Ниже мы помещаем часть записок Д. В. Краинского (См. о нем: «Хотелось бы вернуться домой, увидеть своих и послужить Родине. Памяти Дмитрия Васильевича Краинского (23.10/5.11.1871-13.03.1935)»)
В публикуемом фрагменте речь идёт о пребывании русских беженцев в городе Тульча (Румыния) после того, как они вынуждены были покинуть пределы своей родины, спасаясь от большевиков (См. об этом здесь).
Название, подготовка рукописи к публикации, - составителей (О.В. Григорьева, И.К. Корсаковой, А.Д. Каплина, С.В. Мущенко). Рисунки - автора.
+ + +
Город Тульча в Румынии будет для русских людей историческим городом. Дважды русские отступали от большевиков на Румынию. В марте 1919 года добровольцы отходили из Одессы вместе с французами, греками и поляками. Они были сосредоточены в Тульче и скоро направились в Новороссийск. Румыны тогда пропустили русских, погибли отдельные лица, но это был тот долг, которого требовали обстоятельства военного времени. В бригаде генерала Тимоновского свирепствовал сыпной тиф.
Совершенно иное положение создалось в этом году. Добровольческая армия была разгромлена. В Румынию отступали в сущности не воинские части, а бежала толпа беженцев, спасающихся от расправы большевиков. Это были обезоруженные люди, которые не могли оказывать сопротивление даже грабившим их крестьянам. Это были люди обессилившие, но уже исполнившие свой долг. Это была толпа людей, которые требовали защиты международного права и просто гуманного к себе отношения. <...>
+ + +
Люди проявляли патриотизм и делались настоящими русскими людьми.
В особенности это сказалось на Страстной неделе и в дни Св. Пасхи. Русские проводили целые дни в церкви.
Бабадак (тюрьма) выводилась в церковь в сопровождении стражи. Это было для наших пленных истинным удовольствием. Заключенные составили свой хор и прислуживали в церкви. Местный священник уступил службу в русской церкви нашему батюшке отцу Сергию Калита - беженцу из Черниговской губернии.
С особым грустным оттенком и глубиной служил отец Калита, вызывая глубокие чувства в настроении русских беженцев.
Одним словом, русская церковь на валу была в руках русских беженцев. Здесь более, чем где-либо чувствовалось сближение русских на чужой территории. У всех на душе было грустно и тяжело. Как-то особенно сильно чувствовалось общее горе и тоска по родным и близким людям на Страстной неделе. Румыны этот раз особенно русских не притесняли, а в ночь перед Пасхой разрешили даже ходить по городу целую ночь.
Оставаясь верными своим традициям, русские шумно отпраздновали Пасху. «Загнав» (продав) последние свои вещи, беженцы проявили свою русскую натуру и, вероятно, не было уголка в Тульче, где бы не было водки и пасхи. Отчасти от горя, отчасти от души русские выпили много. <...>
Даже в тюрьме люди разговелись как следует. В этом хмелю вылилось наболевшее горе за себя и за родину и забылось положение пленного за границей.
Румыны посчитались с этим настроением и дали волю разгуляться русской натуре. Уже к Заутрени румыны стушевались. <...>
Ночью на улицах можно было встретить только русских. Впрочем, скандалов не было. Публика вела себя скромно.
С особой торжественностью священник отец Сергий отслужил Заутреню. Церковь была переполнена русскими во главе с начальником этапа и его штатом служащих. Церковь была заполнена старыми шинелями русских добровольцев. Все были одеты одинаково - все в русских солдатских шинелях.
Пел хор офицеров из бабадака (тюрьмы), возле которых на клиросе стояла стража в лице двух пожилых румын-солдат. Многие плакали и по долгу стояли на коленях перед иконами, освещенными тысячами восковых свечей. Было грустно, тяжело на душе, и к горлу подступали слезы. В таком состоянии в темную глубокую ночь добровольцы шли разговляться и первую рюмку, конечно, пили за своих родных, близких и дорогих людей.
+ + +
Ранняя Пасха (29 марта) совпала с первыми, чудными весенними днями. Начала распускаться зелень и появилась трава. Мы спали уже с открытыми окнами. Было грустно. Весна тянула домой. Что делалось в родных краях мы не знали. Уже давно шли слухи, что нас отправят в Болгарию. Румыны старались отделаться от русских, а болгары принимали нас.