Ниже мы помещаем часть записок Дмитрия Васильевича Краинского (см. о нем: «Хотелось бы вернуться домой, увидеть своих и послужить Родине. Памяти Дмитрия Васильевича Краинского (23.10/5.11.1871-13.03.1935)»)
В публикуемом фрагменте и приложении речь идёт о Гербовецком госпитале для русских беженцев в имении Лобор возле г. Златар (Хорватия), начальником которого был выдающийся русский учёный с мировым именем, врач, общественный деятель, публицист, писатель, участник Русско-японской, Великой (Первой Мировой) войн, член Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России по расследованию злодеяний большевиков Николай Васильевич Краинский (1869-1951) (см. о нем).
Державная комиссия по приему русских беженцев в Королевстве сербов, хорватов и словенцев открыла три русских госпиталя. Главный хирургический госпиталь на 100 чел. был открыт в Панчеве; затем такой же госпиталь открыли еще во время эвакуации в Макошице (бухта Которская) и третьим считался Гербовецкий госпиталь на 60 человек. Кроме этого, в Словении, в Вурмберге, был открыт санаторий для больных туберкулезом.
Свои записи Д.В. Краинский вел в соответствии с досоветской орфографией и по юлианскому календарю. В нашем издании орфография приближена к современной. Название, подготовка рукописи к публикации, примечание - составителей (О.В. Григорьева, И.К. Корсаковой, А.Д. Каплина, С.В. Мущенко).
+ + +
В госпитале не было постоянного священника. Священник приезжал периодически по вызову. Иногда приезд его совпадал со смертью кого-нибудь из больных, и тогда у нас бывали торжественные похороны. В большинстве случаев хоронили без священника и это производило удручающее впечатление. Деревянный гроб, ставился на госпитальную повозку, запряженную в этих случаях парою лошадей. В подворотне, где всегда собиралась публика, чтобы проводить покойника, иногда образовывался импровизированный хор из больных и служащих, и покойника провожали пением «вечная память».
Публика провожала покойника обыкновенно до мостика, а дальше шли по назначению сестра милосердия и заведывающий хозяйством. В Лоборе процессию встречал местный жупник (ксенз) и читал возле гроба молитву. Так хоронили без отпевания громадное большинство умерших.
Только после, когда приезжал священник, он служил панихиду и ездил на кладбище служить по тем, кто погребен без отпевания.
Приезд священника был всегда большим событием в Лоборе и вызывал большую радость. Столовая принимала вид храма, украшенного зеленью цветами, ельником и можжевельником. У иконы зажигалась лампада. Горели восковые свечи. Столы выносились из комнаты, так что комната становилась громадная. Хор составлялся обыкновенно из больных и служащих, и всегда находились люди, которые знали церковную службу и прислуживали священнику.
Этот храм едва вмещал в себе всех молящихся. К службе некоторых больных выносили на руках. Выходили из палаты и такие больные, которых никогда не было видно.
Всенощная служилась обыкновенно после ужина и по своей обстановке она вызывала более глубокое молитвенное настроение, чем литургия. Молились исступленно сосредоточенно, простаивая на коленях пол службы. Здесь люди отдавались своему горю всем своим существом и глубоко переживали те испытания, которые выпали на их долю. Каждое слово священника, каждый напев, проникали в душу, заставляя глубоко чувствовать ту утрату, которую нельзя ничем заменить. Вспоминалась Родина, родные, убитые, замученные, умершие и томительно выражалась беспокойство за тех, кто остался в России. В сознании ужаса своего положения и полной неизвестности неприглядного будущего молились и за себя.
Эта скорбь и выражение застывшего на лице горя, а иногда и отчаяния, были на лице почти у каждого, но в молитве на тех же лицах была видна покорность, смирение и решимость претерпеть испытания до конца. И в безсилии люди сосредоточенно крестились широким крестным знамением и клали глубокие земные поклоны.
Выходили из церкви с опухшими глазами, сморкаясь и вытирая невысохшие слезы.
На литургии утром после сна настроение бывало спокойнее, и служба казалась торжественнее. Особенно радостно бывало, когда через решетчатые окна в столовую проникали лучи солнца, освещая сверху и сзади толпу молящихся. Литургия носила кроме того, если можно так выразиться, более деловой характер. Нужно было не забыть поставить свечку. Нужно было подать священнику поминальную записку и достать просфору. После литургии нужно было причастить некоторых больных и пойти по палатам с крестом, а потом ехать на кладбище служить по тем, кто похоронен без отпевания. Люди были заняты этими заботами.
В течение всей службы к столу возле алтаря подходили и клали поминальные записки и о здравии. Издали было видно, как эти бумажки постепенно возрастали в числе и ко времени поминания обращались в целую кучу бумажек. Быстро потом священник брал поочередно эти бумажки и также быстро читал с припевом за упокой бесконечного множества умерших, умученных, убиенных и на брани свой живот положивших.
