликов А.А. Русская революция (ее начало, арест Царя, перспективы). Впечатления и мысли ее очевидца и участника. Нью-Йорк, 1918. С. 47.

[25] Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России // Отречение Николая II. С. 75.

[26]ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 2415. Л. 1-2.

[27]Дань светлой памяти Императора великого мученика. Сооружение креста-памятника и ознаменование 20-летия Екатеринбургской драмы. Париж: изд. Союза ревнителей памяти Императора Николая II., 1939. С. 90.

[28]Там же.

[29]Позднышев С. Распни Его. Париж, 1952. С. 349.

[30]Танеева (Вырубова) А.А. Страницы моей жизни. С. 163.

[31]Ден Ю. Указ.соч. С. 120.

[32]Издатель не может согласиться с предположением П.В. Мультатули о фальсификации дневников Императора и Императрицы. Такое отношение к важнейшим первоисточникам можно высказывать только после проведения всесторонней криминалистической и почерковедческой экспертиз этих сохранившихся дневников. Приводимым воспоминаниям А.А. Танеевой и Ю.А. Ден можно найти и другие объяснения. Так, например, Император мог сделать записи в дневник двумя неделями позднее (задним числом), в связи с этим понятны возможные небольшие нестыковки во времени в отношении тех или иных событий тех бурных дней. Императрица Александра Федоровна могла также сжечь лишь часть своих записей и переписки, оставив дневники. Важно учитывать и то, что и для Императора, и для Императрицы, как и для всех, кто их окружал, дни начала марта были временем необычайно тяжелых испытаний, и память могла в чем-то подвести как А.А. Танееву, так и Ю.А. Ден.

Русский Издательский Центр имени святого Василия Великого совместно с Петром Мультатули передали фотокопии восьми образцов почерка Императора Николая II для сравнения с почерком на фотокопии дневников Государя от 2 марта и ряда последующих дней. Профессиональный эксперт-почерковед, проведя экспертизу, пришла к выводу, что записи в дневнике были сделаны, скорее всего, самим Императором Николаем II. По предложению Петра Мультатули, в экспертизе особо исследовались и отдельные слова, например, слово «отрекся». Отсутствие стопроцентной категоричности в экспертном заключении связано с тем, что исследовались фотокопии. (Заключение специалиста № 95/15 от 06 марта 2015 г. С.М. Алферова АНО «Независимый экспертно-консультативный центр «Кононъ»). Внимательный осмотр, в 2013 году оригиналов дневников Императора Николая II за март 1917 года, хранящихся в ГАРФе, проведенный руководителем Русского Издательского Центра, не выявил каких-либо подчисток, исправлений и вообще каких-либо видимых признаков подделки дневников Государя. Что касается так называемого «Манифеста об отречении», общее впечатление от осмотра оригинала этого документа совершенно иное - это явная подделка. Напротив, дневниковые записи матери Государя, Императрицы Марии Федоровны, сделанные в марте 1917 года на стародатском языке в характерном для нее стиле, изъятые у нее большевиками в Крыму в 1918 году, которые были переданы в ГАРФ ранее 2000 года, совпадают по почерку с документами, написанными ею в Дании в 1920-х годах, уже после ее эмиграции из России, и производят впечатление подлинных.

[33]Это не совсем так. С 4 по 8 марта Царь регулярно встречался и общался со своей свитой, со своей матерью, вдовствующей Императрицей Марией Федоровной, приехавшей к нему из Киева 4 марта (с 1919 года в эмиграции и на родине, в Дании) и с ее свитой.

[34]Никитин Б.В. Роковые годы: новые показания участника. М.: Айрис-пресс, 2007. С. 231.

[35]Хрусталев В.М. Великий Князь Михаил Александрович. С. 482-483.