Любутка против джекпота

Слово - зеркало жизни

«В начале было Слово...» Богословы по сей день спорят о смысле первой строки Нового Завета Евангелие от Иоанна. Однако большинство людей, тем более далеких от религиозного миропонимания, мало задумываются об этом, имея на слово вполне конкретный взгляд, рассматривая его как средство общения и отражения реальности окружающего мира. У каждого из нас этот мир формируется по-своему - в зависимости от социального положения, образования, профессии, веры. Я, например, глубоко благодарен судьбе за то, что она дала мне возможность расти среди народной речи, обычаев и традиций.

Из родителей больше всего моим воспитанием занималась мама Анна Дмитриевна. Незамысловатыми рассказами она открывала мне мир.

- Видишь, сколько травищи промеж ботвы? - певуче рассказывала она. - Вся разного фасона. Это - вьюн, крепкий, пронырливый. Как говорится, и вашим и нашим. Это - мокрица, по низам, в темноте свое дело делает. Это - лебеда-дуреха, жилистая, сильная, всегда выше ботвы высовывается, чтобы ее заметили. Но кого первым заметят, того, бывает, первым и сломают. А это - молочник, сочный, представительный, но у корня легко ломается. Рядом с ним - повилица, пристанет, не знаешь, как от нее отвязаться...

Или:

- У каждой коровы свой норов. Бывает, взъерепенится одна, все стадо взбаламутит. И ей худо, и другим от нее - морока. Так и у людей...

От мамы я узнал, что «полная луна» - к морозу, что если солнце заходит за тучу, быть дождю. «На Мефодия дождь - будет идти сорок дней, на Самсона дождь - до бабьего лета. А май холодный - год хлебородный», - говаривала она. Увлеченно слушал я ее повествование о том, чем желна отличается от простого дятла, полевой ястреб от коршуна, почему от болотного багона болит голова, и опасно есть «волчью «ягоду»...

Мама знала множество поговорок и пословиц. Идем, к примеру, в лес за грибами, а она наставляет: «В поле глазато, в лесу ушато» - мол, если «гукну» (крикну), «отгугикивайся» (отзывайся), чтобы не заблудиться. Возвратился с рыбалки, небрежно оставив во дворе удочку с живцом на крючке, а на него попалась курица. Мама вздыхает: «У бедного Ванюшки - везде камушки»...Однажды в сочинениях А.В. Кольцова, изданных в Санкт-Петербурге в 1911 году, я обнаружил собранные автором «русские пословицы, поговорки, приречья и присловия». Многие из них впервые услышаны мною от мамы. Крестьянская речь настолько вошла в мое сознание, что, прожив десятки лет в большом городе, я и сейчас могу говорить подобно тому, как говаривали мои земляки. В просторечье у нас хлеб называли бабашей, гряду на огороде лехой, кадушку для воды - шайкой, крапиву - жагалой, челюсть - лалыкой, сырую погоду - дрызгелью, тропинку в болоте - ступнем, небрежно одетого человека - расхолюзой... У нас при каждом удобном случае добавляли в речь «чур». А еще были в ходу «ту» и «на». Например, «Ту, надоемши он мне, что горька редька», «на, гляжу, а это ен стоить». Старушка Евгения, дружившая с моей мамой, изъяснялась так: «Нюрынька, как тутоськоршишь? Ничаго, да? А мне так нянять, так нянять. Штомочалина, быват, расхлобыстаюсь, курчушкомсунуся и ляжу пластом...

Народная речь живуча. Семидесятилетний Александр Петрович клал в нашей избе печь. Будучи у него в подсобниках, я записал немало, услышанных от его уст поговорок и присказок: «Вода мельницу ломает», «один нажим, и в стороны бежим», «дербень-дербень, моя Калуга», «будут денежки в кармане, будут девушки в торгу», «дела идут, контора пишет, руб дадут, а два припишут». А сколько народных выражений в речи моего директора школы Алексея Михайловича Новикова, Почетного гражданина района, фронтовика, кавалера боевых и трудовых орденов, проживающего в деревеньке Козлово. В марте Новикову пошел 100-й год, но он все еще активен, любит ходить в лес за грибами, «ставить крючки» на голавля на Западной Двине. Как-то звонит: «В Кошелевке маслят - черт на печку не закинет!». Обещаю приехать в течение недели, а он недоверчиво: «Ах, сулиха - недахи родная сестра».

