Адаптация

 

 

Прежде, бывало, я не раз задавала себе вопрос: почему я ничего не помню из своей детсадовской жизни? Ведь ходила же я в сад и даже в ясли. Возила меня туда бабушка Наташа, старшая сестра маминой мамы, в честь которой меня и назвали.

Ей было 64 года, когда я родилась, две мои родные бабушки были младше и ещё работали, двухмесячной я осталась на руках у бабушки Наташи, бездетной вдовы, прошедшей всю войну старшей медицинской сестрой  санитарного поезда.

23 июня 1941 года она уже была на своём посту и через неделю под бомбёжкой руководила погрузкой раненых защитников Могилёва. И так все 4 года войны. У неё и медали были самые настоящие боевые: «За боевые заслуги» и «За оборону Сталинграда». Потом добавилось ещё много разных почётных и юбилейных, но вот эти две военные награды дорогого стоили.

Хотя сама бабушка большого значения им не придавала, не помню, чтобы надевала, и давала нам, детям, со своими наградами играть, так что со временем они и вовсе потерялись, хорошо, остались хотя бы удостоверения, а когда и они потерялись - появился «Подвиг народа», где среди множества прочих выложены и наградные документы Комяковой Натальи Петровны, лейтенанта медицинской службы, старшей медсестры ВВСП - 1064.

После войны две сестры вместе поднимали семерых детей младшей, Прасковьи, оставшейся без ушедшего от неё мужа, и мои родители после свадьбы несколько лет жили в доме у бабушек. Дом этот бабушки вместе с детьми сами построили на пепелище старого, довоенного дома.

Сначала, сразу после войны - маленькую хатку, а когда подросли дети - побольше и попросторнее. До сих пор он стоит, поэтому мне не нужно напрягать память, чтобы вспомнить свои первые годы. Кое-что изменилось за полвека: сначала перенесли печь в пристроенную просторную кухню из прежней маленькой кухоньки, и комнатка эта, темноватая, поскольку в новую кухню, а не во двор, выходит окно - стала бабушкиной спальней.

В ней сначала болела и умирала бабушка Наташа, а потом бабушка Паша.

В новую печь был вмонтирован котёл, вода бежала по трубам по всему дому, и не нужна стала вторая печь с грубкой в комнатах.

Сейчас и вовсе не стало печи, её заменил газовый котёл, и негде стало печь пасхальные булки и пироги, которые у бабушек не очень походили на куличи по форме, выпекались на поду в больших продолговатых формах, с творогом и изюмом и с одним изюмом, долго не черствели и во всё время безбожия с той же неуклонностью, как и приход тепла и возвращение птиц напоминали о весне и Пасхе.

Бабушкины булки прилетали к нам на север в посылках даже раньше, чем возвращались перелётные птицы... Но это я отвлеклась, хотела сказать, что домашнюю обстановку, со старыми печками на кухне и в комнатах, маленькой верандой и деревянным крыльцом, я отлично помню, хотя к рождению младшего брата (мне трёх ещё не было), мы уже переселились в свой дом.

А сад совсем не помню, хотя почти до 8 лет там пребывала. Я ноябрьская, школы были переполнены, и за 3 месяца до 7 меня взяли было в первый класс, а потом вернули в сад, хотя я и в саду ещё хорошо умела читать. Но возвращали не по умениям, а по формальным признакам, нету семи - обожди ещё год.

И у меня ровно второго 1 сентября, когда уж насовсем пошла я в школу и стала ходить туда одна, а не со взрослыми за руку - включается память, я хорошо помню и саму школу с классом, и дорогу в неё, и обстановку в классе: цельные парты с откидной крышкой портфельного ящика, а не нынешние столы-стулья, круглое углубление для чернильницы, саму чернильницу и даже такие многослойные тканевые кружочки для перьев, скреплённые посредине, которыми нужно было обтирать с пера лишние чернила... И учительницу, и одноклассников.

Ну и вот. Сейгод первого сентября, спустя полвека, снова оказалась я в яслях-саду. Вышла психологом, поскольку увольнялась на лето в своей сельской школе, хотелось побыть каникулы с собственным ребёнком, а отпуска такого не заработала, да и не бывает таких, на всё лето.

