Почему за сорок с небольшим лет у меня скопилось около десятка переломов разной степени тяжести и живописных шрамов, где только можно, а теперь еще и сломанная в двух местах правая нога? Есть две версии по этому поводу: я - помощник дяди Степы, который с утра до вечера вытаскивает из горящих или затопленных домов маленьких детей и старушек, или обыкновенный грешник, для вразумления которого требуются такие сильнодействующие средства. «Кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему (Прит.3:12)» горит у меня вокруг головы вместо нимба, ибо куплен я ценой смерти Бессмертного, отдавшего за меня и весь род людской свою Пречистую Жизнь. Вместо земли крови, рождающей тернии и волчцы, где плач и скрежет зубов, Он открыл мне врата Рая и радости, которым не будет конца. И каждый раз, когда я выбирал запретные радости, ангелы недоумевали, а святые сокрушались - они знали, чего я добровольно лишаюсь. Но, как говорил преподобный Серафим Вырицкий, Бог несправедлив, ибо судит не по делам нашим, а по милосердию Своему, которого безбрежный океан.
Со сложным двойным переломом ноги и осложнением после неудачной операции, грозившей ампутацией, с утра пораньше я приехал в Московский Институт травматологии имени Чаклина в Екатеринбурге, единственное место, где мне могли помочь. Принимавшая документы сестра очень удивилась, как можно собирать бумаги так долго, да еще когда запросто можно остаться без ноги, и качала головой. А может вы вредный? - предположила девушка, подозрительно оглядывая меня с ног до головы. Ой, а у вас с моей мамой день рождения в один день! - холодный взгляд с ее лица смыла симпатичная улыбка, она потеряла интерес к моим бумагам, переложила их на соседний стол к доброжелательному академику, который вел прием. Чего такой сердитый? - поинтересовался тот, просматривая историю болезни. Я пытался улыбнуться в ответ, но это получалось плохо, мешали мысли о прейскуранте цен с огромным количеством нулей перед входом в этот кабинет.
Где-то в самой глубине души я надеялся, как надеется человек, оказавшийся по шее в трясине, что Господь не оставит, но железная логика и все обстоятельства тянули на дно свинцовыми гирями. Естественный ход событий вел к неминуемой ампутации, и я знал, что люди не помогут, и никто не поможет. Словно холодная гранитная стена лежала на сердце. Во время хождения по кабинетам, поисками денег на операцию и ожидания худшего я так измучился, что не было сил даже молиться. Просто сидел, смотрел на иконы, и молчал. От этого молчания лики святых темнели, а воздух становился липким, как сажа. Вместо двух лепт вдовы, я положил перед Христом свою разломанную ногу и ждал.
После долгих мытарств и хождения по кабинетам денег у меня совсем не было, и взять их было решительно негде. Я пробовал просить у друзей и знакомых, но у всех были свои проблемы, а у кого их не было, денег не было тоже. Ходил к одному бизнесмену, владельцу большого завода, нескольких рынков и торговой сети. Тот меня внимательно выслушал, горестно вздыхая и качая головой, а потом говорит: «Давай, я тебе костыли подарю! Хорошие итальянские, у меня после аварии остались» Конечно, я не взял. Но после этих слов так жить захотелось, что я обо всех скорбях и жалобах позабыл, вернулся домой и стал молиться перед любимой иконой Матери Божьей и просить Небесную Владычицу о помощи. А потом позвонил своему доброму другу, настоятелю Крестовоздвиженского монастыря в Екатеринбурге, игумену Флавиану (Матвееву), чтобы он помолился обо мне, непутевом.
Когда я дозвонился, отец Флавиан подплывал на пароме к Афону и пообещал молить обо мне у всех святых и чудотворных икон Святой Горы, где доведется побывать. Посоветовал отогнать все мрачные мысли и готовится к операции, которую мне сделают обязательно. Еще я звонил настоятелю храма Сорока Севастийских мучеников в Камышлове отцу Олегу Трифанову, соборовавшему и причащавшего меня в больнице, куда я попал с переломом. Отец Олег также не сомневался в успехе предприятия, и на все мои сомнения просто сказал: «Бог знает, как вам помочь, и обязательно поможет! Я буду молиться за вас за каждой литургией, а вы возложите все печали на Господа и не о чем не волнуйтесь!» А как не волноваться, когда даже главный врач отделения честно сказал, что состояние мое таково «что плохо сказать - это ничего не сказать» и «документы мы вам подготовили, но вот делать вам операцию или нет, будут решать врачи в Институте травматологии, и заставить мы их не можем»?
Соборовавшись и причастившись, я поехал в Институт травматологии с рюкзачком на плече. Кроме зубной щетки и старого шлепанца там лежал святой елей, просфоры, старенький затертый до дыр молитвослов и две иконки: святая преподобная Мария Египетская и святитель Николай Мир Ликийский со святым праведным Симеоном Верхотурским и благословением его святой обители. А еще фотография моего духовного отца, схиархимандрита Власия (Перегонцева). В обществе воинствующего капитализма набор более, чем оптимистичный.
...После заполнения всех бумаг я оказался на третьем этаже, где дежурная сестра определила меня в палату. Там я рухнул на кровать и стал ждать, когда ошибка выясниться, ко мне придут за деньгами, а потом выставят на улицу. Вместо этого пришел доктор с папкой в руке, на которой крупными буквами было написано мое имя. Он задал мне дежурные вопросы, что-то быстро отмечая в папке, улыбнулся и сказал: «Готовьтесь! Завтра будем вас оперировать!» Народ в палате переглянулся: «Денис, кто ты такой? Почему тебе так быстро назначили операцию? Ты много им заплатил?» Как оказалось, здесь лежали многие заслуженные и уважаемые люди, спортсмены, ветераны «Газпрома», за которых платили и которые платили. Некоторые лежали по две недели и ждали своей очереди. А тут раз - и пожалуйста!
Как до меня дошло, что все происходит на самом деле, и это не сон, на меня снизошло такое блаженство, что, забыв обо всем на свете, я стал просто про себя молиться: «Слава Тебе, Боже Наш, слава Тебе», и не мог остановиться. Когда вечером с Афона пришло сообщение от отца Флавиана, где было написано: «Господи! Укрепи руки хирургов!», я даже не удивился.
На следующее утро, когда меня везли на операцию, я улыбался. Хирурги удивлялись такому странному поведению и спрашивали: В чем дело? Я говорил, что у меня сегодня День рождения и улыбался еще шире. Мне хотелось их всех расцеловать.
Операция прошла успешно, и уже через неделю, в день празднования Казанской иконы Божией Матери, я был в Чимеевском мужском монастыре за четыреста пятьдесят километров от Екатеринбурга и молился перед чудотворным образом Казанской иконы Божией Матери Чимеевская. И это тоже было чудо.
PS. Я долго думал, как отблагодарить замечательных врачей, а потом привез в Институт травматологии икону святителя Луки (Войно-Ясенецкого), которую благословил мне друг, иеромонах Пафнутьева Боровского монастыря отец Иосиф (Королев). Перед ней он молился в своей монашеской келье долгими ночами, и лучшего подарка для тех, кто каждый день борется за жизни людей, трудно было найти. И акафист, конечно, тоже привез. Получив икону святителя Луки, мой лечащий врач-профессор улыбнулся и сказал, что учился по учебнику святителя Луки, а потом отнес икону в ординаторскую и поставил на самое видное место.
1. Re: Операция как чудо