Все это языковое богатство родилось не само по себе. Близость к миру русской природы, земле, ощущение радости крестьянского труда оказывали сильнейшее влияние на языковые процессы. Где как не в провинции можно было насладиться «пленительностью русской медлительной речи», о которой писал Константин Бальмонт. А князь Петр Вяземский отмечал:

Язык есть исповедь народа,

В нем слышится его природа,

Его душа и быт родной.

Сколько вокруг примеров такого неразрывного единства природы, быта, русского умостроя, русской истории! Взять хотя бы названия наших тверских деревень: Залучье, Красное Утро, Гостилиха, Светлое, Гладкий Лог, Мариница, речушек: Сударевка, Русановка, Любутка, Грустенька, Лучиновка, Струженка, Студеница, Ладомирка, урочищ: Найденные Гривы, Лаужкины Шалашки, Орлинский Озерок... Разве в них не проявляется характер русской души - лиричной, широкой, пронизанной любовью к отчему краю, его непростая судьба?

Проявляется он и в песнях. Ах, какие красивые песни звучали! В застолье у нас дома пели народные «Тонкую рябину», «Ой мороз, мороз», «Степь за да степь кругом», «При лужку-лужке», «Позарастали стежки-дорожки», «Когда б имел златые горы», песни советской поры «Огонек, «Катюшу», «Вот кто-то с горочки спустился», «Уральскую рябинушку», «Словно замерло все до рассвета...». Тогда вообще много пели. Напротив нашего дома, через дорогу, в бараке, жил милиционер дядя Митя, он душевно исполнял под гитару романсы. Чуть дальше, уже на нашей стороне, жила эстонка тетя Лена Богданова, которая пела под кантеле. Пройдется по аккордам и выдаст: «Бывало, вспашешь пашенку, лошадок распряжешь, а сам тропой заветною в знакомый дом пойдешь...» Внук тети Лены Олег Чернышев с детства хорошо играет на аккордеоне, пишет стихи, рисует. Сейчас профессор Чернышев, бывший руководитель Союза дизайнеров СССР, бывший народный депутат СССР, живет в Минске, преподает в университете. Несколько лет назад мы встретились, вспомнили песни нашего детства, и Олег с грустью заметил: «Теперь так уже почти не поют...». И это - правда. Тексты многих современных песен бессмысленны, мелодии примитивны. Из них ушла душа. Поди разберись, о чем визжит Лепс! В советское время с такими текстами не пустили бы на порог захудалого деревенского клуба. Теперь открыты престижные залы, предоставлены центральные телеканалы, платятся гигантские деньги.

Обычным явлением стало включение в репертуар известных исполнителей песен на английском языке. До чего дожили! Даже на «Славянском базаре» в Витебске некоторые российские представители поют по-английски. Словно бы Россия - не их Родина. Впрочем, «островки» нашего, русского, к счастью, еще остались. Помнится, нашей редакции довелось принимать группу туристов и замериканского штата Миннесота. Недалеко от истока Волги разбили привал. После ужина две симпатичные студентки-переводчицы факультета Романо-германской филологии Тверского госуниверситета решили щегольнуть перед гостями, исполнив на английском языке «Америка, Америка - прекрасная страна...». Когда они закончили петь, шофер автобуса Володя взял из кабины свою гитару и проникновенно запел «Я люблю тебя Россия, дорогая наша Русь...» Девушки-переводчицы как-то вдруг сникли. Песня в исполнении Володи была им тактичным укором. Что ж это мы свое не знаем и не ценим, а перед чужим преклоняемся. Негоже ведь так!

«Ныне в моде инновации...»

Надо заметить, что с детства унаследованная нами, детьми русской провинции, народная речь дополнялась качественным образованием, которое давала советская школа. В отличие от теперешней с ее дебилизирующим ЕГЭ, она учила любить Родину, а значит, любить родную речь, родную литературу.

Добрым словом вспоминаю учительницу Юлию Семеновну - с мужем, Федором Степановичем Скибой, они жили несколько месяцев у нас «на квартире», и за это время Юлия Семеновна научила меня, шестилетку, читать. Каждый раз, проезжая через деревню Студеницы, где преподавала эта женщина, я снимаю шапку возле того места, где стоял ее дом, вспоминаю ее слова, произнесенные в одну из наших последних встреч: «Судьба играет человеком». Самой Юлии Семеновне судьба уготовила трагический финал. Оставшись после кончины дочери и мужа в одиночестве, она, ослепшая и оглохшая, сгорела заживо вместе с домом. Живет в моей памяти и светлый образ моей учительницы в младших классах - Зои Георгиевны Кузнеченко, но, в особенности, - моей классной руководительницы Татьяны Васильевны Супоневой, преподававшей русский язык и литературу. Дочь сельского священника, человек высоких духовных помыслов, она не только любила русскую классику, она жила ею, могла часами декламировать стихотворения Лермонтова, Фета, Тютчева и, конечно же, несравненного Пушкина.