Страшно было слушать этот мартиролог погибших людей. И молились за них не только те, кто подал записку, но и посторонние им лица. Долго читал священник имена этих жертв и много молящихся выслушивали эту выстаивая подолгу на коленях. Я спрашивал потом священника отца Михаила Слуцкого [1], и он сказал мне, что каждую службу ему приходится поминать от 100 до 150 имен.
Священник обыкновенно говорил проповедь и, конечно, почти всегда на одну и ту же тему - об испытаниях, ниспосланным русским людям. Тяжело было слушать эту проповедь. Она не облегчала наших душевных страданий и, напротив, заставляла еще сильнее чувствовать то горе, которое в прочувственной проповеди подчеркивал проповедник. Но это состояние, вызывавшее на глазах слезы, продолжалась недолго.
Спокойно и хорошо, как после сознания исполненного долга, становилось на душе после обедни и хотелось опять и еще быть в церкви и без конца слушать молитву. И всем было жаль, когда на следующий день уезжал священник.
С необыкновенным настроением прошла Страстная неделя и заутреня в ночь на Светлое Христово Воскресенье. Погода была весенняя, теплая, солнечная. Говели почти все. Служба бывала ежедневно утром и вечером по расписанию. Вся жизнь госпиталя сосредоточилась в церкви. Было грустно, но чувствовалось что-то свое, родное. Далеко от госпиталя не уходили. Даже в парке было мало народу. Все толпились на скамеечках у ворот, греясь на солнце. Дамы и детвора собирали тут же на полянке фиалки и постоянно носили их в церковь, освежая ими завядшие цветы.
К службе обыкновенно звонили в госпитальный колокол и это придавало особую торжественность службе. В коридорах стоял еще дымок после службы и пахло ладаном. Этому настроению, которое бывает всегда на Страстной неделе, много способствовало еще то обстоятельство, что в госпитале пахло постной пищей. Сестра-хозяйка Наталия Ивановна Давид отлично готовила постный борщ и делала вкусные пироги с кислой капустой.
Кухня - это было единственным местом в госпитале, где чувствовалась жизнь. Там готовили пасхи и красили яйца. Даже поздним вечером там был слышен властный голос сестры. Там кипела работа и пеклись куличи. В госпитале была другая жизнь - спокойная, тихая, ровная. И я знал, что многие пишут письма своим родным в Россию.
Оживление проявилось лишь в субботу, перед заутреней, когда начали готовиться к Светлому празднику и накрывать пасхальные столы. Поражало необыкновенное количество фиалок, которыми были убраны столы и украшен храм-столовая. Даже в коридоре на окнах стояли в баночках букеты фиалок.
К 10 часам вечера все были уже одеты. Военные надели свою форму с погонами. Дамы одели свои платья. У некоторых оказались белые платья. Особенно чисто были одеты сестры милосердия в своих новых платьях и необыкновенной белизны фартуках и косынках. Мужчины были тоже парадно одеты, в чистых воротничках и в новых, у кого были, пиджаках. Одним словом, все приняли парадный вид и только меньшинство осталось в больничных халатах. К 12 часам начался крестный ход вокруг замка.
Это было море огней. Каждый нес в руках зажженную свечку, а путь освещался факелами. Шли по темным дорожкам парка в чаще высоких елей и выходили затем к воротам, у которых беспрерывно звонил госпитальный колокол. Трижды крестный ход обошел здание госпиталя с отличным пением хора, который образовался еще на Страстной неделе. Затем священник крестным ходом обошел здание всего госпиталя по его длинным коридорам и потом началась служба.
Заутреня была торжественная, величественная, совсем так, как в России. Мы были как дома. Это был уголок России и настоящий русский праздник. В церкви было тесно и жарко, так что многие стояли в буфетной и даже в коридоре. Множество огней от горящих в руках у каждого свечей, придавало особый праздничный вид службе.
И, тем не менее, и здесь у многих стояли слезы в глазах и каждый раз, когда хор пел «Христос Воскресе», они опускались на колени и подолгу стояли с опущенной головой...
ПРИЛОЖЕНИЕ
Мне грустно вспомнить этих живых когда-то людей, с которыми судьба столкнула меня в последние дни их жизни. Для меня было ясно, что это все жертвы переживаемого нами тяжелого времени - жертвы революции и большевизма. За полтора года в госпитале умерло более 30 туберкулезных и все они похоронены на католическом кладбище в Лоборе, в четырех с половиною километрах от госпиталя. На каждой могиле стоит деревянный высокий крест с жестяной дощечкой, на которой моей рукой масляными красами написаны: даты смерти, имя, отчество, фамилия каждого умершего, а также воинская часть, в которой он служил.
По просьбе заведующего хозяйством, полковника Духонина, я делал эти надписи взамен тех, которые были сделаны первоначально химическим карандашем.
Мне часто приходилось бывать на этом кладбище и я могу сказать, что это та же картина бесконечного русского горя, о котором мы несколько раз говорили в своих записках.