А за лето и директор в «моей» школе сменился, и закрыли вакансию «молодым специалистом», пришлось искать работу в городе, причём такую, чтоб согласились до 1 сентября подождать меня, вот так и попала я в сад.

Поначалу мне всё там понравилось: заведующая приятная, личный кабинет мой уютный, да и сам садик ничего себе, утренник первого сентября мне понравился, гораздо приятнее, когда под живую музыку, под фортепьяно, всё происходит, а не под фонограмму, как в школе.

Первые пару дней я наслаждалась жизнью и осматривалась, а когда осмотрелась - выяснилось, что в сентябре самая горячая фаза адаптации в ясельных группах, и поскольку молодая заведующая сказала, что недавно приступила к обязанностям и работы моей не знает, я самостоятельно решила, что прежде всего там, на адаптации, и буду помогать.

Теперь даже не могу вспомнить, сколько же именно дней я выдержала. Дней пять, наверное, пару дней до выходных и вторую неделю до среды. В среду у меня уже потекло из носу, и заснуть дома вечером я не могла, стояли перед глазами детские личики и не смолкал в ушах рёв.

Никакие домашние меры вроде промываний-полосканий-ингаляций и инфлюцида не помогли, через три дня я уже была на больничном с ОРВИ, быстро перешедшей в обострение хронического синусита, антибиотик в таблетках не помог, пришлось колоть...

Но даже и без ОРВИ заместительница заведующей, тоже помогавшая на адаптации, попросила меня не соваться туда больше: - А то получается, что мы все плохие, одна Вы хорошая.

Я жалела этих орущих сопливых крошек, у меня просто сердце разрывалось от их целодневного: «Мама, мама»...

Большинство больше и сказать-то ничего не может... На какое-то время притихнут, а как одеваться-раздеваться (на прогулку, на время сна) - такой поднимается рёв.

В группах пока по 15 человек, реально ходят человек 10 в день, то одни, то другие болеют, но даже десятерых нереально воспитательнице с нянькой одномоменто одеть-раздеть, на горшки усадить, спать уложить... Пока с одними возятся - другие ревут во всё горло.

Едят кое-как сами, самых неприспособленных, конечно, и докармливать приходится. Но прежде всего не голод и жажда, не мокрые штаны и усталость, а просто сам факт, что МАМЫ НЕТ - заставляет бедных малышей плакать. Кто-то просто постоянно тихонько ноет, кто-то молчит и крепится, а потом ревёт во всё горло.

В одной группе один мальчик не давал всем уснуть, такая громкая у него была истерика при попытке уложить его в кроватку. Остальные уже вроде наревелись и готовы смежить веки, а он не даёт. После безуспешных попыток как-то успокоить воспитательница вывела его из спальни и вызвала маму забрать его. Явилась мама. Он, говорит, дома ещё мне сказал, что не будет в саду спать.

- Ну так обговорите с ним, что вы дальше будете делать, спать или нет, ведь страдает не только он сам, но и другие дети, может, магнием В6 хотя бы первое время его попоите, или забирайте до сна, или раньше поднимайте, чтоб к нужному времени свалил его сон, но что-то делать надо - говорю я маме.

На другой день она принесла ему бутылочку с соской, чтоб дали перед сном. А вот не положено! Никаких сосок, дашь одному - другим тоже захочется. И никаких памперсов, горшок и запасные штаны.

И вроде всё это объясняют всем мамашам, что подготовка к яслям в том и заключается, чтоб отучить ребёнка от соски и памперсов, поскольку тут их не будет, приучить к горшку и самостоятельно есть ложкой и пить из чашки.

Но доходит не до всех, раз дали место - примут всё равно, а как уж там дальше будет...

Воспитательницы жалуются, что сад в 7 открывается, они приходят без десяти 7 проветрить группу - а мамы с детьми ещё раньше их! Работают сады в Беларуси до половины шестого вечера, детей третий раз кормят сразу после сна и всё. Раньше работали дольше и был более поздний ужин, а после сна полдник, но уже довольно много лет вот так.