Не могу не вспомнить еще одного человека, приобщавшего меня к русскому слову - заведующую районной библиотекой в 60-е годы Антонину Федоровну Николаеву. Литературные вечера, которые она устраивала, помнятся до сих пор. Полки единственного в Андреаполе (тогда еще поселке) книжного магазина тогда были скудны, а здесь, в библиотеке, расположенной в обычном деревянном доме, - какое богатство! Читай - не ленись. Впрочем, чтения мне было мало. Множество часов было просижено мною в уютном читальном зальчике для переписывания понравившихся стихов в «заветную тетрадь». Завести ее посоветовала мне Антонина Федоровна. Спустя годы на сессионном экзамене по русской литературе в Ленинградском госуниверситете мне «попались» стихи «раннего» Бунина. Поймав себя на мысли, что я не знаю, какие это именно стихи, начал читать то, что, будучи девятиклассником, выписывал в «заветную тетрадь»: «И ветер, и дождик, и мгла над холодной пустыней воды...» Преподаватель, принимавшая экзамен, меня остановила: «Это не «ранний» Бунин». Взялся читать другое: «Осыпаются астры в садах, стройный клен под окошком желтеет...» И это было не то, что надо. Прочел еще несколько стихотворений из «заветной тетради». «Скажите, вы любите ходить по лесу?» - деликатно поинтересовалась экзаменаторша. «Люблю....» И тут мне вспомнилось: «Пройдет моя весна, и этот день пройдет...». Это был «ранний» Бунин, его «Лесная дорога». Я получил «пятерку» - так выручила меня «заветная тетрадь».

Впоследствии жизнь обогатила меня иной языковой практикой. Будучи в 80-90-е годы редактором областных газет, я присутствовал на пленумах, бюро обкома, партийных активах. В этом кругу привычными были «прозвонки районов», «будирование процесса», «поставить на вид», «составить разговор», «осуществить директиву», «разработать постановление»...Однако влияние подобной лексики не было всеобъемлющим - слишком сильной оказалась крестьянская закваска у местных руководителей. Секретарь Калининского обкома партии Михаил Алексеевич Карасев, желая укорить очередного «обещалкина» из района, произносил: «Прокукарекал, а там хоть не рассветай». Популярны в выступлениях партийных и советских работников были пословицы и поговорки: «Сей в грязь, будешь князь», «языком льна не натреплешь», «хлеб - всему голова», «один в поле не воин», «что посеешь, то и пожнешь»...

Впрочем, после укоренения в России новой общественно-политической системы все круто поменялось. Пространство жизнедеятельности русского человека наводнилась рыночниками, национальное стало попираться. Нас окружили со всех сторон менеджеры, брокеры, джокеры, киллеры, дилеры, трейдеры, маклеры, клипмейкеры, визажисты, спичрайтеры, промоутеры, провайдеры, дистрибьюторы, омбудсмены и прочие далекие от производительного труда деятели. Одновременно города и поселки наводнились вывесками, смысл которых без переводчика порой и не поймешь. «Чикен Хауз», «Naturprodukt», «Хэлл», «Светлайм», «Чаша Грааля», «Джекпот», «Бонита», «Бананамама», «Карамба» - вот некоторые из названий, замеченные мною в центре Твери. Сужение русского языкового пространства отразилось и в лексике «новоэлитчиков». То и дело слышится: «тренд», «бренд», «дисконт», «драйв», «диверсификация»... Алексей Михайлович Новиков по этому поводу сказал: «Их рубль выучил, а они трескочат про доллар и про барриль!», а моя землячка, педагог из поселка Чистая Речка Наталья Шабанова откликнулась поэтическим словом:

Ныне в моде инновации,

Толерантность, креатив.

А еще модификации,

Шопы, ЧОПы, субъектив.

Учат новыми стандартами,

Мониторят там и тут,

Физкультуру с суперстратами

Модно фитнесом зовут.

Шьют по нано-технологиям,

Отцифровано кино,

Все везде пронумеровано,

Чипом все закреплено.

Там консенсусы достигнуты,

Тут дают коммюнике.

Изъясняться мы сподвигнуты

На чужом нам языке...