На высокой горе, в стороне от могил местных жителей, в левой от входа части кладбища возле г. Лобор, отведен небольшой участок для русских. Здесь в тесноте друг возле друга лежат русские люди, в большинстве еще молодые, которым не посчастливилось увидеть свою Родину. Это былое добровольческое кладбище, где нашли вечный покой далеко от своей Родины борцы за свою Родину и те, кто ушел вместе с ними, не желая оставаться в советской России. Всего на кладбище около 50 могил. <...>
Я решил приобщить к своим запискам список погребенных на этом кладбище, может быть он пригодится, если мы вернемся на Родину.
Список похороненных на католическом кладбище
в г. Лоборе (Хорватия).
Антон Алексеевич Барановский врач, умер 15 ноября 1921 г.;
Даниил Федорович Коликов - 2 декабря 1921 г.;
Дмитрий Николаевич Иоветич, кадет - 14 дек. 1921 г.;
Юлия Сергеевна Тимофеева - 24 февраля 1922 г.;
Евгений Яковлевич Шмотков - 31июня 1922 г.;
Иван Федорович Носенко - 5 декабря 1922 г.;
Владимир Михайлович Фирсов - 19 января 1923 г.;
Евгения Степановна Уманец 14 ноября 1922 г.;
Василий Иванович Коссов - 18 июля 1922 г.;
Михаил Константинович Левицкий - 28 июля 1922 г.;
Татьяна Федоровна Стрекозова - 17 сентября 1922 г.;
Павел Александрович Пашков-Облесимов - 29 сентября 1922 г.;
Алексей Никитич Игнатьев - 25 марта 1923 г.;
Иосиф Яковлевич Скрипницкий-Скрипченко - поручик - 24 мая 1922 г.; Георгий Александрович Рюмин - 11 июля 1922 г.;
Иван Иванович Биязи - 29 мая 1923 г.;
Георгий Жибер - 9 декабря 1922 г.;
Михаил Васильевич Максимович-Васильковский - 24 апреля 1923 г.;
В.А. Тарасов - 4 мая 1923 г.,
Тимофей Степанович Боровой - 11 апреля 1923 г.;
Александр Маркович Горьковой - 31 марта 1923 г.;
Петр Николаевич Малюга - 14 июня 1923 г.;
Анатолий Мечиславович Ходасевич - 10 июля 1923 г.;
Николай Тихонович Клопов - 10 сентября 1922 г.;
Валерия Сергеевна Стерлигова - 7 апреля 1923 г.;
Андрей Михайлович Юркин - 7 апреля 1923 г.;
Яков Тимофеевич Москаленко - 26 мая 1923 г.;
Михаил Никитич Колесников - 3 июля 1923 г.;
Яков Иванович Потапов - 12 августа 1923 г.;
Прокофий Ефемович Четвериков - 28 августа 1923 г.;
Леонтий Николаевич Капустин - 3 ноября 1923 г.;
Александр Павлович Лимберг - 21 июля 1923 г.;
Евгений Александрович Шмидт - 16 июля 1923 г.;
Георгий Евтихиевич Лобков -7 июня 1923 г.;
Николай Дмитриевич Дикий - 22 июля 1923 г.;
Николай Нарцисович Чепурковский - 23 сентября 1923 г.;
Виктор Павлович Плужников - 8 октября 1923 г.;
Ефим Евстафиевич Охрименко - 10 октября 1923 г.;
Лидия Васильевна Савицкая -30 ноября 1923 г.;
Константин Захарьевич Петров-Джелалиев - 20 декабря 1923 г.;
Владимир Валерианович Ролич -20 декабря 1923 г.;
Константин Михайлович Любимов - 26 декабря 1923 г.;
Василий Ефимович Осташков - 9 ноября 1923 г.;
Елена Андреевна Резникова - 9 ноября 1923 г.;
Николай Николаевич Степанов - 22 ноября 1923 г.;
Куликова - 23 ноября 1923 г.;
Петр Семенович Адамовский - 22 января 1924 г.;
Зинаида Петровна Голицинская - 10 января 1924 г.
Примечание
[1] Слуцкий Михаил Иосифович (1873 - после 1923) - протоиерей.
Закончил духовную семинарию. В 1897 г. рукоположен в священника. С 1902 г. служил в Харьковской Александро-Невской церкви при Богоугодных заведениях, сначала в старой церкви - священником, затем настоятелем в новой (с 1907 г.), принимая самое активное участие в её строительстве. Законоучитель фельдшерской школы.
Эмигрировал во время гражданской войны в Константинополь затем в Королевство сербов, хорватов и словенцев. В 1921 г. был рекомендован для участия в Русском Зарубежном Церковном Соборе в Сремских Карловцах.
Автор различных сочинений духовного содержания: Школа без Бога // Мирный труд. 1908. N 2; Народная школа и Церковь // Мирный труд. 1909. N 10; Смысл жизни человека по произведениям Андреева, Сологуба, Горького, Метерлинка и решение его в христианстве. X., 1910; Светлой памяти М. В. Ломоносова, величайшего ученого, поэта и христианина. X., 1911; Русская интеллигенция перед вопросом веры // Мирный труд. 1911. N 2 и др.