И уже несколько лет, как полностью оплачивают родители питание детей - и только питание, около двух тысяч в месяц, меньше ста рублей в день. Медсестра в каждом саду  на компьютере считает порционные нормы, сколько чего и куда надобно класть в граммах и миллиграммах...

Пособие по уходу до трёх лет около десяти тысяч по нынешнему российскому курсу, его не забирают, если мама отдаёт ребёнка в сад и работает на полставки (если на полную - забирают), и вот двухлетних малышей отдают мамы в ясли, кто-то подрабатывает, кто-то просто дома сидит, отдыхает от своего ребёнка...

Это мне так одна молодая мама и на полставки воспитательница сказала в ответ на мои недоумения, зачем так мучить малышей, «немаулят», хоть бы говорить они начали, ну что не сидится мамам дома с детьми, раз есть возможность, разве легче или выгоднее бегать на полставки работать, больше потратишь на садик и лекарства:

 - Тяжело это, хочется отдохнуть. Бабушки с внуками нянчится не хотят, приходится отдавать в ясли.

Ох, грехи наши тяжкие. Среди садиковских прачек-поваров видела я уже таких бабушек. Слыша вопли внучонка или внучки, время от времени такая бабушка не выдерживает, вихрем врывается в группу, хватает младенца и уносит к себе в подсобку, там успокаивает и возвращает на место.

Ну а остальные бабушки, кто не в саду-яслях, а где-то там на стороне заняты своей работой и прочими делами, этих воплей не слышат. Люди вообще предпочитают не замечать того, что их травмирует и требует какого-то решения, действия... Это уж я как доморощенный психолог заявляю.

Адаптация, как мне объяснили, разная бывает, кто-то из малышей пару дней плачет, кто-то две недели, кто-то месяцами. Последнее считается «тяжёлой адаптацией». Но рано или поздно до каждого маленького человечка доходит, что никакими слезами горю не поможешь, МАМЫ НЕТ и не будет до самого вечера, и нужно как-то самому выживать и приспосабливаться к жизни.

И пройдёт лет тридцать-сорок или пятьдесят, и постаревшие мамы будут недоумевать, почему у них такие чёрствые дети: не вспомнят, не позвонят, все в своих каких-то делах и заботах. А дети сами этого не будут понимать и помнить.

Как месяцами звали: - Мама, мама! - а мама не шла, и маленькое сердечко сжалось и закрылось. Наступила АДАПТАЦИЯ к этому реальному миру, где каждый сам за себя, и у каждого свои заботы: и у мам, и у бабушек...

Уже далеко не первое, между прочим, поколение. По статистике сейчас только какая-то небольшая часть женщин, выйдя в декретный отпуск, больше не возвращается на работу, примерно каждая пятая.

Остальные четверо, очевидно, незаменимы как работницы, или вынуждены зарабатывать или просто скучно им дома... И вот пишут, что надо радоваться тому, что есть, в штатах вообще нету оплачиваемых отпусков по уходу за детьми, ни на какой самый малый срок.

Не знаю. Меня больше тревожит то, что мамы не хотят побыть дома со своим ребёнком, хотя озабоченное государство даёт им такую возможность. Но это только разрушать просто, а восстанавливать.. Если сама мама в яслях выросла и не знает, чем дома с ребёнком заниматься - то кто ж ей поможет? Её мама? Она тоже не знает как.

Потому что тогда, давно, была война и разруха, и действительно, на счету были все рабочие руки, и надо было в 2 месяца сдавать ребёнка в ясли и выходить на работу, и далеко не у всех была такая бабушка Наташа, как у меня, которая хотя бы первые годы со мной понянчилась...

Вот такая картина маслом. Хорошо, что я ничего не помню про свою «адаптацию».

Хотела написать, что мои дети должны мне памятник - не памятник, по крайней мере крест поставить за то, что не водила их в сад, но вспомнила, как у самой меня год за годом не доходят руки убрать у бабушки Наташи покосившийся памятник, оставить один спрятавшийся за ним крест, только и сделала, что оградку покрасила несколько лет назад...

Нет, пусть хотя бы просто помнят о ней. И обо мне.