Этим дело не ограничилось: либералы стали методично выдавливать русский язык из программ учебных заведений, повели борьбу против крестьянских основ русской литературы. Загнать в состояние внутреннего подполья приобретших известность еще в советское время почвенников Белова и Распутина оказалось непросто, с ними пришлось волей-неволей смириться, но почему бы не «перекрыть кислород» тем, кто идет им на смену? Перекрыли. Результат - членов всевозможных писательских союзов, лауреатов разных премий и званий у нас теперь тьма-тьмущая, а национальных писателей не стало. Точнее, они есть, но неофициально. Их не увидишь на ТВ, о них не пишут газеты, они лишены государственной поддержки, издаются с огромными трудностями и мизерными тиражами. В прошлом году ушел из жизни мой давний знакомый Валерий Осипов. Окончив Тимирязевскую сельскохозяйственную академию, он посвятил себя работе в родной деревне Торопаца, став для нее своего рода «визитной карточкой». Валерий играл на баяне, рисовал, писал стихи и песни. Так и стоит перед глазами, как читает он прилюдно в сельской библиотеке:

Я люблю по дождю прогуляться:

Сапоги, капюшон, плащ до пят -

Вдоль деревни, как сводные братцы,

Тополя у дороги стоят.

Я иду по опушке промокшей,

Я иду по траве вдоль межи,

По пустынной березовой роще,

По стерне после скошенной ржи.

Оборвется ль тропа у оврага,

Стороной ли его обойдет?

Захмелев от рябиновой браги,

Мой закат приходить подождет...

Настоящий поэт, но ни одной книжечки не смог издать. Денег в деревне платят мало, да и работать негде. Вот и Осипов долго был безработным. Тем временем в стране находятся деньги, сотни тысяч рублей, миллионы, для издания всякой «лабуды», подчас откровенного плагиата. Что же это у нас за «издательская политика» такая! Впрочем, как таковой ее в нашем государстве нет. Современная литература рассматривается в «демократическом» обществе исключительно с потребительской точки зрения, а не по критериям нравственности и художественной правды.

Защита языка - защита Родины

Рассуждая о том, почему подвергается дискриминации русское слово, не замечаются русские литературные таланты, надо «зрить в корень». Можно сколько угодно произносить с высоких трибун заклинания о мерах по поддержке русского языка, принимать постановления Госдумы, но ощутимого результата не будет, пока главные носители русского языка, русские, не станут расти численно и не перестанет осуществляться скрытая русофобия. Посмотрите любой современный фильм о деревне: ее жители изображены там либо отъявленными пьяницами, либо недоумками, что есть, конечно же, клевета. В нашей многострадальной деревне все еще много трудолюбивых, совестливых, преданных Родине людей, подобных героям фильма «Вечный зов» Поликарпу Матвеевичу, Панкрату, Кирьяну Инютину, Анфисе, Анне, Агате, братьям Савельевым, Якову Алейникову, Евдошихе, Маньке. Я знаю таких людей. Вечный зов для них это зов родной земли. Только вот какая беда: их становится все меньше, а с исчезновением крестьянина исчезает и образная крестьянская речь.

Главная причина вымирания русских (на эту тему патриотическими журналистами, писателями написано множество статей) в том, что в России главенствует чуждая русскому духу система экономических, социальных и культурных ценностей. Не откажемся от либерал-монетаризма, от проамериканской «новой элиты», будет жить по установкам последователей Гайдара, количество носителей русского языка продолжит сокращаться. И если в 1988 году на нем говорили в мире 350 миллионов человек, сейчас говорят 280 миллионов, то, по предположениям специалистов, спустя десять-пятнадцать лет этот показатель снизится еще больше. Как можно молчать об этом?! Или как можно воспринимать всерьез утверждения либеральных лингвистов (додумавшихся до исключения из списка официальных словарей и грамматик русского языка авторитетных справочников Д. Розенталя и В. Лопатина), что русский язык сам способен постоять за себя?! Русский язык, безусловно, нуждается в государственной и общественной защите. Только не в формальной, а в настоящей - искренней, действенной.

Важно понять: защита русского слова есть защита нашего традиционного образа жизни и национального самосознания. Растворимся ли мы в кишащем безродными упырями глобалистском болоте или останемся уважающим свою историю, своих предков, свой самобытный язык народом? Ответ на этот вопрос, по-моему, очевиден. Можно внедрить экономическую систему, где все определяют деньги, навязать чужеродную массовую культуру, егэшную программу образования, только вот душу русскую переделать нельзя. Она еще скажет свое!

Валерий Кириллов, писатель

г.Тверь